- Да просто эту самую вину, чуть что, вы бережно стараетесь свалить на собственных же подопечных!.. Неразумно. Вы невольно принижаете Культуру. Ну да ладно!.. Когда из-за какой-то вещи начинается раздор, о настоящей ценности ее на время забывают - важен факт обладания вещью. Когда Культуру принимаются делить, о ее самобытности думают меньше всего: важен факт уничтожения Культуры. Как чего-то, потерявшего уже свое неповторимое лицо…
- Ну, вы полегче! - запыхтел с обидой Клярус. - На Земле не только Дураки живут… И, если уж на то пошло, вот вашу музыку как раз никто не понимает! И не хочет принимать - да-да! Поскольку..
- Я всегда считал, что настоящая доступность музыки - в ее первоначальной сложности, - с презреньем выпятивши нижнюю губу, проговорил Яршая. - В той ее великой сложности, которая была и есть - гармония. И всякая попытка упрощенчества гармонию немедля убивает. Любят сокрушаться: ах, утратили народную основу!.. Нет, милейший! И народная, стихийная, как иногда считают, музыка - изрядно непроста. Мы только называем так: народная… И это лишь невежды полагают: если что-нибудь "народное", то, стало быть, - простое.
- А я не позволю оскорблять меня здесь! - взвился Клярус. - Думаете, если вам разрешено трепаться…
- Не трепаться, а отстаивать свою позицию, - внезапно побледнев, утробно проурчал Яршая. - Для того и созван этот суд, чтоб было все по чести и любой подозреваемый, а уж тем паче обвиняемый, мог высказаться прямо, до конца! И затыкать мне рот вы по закону права не имеете.
- Нашли себе закон!.. - скривился Клярус. - Ладно, говорите. Только это вам потом зачтется.
- Не гоните лошадей, любезный. - На лице Яршаи проступило выражение усталости и сожаления. - Какая чепуха! Ведь именно такие - вроде вас - приемлют только отупелый суррогат искусства и о прочих судят по себе. Для них тупой - значит простой; простой - значит народный; а народный - значит всем понятный и поэтому необходимый. Им мерещится: без их претенциозного, воинственного бескультурья на Земле никто не проживет. В том, собственно, все бескультурье и заключено… Искусство не бывает всем понятным, и не всем оно необходимо. Я подчеркиваю: не его подмена, а само искусство! Музыка обязана быть сложной, если это - музыка. Она вбирает в себя многие науки. И заглядывать пытливо в рот орущим бескультурным - не заслуга наша, а беда. Есть культура массовая, и есть Культура масс. Но это пугают - сознательно, велеречиво.
- Не судите по себе! - бесцеремонно вставил Клярус.
- Бескультурье окриком не упразднишь, - не обращая ни малейшего внимания на эту реплику, Яршая гордо сложил руки на груди, - хотя оно другого обращения, пожалуй, и не понимает. Оно - от холуйства, а холуйство кланяется низко. Очень гибкий инструмент. Однако вынудить его умолкнуть, не мешаться, не вцепляться мертвой хваткою в Культуру - можно и необходимо. А в противном случае и вправду на Земле останутся лишь жалкие треньбреньдеры, играющие сразу десять или двадцать нот вдогонку той, которую ты взял, - и то случайно, невпопад. Иначе только простенькое да убого-пафосное, где не надо шевелить мозгами, за искусство принимать и будут. И не в музыке одной - в литературе, в живописи, да во всем! И в педагогике, и в философии, в истории, в культуре знаний, вообще - в Культуре! Мы кичимся: ах, земное, человеком создано!.. Как создано, так и утеряно.
- Ну, вы - не очень-то!.. - с негодованием заметил Клярус, грозя пальцем.
