Служители зла - Светлана Полякова


Под глянцевыми фасадами пряничного городка Старая Пустошь притаилось Зло, тем более страшное и опасное, что оно обладало немалой притягательностью и странным, гибельным очарованием. Даша поняла, что надо спасать родных, надо бежать из этого места. Только Пустошь еще никого и никогда добровольно не освобождала из своей паутины…

Содержание:

  • Часть первая - НЕВИННОЕ ИСПОЛНЕНИЕ ВСЕХ ЖЕЛАНИЙ 1

    • Глава 1 1

    • Глава 2 5

    • Глава 3 10

  • Часть вторая - НЕЗВАНЫЕ ГОСТИ 15

    • Глава 4 15

    • Глава 5 20

  • Часть третья - ОН 25

    • Глава 6 25

    • Глава 7 28

  • Часть четвертая - ИГРА ТЕНЕЙ И СВЕТА 31

    • Глава 8 32

    • Глава 9 39

    • Глава 10 45

  • ЭПИЛОГ 47

  • Примечания 47

Светлана Полякова
Служители зла

И ворон, неподвижный, все еще сидит на бледном бюсте Паллады, как раз над дверью моей комнаты, и глаза его смотрят, словно глаза мечтающего дьявола; и свет лампы, падающий на него, бросает на пол его тень; и душа моя из круга этой тени, колеблющейся по полу, не выйдет больше никогда!

Эдгар Аллан По

Пятый день подряд в городе идет дождь. Сначала Рите это нравилось - после испепеляющего, как в пустыне, яркого солнца, беспощадно палившего целый месяц, дождь казался ей спасением. Но уже на третий день она начала уставать от серого неба, головной боли и непрестанного желания спать.

"Уснуть и видеть сны"…

Она прошептала это одними губами и невольно поежилась - от этих слов ей стало холодно и неприятно. Да и произнесла она их не по своей воле, и теперь повторила вновь:

- Уснуть… видеть сны…

Губы сами по себе растянулись в улыбке, и улыбка получилась скользкой, неприятной - совсем не Ритиной.

Она отшатнулась от зеркала, чтобы не видеть своего отражения. Теперь все пугает. Все. Шорох половиц. Звук за окном. Легкий шепот листвы. Все - враждебно. "Везде - засада".

- Просто я не хочу больше здесь жить, - сказала Рита неизвестно кому. Неизвестно зачем.

Все равно в доме никого, кроме нее, не было. Иногда ей даже казалось, что и в мире, кроме нее, тоже никого давно уже нет.

Потому что те, кто был там, на улице…

Впрочем, нет, Рита, нет! Не будем о них! Мы спрятались, и теперь нам ничего не страшно! Сюда они не проникнут.

И как бы в ответ где-то в глубине комнат послышался тихий, едва слышный шорох, потом кто-то рассмеялся. Рита вздрогнула и прислушалась.

Как испуганная птица, метнулась туда.

Нет, показалось… Рите только показалось. Последнее время она живет на границе реальности и вымысла. Она уже запуталась так, что иногда не в состоянии отличить одно от другого.

- Твои ночные кошмары перешли в область вечного страха, - сама себе сказала Рита, пытаясь придать голосу твердость с оттенком насмешливости. - Ты продолжаешь придумывать себе проблемы, вот и все. Они же просто люди. Может быть, странные, злые. Но всего лишь люди. Не демоны. Не вампиры.

"Они хуже вампиров, Рита. Они…"

Рита заставила внутренний голос замолчать.

- Послезавтра я отсюда уеду, - сообщила она враждебно настроенным стенам. - Дождусь машину и уеду. Я знаю, что это может быть только призрачной надеждой и глупо верить ему… Но - отчаяние хуже глупых надежд. И… Мне в доме нечего бояться. Я могу никого не впускать. Я могу не впускать вас сюда, слышите?

