Проснулся он довольно рано, но в окно уже струился свет очень земного, пасмурного утра. Ники рядом не было - куда-то, вероятно, убежала по делам. На удивленье тихо встала и исчезла… Питирим пожал плечами, вылез из-под одеяла и, помимо воли, кинул быстрый взгляд на стол. Веселый снимок Левера пропал - вполне возможно, Ника унесла с собой и спрятала подальше. Да уж, лучше поздно… Питирим кивнул, как будто соглашаясь невесть с чем, и начал одеваться. Выглянул в окно: двор был пустынен и безмолвен, только за оградой на ветвях раскачивались все еще горящие - ну, сколько можно, господи! - цветные фонари, и это тусклое свеченье вызывало чувство окончательной заброшенности и невозвратимости минувших дел, и слов, и встреч, и упований… Прежде чем идти из комнаты, вниз, Питирим, не слишком-то задумываясь, для чего ему все это, машинально заглянул в ящик стола, незапертый и даже чуть-чуть выдвинутый - словно бы с намеком: дескать, не забудь… Действительно, на дне лежало несколько листков, небрежно перегнутых пополам. Одни эти листки, и больше ничего… И не известно, было ли здесь что-нибудь еще… Слегка помешкав, Питирим достал их, повертел рассеянно в руках и, не читая, положил в карман. Потом прилежно застелил постель и вышел в коридор. На первом этаже - ни в кухне, ни в гостиной - Ники тоже не было. Еще появится, утешил сам себя зачем-то Питирим и принялся подогревать оставленный ему обильный завтрак. ("Я сутра наемся поплотнее", - вспомнил он свои вчерашние случайные слова и благодарно улыбнулся.) Аппетита снова не было, он съел едва ли половину и, поколебавшись, выкинул остатки в кухонный утилизатор. А затем, точно набрел на исключительно толковое решение проблемы, от которой пухла голова, с довольным видом вытащил записки Левера и, не раздумывая, кинул следом за едою в пасть утилизатора. Теперь лишь оставалось терпеливо дожидаться Эзру. Выходить из дому не хотелось - опустелый двор невольно навевал безрадостные мысли. И погода к утренней прогулке тоже не располагала. Чтобы как-то скоротать тянувшееся время, Питирим раскрыл в гостиной шкаф, извлек знакомый информатор и включил его. Все это делалось размеренно, почти что механически, без глупой суеты. Ведь я здесь - лишний, думал с тихим отвращеньем Питирим, я здесь не нужен, то есть нужен, если все-таки позвали, но - не обязателен, и, если б я сюда вдруг не явился, вряд ли бы что изменилось, жизнь текла бы по прочерченной, готовой колее, и потому нелепо обольщаться: все, что было, - чистая случайность, мимолетное стеченье обстоятельств, следствие минутной слабости, когда на сердце стало, против ожидания, тревожно-одиноко и мучительно тоскливо… Да, вот так и получается: любовники по внутренней тревоге - динь! прозвенел звоночек - и помчались, даже не раздумывая, друг навстречу другу - динь! снова прозвенел звоночек, все, отбой, тревога кончилась - и страсть угасла, и все разбежались по своим местам, чтоб больше, вероятно, никогда друг друга и не видеть, и не вспоминать - по крайней мере, без особой, несусветной надобности. А возникнет ли она еще когда-нибудь - такая-то потребность встретиться, увидеться опять, быть рядом и испытывать от этого восторг?.. Он ждал, минуту или две, но информатор не работал - то ли поломался (не исключено, прибор старинный все же, ветхий, а вчера нагрузочка была - дай боже!), то ли просто блок-программа кончилась и, вовремя не получив команды задержаться, вся ушла куда-либо на главный информационный накопитель, ну, а новую закладывать не стали. Да и, собственно, когда и кто бы этим мог заняться?!. Странно, что лишь эпизод с Яршаей здесь и сохранился… Впрочем, тут, на Девятнадцатой, особой логики и не было ни в чем. Глухое место, и вся жизнь построена, по сути, как придется. Только каждые три года наступает праздник - это уж без сбоев, тут все четко, можно время проверять. Смешно: межпраздничная единица времени… Одна из местных достопримечательностей. Бред какой-то!.. Ника все не шла. И ладно… Хочет так себя вести - пусть, он ей не приказчик. Питирим засунул информатор в шкаф и сел, уныло глядя на картины на стене. Наверное, сам Левер их и рисовал, вдруг догадался он, вот здесь, у этого окна. О чем мечтал, зачем? Тяжелый все-таки был человек… Снаружи донеслось знакомое глухое стрекотанье - ездер, понял Питирим, ну вот и все… И глупо тут задерживаться, надо снова в путь, на космодром, к былому… Или все теперь иначе повернется и придется начинать жизнь, в сущности, сначала? Поглядим… Он запахнул покрепче куртку на груди и вышел на крыльцо. На землю сыпался едва заметный дождь, даже не дождь был - просто изморось висела в воздухе, все покрывая тонкой влажной пленкой. Услыхав стук двери, Эзра не спеша, всем телом повернулся на сиденье и приветственно взмахнул рукой.
