Яршая был толстенький, маленький, лысый, очень подвижный человечек с широким приветливым лицом. Он знал массу самых немыслимых историй из далекого прошлого и вечно носился с каким-нибудь очередным своим сногсшибательным опусом. Энергия в нем била через край, хотя уже годков ему было немало - лет под шестьдесят, наверное. Его я искренне любил и уважал. Душевный дядька! И тем удивительней, что многие к нему, я знаю, относились без почтенья и настороженно. На Харраха он не походил совсем, однако это не мешало ему искренне, обняв сынка за плечи, приговаривать с особой, горделивой радостью: "Мой отпрыск. Истинное чадо!" А вот доктор Грах мне не понравился нисколько. Был он худ, высок и прям, точно к его спине - однажды и навеки - привязали палку, так что ни согнуться, ни ссутулиться хоть малость он уже не мог. Длинные черные волосы спускались за ушами и, как диктовала нынешняя мода, были связаны в изящные пучочки - с каждой стороны по паре. Но особенно мне не понравился взгляд Гра-ха - очень быстрый, словно режущий, и вместе с тем тяжелый, я сказал бы, угнетающий какой-то. По всему - недобрый человек, а вот Яршая с ним, поди ж ты, и приветлив, и учтив, и ласков, даже что-то дружеское было в том, как обращался он к приезжему врачу. И странно, отчего это вдруг Грах, едва прибыв, помчался в гости к музыканту? Почему не к нам, к примеру, если уж намерился визиты наносить? Ведь мой отец-то будет поважнее!.. Может быть, они приятели с Яршаей - встречались еще прежде? Или, может, он поклонник композитора? А что, таких фанатиков, я слышал, много. Только он не больно-то похож на почитателя, не из балдеющих ценителей, как я себе их представлял. Скорей - наоборот. Скорее уж Яршая перед ним готов пошаркать ножкой - и не думает стесняться… Темный лес! Пойди пойми их, этих взрослых!
- Ты, кажется, закончил собирать, сынок? - участливо спросил Яршая.
- Да, пап, готово. Я сейчас все отнесу в дом. Но вот… - неожиданно Харрах замялся.
- Ты хотел мне что-то сообщить, сынок? - Яршая, наклонясь вперед, забавно надул щеки и приставил к уху мягкую широкую ладонь. Когда он что-то плохо слышал или удивлялся, то частенько эдак поступал…
- Да… в некотором роде… - мой приятель чуть помедлил и исподтишка взглянул на Граха, из чего я догадался, что и он совсем не знает гостя. Но отец, заметив этот взгляд, лишь коротко и ободряюще кивнул: мол, с этим человеком можешь не секретничать, он - свой. Вот интересно!.. - Питирим мне рассказал, - с запинкой сообщил Харрах, - что послезавтра… ну, начнется. Будет рейд.
Я было возмутился: как же так, ведь это ж я ему принес известие-, пусть всей его семье, согласен, тем не менее не для того, чтоб он кому-либо еще… Но тотчас же подумал: а чего я, собственно, имею против? Слава богу, я не выставлял заранее условие, не оговаривал, кому об этом можно сообщить, кому - нельзя. И все-таки мне было чуточку досадно: мой секрет катастрофически терял в цене.
- Где - рейд? У нас… или везде? - В глазах Яршаи загорелся странный, непривычный огонек. И сразу же погас, сменившись прежним кротким выражением, которое я так любил… Грах возвышался рядом - с абсолютным безразличием на длинном, идеально выбритом лице. Как будто разговор шел на чужом и непонятном языке.
- Ну, в общем… Это только слухи… - я уклончиво развел руками. Но теперь и доктор Грах метнул в меня свой сумасшедший взгляд, после которого я вдруг почувствовал себя ничтожеством и все во мне словно опало, выцвело и ссохлось. - Вроде - да. У нас. В округе.
- Так ему отец сказал, - поспешно уточнил Харрах. - Сегодня. Верно?
Я кивнул.