Она вздрогнула. Ей показалось, что дом рассмеялся. Тихим, скрипучим смехом пересохших от времени половиц. Загадочными проемами окон. Стенами, будто паутиной, покрытыми трещинами. Засмеялся, потому что не хуже Риты знал - все ее надежды смешны. Она не сможет вырваться отсюда, если… Если только не случится чудо. Не явится кто-то, кто сможет разрушить все чары.

Дом не хуже Риты знал, что те, кто окружает ее, страшнее вампиров. Страшнее оборотней. Страшнее демонов. На любую нечисть найдется управа в виде креста и молитвы.

Есть же в этом мире место для Бога?

Или только зло правит бал, незаметно ликвидируя последние ростки добра?

У Господа на все есть управа, разве не так? Так Риту учили с детства - и ей хотелось верить в это.

Но нет такой управы на Служителей. И поэтому - Рита знала это где-то внутри себя, знала, как таблицу умножения, - даже если тебе хочется, чтобы дважды два было пять, этого не случится, потому что всегда ответом будет только четыре. Так и сейчас - все бесполезно. Тебе хочется уехать, но ты не уедешь.

Потому что за твоей спиной уже слышны шаги Служителей, которые пришли по твою душу…

На страданья у них был наметанный глаз,
Старые мастера, как точно они замечали.
Где что у человека болит, как это в нас.
Когда кто-то отворяет окно
или бродит в печали… -

пробормотала Рита, пытаясь вспомнить, чьи это стихи. И вообще - откуда пришли? Так же неслышно, как и Служители.

Так же как их дыхание…

Часть первая
НЕВИННОЕ ИСПОЛНЕНИЕ ВСЕХ ЖЕЛАНИЙ

Глава 1

На страданья у них был наметанный глаз.

Уистен Хью Оден

- И тогда они заберут твою душу, - страшным голосом произнесла Душка. А тело оставят, но на что тебе тело без души?

Павлик забился в глубину дивана и таращил на нее перепуганные глазенки.

- Ну, Душка, - попросил он. - Пускай они ничего не забирают. Пожалуйста!

- Тогда не смотри дурацкие клипы с этим Мерилином Менсоном, - передернула она плечами. - И пожалуйста, я умоляю, не смотри на ночь своих "Плотоядных мамаш".

Она рассмеялась сама над собой - так смешно звучали в ее устах назидания. Братишка подражает ей просто во всем, а сама-то она какова?

Она легко подпрыгнула на диване и сказала:

- Ладно, давай убираться. Вечер "Боишься ли ты темноты" на сегодня закончен. Скоро явится наша утонченная леди Анна, и нам с тобой крупно не поздоровится.

С этими словами Душка начала сгребать на пол все игрушки Павлика, разбросанные по кровати.

- Только не Бадхетта! - взмолился Павлик, доставая из кучи старого медвежонка с оторванным ухом. Малыш так трогательно прижимал его к себе, это смешное чудище с глазами-пуговицами, что Душка, уже приготовившаяся рассмеяться, испытала щемящее чувство, странное, как будто…

Она перевела дух. Братишка стоял такой хрупкий и такой НЕЗАЩИЩЕННЫЙ, и словно бы холодный ветер коснулся вдруг Душкиной щеки. "Боже мой, - подумала она. - Он такой маленький. И спина у него совсем тоненькая… Каждый может ее переломить. И я не смогу защитить его, да?"

- Я же не выбрасываю его, - тихо и отчего-то виновато произнесла Душка. - Даже не думала этого делать. Скорее уж я выброшу свою игрушку, чем трону твоего ненаглядного Бадхетта!

Она дотронулась рукой до светлых кудряшек мальчика.

- Эй! Ты что, в темноту погрузился?

Это была ИХ шутка. Когда возникала неловкая пауза, мама говорила: у вас не ангел пролетел, а будто темнота вас засосала…

С тех пор так они и говорили.

И опять почему-то ей стало не по себе.

- Павлик! Ты не хочешь отсюда уезжать? - тихо спросила Душка, которая никогда не смогла бы признаться в том, что саму ее пугала перспектива уехать неизвестно куда.