- Ну, что, - сказал он, - погуляли, отдохнули? Отряхнули душу?
Питирим пожал плечами: дескать, сам не знаю, как насчет души, но что-то вот - и впрямь произошло…
- И снова - налегке?
- А как иначе? - Питирим развел руками. - Что ж мне, дом с собою брать? Или всю ферму?
- Значит, едем? - коротко спросил, пришурясь, Эзра.
Питирим кивнул и начал медленно спускаться по ступенькам. Да, похоже, дождь под утро был изрядный, лишь недавно перестал… Раскисшая дорожка жадно чавкала при каждом шаге, ветер стих совсем, деревья с непогашенными фонарями снизу, от крыльца, смотрелись странной и ненужной декорацией, картиной, выписанной тщательно и равнодушно, эдакой еще одной картиной Левера, которую он словно специально сделал именно такой, чтоб легче было от нее бежать и не хотелось возвращаться - никогда. Во всяком случае - при жизни… Питирим протер сиденье и уселся сзади Эзры. Прежде чем машина тронулась, он обернулся напоследок. Что-то екнуло в груди и отдалось тоскливой болью, к горлу разом подступил тяжелый, вяжущий комок… В конце двора, у дальнего сарая, он увидел две знакомые фигуры. Теперь - две… Дурак Ефрем и рядом с ним - Симон. Они стояли в розовых рубахах до колен, босые, молчаливые, и, приложив ладони козырьком ко лбу, внимательно и зорко наблюдали за отъездом. Алевее, позади крыльца, - как будто она вдруг возникла ниоткуда, только ненадолго появившись среди капель дождевых, средь тишины и увяданья, - Питирим увидел Нику. Чуть ссутулившись, она стояла неподвижно, в том же самом платье, что и днем вчера, безвольно опустивши руки, и глядела на него с тревожной грустью, с мягким пониманием, и на лице ее застыла виноватая по-детски, скорбная улыбка, даже не улыбка - робкий знак ее, в которой прочитал он и прощение, и боль, и отголосок невозвратной радости, и безнадежную покорность перед теми силами, что ей досталось пробудить на краткий миг - в надежде на несбыточное чудо… Ездер тронулся. Еще каких-то несколько секунд, неуловимых и ужасно долгих, перед Питиримом простирался опустелый двор с тремя хранящими достоинство, наивно-беззащитными и одинокими фигурами, потом машина, миновав ворота, вылетела в лес и понеслась по сумрачной дороге. Эзра двигался на полной скорости, сосредоточенно уставившись вперед, и словно позабыл о пассажире. Да и Питириму в те минуты не хотелось никаких бесед. Он сам не понимал, что чувствовал сейчас. Смятение, раскаяние, раздраженье… Неуверенность и ощущение слепой, бессмысленной утраты… Чего именно? Прошедшей ночи, Ники, смысла жизни? Эк, хватил!.. Нет, все, все, кончено, упрямо уговаривал он сам себя, я возвращаюсь, да, теперь я - как птенец, случайно выпавший из теплого гнезда, но добрыми руками помещенный в прежнее жилище. Как ребенок, на пустой поляне, на траве, затеявший игру - с самим собою - в прятки. Сам вдруг спрятался и сам же отыскал себя… Вот только - странно! - что-то вслед за этим не признал в себе, какую-то заметил перемену… Если б просто внешнюю… Она-то есть как раз, но с этим можно и смириться, с этим можно жить. А вот другое, не заметное сначала… Нет, пустое, все нормально, все - как надо, ерунда! И мы себя еще покажем, дайте срок!..
- А эти двое, у сарая, - что они стояли? - неожиданно спросил он.
- Думали, - ответил Эзра.
- Но о чем, о чем им думать здесь?!
- О жизни, Питирим, о жизни. Ведь о ней всегда сподручно думать. Очень разная она бывает - и в один и тот же миг. - Возница повернулся к Питириму, и в глазах его зажегся бешеный, злорадный огонек.
- Зачем им дети, я не понимаю. Вообще - всем биксам - для чего?! Лепили бы себе подобных, как уже умеют, с заданными свойствами - и все!
