* * *
Кирилл сидел в кресле, тупо уставясь в телевизор.
"Я выбираю здравый смысл", - сообщила с экрана какая-то смазливая девица (кажется, поп-звездочка. Из тех, что вспыхивают ровно на сутки, чтобы потом навеки погрязнуть в духовном убожестве постоянных тусовок, подумал Кирилл). Девица торжественно продемонстрировала похожую на конфетку упаковочку презерватива.
Кирилл усмехнулся.
Девица сменилась женщиной с бульонными кубиками.
Кирилл услышал, как хлопнула входная дверь. "Анна", - подумал он, удивляясь тому, что его начала раздражать собственная жена. Да и дети тоже. Все раздражало Кирилла так, что он был готов взорваться, сам раздолбать этот домик, взорвать к чертовой матери весь этот мир, лишь бы ему НЕ МЕШАЛИ.
Он поставил полупустую банку на стол. Теперь он не мог существовать без пива. Анна называла это "пивной наркотической зависимостью". "Теперь весь твой душевный мир зависит от этой пивной баночки", - говорила она.
"Да и пускай, - усмехнулся Кирилл. - Значит, таков мой душевный мир. Убогий, как эта полусмятая банка".
- Кирилл? Ты дома?
- Нет, - проворчал он едва слышно. - Меня нет. Есть только физическая оболочка, да и та принадлежит теперь ведьме с чарующим голосом.
Он прикрыл глаза. Сделаем вид, что мы спим. Тогда нас не станут беспокоить.
Дверь скрипнула.
Чтобы его сон выглядел натуральнее, правдивее, он всхрапнул.
Дверь так же тихо закрылась. Кирилл усмехнулся. Можно быть спокойным - некоторое время его не будут тревожить. Он ведь теперь "работает". Он приносит деньги и устает как собака. Он, черт побери, заслуживает отдыха. Кирилл хихикнул, вспомнив про свою "работу".
Жеребец-производитель. Ответственный за Ариаднино потомство.
Если у нее родится змееныш, он станет отцом змеи. Какой бред - просто наркотическая смурь! Кирилл, спокойный в прошлом парень, нормальный, как дерево, растущее в поле, станет отцом "уроборосика"!
"А ведь Анька была права насчет моей матери, - зло подумал Кирилл. - Дерево начинает болеть, если у него, черт побери, гнилые корни".
Его корни, благодаря матери, подвержены гниению.
Ее детские увлечения магией сыграли решающую роль в становлении психики маленького ребенка.
Теперь ребенок, верящий в колдовство, проснулся. Нравится это Кириллу или нет, а только ничего не исправишь.
- Не исправишь, - сказал Кирилл, рассматривая банку.
На экране популярная певичка, обтянутое платье которой делало ее тонкую фигуру змеиной, улыбнулась. Кириллу показалось, что она смотрит прямо на него. Ее лицо стало похожим на Ариаднино.
Теперь он был уверен - это Ариадна в роли певицы совершенно с другим именем (Кирилл его и не помнил, знал только, что она чья-то там дочь) смотрит с экрана. Это она призывает его к себе, маня легкими движениями длинных и пластичных рук.
Ее глаза приближались, ее улыбка становилась все шире. Все больше напоминала оскал змеи…
Кирилл не выдержал.
- Уйди, - захрипел он. - Пожалуйста, уйди!
Она все приближалась, явно намереваясь выйти из этого "магического ящика". Она…
Рука ее плавно коснулась Кирилловой щеки.
- Милый мальчик, не будь таким жестоким, - выдохнула она прямо ему в лицо.
Кирилл был готов закричать.
- Уйди, - снова попросил он.
Он закрыл глаза. Она рассмеялась - тихо, почти едва, и Кирилл, почувствовав ветерок движения рядом, боялся открыть глаза.
Он знал, что она уходит.
Наконец он решился открыть их.
Певица все пела, там, на экране, мелькали ее руки, и Кирилл не смог сдержаться.
