- Я думаю, в том есть своя закономерность, - отозвался доктор Грах, внешне теряя ко мне всякий интерес, хотя я, безусловно, чувствовал: это отнюдь не так… - Эпоха смутная, во что-то углубляться - где гарантия, что избранный предмет реально будет нужен, и уже довольно скоро? Точные науки требуют покоя. М-да… Когда ж разброд в умах, мешающий нормальному существованию, обычно хочется немедленно понять, откуда он, чем порожден, и появляется стремление хоть как-то все обосновать, чтоб не шаталось под ногами слишком сильно. А как раз гуманитарные науки - наиболее доступны, что ли… Мы воображаем, будто в них нет излишней зауми и сложностей и каждый, только захоти, способен одолеть их с легкостью… По нашим представлениям, в таких науках человеческий аспект особенно заявлен, закреплен. И можно просто пеночки снимать, особо в суть не проникая. Словеса, туманные идеи - этого достаточно. Гуманитарный мистицизм, я так бы это все назвал. Иллюзия реальных, в некотором роде сокровенных знаний. Суррогат… А большего не ждут. Зачем? Вполне хватает, чтобы мистицизм понемногу начал поглощать умы, пророс везде, верней, нашел себе удобную опору. Ведь когда затягивают туже пояса, идет борьба, а перспектив не видно, потому что прежние теперь - из другой оперы, отчуждены, совсем замшели, вот тогда и возникает как бы самопроизвольно тяга к мистицизму, шаловливо-непонятному и иррациональному. А всякий мистицизм рождает интерес к гуманитарным знаниям - в определенном, правда, ракурсе. И изучение предмета углубленное, серьезное тут просто ни к чему - мешает.
- А Харрах мой точные науки любит, - неожиданно, явно любуясь, сообщил Яршая. - Ведь совсем еще мальчишка, а вон сколько сконструировал! Читает, впрочем, мало, из-под палки - не горазд… - тут он беспомощно развел руками, скорбно выпятивши нижнюю губу.
- Ну, почему же, пап? - обиделся Харрах. - Платона знаю, Библию читал и Лао-цзы, и Заратуштру, и Сервантеса, и Достоевского, и Нестора Марию фон Болбоева… А вот недавно проштудировал Барнаха.
- Ты с ума сошел об этом говорить! - с тоской воздела к потолку глаза Айдора. - Что ты! Если кто, неровен час, услышит… Я ведь верно говорю? - она вдруг повернулась к Граху. Тот сидел с невозмутимым, каменным лицом, тихонько барабанил пальцами по краешку стола и на вопрос лишь остраненно, эдак чуть пожал плечами: дескать, коли вы об этом говорите, то вам и видней, должно быть…
- Это кто - Барнах? - не удержался я. - Старинный кто-нибудь?
- Да был такой… - уклончиво и, как мне показалось, с явной неохотой пояснил Харрах. - Совсем недавно… Даже, говорят, еще живой. Пока - живой. Его практически никто не знает. В смысле - мало кто встречал. Отшельник, я так думаю. А вот читают многие… Он - идеолог.
- Чей? - искренне заинтригованный, не отставал я. Надо же, такая личность, а мой папочка при мне ни разу не упоминал!.. - Чей идеолог?
- Вот заладил… А ничей! - ответил с непонятной резкостью Харрах.
- Так не бывает, - убежденно возразил я. - Всегда - чей-нибудь!
- А этот вот - ничей. Для всех живущих. Понимаешь? Для людей, для биксов, для кого угодно!
- Вроде как мудрец? - сообразил я.
- Даже больше чем мудрец.
- Нет, точно, ты нас доведешь всех до беды! - совсем расстроилась добрейшая Айдора. - Это ты его, признайся, баламутишь? - она строго посмотрела на Яршаю. - Он - ребенок, как же можно!..
- Мамочка, ну, я не знаю… что ты пристаешь, ей-богу! - глядя в сторону, с тоской сказал Яршая. - Что ты всех пугаешь?! Не такой уж он, в конце концов, ребенок… Нам дурак в семье не нужен!
- Да ведь как читать!.. - задумчиво заметил доктор Грах. - Такие книжки очень непростые, не для каждого… И ты хоть что-то понял в них?