- Ну, этого так мало!.. Заданные свойства затухают. Чтобы сохраниться, им нужны разнообразные мутации. Природа поступила самым мудрым образом: естественное закрепление всех изменений в детях. Ведь энергетически это разумнее всего. К тому же - безотходность производства, ежели угодно. Может быть, звучит цинично, но зато по делу. Минимум затрат энергии не столько на творение - тут жадничать как раз не надо, - сколько на внедрение полезной новой информации. Да, Питирим, дети очень нужны. Конечно, в будущем, я думаю, такого сходства - внешнего - с людьми и не понадобится, этот, с позволенья, рудимент в итоге изживут. Различные таланты будут развивать всегда, не сомневаюсь. И под них уже - подлаживать полезную для дела внешность. Все ведь только-только начинается… Издержки неизбежны. И не надо обольщаться.
- Да, но дети уже есть! - воскликнул Питирим.
- Вы правы. Было б глупо отрицать… Действительно недавно появились - на Земле. У тех, немногих биксов, напрямую связанных с людьми. А здесь пока что - темный лес. Инстинкты, примитив…
- Ну, не сказал бы… Не такой уж примитив, - с сомнением заметил Питирим, внезапно вспомнив весь вчерашний день, Лапушечку, Симона…
- Биксов как единой расы - нет. Они повсюду разные, - задумчиво ответил Эзра. - На Земле - свои, и на Девятнадцатой - тоже свои. Для разных целей, с разными возможностями… Но чего-то целого - одной породы, так сказать, - не существует. Просто как-то надо было их назвать, когда все только начиналось, вот и выдумали: биксы! А на деле они очень сильно друг от друга отличаются. Да… Времечко бежит… Вот - скоро снова дикеньких сюда подкинут, - сообщил он с непонятною усмешкой. - Эх, начнется канитель!.. Работы будет - непочатый край. А на всей ферме - только Ника-то и есть… Ну, я ей малость помогаю… Вот теперь два этих мудреца - их тоже будем подключать. На что-нибудь сгодятся… Должен вам заметить, Девятнадцатая - именно то подходящее местечко, где, пожалуй, можно было бы, без шума и неторопливо, вывести порядочную новую породу. И не биксы до конца, как все их представляют, но и, разумеется, не люди. Чтобы были подобрее и одновременно - поталантливее. Это, в принципе, возможно. Только некому работать… Жаль. Обидно! - Эзра сплюнул на дорогу.
- Эзра, - глядя на него в упор, спросил внезапно Питирим, - кто меня спас? Не люди же?!
- Не люди, это так, - кивнул возница. - За спасение свое благодарите биксов. Постарались…
- Для чего?
- Ну, для чего спасают? Чтобы жил!
- Я не о том. Ведь я - их враг. Во всем, всегда. Непримиримый боевик!..
- Непримиримый? Неужели? - иронически прищурясь, хмыкнул Эзра.
- Безусловно! А иначе - как же жить?!
- Непримиримые - и не живут. Они - в борьбе. Метутся, суетятся, никому покоя не дают, вот только шоры на глазах мешают… Человечность - звук пустой для них. Как и понятие "культура"… Им важна идея, важен принцип. Остальное - как бы и не существует. Ради высших принципов - убьют, нисколько не жалея, предадут, и глазом не моргнув. Хотя… мы все, конечно, дети принципов, все - пасынки идей…
- И, значит, все-все - виноваты?
- Каждый - в чем-то, - согласился Эзра. - Невиновных нет.
- Но ведь кого-то все ж можно оправдать? - спросил с надеждой Питирим. - Пусть через суд, но - оправдать? Совсем. Нельзя же так - чтоб неоправданные по миру ходили! Чтоб не сам потом перед собой оправдывался, а другие - помогли! И ничего взамен бы не просили!..
- Х-м… И вопросик же вы задали! - развел руками Эзра. - Эк хватили!.. Наказанье оправданием, быть может, пострашней всего. Тогда уже сворачивать нельзя. К тому же и не всякий может суд такой судить. Как и не всякий вынесет…
- Да, но меня, преступника, зачем спасли?
- Я повторяю, - глаза Эзры стали бешеными, - снова повторяю: чтобы жил!
- Я нужен биксам?
- Ну, в какой-то мере… Предположим. Но - живой, живущий, а не боевик!
- А Ника?
- Ника вас простила, дурачка такого. И взвалила на себя такую ношу!.. Страшную вину… Ведь предала себя, свою любовь, по сути, - ради вас, чтоб вы себя почувствовали нужным - так вот, шиворот-навыворот, но нужным и прощенным наконец! Она и Левера простила этим самым, может, ради-то него все и затеяла, простила всех, чтоб оказаться виноватой. И теперь уж ваш черед, ваш, Питирим! Необходим ответный шаг… Считайте, вам для этого и сохранили жизнь.