Схватив пустую банку и смяв ее, он швырнул ее прямо в экран.
На одно мгновение там снова появилась Ариадна. Она мягко погрозила пальцем и укоризненно покачала головой.
- He надо быть дурным мальчиком, - проговорила она.
После этого экран погас.
- Ты не хочешь пойти со мной в библиотеку?
Душка взглянула на часы. Конечно, мама и папа уже были дома, поэтому за Павлика опасаться не стоило.
Уже несколько дней малыш сидел дома один. Он повеселел, хотя поначалу вел себя настороженно, утверждая, что несносные стариканы разгуливают под окнами и приглашают его к себе.
Мама сначала пыталась протестовать, но сдалась. Тем более что она сама видела, что с малышом не все в порядке.
Теперь он возвращался из школы, пытаясь миновать уютный домик с застывшими розами и парой старичков как можно быстрее. Забегал в дом и только там, заперев дверь на задвижку, спокойно дожидался Душку.
- Уже поздно, - ответила она Мире.
Девочки сидели на лавке в небольшом саду.
Из дома Миры доносились бормотание телевизора и голоса Мириных родителей.
- Мне кажется, что тут нет слова "поздно", - задумчиво сказала Мира. - Сколько здесь уже живу, а ничего не могу понять. Твои родители ссорятся?
Душка задумалась и ответила:
- Да. Кажется, они просто перестали друг друга любить. Хотя и делают вид, что это не так.
- Знаешь, тут вообще нормальный взрослый только один, - поделилась своим наблюдением с Душкой Мира. - Библиотекарь. По крайней мере, он не улыбается так по-идиотски. И еще у него там всякие книжки есть. Интересные.
- А твои родители… они давно ругаются друг с другом?
- С тех пор, как умерла Маринка, - сказала Мира.
- Маринка? - удивилась Душка. - Кто это?
- Моя младшая сестренка. Мама очень хочет уехать отсюда. А папа уже не хочет. Он говорит, что тут теперь Маринкина душа. Но мне кажется, это только отговорка. На самом деле ему тут стало нравиться… - Она усмехнулась.
Душка поняла, что Мира больше не хочет говорить о своих родителях.
- А от чего…
Душка не договорила. Мира посмотрела на нее так странно, что Душка поняла без лишних слов - Мира не скажет ей, почему умерла ее младшая сестра. Не потому, что она не хочет об этом сказать, а потому, что некто запрещает ей говорить об этом вообще.
- Ну, мы идем? - Мира поднялась со скамейки. - А то окончательно стемнеет.
- Пойдем, - вздохнула Душка, и они пошли вдоль аккуратной до невыносимости улочки туда, где виднелось здание городской библиотеки.
* * *
Анна наслаждалась жалкими крохами покоя. Сейчас ей не мешали это делать ни ее вечно недовольный и полупьяный муж, ни даже мысли. Она постаралась их изгнать - нет ничего. Есть только чашка кофе. Есть сигарета. Есть уютная музыка, льющаяся из приемника.
Она устало провела рукой по лбу, убирая выбившуюся прядку. В висящем напротив зеркале она видела лицо, лишь отдаленно напоминающее ее прежнее лицо.
Запавшие глаза и похудевшие щеки. Даже волосы стали жидкими - что-то нет в ней той розовощекой живости соседских старичков…
- Черт возьми, у вас даже воздух не такой уж замечательный, - пробормотала она, с ненавистью глядя на темнеющий вдали лес. Сейчас он казался ей живым, таинственным и угрожающим.
Не то чтобы она ожидала, что из-за кустов вот-вот появятся банальные и смешные "живые мертвецы" из Павликовых дурацких фильмов - нет! Это было бы еще ничего, подумала она, совсем не страшно.
Нет, она боялась чего-то другого.
Самих этих деревьев, которые явно ПОДСЛУШИВАЛИ ее мысли, улавливая даже самые смутные и неясные их движения. Ей казалось, что в их замерших сейчас кронах таится такой же подвох, как и в угрожающем шелесте листьев под порывами ветра.