- Естественно! - голос Харраха зазвенел от торжества. - Еще бы не понять! По-моему, так складно, без сю-сю… Его "Уложения для недоумков" и "Пять заповедей всуе";.. Мама даже сделала рисунки к ним…
- Харрах! - с отчаянием вскрикнула Айдора. - Прекрати немедленно! Довольно! Чушь. Не знаешь толком - так не говори! Я иллюстрировала детские стихи. А написал их, между прочим, доктор Грах. И папа твой хотел писать на них кантату. К юбилею Первого Конфликта.
- Что ж не написал? - с ехидцей произнес Харрах.
- Да просто не успел! - Айдора гневно обернулась к мужу. - Почему молчишь? Когда не просят - разглагольствует часами… Что, язык отсох?
- Ну, в общем… да, - со вздохом покивал Яршая. - Не успел. Ты, мамочка, права.
- Но юбилей уже прошел… - невинно вставил я.
- Как так - прошел?! - похоже, моя реплика весьма обескуражила Айдору.
- Что-то я теперь припоминаю… - поспешил на помощь доктор Грах. - Действительно! Мы с моим другом обсуждали этот вариант. Стихи и музыка… Прекрасно! Только с датами немного просчитались. Так бывает…
- Ясно?! - и Айдора испытующе взглянула на Харраха.
Лишь теперь я догадался, почему Грах оказался в этом доме. Их с Яршаей связывало дело. Только я никак не мог поверить, чтобы этот мрачный, даже злобный человек способен был на поэтическое чувство, сочинял для маленьких детей. Конечно, внешний вид, я знаю, ни о чем еще не говорит, по моему отцу ведь тоже сразу не определишь, что он - вожак людей. И все же мне почудился какой-то скрытый, преднамеренный подвох… Меня водили за нос. Почему? Из-за того что я, как ни крути, - чужой здесь, из другой когорты? Может быть… Или я горько заблуждался, без малейших оснований проявляя мнительность там, где любой иной нормальный человек кивнул бы с удовлетворением: стихи? - ну и прекрасно! Но уж как-то чересчур засуетилась вдруг Айдора, чересчур! Нет, разумеется, я был на сто процентов прав, и в этом смысле уповать на что-либо иное было просто неразумно. Лезло же в глаза, вопило: здесь мне впредь не доверяют! И не потому, что отозвался без почтения о биксах - их нахваливать никто и не обязывал меня. Мое происхождение, домашний круг знакомств - вот главная причина. Надо полагать, и раньше не особо доверяли, только не показывали этого. Пока не рыпался и не давал особенного повода, еще терпели, вроде как надеялись: семья и воспитание - одно, а внутренний настрой души - другое, яблоко ведь не всегда, упав, у самой яблони лежит, бывает, что и катится в сторонку… Молодая поросль, иное поколение. Ну, вдруг - и этот так?!. М-да… До поры до времени старались не показывать, не намекать, ну, а теперь уж… Дело не в словах, а в том, как их произнести! Когда, кому и как… И тут вот начинаются проблемы. Это абсолютно точно! Словно я был виноват… Не я же выбирал себе родителей, не мог за них я отвечать!.. Мне стало тошно и обидно. Что же делается, неужели так всегда и будет?! Если бы не биксы… Захотелось все на них свалить. Так проще. Так спокойней. Многие теперь друг другу на Земле не доверяли…
…отовсюду ждали подлости, предательства - чего угодно! Безусловно, это на поверхности лежало, а пойди копни поглубже, разберись как следует в деталях, в подноготной накопившихся проблем!.. Но зарываться с головой в подробности как раз и не хотелось, страшно было, даже мерзко, словно там, за некой гранью, открывалась сущая помойка, разверзалось топкое гниющее болото: лишь одно движение - и замараешься навек, и сгинешь, на спасение надежды нет.
- Что приумолкли, Питирим? - окликнул Эзра.
- Вспоминаю, - отозвался Питирим. - Пытаюсь кое-что восстановить. Нет, я подробностей действительно не знаю. Да и не старался выяснять особо.
- Зря, - заметил Эзра. - Экий вы нелюбопытный. Никогда бы не подумал… Но известно вам хотя бы, в чью оболочку обрядили вас?
- Естественно, - сказал со вздохом Питирим. - Никак не назовешь предметом вожделений. Тело, правда, крепкое, но тренированности - никакой.