- Выходит, все-таки - был суд, - пробормотал угрюмо Питирим. - А я и не заметил… И не понял ничего. Нет, кое-что почувствовал, конечно… Но и только. Не придал значения. Ждал наказания всерьез.
- Ну, а куда серьезней? - удивился Эзра. - Новое тело - пустяк. Не в нем, поверьте, дело. Но вот сделать так, чтоб все в нем рассмотрел и душу, а не просто оболочку… Есть наказание принуждением. А есть наказание - доброй волей. Надеюсь, у вас будет время подумать об этом.
- Когда?
- В любой момент, который вы сочтете подходящим.
- Где?
- Да где заблагорассудится! Мне странно слышать… - Эзра с укоризной поглядел на Питирима. - Самое тяжелое - когда по доброй воле…
- Что же именно?
- А уж вот это вы решите сами для себя. И тут никто вам не помощник, не советчик. Нет поводыря… Сказали же: нельзя, чтоб неоправданные по миру ходили!..
- Ну, а если бы вдруг Ники… - голос Питирима дрогнул, - если бы вдруг Ники - не было совсем? В природе не существовало бы? То что - тогда?
- Но ведь была! Ведь - есть! Какой смысл прожектерствовать без всяких оснований? Придумывать по разным поводам модели? Теоретизировать впустую? Вы порою удивляете меня, ей-богу!
- Слушайте-ка, Эзра, - неожиданно промолвил Питирим, - я все хотел спросить вас… Знаете, вы очень, очень мне напоминаете… одну особу, скажем так. Нет, вы другой и все-таки - похожи. Даже внешними какими-то чертами, тем, что говорите… Я отнюдь не утверждаю…
- Ближе к делу! - оборвал его бесцеремонно Эзра.
- Я мальчишкой был тогда, совсем давно, - стараясь не смотреть в глаза вознице, начал Питирим. - Так получилось… И с тех поря никогда… Вы очень мне напоминаете Барнаха, вот что!
- Это славно! - хохотнул негромко Эзра. - Ведь Барнах был осужден, приговорен до самой смерти жить под бдительной, усиленной охраной в гетто. Впрочем, так же, как Харрах и как Яршая, и как многие другие - и кого вы знати, и кого не знали… Было несколько процессов. Вы-то помните один…
- Откуда вы всех знаете?
- Конечно, здесь, на Девятнадцатой, порядочная глушь… Но не настолько все же, чтобы чувствовать себя, как будто ты живешь в другой вселенной! Кое-что и мы тут узнаем. Достаточно желания, простого интереса… Да ведь и на Землю все-таки летаем иногда, и к нам порою гости забредают…
- Вот-вот - забредают! Веский довод, ничего не скажешь, - с недовольством буркнул Питирим. - Насколько мне известно, часть материалов, связанных с тогдашними процессами, была закрыта…
- Ну, это уж моя забота, как заполучить необходимую мне информацию, закрытую для вас, - язвительно ответил Эзра. - Люди с детства привыкают: этого нельзя, того - нельзя… И с тем живут. Считают: все законно, так быть и должно. И очень раздражаются, когда вдруг кто-то думает иначе и, что главное, ведет себя, сообразуясь с собственными представлениями. Сразу же обида возникает, чувство ущемленности… А в результате - новое "нельзя" да "как посмел?!". Вы помните всего один процесс… А я-то знаю и другие. И не просто понаслышке, но - в деталях.
- Тем не менее… Вы не ответили!
- Да что тут отвечать? Немало сгинуло тогда, немало… Лучшие из лучших, что обидно… Ну, а я - вот тут, на Девятнадцатой. И что из этого? Еще один штришок к обычной человечьей психологии: не может, дескать, в непривычном месте оказаться некто, якобы похожий на известную всем личность. Сразу чудится подвох, опять какая-то несправедливость… Что ж, выходит, перед вами - беглый каторжанин? Всем разбойникам разбойник, супостат и враг людей? Сумел каким-то чудом скрыться и теперь разгуливает на свободе, по чужой планете?!
- Извините, - произнес оторопело Питирим. - Я, правда, не хотел…
- Да нет, чего уж… Я к таким вещам спокойно отношусь, - пренебрежительно махнул рукою Эзра, словно отметая всякие сомнения. - Мне даже в общем-то приятно, лестно слышать… Вы учтите, Питирим, не в моих правилах развенчивать легенды, пусть и самые нелепые. Поскольку я, недалеко ушедший в умственном развитии, их просто обожаю. Потому считайте, как хотите. Ваше право. Думаю, от этого - ну, так, на всякий случай - вас ведь не потянет на ходу выпрыгивать из ездера!..
- Нет, - рассмеялся Питирим. - Поедем дальше.
- Вот и хорошо. Мы успеваем в самый раз, - заметил Эзра. - В самый раз… Впритык к отлету шильника.