- А, не нравится, - язвительно сказал Яршая. - Нет уж, вы послушайте, послушайте - полезно иной раз… Мы знаем, что такое блеск прогресса, барский шик цивилизации. Но, ослепленные всей этой мишурой, мы позабыли, что еще есть нравственность Культуры, для которой эти побрякушки - сущее ничто. А для нее-то важен - человек. Не тот, который одевается, куда-то едет, обжирается, пьет, строит новый звездофлай похлеще прежнего, но человек, способный понимать искусство и способный видеть это самое искусство и в одежде, и в еде, и в отправлениях своих, и в звездофлаях, даже в чертовых убойлерах; способный сам себя котировать по меркам высшего искусства и поэтому - вот главное! - готовый уважать подобного себе, готовый сострадать ему и помогать, готовый поступиться всеми достижениями мнимого прогресса, побрякушками цивилизации - во имя человечьей доброты и чести называться человеком. Да, лихие времена настали… С чем мы к ним пришли? Ведь потому-то и лихие времена, что человеческой Культурой мы забыли их наполнить. Все, все есть, а человека - нет! Есть - сапиенс. А что ему Культура, что История, которую он ловко перепишет и перемордует, глазом не моргнув, в угоду нынешним тщеславным вожделениям! Само собой, мораль ханжи он знает, он ее блюдет. Но нравственности - нет в помине. Она вся, с Культурой вместе - где-то там, в болоте, на задворках… Отто-го-то биксов мы и ненавидим. И еще раз повторю: не апеллируйте к науке, вам по сути непонятной, не стяжайте на мировоззрении, которое всегда религиозно, ритуально и насквозь пронизано догматами, Познанью чуждыми в своей основе. Да, наука - вне морали, вне мировоззрения, если угодно. Да, мировоззрение - вне истинной науки, вне морали. И не надо их мешать друг с другом. Ну, а коли ненароком довелось, тогда хоть называйте порожденных вами же кентавров по-другому, не вносите путаницы, нам ее и так хватает! Мораль, наука и мировоззрение тогда, и лишь тогда, едины - но неслитны все равно! - когда не сами по себе берутся, не в отдельности, а - в лоне нравственности всей Культуры, гармоничной, все любовно возводящей в ранг искусства. У искусства нет прогресса. Как и у Культуры нет прогресса. Он способен проявляться в разных частностях, в инструментарии, которым пользуется человек: в науке той же, в технике, мировоззрении… И если уж мы о прогрессе говорим, то это всякий раз - о человеческой, земной цивилизации. И только. А вот о Культуре как-то забываем… Да и ясно, почему: она не может удовлетворить наше тщеславие - не очень-то наглядна, чересчур простерта в глубь времен, на все народы!
- Верно, - согласился Клярус. - Все народы. Это надобно учитывать любому патриоту, - невпопад добавил он и зорко поглядел вокруг себя. - Народ не может ошибаться. Люди могут. А народы - нет.
- В какой-то мере… - покивал Яршая. - Ибо многое их просто не касается - такое, что не входит в понятийную народную систему, что всегда реально занимает только индивида. Индивида, а не патриота! И на этом уровне нам крайне важно помнить: сапиенс творит цивилизацию, тогда как биксы - порождение Культуры. Вот поэтому мы их не принимаем, не хотим идти на компромисс, в контакте с ними жить, а не в борьбе. Конечно, внутри вида всегда тесно, всегда сложно - туг уж матушка-природа, что ни говори, недоглядела… Но ведь биксы и могли бы, в сущности, стать органичным и желанным дополнением к тому сообществу, которое мы гордо именуем человечеством. Могли бы многие проблемы - наши! - разрешить довольно быстро, подойдя к ним по-иному, нетрадиционно… Нет, мы из последних сил, с упрямством, вызывающим естественное изумление, стараемся причислить биксов к нашему, единственному во Вселенной, как мы полагаем, виду, силимся впихнуть их в рамки, где и нам-то зачастую делается тошно. Пробуем подладить под себя… А что в итоге? Нам не нравится, какие они, биксы; наши давние, замшелые стереотипы не подходят к ним - и вот мы, на глазах зверея и не понимая, отчего так получилось, конфронтацию, что рождена в дурных людских мозгах, возводим сходу в абсолют. Не видим ей альтернативы. Не хотим!.. Замечу: нравственность Культуры исключает конфронтацию, мораль цивилизации ее возводит в абсолют.
- Кого, простите? Нравственность? - хихикнул Клярус.
- Конфронтацию! - зверея, произнес Яршая. - Слушать надо. И чуть-чуть соображать!.. Как ни прискорбно, сапиенс забыл, что он еще и "гомо"… Это породит со временем большие беды. Собственно, уже их породило, только виноватых мы стараемся искать среди других. Мы - чистые. Смешно!