- А что поделаешь? - развел руками Эзра. - Выбирать не приходилось. Вы судьбу благодарите, что такое-то случайно уцелело. Времени для срочной операции почти не оставалось, нужно было пользоваться тем, что оказалось под рукой. Ну, а насчет нетренированности… Не уверен. Левер много медитировал, дыхательной гимнастикой себя буквально изводил. От этого, конечно, мышцы не растут и не становишься героем-суперменом, но зато и ловкость повышается, и общий тонус задается, клетки очищаются, кишочки и сердечко начинают, как мотор, работать. Это, знаете, немало. Да теперь вы сами в нем хозяин, в новом теле! И никто вам не указчик. Можете и мышцы наработать… Представлял бы Левер, для кого старался! - хохотнул вдруг Эзра. - Для убийцы своего!.. Ну, не убийцы, но уж погубителя - так точно.
- Слушайте, прошу вас, прекратите! - Питирим в сердцах схватил возницу за рукав и повернул рывком к себе. - Ведь это - не доказано. Вам почему-то хочется, ужасно хочется меня в убийстве обвинить. А я не признаю, и все! Считаю: не было его. Поклеп! Какие основания?!
- Пустите, - сказал Эзра, силясь высвободиться. - Ясно, что на Левера вы не кидались с топором и не старались ему череп раскроить. Так опуститься - нет, конечно. Но вся обстановка… Ситуация… Ведь убивают, знаете, не только ненавидя ближнего, а просто-напросто - из жалости к себе… Когда пришли на станцию, дверь в пультовую - верная защита - была наглухо закрыта. Вас нашли снаружи, Левер же остался в пультовой.
- Он с самого начала там закрылся.
- Ну опять вы за свое! Зондаж всех срезов вашей памяти совсем иное. показал. Неужто вам не говорили?
- Нет, - сердито огрызнулся Питирим. - И что же?
- В пультовой вы были вместе, но, когда до взрыва оставалось всего несколько секунд и вы вдруг ясно осознали - катастрофу не предотвратить, вы кинулись бежать, чтоб спрятаться за дверью, в коридоре.
- Левер тоже мог укрыться, кабы захотел.
- А вот нет! Вы конструировали силовую установку и предельные режимы знали точно. Левер оператор неплохой, но в общем - новичок в таких делах… Он до конца надеялся - на чудо, ежели угодно. И на вас, мой милый, на надежность вашей установки. А вы даже не предупредили, не окликнули его, когда помчались к двери. Он так и остался возле пульта, ничего не понимая. Не успев понять…
- Дверь заедало, а проход был слишком узкий. Мы могли бы не успеть, протискиваясь вместе.
- Вот-вот: вместе!.. Вы не признаете даже мысли, что кому-то можно уступить дорогу, надобно помочь. Повсюду вы - главней других! Хотя… не только это… Ведь, успей, положим, Левер добежать - и был бы совершенно лишний человек, свидетель катастрофы. Да-да, Питирим, свидетель вашего просчета - как конструктора. Итог трагичен, и теперь едва ли можно указать конкретно, отчего беда произошла…
- Могло быть нападение. Атака биксов.
- Ну, теоретически… - Эзра насмешливо взглянул на Питирима. - Когда нет зацепок, и такая версия сгодится. В конце концов могли списать и на случайность. Исключительно удобно - ведь ничто не застраховано навек. И виноватых вроде нет… АсЛевером хлопотне оберешься. Уж молчать бы он не стал! Последствия предположить нетрудно. Вас бы отстранили от работы, началось бы разбирательство. Какой удар по честолюбию! Быть впереди других, быть во главе других - вы к этому всегда стремились. Вы - фигура, остальные - пешки.
- Да, но я действительно лучше других был подготовлен к затяжной борьбе!
- К борьбе - пожалуй, - согласился Эзра. - С детства. А вот к жизни творческой, по-человечески, душевно благородной - нет. Вы были фигурой - в борьбе, и только в ней. Но есть еще и просто жизнь, где надо оставаться человеком. Не борцом, не предводителем - обычным человеком. К этому вы не были готовы. Как же вам всем испохабили мозги!.. А, между прочим, мозги ваши, Питирим, по их потенции - не часто встретишь. Грустно, что лишь по потенции…
- Зачем же вы меня спасли? - с сарказмом рассмеялся Питирим. Глаза его блуждали, на лице застыло выражение растерянности и звериной боли.