"А что мы будем делать с этими ребятами, поселившимися в доме с красной черепицей?" - спрашивал дуб, нависший над тополем. "Заманим их в ловушку и позабавимся", - усмехался в ответ тополь, сразу ставший зловещим.
- Ты сходишь с ума или деградируешь, - улыбнулась Анна своему отражению. - Лучше займись уборкой. Сама видишь, что в кухне бог знает что творится.
Присмотревшись, она обратила внимание на то, что внизу, рядом с плинтусами, кто-то из детей развлекался обычным своим дельцем - стремился попортить обои.
- Ах, маленькие негодники, - усмехнулась Анна и, намочив тряпку, наклонилась, чтобы вытереть то, что они там намазали.
Сначала ее удивил цвет.
Это было написано не ручкой!
Она выпрямилась и выдохнула:
- Что за чертовщина?
Анна прекрасно знала, как выглядит запекшаяся кровь.
Это было написано кровью!
- Они что, совсем заигрались в детские страшилки? - пробормотала Анна, снова опускаясь на корточки.
Буквы были корявыми и мелкими. Ей пришлось изрядно поднапрячься, чтобы прочесть написанное.
"Никогда не разговаривай с собой".
Анна не могла отделаться от ощущения, что фраза закончена не была. Что кто-то или что-то помешало автору закончить эту странную формулу, похожую на предсмертную просьбу, на заклинание.
- Никогда не разговаривай с собой, - шепотом повторила Анна и оглянулась вокруг.
Словно тихий вздох пролетел по комнате.
- А дальше? - тихо спросила Анна.
Сейчас ей казалось, что она не одна в комнате. Кто-то еще находился рядом, и, что самое странное, Анна совершенно не боялась этого невидимого существа.
Наоборот.
Ей хотелось, чтобы это невидимое существо оставалось с ней подольше. Что она нуждается в обществе автора этих строчек точно так же, как и он нуждается в ее, Аннином, обществе.
Она перестала чувствовать себя одинокой, потому что…
Она вздохнула. Понимание показалось ей похожим на резкий удар в солнечное сплетение.
- Не дай им сделать из себя Служительницу, - раздался тихий шепот. Как шелест листьев…
Анна резко оглянулась.
- Слу-жи-тель-ни-цу? Кого? Чего?
- Не дай, не дай им сделать этого с собой!
Сейчас голос показался Анне испуганным и исчезающим. Но тем не менее она немного успокоилась. Все ее дурные настроения почти прошли.
Она перестала чувствовать себя одинокой, потому что поняла - еще кто-то боится за нее и за ее детей. И несмотря на то, что он невидим, он рядом. И постарается ей помочь!
"Ты все придумываешь, - устало сказал ей внутренний голос. - Никто вам не сможет помочь. Вы сами не хотите помочь себе, взглянуть правде в глаза…"
- В чем она, правда? - едва слышно спросила Анна. - В чем?
Она знала, что ответа не получит. Она и не хотела знать этот ответ.
Загадочные слова, которые она прочитала в книге, найденной однажды там, в больнице.
"…Мир возник от союза огня и льда. На севере находится царство льда и тумана, это окраина Мидгарда, и отсюда совсем близко к богам. На севере очень холодно, а внизу - на юге - жарко, там царит огонь. Там живут огненные великаны, которые дают миру энергию огня и в конце времени разрушат его все тем же огнем. Весь Мидгард омывается всемирным океаном. В нем обитает гигантское чудовище, змей Мидгарда, опоясывающий своим телом весь мир и кусающий себя за хвост. Этого змея иногда еще называют германским Уробором…"
И она вспомнила, что на дверях больницы и везде, в самых неожиданных местах, ей встречался этот самый Уробор - змея, кусающая себя за хвост. Она даже спрашивала, что это означает. И Ариадна ответила ей, что это - символ.