- Послушайте, друг мой, - не выдержал, вконец истосковавшись, Клярус, - совесть надо же иметь! Вы говорите так, как будто к богу нас зовете!..
- Да! А что? - заносчиво сказал Яршая. - В чем-то вы и правы, в чем-то вы попали в точку. Ведь взываю я не к жалкому рациональному рассудку, а к осознанию! Оно всегда имеет склонность к вере.
- А Барнах считал наоборот… - не без издевки вдруг заметил Питирим.
- Что? - повернулся к нему Клярус, заинтересованно поглядывая из экранных недр. - У вас поправка?
- Да нет, просто - к слову, - хмыкнул Питирим. - Почтеннейший Яршая, сколько я могу понять, большой приверженец и почитатель биксов и всего, что с ними связано. Поклонник чуждого нам всем… И в том числе - идей Барлаха! А тот всякую религию на дух не выносил. Особо - мистицизм.
- Конечно, это может вызвать кривотолки, - согласился с ним Яршая. - Дескать, на словах - почти сподвижник, ученик, а как до дела - так и отрекаюсь… Ничего подобного! Религию, обрядовую сторону я вовсе не имел в виду. Я говорю о вере - в счастье, в справедливость, в то, что завтра будет лучше, чем сегодня, и так далее. Короче, говорю о вере в некую наджизненную, надсиюминутную, непознанную данность. И она - одна из главных составляющих Культуры. Вера в мировой порядок и гармонию, которые всему существованию - да просто быту! - придают высокий смысл. Сознание тем и чудесно среди прочей рефлекторной жизни, что умеет верить…
- Н-ну, - с сомнением ответил Питирим, - я, правда же, не вижу здесь принципиальной разницы… Да ладно уж, сказали - и сказали!
- От души благодарю, - елейно-лучезарно улыбнулся ему Клярус. - Вот - и аргументик, новый!
- Да уймись ты, наконец! Заладил - аргументик, аргументик!.. - против воли снова взбеленился Питирим.
Теперь он только ясно понял, в чем же заключался фокус. Не начни он возмущаться вслух - и не возник бы сбой в программе… Это лишь на вид был незатейливый, простой информпроектор, а на деле - хитроумнейший, способный к моментальной перестройке всей программы интелкомп. Такие даже на Земле встречались редко - в основном их изымали у репатриируемых биксов, каковые, по вполне надежным слухам, интелкомпы и изобрели. И вот, пожалуйста, одна такая штучка - в эдакой глуши! Откуда, как сюда попала? Новая загадка, с огорчением подумал Питирим, и если разобраться… А с изображением все выходило просто. Запись давнего процесса закольцована была на игровую часть, но вряд ли кто подозревал, что она здесь имеется. Сейчас-то, по прошествии десятилетий, это не имело прежнего значения, а вот тогда, когда практически синхронно миллионы со вниманием следили за течением процесса, за речами подсудимых и обменивались репликами, с чем-то соглашались вслух, а чем-то возмущались - да, тогда система действовала с полною нагрузкой. Все домашние компьютеры, наверное, заранее единой сетью были исподволь подключены к немногим интелкомпам, оказавшимся в распоряжении людей. Вот дьявольская хитрость! Ведь обратная-то связь осуществлялась постоянно. И нетрудно угадать цепочку, по которой шли сигналы: зал суда - вариативный фильтр интелкомпов - подключенные домашние компьютеры - вновь интелкомпы - и назад, в жилища каждого. На входе - зал, где разбирательство текло своим законным чередом, но дальше - карусель, вертеп, сплошной обман. А догадаться было, в сущности, нельзя - такой был ловкий камуфляж… И объективный вроде бы, прямой показ событий, даже якобы эффект обратной связи, и одновременно - мелкая, но принципиальная подчистка, подтасовка интонаций говорящих, слов и даже целых фраз - в угодном ракурсе, чтоб не как было, а как надо залегло в анналы и там пребывало, до тех пор, пока их не востребуют доверчиво-пытливые, заведомо патриотичные историки - других на эту славную стезю уже давно не допускали. Впрочем, варианты, вероятно, сохранялись все - на