- Мама говорит, что мы нигде больше не сможем забыть про Мишу, - по-взрослому рассудительно сказал малыш. - А там - сможем. И еще - там очень дешевый дом и большая зарплата.

- Во-первых, ничего такого уж страшного не случится с нами и здесь, - задумчиво сказала Душка. - А во-вторых, совершенно необязательно нам забывать Мишу. К тому же он в Нарнии, и мы скоро там тоже…

Она не договорила.

"Ну, подруга, ты явно пересмотрела дурацких фильмов своего брата!"

Ее сердце колотилось. Конечно, когда погиб ее старший брат, она испытала слишком сильный стресс. Так сказал детский психоневролог.

Но никто не понял главного. Душка никогда не верила, что ее пятнадцатилетнего брата больше нет. О глупостях она старалась не думать вообще.

На все сто процентов она была уверена в том, что СМЕРТИ нет. Просто в тот проклятый день сместились все ее ценности. И жизнь стала похожа на сон, от которого хотелось избавиться, как от наваждения, проснуться… Дурной сон, который неизвестно чем закончится.

Душке пришлось слишком рано встретиться со смертью. Пятнадцатилетний парень, абсолютно здоровый - какая злая насмешка!

Чья? Ну, чья это насмешка, Душка? Скажи же вслух!

"Как я тебя ненавижу, голосок, - усмехнулась девочка, вытирая пыль с портрета, на котором, как немой укор, застыл ее старший брат. - Ты как Ленка Арбузова - такой же зануда и вредина!"

И на сей раз ей удалось заставить его умолкнуть. Как говорила бабушка, если не верить в Бога, жить станет невыносимо. А Душка привыкла ей верить. Хотя иногда и не могла понять: зачем же понадобился Богу ее юный брат? И почему Он обошелся с ними так жестоко?

Мама же не любила вообще говорить про Бога - со дня смерти Миши Бог стал для нее личным врагом. Но бабушка думала иначе. Про мамины мысли она сказала только, что мама еще совсем юная, чтобы это понять.

"А я?" - спросила тогда Душка. "Ты - совершенно другое существо, - улыбнулась бабушка. - Не то чтобы ты была лучше. Просто - "другое дерево". Так бывает иногда, маленькая. Вроде бы человек как человек, а внутри у него все немножко иначе скроено".

Впрочем, думать было некогда. Душка оторвалась от воспоминаний и стала вытирать пыль с рояля той странной мохнатой метелкой, которую Мишка любил называть "мертвым крокодилом".

Скоро придет мама, а мама не любит беспорядка.

- Господи! Да посмотрите же!

Анна повернула голову, подвластная этому неожиданному возгласу, и увидела, как кошка преследует собаку.

Собака-то была маленькая и насмерть перепуганная, а кошка гнала ее с утробным рычанием, куда более свойственным льву, тигру - кому угодно, но не этой серой замухрышке.

Анна улыбнулась и, уловив это движение своих губ, удивилась.

Уже так давно она не улыбается… Неужели это - предчувствие перемены места? Предчувствие бегства от прошлого, когда мир изменится?

Она не сомневалась в том, что он изменится.

Не то чтобы ее так уж раздражал родной город, но жить там, где все старается тебе напомнить о случившейся трагедии, невыносимо.

Ты выходишь ранним утром на кухню и думаешь, что Мишу надо будить - ему уже давно пора в школу. И вдруг понимаешь, что будить некого.

Нет его больше - вот так, моя Анна. Даже Аранту жаль до слез.

В девять вечера ты встаешь и уже собираешься отругать его за то, что давно пора выгуливать Аранту, - да ведь нет ни того ни другой!

Даже теперь, спустя год, она все еще в плену воспоминаний, пытается делать вид, что живет, что ей интересны и малыши, и Кирилл, - и тем не менее логика ее поступков говорит об обратном. Она смотрела МИМО них, пытаясь сквозь абрисы фигур увидеть хотя бы тень Мишки. Раз уж нельзя увидеть самого Мишку - то хотя бы, Господи, тень!