- Лично я вас не спасал.
- Да будет вам, не придирайтесь! Все-то вы прекрасно понимаете… Зачем?
- Не для того природа создала рассудок, чтоб довольствоваться только тем, чего он, не трудясь, достиг. Не принято выбрасывать алмазы лишь по той причине, что они покуда без огранки. Все на свете можно бесконечно улучшать… Вас попросту должны были спасти. Хотя бы попытаться… Безусловно, вам невероятно повезло. Дверь, выбитая взрывом, изуродовала и расплющила все ваше тело. Вместо туловища - дьявольское месиво… Чудовищное зрелище! Вам не хватило, в сущности, долей секунды, чтоб укрыться. А вот Левер… Он в отличие от вас мог уцелеть - тут вы чуток не рассчитали, не увидели картинку, так сказать, со стороны… А получилось вот что: на пути взрывной волны встал мощный козырек у пульта - штука в основном декоративная и для работы станции совсем не нужная… Но в этот раз она сыграла неожиданную роль, почти что погасив прямой удар. У Левера открытым оставался лишь затылок - наклонись бедняга хоть немножечко пониже… То ли не успел пригнуться, то ли не сообразил. Ведь он стоял спиною к вам и знать не знал, что вы помчались вон из зала, не предупредив о близкой катастрофе. Он-то продолжал работать… Разумеется, полчерепа ему снесло мгновенно. А лицо вот сохранилось… Тело - тоже.
Эзра пристально и жестко посмотрел на Питирима.
- Зря вы мне все это говорите, - покачал тот головой. - И если вы пытаетесь воззвать к моей порядочности, к моей совести, то - извините… Я раскаиваться не намерен. Я - прагматик, это верно. Что касается душевных модуляций, совестливых воспарений… Видите ли, в очень уж неподходящую эпоху мы живем. Да, Левер был идеалист. И вместе стем - подонок, эгоист неисправимый. Это часто сочетается друг с другом… Как я понял из его рассказов, он однажды предал и любовь свою, и дело, и карьеру, а в итоге ничего взамен не получил. Вернее, получил, но - фикцию, иллюзию свободы, независимости собственного Я. Он все оправдывал и все хулил - одновременно, как-то ловко получалось у него. По его мнению, он был ничем не связан, не привязан ни к чему. Но это - чушь! Когда идет борьба за выживание и будущее расы, все подчинено идее. Только ей. И если ты не признаешь ее приоритета, ты - опасен. Ты, по сути, не жилец - в законах этого существования, навязанных извне.
- Выходит, было не убийство, не предательство, а истинно благой поступок с вашей стороны? - презрительно скривился Эзра. - Получается, что вы освободили Землю от подонка, образцово наказав его?
- В какой-то мере можно это дело повернуть и так, - кивнул серьезно Питирим.
- Ну-ну, - сказал со вздохом Эзра.
- Я не понимаю одного, - внезапно оживился Питирим. - Как удалось меня спасти? Насколько мне известно, операция была неимоверно сложной. Я не слышал, чтобы на Земле такие проводили. Не умеют. Не дошла до этого наука! И потом… На станцию спасатели ворвались сразу после взрыва. Как они успели? Ведь места совсем безлюдные… Хотя вас спрашивать об этом, видимо, смешно. Откуда вам-то знать?!
- Да уж успели, - неопределенно отозвался Эзра. - Вы не бойтесь, спрашивайте. Я отвечу. Это вовсе не смешно. В какой-то степени закономерно… В атмосфере затяжной борьбы любые чудеса бывают. Или совпадения. Не все логично можно объяснить. Вот вас волнует только это: как же удалось спасти вас? А ведь взрыв - еще и радиация. Мощнейший выброс. И во многом - из-за вашего просчета, кстати. А вы даже не спросили: что потом случилось, удалось ли устранить последствия?
- И в самом деле! - спохватился Питирим.
- Да, удалось. Довольно быстро. Сразу, скажем так.
- Но… каким образом?