крайний случай; правда, вряд ли кто из смертных, даже очень высоко взлетевших, знал доподлинно, о чем там речь и где все это можно отыскать… Поэтому и тени колебаний не могло возникнуть у пытателей минувшего: ведь вот он - документ эпохи, протокольный репортаж! Да, как бы протокольный… Только с небольшой, но - очень нужной коррективой, каковую при трансляции не раз и совершенно незаметно проводила игровая часть злосчастных интелкомпов. "Ты во всей теории правдивее истории - науки не найдешь", - припомнил Питирим слова из школьной песни. Вот уж точно! И где ложь - попробуй подлови! Но подловил же! - с удовлетворением подумал Питирим. Хотя… спустя десятилетия - что толку?! А тогда-то ведь, в азарте передачи - и не замечали. Создавали - слепо - усредненную, вполне благонадежную, с необходимыми акцентами картину. Ну, а если в конъюнктуре переменится что-либо и какие-то нюансы станет все-таки желательно убрать, или смягчить, или дополнить - задним-то числом куда уж проще! Так, простите, чем же именно я занимался только что? Внимал истории? О, нет!.. Выходит, это все небезобидно до сих пор и не простая до сих пор игрушка?! Значит, вся система подновлений, как и прежде, действует, и отключать ее не собирались? Правда, тоже никому не сообщил и… Что ж, выходит, правы Левер и Яршая? И вот так: по капельке да по крупинке набираются помехи, создается сетка, сквозь которую уже не видно старого, оригинального рисунка, и тихонько, постепенно проступает совершенно новый - тоже якобы кусок Истории? Какой? Где истина? Не спрашиваю, в чем… Вот в этом, видимо, и есть… Да, варианты сохраняются, скорей всего. Но должен же, ей-богу, сохраняться где-то и контрольный, изначальный экземпляр, не может быть, чтоб… Ну, а почему бы, между прочим, нет? Зачем он, истинный, контрольный, только смуту сеять да разброд! Куда удобнее, когда перед тобою - масса вариантов. Сколько пищи для раздумий, для пустых сопоставлений! Главное, все чинно, гладко, подконтрольно, комар носа не подточит. Можно версий, исключительно правдоподобных, создавать хоть миллион. Наука!.. Это я - случайно - вызвал перебивку в записи, мгновенную переигровку исторического и как будто бы в деталях зафиксированного эпизода, ибо я - лицо не постороннее, меня процесс волнует до сих пор, тем паче я его еще не видел… А историк - он серьезен, он анализирует добытое и с глупыми вопросами, и возражениями, да к тому же с добавлениями радикального характера не лезет никуда - по крайней мере в ходе получения полезной информации. Воспринятое им - всегда готовый факт, который уж потом, при случае, легко додумать, увязать с другими, утрясти… А я - сначала усомнился в факте, будучи непроходимым дилетантом!.. Катится, летит История, а вместе с нею - мы… Как говорили некогда: творим историю своими же руками. Вот - тот самый случай. И я должен этим соучастием гордиться, вяло, будто нехотя, подумал Питирим. Но гордости при этом никакой не испытал. Наоборот, ему вдруг сделалось тоскливо и, чего греха таить, немного страшно. За всех тех, кто раньше был, и за себя, и за других, которым предстоит лишь появиться в этом мире. Соучастнички, подумал Питирим, разбойнички - по общему же дельцу, если честно, все проходим, разве что кто половчей - в героях щеголяет, а другие - нет… А вот у биксов, очень бы хотелось знать мне, тоже - так? Они-то что в Истории готовы усмотреть? Или она для них - и вовсе звук пустой? Понятие без всяческого смысла? Нечто, данное навеки только людям? Было бы недурно прояснить… А между тем пытливый Клярус все допрашивал Яршаю.
- Нет, вы мне ответьте: по какому праву вы убеждены, что и мое сознание, и ваше - да буквально всякое! - имеет склонность к вере? - разглагольствовал он. - Это, я скажу вам, че-ре-ва-то!.. И кончайте, вы меня прилюдно не порочьте, это ваш процесс - не мой!