И когда она понимала, что это совершенно невозможно, она замыкалась в себе, пытаясь скрыть от окружающих свои слезы, спрятать их за жалкой гримасой, в которой только идиот мог признать улыбку. Но из сочувствия все делали вид, что Анна улыбается. А она - даже делая над собой неимоверное усилие и выдавливая эту гримасу, - продолжала плакать. Внутри, внутри - заталкивая саму себя все глубже и думая, сколько еще она сможет выдерживать это насилие над душой.

И вот на тебе - улыбка! А ведь еще неделю назад, видя подростка с собакой, она ощущала, как на нее волной накатывало чувство несправедливости происшедшего, выливаясь жгучими слезами тоски и обиды. Потому что понять, почему Господь поступил так именно с ее близкими, она не могла.

Да и к чему валить на Господа злые поступки злых людей?

- Скоро мы уедем отсюда, - произнесла Анна, нащупывая в кармане и неуловимым движением сжимая белый конверт, - все переменится, и, может быть, мы снова сумеем стать счастливыми…

Она сделала упор на словах "может быть", потому что уже устала от фразы, самоуверенной и тупой, - "все будет хорошо".

Сейчас она ненавидела это идиотское "все будет хорошо" и по мере сил старалась прибавлять к нему неуверенное "может быть".

Может быть, она снова научится любить эту жизнь. Может быть, она когда-нибудь перестанет с ненавистью смотреть на стариков, не умея простить им того, что их скрипучие тела передвигаются по земле, а такое юное, такое летящее, такое устремленное в будущее Мишкино тело покоится в этой самой земле, недоумевая, почему именно так решил Господь.

Может быть, она станет прежней Анной?!

- Значит, вы все-таки уезжаете…

Кирилл посмотрел в материнские глаза.

Анна называла ее "совой". Глаза ее, такие большие, круглые, вместившие в себя целую жизнь, как вмещают Вселенную небеса. Вернее, так уж нам кажется, что Вселенная располагается именно в ночном небе, но кто-то сказал, что каждый человек является этой загадочной сферой.

- Да. - Он слегка наклонил голову, потому что выдерживать проницательный взгляд ее голубых глаз было сложно. Кириллу казалось, что глаза его матери способны увидеть его самые сокровенные мысли.

- И ты уверен, что там будет лучше?

- Мама, - вздохнул Кирилл - Бог мой, как же он устал-то! - Ма, почему ты так негативно относишься к нашей попытке начать все сначала?

- Потому что, мой дорогой мальчик, я не уверена, что так уж стоит начинать это ваше "сначала"… Ненавижу это дурацкое словосочетание - "начать все сначала"! Ты так ненавидишь свою жизнь, что в тебе горит непонятное желание перечеркнуть ее, начать все с чистого листа?

- Ты прекрасно знаешь, что Ане трудно постоянно находиться в лабиринтах памяти, - тихо проговорил он. - Я надеюсь, что в Старой Пустоши она сможет позабыть весь этот кошмар…

- Не думаю, что в месте с таким названием печальные воспоминания могут смениться светлыми впечатлениями, - с сомнением в голосе сказала мать. - И боюсь, что из лабиринтов памяти, откуда вы тщитесь выбраться, вы рискуете оказаться в совершенно других лабиринтах, куда более страшных.

- Господи, ну название-то чем тебе не угодило?

- Старая Пустошь… Похоже на какое-то гребаное болото…

- Ма, перестань так выражаться. Ты и при детях не считаешься с выражениями… Благодаря тебе Душка тоже начала произносить непотребные слова.

- Непотребные слова, мой милый, - это те, в которых нет ничего. Безликие слова. Как безликие люди. Вот безликость-то и есть самое кошмарное непотребство. А твоя Старая Пустошь совершенно явно напоминает Вонючую Гниль…

Она фыркнула и достала сигарету. Очередную, с тоской подумал Кирилл. Тоже игра со смертью - сколько "раковых палочек" мама выкуривает за час?

- Сколько хочу, - проворчала она. - Смерть есть личное дело каждого.

- Ты когда-нибудь перестанешь читать мои мысли?

