И вся веранда вместе с ним зашлась от хохота. Со стороны - собрались люди, отдыхают, веселятся. А мне было страшно. Я внезапно понял: вот сейчас, вот здесь - сломалось что-то, трещина прошла, разъединившая все то, что было до сих пор, и то, чему отныне быть, возможно, навсегда. Поскольку в новых, предстоящих днях спокойной и размеренной, хорошей жизни ждать уже не приходилось. Маленький, локальный рейд? Ой ли!.. Ведь всегда в таком вот, малом, самое-то жуткое начало и берет. Потом не остановишь… В старых книжках много говорилось именно об этом. Оттого и не давали их читать кому угодно. Мне - как сыну вожака - давали, а вот Рамбику, к примеру, - уже нет… И я не столько сознавал, сколько с тоскою чувствовал: идет беда - для всех, сначала для округи нашей, а потом - для всех. Хотим мы или нет. Да, собственно, теперь-то и желанья не играли роли. За нас все решили. Нам же оставалось - выполнять. И славить предводителей. Мне было страшно, повторяю. И вместе стем какой-то незнакомый мне задор, азарт проснулись вдруг в душе. Я словно стал на десять лет взрослей. Я рисковал. Я шел бороться, чтобы победить. Конечно, победить! Иначе для чего все было затевать?! Еще я неожиданно подумал: интересно, в школу послезавтра я пойду или занятия отменят? Надо с кем-то поделиться новостью, немедленно, и обсудить все, загадать и тоже как-то подготовиться. Не с Минкой же сидеть и языком чесать - ей, по большому счету, наплевать, ей лишь бы нравиться, да целоваться, да обжиматься где-нибудь в кустах или, как здесь, на крыше. Мы вместе слышали, и что она начнет трепать теперь - нетрудно было догадаться. Мне же надо обсудить по существу. Харрах, подумал я, вот с ним-то можно говорить всерьез. Сейчас приду к ним, выманю его из дому и - все расскажу. И вместе обмозгуем, как быть дальше. Ведь нельзя же оставаться в стороне, когда другие, весь народ - пускай в округе, пусть пока в округе! - начинает наконец-то настоящую борьбу. И странно: я хотел держать совет с Харрахом, а вот то, что бедному добрейшему Яршае угрожает очевидная опасность, может, скорая расправа, - как-то напрочь упустил из виду, если честно, позабыл, да, не придал ни капельки значения. Его заботы - их ему и разрешать. А мной владел азарт совсем другого рода. Не сострадания, а - соучастия. Что я, мальчишка, понимал?! Ведь получилось как-то очень быстро, неожиданно, непредсказуемо - пожалуй, даже так. И было все же в этой неожиданности нечто, поневоле наводившее на мысль, что существовал на самом деле ранний, хорошо продуманный в деталях план, коварный и известный лишь немногим… Кем продуманный, когда, зачем? Об этом оставалось только до поры до времени гадать…
…предполагать, не слишком, впрочем, доверяясь интуиции. А что другое мог себе позволить Питирим? Теперь все для него приобрело оттенок высшей обязательности и одновременно - призрачности, в силу именно такой, стоящей, как всегда, выше него, над ним первопричины, до которой без подсказки - вряд ли докопаться самому. Он шел, не торопясь, к вокзалу, специально - чуть-чуть сбоку от протоптанной дорожки, ноги путались в траве, и это заставляло с каждым шагом совершать усилие, пусть маленькое, но усилие, и хоть вот так, в наивной форме, возвращало ощущение реальности происходящего, его заполненности временем и точным расстоянием, которое сейчас необходимо одолеть. Вокзал вблизи смотрелся уж и вовсе неприглядно: явно наспех сложенные стены, все в потеках и разводах, пыльно-тусклые, слепые амбразуры окон и распахнутые настежь металлические двери, кое-где изъеденные ржавчиной, - все говорило, что вокзал построен не вчера - давно и отродясь почетных экскурсантов или делегаций здесь не ожидали, а для редких заурядных визитеров, право же, не стоило стараться. Судя по всему, надолго на планете не задерживались - прилетали по делам и сразу отбывали восвояси. Не то чтобы богом забытое место, однако и не из разряда тех краев, которые порою поминают в конце сводок новостей, натужно радуясь: мол, жизнь покуда не устроена, но все-все впереди. Для Девятнадцатой подобных перспектив никто, похоже, не сулил. Сам факт, что у планеты не было пристойного названия, уже о многом говорил. И ясно было, что поселков тут - по пальцам сосчитать, а городов нет и в помине. В противном случае тогда немножечко другой бы возвели вокзал, сообразить нетрудно. Впрочем, это Питирима мало волновало. Прилетел - и ладно. Жив-здоров - и хорошо. А что потом случится - не его забота. Надо думать, на Земле давно все решено. Возле металлических дверей он задержался, словно бы не зная, как быть дальше, постоял немного, озираясь, но внутрь так и не зашел, а двинулся направо, вдоль стены, касаясь изредка ее рукой, будто вот эти легкие прикосновения могли удостоверить в верности маршрута. Что-то никого не видно, думал он, куда все подевались? А… наверное, толпятся по ту сторону вокзала и сейчас поедут по домам. Ведь где-то же должны их поселить… А если я вдруг опоздаю и они уедут без меня? Нет, погодите, я к ним не имею ни малейшего касательства. Ну, ровным счетом никакого! У них всех - вполне конкретные дела, которые необходимо сделать - и назад. А я сюда - по приглашению, настойчивому, персональному. Хотя… довольно странно… Гость, а рядом - никого, никто и не встречает. М-да… Он прошагал вдоль всей стены и свернул за угол. Ему открылась площадь, некогда залитая стеклобетоном, но давно уже не подновлявшаяся. Низкие унылые строения, похожие на склады, окружали ее с трех сторон. Между бараками зиял просвет - дорога от вокзала. Ни души. Лишь по дороге, обильно пыля, катил прочь многоместный ездер. Допотопная конструкция: воздушная подушка с роликовым ходом - когда надо тормозить или, напротив, трогать с места. Опоздал-таки, досадливо подумал Питирим. А впрочем, я ведь и не нужен им…
- Брон Питирим Брион? - услышал он внезапно.