- Тебе? - Грах снова жестко глянул на меня. И я невольно подивился: до чего ж приятный у него был голос - эдакий глубокий, сочный баритон. Как у заправского певца. Яршая мне не раздавал послушать оперы - и старые, и новые. Я мало что уразумел, однако пели там - отменно, это уж я понял…Вот бы этот голос запустить в эфир, но только чтобы самого лица не видеть!.. - Именно тебе? - не унимался Грах.
С каким громадным удовольствием я бы послал его куда подальше, чтоб не лез, когда не просят, но… Что-то подсказало мне: с этим человеком надо быть предельно откровенным, так потом спокойней выйдет…
- Нет, - ответил я со вздохом. - Разговаривали взрослые, а я… подслушал.
- Умный мальчик, - то ли насмехаясь, то ли одобряя, молвил Грах. - Услышал - и помчался сообщать. Ты далеко пойдешь, дружище.
- В другой раз промолчу, - угрюмо огрызнулся я.
- Другого раза может и не быть, - с неясною печалью возразил мне Грах. - Нет, ты все верно сделал. Уж по крайней мере не ошибся адресом… Насколько я могу судить, отец твой совещался с кем-то? Так?
- Н-ну…да. Наверное.
Ужасно не люблю быть в глупом положении! И вечно вляпываюсь - как последний раздолбай…
- С кем шли переговоры - вычислить нетрудно, - Покивал с бесстрастным видом Грах.
- Я потому стал уточнять, мой милый Питирим, - проникновенно, будто извиняясь, вновь заговорил Яршая, - что… ну, словом, ежели везде, то мне последует немедленный заказ на траурную музыку, а доктору придется срочно подготовиться к приему новых пациентов. Впрочем, в любом случае ему работа, к сожаленью, будет…
Вот не знаю, как насчет печальной музыки - скорей всего Яршая все-таки приврал, чтоб как-то оправдать свой интерес, но что касается прибавки дел у Граха, тут я ни секундочки не сомневался. Истинный масштаб предполагаемых событий волновал их по другим причинам, это было ясно. Но я понимал: сейчас уже начнутся игры взрослых, и мне в них лучше не встревать. По крайней мере на таком вот, взрослом, уровне, когда, неровен час, придавят ни за грош.
- Ну что же, ладно, - произнес Яршая буднично-хозяйским тоном, - собирайтесь все и - милости прошу - пить чай! Сегодня мама спрограммировала редкостный пирог. Во всяком случае она так обещала.
- Да, пап, мы недолго. Нам с Питиримом надо кое-что еще обговорить… Ну, разные дела! - Харрах многозначительно мигнул мне, чтобы я остался.
- Дело ваше, - согласился Яршая. - Только не тяните. Вечные вселенские секреты!.. - со смехом повернулся он к доктору, взял гостя под локоток, и они оба чинно и неторопливо удалились к дому.
- Так, - сказал Харрах, когда мы остались одни, - чем ты сегодня занят?
- Вот - к тебе пришел. Пока что… Чай скоро будем пить. А что-нибудь случилось?
- Уж послезавтра-то случится точно, - дернул плечом Харрах. - Тут одно дельце есть.
- Срочное?
- Ну, как тебе сказать…
- Я вообще-то собирался заглянуть в информатеку, - возразил я. - Надо кое-что для школы приготовить. Так и не наведался туда за лето…
- Можешь и к закрытию прийти, - махнул рукой Харрах. - Ведь это же недолго, полагаю?
- Я надеюсь. Не люблю сидеть там. Неуютно, пусто… Каквказарме.
- А ты был в ней? - с удивлением спросил Харрах.
- Нет. Но примерно представляю.
- Ладно. Значит, мы договорились. Для начала ты исполнишь мою просьбу, а потом… Короче, нужно встретиться с одним человеком и передать ему пакет.
- А что в пакете? И что за человек?