- Я понимаю: прежде тоже были случаи на ваших установках, разве нет? - ехидно подмигнул Эзра. - Правда, не такие страшные, вам все сходило с рук. Не то чтобы прощали, но… уж так вот получалось - самых главных виноватых не могли найти. Как будто виноватых много… Очень давняя и скверная традиция: стараться выгородить своего!..
- Вздор! Это были сплошь диверсии! - волнуясь, крикнул Питирим. - Есть протоколы.
- Ну, если вам приятнее так думать, что ж… - пожал плечами Эзра. - Протоколы - штука убедительная. Но на этот раз диверсий не было, а?
- Что вы этим хотите сказать? По-вашему, я все подстроил специально?
- Нет, зачем же. Специально - очень трудно. Да и ни к чему. Действительно, само собой случилось - так сложились обстоятельства. Бывает… Хорошо, хоть обошлось без страшных, разрушительных последствий. Ведь могло быть очень много жертв. Однако этого не допустили.
- Кто?
- Те, кому положено такими вещами заниматься.
- Я не понимаю, - вдруг взорвался Питирим, - в конце концов - был суд? Такой, которому я мог бы верить? По какому праву вы мне говорите это все?!
- А чтобы вы задумались, мой милый. Боевик - хорошая профессия, но думать тоже нужно иногда. Пусть даже если вас относят к умственной людской элите…
- Вздор! Пока не состоится суд - официальный, с соблюдением всех процедур, - я обвинения отказываюсь принимать. У вас нет ни малейших оснований… Черт возьми, заладили одно: мы, мы!.. Вы - здесь, на Девятнадцатой, куда-то там меня везете. Ежели и впрямь на суд, то помолчите. Если нет - тогда тем более. Мы!.. Мы пахали! Нет уж!.. Я спасен был на Земле, на боевом посту - в буквальном смысле слова. И это сделали мои соратники, друзья, которые прекрасно понимают: в трудную для всей планеты пору человеческими кадрами нельзя разбрасываться. Нас, дееспособных патриотов, мало, как и вообще людей. Закон взаимовыручки. Друзья всегда придут на помощь.
- Это уж наверняка, - каким-то странным тоном произнес Эзра и похлопал Питирима по колену. - Не стесняйтесь, говорите. Все, что думаете. Это вам сейчас полезно. Не стесняйтесь, - повторил он и неспешно развернулся вместе с креслом, чтобы еще раз проверить трассу.
Вновь появилось некое подобие дороги: она то возникала в виде тянущихся цепью небольших проплешин, меж которыми застыли лужи, то пряталась под низкой жухлою травой. Лес, представлявшийся на расстоянии густым, почти непроходимым, на поверку оказался редким и довольно чахлым. В обе стороны от трассы шли болота - кочковатые, угрюмые, везде покрытые травой и мелкими колючими кустами. Редко-редко вдруг проглядывали маленькие озерца - их ртутно-серая недвижная поверхность вызывала мысль о глубоких омутах и разной нечисти, угрюмо затаившейся на дне. Но нечисти тут, на планете, не было совсем - одна растительность, а живность не водилась. Правда, завозили иногда с Земли животных - в основном домашних, но они здесь приспосабливались плохо, погибали. Над болотами невидимым шатром нависла тишина. И даже одинокий звук мотора не способен был ее нарушить. Редкие корявые деревья - странное сращение земных сосны и пальмы, высотой от силы метров десять - на переплетающихся длинных корневищах тянулись прямо из болота. В воздухе витал слегка дурманящий, на удивление знакомый сладковатый запах. Питирим напрягся, силясь закрепить, остановить все время ускользавшее воспоминание, и наконец-то - вспомнил: точно так же пахло в доме у Яршаи, когда Айдора выносила к чаю теплые ватрушки. Сдобное болото… Дичь какая-то! Но запах!.. Тучи, уходя за горизонт, мало-помалу истончились, разорвались, и теперь на блеклом небе сделались заметны кое-где нежнейше-голубые островки. Мир изменил окраску, стал как будто золотистей и теплее, словно всюду загорелись крошечные желтые фонарики, упрятанные в травы и листву деревьев.
- Распогодилось. Хороший будет вечер, - бросил Эзра, вскидывая голову. - Как раз успеем…
Питириму было все равно: чужая жизнь, чужие люди…
- Все-таки - надолго я сюда? - спросил он.