- Стилизованный символ Уробора, выполненный в виде шестиугольника - бензольного кольца, символизирующего химическую компоненту, в понимании современного представления о взаимосвязи химии и природы, химии и человека, его здоровья. Наш Уробор символизирует взаимосвязь всего сущего и химии. В современном мире к химической компоненте следует подходить очень ответственно. Иначе, согласуясь с цикличностью и всеобщей взаимосвязанностью в природе, химия будет больно и коварно бить по человеку, нападая с неожиданных сторон. К сожалению, в нашей стране мы все больше и больше это видим.
Иногда она говорила долго и непонятно, эта Ариадна. И тогда, в такие моменты, Анне начинало казаться, что это не она - кто-то говорит за нее мерным голосом.
"И за меня тоже так начнут говорить, - подумала она. - Или уже говорят? Кто? Этот ужасный змей, кусающий сам себя?"
- Образ глупого человека, который сам попадает в ловушку, "за демонами следом".
Она пробормотала это едва слышно и все-таки вздрогнула, оглядываясь - последнее время ее почти не оставлял страх быть… подслушанной.
* * *
Начинало темнеть, и Игорь с ужасом понял, что ему придется провести в лесу еще одну ночь.
- Если кому рассказать, на какие я иду подвиги ради тебя, Ритка, боюсь, меня поднимут на смех… Это будто и не я, а какой-то идиотский "последний романтик". Брожу по лесу, ищу какую-то неизвестную Пустошь, как пустыню. Иногда мне мерещится мальчик с собакой, который не разговаривает со мной, - поведение нетактичное, даже если он и пришелец. Может, этот парень вообще инопланетянин и заманивает меня на полигон? Меня упрут на фиг и будут анализировать… И что самое поганое, я даже не могу вернуться, потому что из ослиного упрямства забрел слишком далеко от входа, и теперь мне остается только одно - все-таки найти выход, найти тебя и малышку!
Он начал разводить костер. Из промокшего от снега валежника. Занятие выходило тяжелое и занудное, но Игорь все-таки умудрился добиться слабенького огня и присел на корточки, грея озябшие руки.
Теперь у него снова отросла борода, а волосы он подвязал шейным платком, отчего стал похож на бродячего хиппи в бандане.
- Единственным плюсом в путешествии невесть куда можно считать то, что я уже вечность не пью. Поскольку в этой местности не предусмотрены бары, - усмехнулся он. - И куда подевался парень, черт его дери? Мог бы появляться хоть время от времени…
Деревья прошептали неясную угрозу, и Игорь не замедлил откликнуться - ругаться ведь тоже как разговаривать:
- Да вот сейчас прямо испугаюсь вас! Шепчите что угодно и сколько угодно! Десант не сдается! Вам не повезло, ребята, вы встретились с самым упрямым типом на этой планете! Могли бы подыскать для опытов более нормальное существо! Которое начало бы метаться, просить пощады, а то выбрали меня… Ваша беда в том, что я, к вашему горькому сожалению, абсолютно не способен относиться к жизни серьезно!
Он закурил, радуясь, что догадался затариться целым блоком. Впрочем, через некоторое время они кончатся, эти вонючки. И тогда, если он к тому времени не обнаружит Старую Пустошь, он будет вынужден бросить курить, а это в его планы не входило!
- Может быть, это был скрытый промысл Господень? Ну, не хочет раб Божий Игорь по своей воле отучиться от дурного! Значит, засунем его в этот сраный лес, из которого явно нет выхода, и пусть бросает! Пока не бросит, из лесу не выйдет! Такой вот расклад, "товарисчи", как говаривал людоед Момбасса, дожевывая ногу верного соратника по партии!
Где-то на верхних нотах простонала выпь, но Игорь только отмахнулся:
- Заткнись, родная! Мне настолько тошно, что даже ты не сможешь ухудшить своими воплями мое положение!
Он рассмеялся.
Смех отозвался в лесу эхом, деформировав звук до неузнаваемости.
Будто несколько бесов на разные лады, издеваясь, передразнили его из многих лесных уголков.