- Да тут в округе есть один чудак, безумный коллекционер. Собирает подлинные рукописи. Представляешь?! Вот отец и печатает для него партитуры. Обычно-то это ни к чему, сам знаешь - заложил в блок памяти, и никаких проблем… Отец уже подготовил новую порцию, все собрал, и теперь желательно из рук в руки передать пакет. Почте, как она сейчас работает, отец не слишком доверяет, ну, и наш любитель нот - туда же… С ним обо всем условлено, он будет ждать…
- А сам ты что, не можешь? Слишком занят?
- В принципе я мог бы, разумеется, и сам сходить… Но у отца сегодня гость, я обещал установить прибор… Боюсь и не успеть. Ты выручи, а?
Взгляд у Харраха был такой доверчивый и честный, что я невольно растерялся, неспособный в этот миг определить: врет он бесстыдно, пользуясь моим неведением, или все правда - партитура, коллекционер…
- Ну, хорошо, - сказал я, - предположим. Ну, а если б я к тебе не заглянул - тогда как?
- Как тогда? - Харрах задумчиво провел пальцем по панели аппарата. - Я бы позвонил тебе и попросил прийти. Сегодня у вас были гости, и ты оставался дома. Ведь у вас так принято, насколько мне известно…
- Иногда меня, наоборот, из дома усылают погулять, - ответил я. - Так было и на этот раз. Про послезавтрашнюю заварушку я узнал случайно.
- Специально не ушел и слушал? - заговорщически подмигнул Харрах. - Ну, ты даешь! А если бы тебя застукали? Такие вещи не прощают.
- Надо знать места, где не застукают, - довольный, отозвался я. - Да и чего теперь переживать?! Ведь главное - нам все известно. А кругом - и не подозревают…
- Это хорошо. Мы выиграли темп.
- Зачем он нам?
- Не знаю. Но, наверное, зачем-то нужен. Видел, как отец и гость засуетились?
- Да уж не слепой! И вправду удивительно… Ну ладно. Где мы встречаемся с твоим коллекционером? Кстати, как он выглядит? Обидно будет промахнуться… Может, лучше - прямиком к нему домой?
- Нет, дома он не любит. Опасается чего-то, как я полагаю. Я еще ни разу…
- А чего же сам к вам не зайдет? Уж если так ему приспичило…
- Стесняется, наверное. Не знаю…
- Хорош фрукт! То вдруг стесняется, то вдруг всего вокруг боится…
- Говорю тебе: он малость чокнутый, и спорить с ним… Они с отцом когда-то столковались, так с тех пор и повелось - чтоб без свидетелей и на нейтральной почве… Мало ли на свете чудаков!
- Оно конечно, - согласился я без всякого энтузиазма. - Ну и как его узнать?
Ох, что-то мне не нравилась вся эта кутерьма, но виду я не показал. Мне даже стало интересно.
Харрах махнул рукой:
- Он сам тебя узнает - по пакету с нотами. Большой получился пакет - заметно сразу. И идти близко. Под горой часовню видел? Старая такая…
Я с важным видом покивал.
- Вот там и будет ждать. Место безлюдное, не разминетесь. Получается - как раз на полпути к информаторию. Ну, чуть-чуть в сторону. Ты, главное, не бойся.
- А с чего ты взял, что я боюсь? - пренебрежительно сказал я. - Ведь не к биксам в гости! Только место… странное какое-то… Часовня!..
- Да уж так договорились, я не знаю. Он всегда встречает там. - Харрах пожал плечами.
- Разве сложно - передать ему на комп, и все дела? Я б так и поступил. - По правде, мне не очень-то хотелось отправляться к той часовне. Я же слышал, как ребята говорили: место гиблое, глухое, и покойники из-под земли встают, чтоб из реки напиться, пить им хочется в своих могилах, оттого и стонут, и страдают, и выходят на поверхность. Если попадешься, то пиши пропал… - Конечно, - повторил я, - передать на комп, он все скопирует, как надо, в лучшем виде, и проблем нет.
- Чудак-человек! - засмеялся Харрах. - Что - копия?! Их можно миллион наделать. Ему не копия - оригинал необходим!.. Чтобы один-единственный был экземпляр. Во всей Вселенной. В этом ценность! Понимаешь? Чтобы только у него у одного. Как бы сокровище…
- Вот ведь заладил! Передам. И вправду - по пути. Только, сдается мне, мудришь ты что-то. Ладно. А когда?