- А ты думай потише, - усмехнулась она. - От твоих мыслей у меня голова гудит, как надтреснутый колокол, которым пьяный звонарь по неразумию брямкает туда-обратно. В чем там проблема с этим вашим Вонючим Сапогом?

- Старой Пустошью, мам, - терпеливо поправил Кирилл. - Дом не освободился. Нам прислали письмо, просят подождать еще неделю.

- Дали бы старухе еще чуть-чуть полюбоваться внуками, - вздохнула мать.

- Мама, ты всегда можешь приехать к нам!

- Не могу. И ты это знаешь. Мои ноги, дружочек, иногда наотрез отказываются повиноваться. Но я не в обиде на них. Когда-то это случается - и дай Бог, чтобы Он, невзирая на былое мое распутство, что-то перепутал, решив, что я праведница, и меня можно забрать во сне… Правда, из-за проклятых ног Ему придется снарядить самых дюжих ангелов - как они этакую тушу дотащат до Его престола?

- Рано ты собралась туда!

- Да никуда я не собиралась! - отмахнулась мать. - Не считай совсем меня ненормальной-то. Кто ж собирается туда по доброй воле? И вот что угнетает меня больше всего в смерти. Ее внезапность. Непредсказуемость. Она, как невоспитанный любовник, приходит именно тогда, когда ты не успел к ней приготовиться… Если б мне намекнули, когда мой час, я бы хоть приготовилась. Знаешь, чего боюсь больше всего на свете?

- Чего?

- Того, что не успею прическу привести в порядок и губы подкрасить и явлюсь растрепа растрепой!

Она рассмеялась своим странным и тихим, немного хрипловатым смехом. Кирилл в очередной раз почувствовал, что ее смех - самый умиротворяющий на свете. Он не мог объяснить почему, но в детстве еще, когда была обида на первые столкновения с окружающим миром, он успокаивался только тогда, когда мать смеялась в своем кабинете.

- Ладно, я прекрасно понимаю, что уговаривать тебя, тем более Анну, дело бесполезное. Тратить же время на какое-либо дело, заранее зная, сколь оно бессмысленно, не в моих правилах. Налей-ка мне чаю и расскажи про мелюзгу. Как они? Рады?

- Да, - соврал он.

"Нет", - прочла мать. Он понял, что она прочла, по легкому вздоху, по ее грустной полуулыбке.

- Дети чувствуют, когда родители делают не то, что нужно, - пробормотала она.

- Что? - переспросил, нахмурившись, Кирилл.

- Ровным счетом ничего. Душке будет трудно привыкать к новой школе. Девочка неординарная, трудно входит в контакт.

- Мама, Душка - нормальный ребенок. Нормальный! Ничего особенного в ней нет.

- Есть, и ты прекрасно это знаешь. Просто пытаешься убедить себя в обратном, ради самосохранения. Странно, но ты совсем лишен мужества, мальчик. Анна натура куда более цельная, но…

- Ты не любишь ее, - закончил мысль Кирилл.

- Я бы не стала утверждать так категорично. Просто она немного непонятна мне. И почему-то совершенно не хочет идти на контакт. Впрочем, я ничуть не позволю себе превратиться в типичное существо, переполненное нытьем и ревностью, чем грешат представители класса "хомо свекровиус". Если уж я никогда не была типичным образцом человека, так мне и сейчас негоже!

Нервно стряхнула пепел на старый ковер, с грустью посмотрела на своего сына.

"Наш дар, к сожалению, передается лишь по женской линии, - подумала она. - Мужчины не обладают этой странной, почти животной, способностью сражаться за свою жизнь, за жизнь своих близких так, как можем делать это мы. Мужчины слабы!"

И хотя боль разрушала ее, она вновь припомнила о внуке, старшем внуке, невесть как унаследовавшем ее способность к ВОСПРИЯТИЮ. О мальчике с широко распахнутыми глазами, который однажды вышел на улицу.

Вышел, чтобы встретить двух йеху. Двух образцов из породы узколобых обезьян.

Дальше