Может быть, это напугало бы кого угодно, но не Игоря. Игорь только усмехнулся и продолжал спокойно смотреть на красноватый огонек костра, изредка подкидывая туда подсушенные ветки хвороста. "Да знаю я, что вы есть, - подумал он. - Как комары. Не больше. Но я знаю еще одну вещь, которой меня научили долгие годы службы в храме, - не стоит обращать на вас внимания. Именно это вам не нравится больше всего. Когда на вас просто не реагируют. Вы лишаетесь тогда своей любимой игры, своей детской кашки, без которой не можете существовать. Страха".
Он посмотрел в небо, постепенно окрашивающееся синим цветом.
- Я прав, Господи? - улыбнулся он. - А ежели я прав, значит, мы доберемся до этого дурного места под названием Старая Пустошь и украдем оттуда Ритку, как рыцарь прекрасную даму.
"Если, конечно, эта самая Пустошь существует в природе и если Ритка находится именно там, потому что вполне может оказаться, что я совсем и не прав, - подумал он. - Но утро вечера мудренее. Поэтому переживем-ка ночь, чтобы посмотреть, что решил преподнести нам новый день…"
* * *
- Вот уж невезуха так невезуха. - Мира пнула ногой запертую дверь.
Белый листок, прикрепленный к окошку, оповещал, что библиотека закрыта.
- Он уехал. Он один отсюда уезжает. И приезжает снова, - задумчиво и печально проговорила девочка, и ее лисья мордашка стала забавной и печальной, как у плюшевой игрушки.
- А почему ты так расстраиваешься? - удивилась Душка. - Ну, уехал. Ведь приедет же.
- Тебе этого не понять, - проговорила Мира. - Он единственный, с кем я могу говорить о Маринке. И вообще о том, что со мной будет.
- А ты знаешь, что с тобой будет? - спросила Душка.
- Знаю, - мрачно проговорила Мира. - Это все знают, но боятся поверить. Разве у тебя никогда не бывает видений будущего?
Душка задумалась. Наверное, да. Наверное, такие видения у нее появляются. Но ведь и мама, и папа говорят, что это всего лишь фантазии…
- Не знаю, - честно ответила она. - Я не помню их.
- Потому что ты БОИШЬСЯ их запомнить, - мрачно сказала Мира, разглядывая обломанный ноготь на большом пальце, - просто дрейфишь посмотреть своей Смерти в глаза.
- Неправда, - возразила Душка. - Вообще бабушка говорила, что о нашем будущем дано знать только Господу Богу. Людям этого знать не надо.
- Это ты так считаешь и твоя бабушка. А они считают иначе…
- Кто это - они?
Мира замешкалась.
- Они, - просто повторила она. - Ты еще пока не их. Не до конца их. Но очень скоро ты станешь такой же разумной, как они. Ты перестанешь быть ребенком. Станешь серой тенью…
- Знаешь, - Мира отчего-то стала раздражать Душку. И она заговорила резко, может быть, даже чересчур резко, - с тобой ужасно скучно и глупо. С Павликом куда интереснее, хотя он и младше тебя. Так что не в возрасте дело, а в уме.
Она повернулась, чтобы вернуться к дому, и тут ей в спину, как кинжал, ударили злые и холодные слова:
- Дни твоего драгоценного Павлика сочтены…
Душка вздрогнула. Медленно обернувшись, она почувствовала растерянность.
Глаза Миры были совсем не злыми. Нет, она не собиралась сделать Душке больно своим дурацким предсказанием!
Она смотрела на Душку очень грустно, как взрослый, знающий нечто такое, о чем еще не догадывается ребенок.
- Неправда! - горячо проговорила Душка. - Я не верю тебе!
- Я тоже не верила, - устало сказала Мира. - Когда Маринки не стало. Маленькие дети не возвращаются…
Сказав так, она повернулась и пошла вдаль по улице, оставив Душку совсем одну перед странностью и безжалостностью своей недосказанной мысли.