- Не бойся, не сию секунду, - успокоил весело Харрах. - Не на пожар бежишь. Я полагаю, никакой не будет катастрофы, если он немножко подождет. Уже бывало, и не раз… Вот чай сейчас попьем… Здесь добираться-то всего минут пятнадцать. Прямо через лес. Там есть удобная тропа…
Да, в доме у Яршаи чай любили пить всегда. Что называется, в любое время дня. Своеобразный ритуал. И отказаться было ну никак нельзя!
- А этот доктор Грах какой-то жутко мрачный. Дядечка, по-моему, с большим приветом, - поделился я с Харрахом по дороге к дому. - Так и хочется назвать его не Грах, а Трах. Великий и ужасный доктор Трах!.. Любитель завтракать младенцами и птичками колибри.
- Доктор Трах! - со смехом подхватил Харрах. - Неведомый пришелец из неведомого мира. Спит, стоя исключительно на голове, в углу. И иногда вдруг падает. И грохоту - на всю округу!.. Я его сегодня тоже вижу в первый раз. Отец сказал: известный очень врач.
- Тогда - зачем сюда? - невольно подивился я. - Сидел бы себе в городе. Там пациентов-то, небось, побольше, есть где развернуться. Разве нет?
- Так и врачей там всяких - пруд пруди! - резонно возразил Харрах. - Такая конкуренция, что и не каждый может проявить себя. А в общем, я не знаю… Что-то, вероятно, у него стряслось… Отец мне ничего не объяснял. Вот - познакомься, говорит. И все… И сразу же гулять ушли.
- Я дома постараюсь хорошенько разузнать, - пообещал я. - Уж отец-то мой определенно в курсе.
Стол, где пили чай, стоял не на веранде, как у нас, а в доме, посреди большой красивой комнаты с окном во всю стену. Яршая, хоть и занимался днями напролет со всяческой сложнейшей электроникой, любил все старое: и вещи, и убранство, и стиль жизни, даже вдоль стены расставил полки с настоящими, теперь уж редкостными книгами - в других домах обычно я встречал миниатюрные бюро с ячейками, где на кристаллах сохранялось все, что только пожелаешь, ну, и по углам, конечно, раздвижные разные экраны, пульты… Я подозреваю, у себя в рабочей комнате Яршая вдоволь пользовался самыми новейшими комп-голофонами, но для души - не для гостей же, для фасона, не такой он человек! - держал на полках книги в старых переплетах, с интересными картинками - мы изредка с Харрахом перелистывали их, забавно, спору нет, но чтобы этим захламлять весь дом!.. Другое дело - мой папаша: он по долгу службы это все хранил, и то - в чуланах и на чердаке, поскольку понимал, что на него начнут коситься, ежели увидят, или даже посчитают малость ненормальным. А Яршая вот плевать хотел на мнение других, жил, как считает нужным, не навязывая ничего другим, и был вполне доволен. Удивительная личность! Сам-тоя предпочитал внедрекс-подсказки, там эффект присутствия - сума сойти, и, главное, запоминается все сразу, навсегда. И все-таки мне в этом доме нравилось. Не потому, что был он уж какой-то сверхшикарный, супермодерновый, с уймой разных, самых современных безделушек, с удивительной псевдочетырехмерной планировкой, как сейчас особо модно, - просто было здесь уютно, тихо, я сказал бы, очень непосредственно и не кричало на весь свет, насколько знаменит хозяин дома. Люди жили тут, чтобы работать, и работали, чтоб жить, и это делалось легко и без натуги. И теперь мы все уселись за большой овальный стол, в распахнутые настежь створки грандиозного окна вместе с пушистыми снопами солнечного света, словно бы скользя по ним, как по прямым бессчетным рельсам, залетал веселый летний ветерок, а на столе дымились чашки с ароматным, обалденно вкусным чаем, возвышались блюда с пирогами, вазы с фруктами из сада, расписные и узорчатые - и не разберешь, из глины или из особого стекла, но никакой синтетики, здесь ширпотреб не уважали! - да, ужасно