- Что ж… Вера - это тяга к натурализации чудес в своей душе, - с улыбкою откликнулся Яршая. - Говоря так, я подразумеваю: вера - это не доверие, а некий изначально существующий логически-фатальный элемент. Не рефлекторный, как у прочего зверья, а именно логически-фатальный - предначертанный, но должный быть осознанным. Вся наша жизнь идет под знаком ожидаемого чуда, то есть состояния или события, которого не может быть. Сам разум наш для мирозданья - тоже в некотором роде нонсенс… Но ведь - появился! Чудо, что ни говори. И мы ждем для себя ответного… Огромного или помельче - не играет роли. Мы как будто бы купаемся в таком вот ожидании, оно для нас - питательная и необходимая среда. Поэтому и все мечтанья наши - это ли не вера!.. Упования, надежды - из разряда иррационального, как к ним ни относись. Вот, скажем, в старину мечтали: что-то там такое сделается - и всем будет очень хорошо… Все будут счастливы… Ну, прямо-таки рай в загробной жизни! Мы-то с вами знаем: хорошо не стало. Но опять же, невзирая ни на что, - надеемся. И вроде бы и вся История, и разум наш, и трудный опыт должны утверждать, подсказывать: нелепы эти упования, а временами - даже и вредны. Так нет! Мы бессловесно и внеобразно как будто чувствуем… Все время в грезах. Справедливость, идеал, гармония!.. Прелестно! А ведь музыка - как раз из этой сферы. Вообще - все творчество. Любой, кто истинно, по благости души творит - тот непременно верующий человек. Да только вера тут особая… Он может презирать религии как способ благостной нивелировки и растления умов пытливых индивидов, может быть безбожником, озлобленным материалистом, вздорным циником, но все равно он верует в своей душе и только оттого - творит. Хотя… аналогично верует и тот, кто, отрицая, разрушает… Каждый в собственном сознании несет частицу веры - ту, что смог в себе найти и сохранить, у каждого своя планида. Вы вот, например! Вы ж верите и, полагаю, искренне, что биксы - изначальные враги и человеку не чета. Почти что адские создания, посланцы дьявола…
- Э, нет, тут верой и не пахнет! Не приписывайте мне! Я просто знаю это! - оскорбился Клярус. - Всякий честный человек обязан это знать!
- Подставьте сюда "верить" - что изменится? - пренебрежительно повел плечом Яршая. - Вы поймите: знание и вера суть одно и то же. И не путайте, пожалуйста, с религией - там вера не важна, там важен ритуал, там важно соблюдение догматного обряда, важно утверждение, что на пути к возвышенному ты нуждаешься в посреднике. Но кто его уполномочил, чем он лучше? Самозванство в чистом виде!..
- Пастыри всегда нужны, - с неудовольствием поведал Клярус. - Да, всегда и всюду. А иначе в головах - разброд. Мы, между прочим, потому и бедствуем теперь…
- Что вас не сделали наиглавнейшим пастырем Земли! - докончил с громким хохотом Яршая. - Представляю, как бы мы все жили! Одна мысль на всех, и та - по средам.
- По чему? - не понял Клярус.
- Ну, по четвергам, - явно глумясь, сказал Яршая. - То-то сразу бы настало счастье!.. Счастье - всем, а для чего - плевать. Вернее, ясно, для чего: чтоб неповадно было возражать таким, как вы. Чтоб вы могли держать людей в узде, построив в ряд, и тыкать в морду им, как кнутовищем, этим самым счастьем, вами же придуманным. Чудесно! Счастье подчиняться, счастье с биксами бороться, счастье проливать без смысла кровь - во имя… А вот цели-то и нет - возвышенной, разумной, всем необходимой!.. Тут уж верой за версту не пахнет.
- Вы еще поговорите! - пробурчал с угрозой Клярус. - Если не уйметесь, я прерву сегодняшнее слушание. А потом вам могут слова и не дать…
- Скорей всего, - признал Яршая, снова погрустнев. - Скорей всего…
- Да никаких сомнений! Я, по крайней мере…
- Это-то и плохо. На тернистом пути к вере сомнение должно являться первым, подтверждая справедливость выбранной дороги. А потом приходит остальное, в том числе и вера… Ибо вера - знает, а знание - верит.