милые корзиночки со сластями и всевозможными сортами нежного пахучего варенья, и казалось: на Земле - повсюду так, ни страха нет, ни злобы, ни мучительного ожиданья… Добрая Айдора, мать Харраха, кстати, рисовальщица что надо (даже мой отец позировал ей, а потом забрал портрет и вывесил в передней против двери, чтобы сразу было видно), каждому подталкивала то пирог, то сласти, улыбалась и почти шептала: "Ну, возьмите, это вкусно, я ведь так старалась". Доктор Грах с отменно строгим видом, чуть склонивши набок голову, сидел напротив нас с Харрахом - на меня он вовсе не смотрел, а вот на друга моего кидал время от времени тяжелые пронзительные взгляды. Наконец он поманил Харраха пальцем и, потянувшись через стол, чуть слышно произнес: "Зайди ко мне в лечебницу на днях. Покажешься и… вообще". Вот это да! А я-то думал, что Харраху все болячки нипочем! Но, к удивленью моему, Харрах лишь кротко, понимающе кивнул. Асам Яршая между тем повел излюбленный застольный разговор. Обычно говорил он об одном и том же, правда, каждый раз затрагивая новые детали, о которых прежде не упоминал, но общая канва беседы - а точнее монолога - мне была известна хорошо: идиотизация учебного процесса, идиотизация морали, идиотизация науки в целом, идиотизация искусства, идиотизация сложившихся повсюду отношений, идиотизация системы власти, в том числе и тех, кто управляет, - и в таком же духе, обо всем и без конца… И вот что любопытно: многое в его словах мне представлялось верным, но, едва я приходил домой и видел мать с отцом, услышанное быстро улетучивалось и переставало волновать - настолько, что и обсуждать с родителями это все казалось странным и смешным… Грах слушал поначалу невнимательно, вполуха, занятый какими-то своими, невеселыми, как пить дать, мыслями, но понемногу он расшевелился, даже стал поддакивать, смешно подергивать лицом, когда был с чем-то не согласен, поводить плечами якобы в недоуменье, а Яршаю это только распаляло - обожал, чтоб слушатели в рот ему глядели, не сидели просто так.
- Вот я и говорю, - со смаком рассуждал он, - что мы знаем из Истории - в реальности? Да ничего! Разрозненные факты, так сказать, этапы, тонкие, порой сомнительного свойства, ломкие цепочки следствий, а все остальное - темный лес. Не чувствуем мы прошлого, не понимаем. Не желаем понимать. И вечно только так и получается: причина - следствие, приход - расход… Утилитарный взгляд, рассудочный. Беспомощный, да-да! Чему нас учат, скажем, в школах, в университетах? Ни-че-му! Нас обучают, как быть однозначно-трезвомыслящим, бездумно верящим в прогресс, изобретательным в деталях хамом. Хам на марше. Знающий, какое ему нужно Завтра. Ради этого готовый на любое преступление. И это называют воспитанием достойного, дерзающего Человека. С большой буквы. Эдакая вошь, пытливо изучающая место, где особенно приятно укусить… А вот культуры знаний, взгляда на познание как на великое и гармоничное искусство - нет, не прививают! И понятно почему. Во-первых, это сложно: вся культура человека - не дискретна, как хотелось бы, попробуй охвати-ка целиком! Не получается обычно, только редко-редко… Во-вторых, прогрессу человечность не нужна, поскольку он - продукт цивилизации, а для нее культура - этика, духовное начало, нравственность, чувство прекрасного - досадная помеха. В-третьих, человек, проникшийся культурой, прекращает оперировать причинно-следственными частностями как эквивалентом целого, он видит это целое и понимает, что в такой безбрежности все равноценно, напрямую не зависит друг от друга и нельзя поэтому, не умаляя истины, что-либо ставить во главу угла.
- А вы считаете, что в мире есть прогресс? - вдруг усмехнулся доктор Грах.