От стены ближайшего пакгауза, куда он и не глянул поначалу, отделился человек и быстро зашагал навстречу Питириму. Сущий великан, совершенно седой, но с очень молодым, на удивление, лицом, на котором выразительные черные глаза и такие же черные, густые брови впечатляюще контрастировали с ниспадавшими едва ли не до плеч жесткими серебряными прядями волос. Детский свежий румянец заполнял его щеки, будто он только что вернулся с крепкого мороза. Одет был мужчина просто: без каких-либо ненужных украшений старый, но чистый и отглаженный комбинезон - когда-то непременнейшая принадлежность всех фронтирных освоенцев (в том числе и биксов - право, любопытная деталь!), простые башмаки с пружинистой сервоподошвой и ворсистая рубашка-молния с закатанными выше локтя рукавами (а ведь здесь, на Девятнадцатой, не так уж было сейчас жарко - Питирим, по крайней мере, выходя из шильника, накинул куртку с автоподогревом и ничуть не пожалел). Мужчина подошел почти вплотную и, сложив мощные ручищи на груди, приветливо и испытующе одновременно поглядел на гостя.
- Брон Питирим Брион, я не ошибся? - повторил он хрипловатым баритоном.
- Нет, не ошиблись. - Питирим слегка откинул голову, чтоб лучше видеть лицо великана. Чем-то весь облик человека показался ему вдруг знакомым. Но, конечно, это был лишь новый - из случавшихся в последние дни - выверт памяти. - Вы ждали именно меня? Вы посланы встречать?
- Да, - широко и дружелюбно улыбнулся незнакомец. Но была при всем при том в его улыбке скрытая какая-то искусственность, отрепетированность профессионала. - Эзра, - коротко представился он и протянул широкую ладонь. К удивленью своему, Питирим ощутил мягкое и деликатно-осторожное рукопожатие. Гааза мужчины излучали доброе внимание, однако где-то в глубине их Питирим заметил и другое - цепкую осмотрительность, холодную оценку, собранность, как у отлично вышколенного боевика с Земли (да и у биксов - он запомнил с детства - был почти такой же взгляд). - Вас ждали с прежним, пассажирским, рейсом, а вы вот - на грузовике… - не то просто констатируя, не то с укоризной произнес Эзра.
- Я не успел собраться сразу.
- Это несущественно. Теперь. Вы здесь - и ладно.
- Мой багаж…
- Пока пускай побудет на вокзале. Он уже доставлен с шильника. Но если очень вдруг понадобится…
- Что же, я тут ненадолго? День-другой - и до свиданья? - удивился Питирим. - Или мы просто побеседуем немного, так что я обратно - тем же самым рейсом?.. Тогда я не понимаю, для чего понадобилось это - вызов, сам полет?
- А вы не торопитесь, - заговорщически усмехнулся Эзра. - Потерпите. Как вы все стремитесь сразу повернуть!.. Ведь я же только и сказал: покуда вещи брать с собой не нужно. А вот долго вы пробудете у нас или совсем чуть-чуть - не знаю. Сами для себя решите. Уже там, на месте.
- Значит, все-таки мы едем… - с долею злорадства молвил Питирим.
- А стал бы я тогда встречать вас! - широко развел руками Эзра. - Впрочем… Вы же, покидая шильник, как и все, прошли автоматический таможенный досмотр. Теперь вы - птичка вольная. Никто вам не указ. Не будь меня, устроились бы жить в гостинице - в поселке, вот и все.
- Я что-то не пойму… - с сомнением заметил Питирим. - Вы говорите: шильник грузовой. Но там вместе со мной летели пассажиры…
- А такие, вроде вас! Лететь необходимо, а рейс только грузовой. Садятся, что поделаешь… Запрета нет. Да это только так, одни лишь разговоры, что грузовики. Давно уже и пассажирские места в них сделали. Удобно.
- Это верно. С транспортом теперь везде проблема, - согласился Питирим. - Но я не вижу самофлая! - он выразительно окинул взглядом площадь.
- Ездер, - коротко ответил Эзра.
- Вот как?
- Самофлаи тут не очень-то в чести. Летают низко - можно сбить. Это во-первых. А во-вторых, хотя летают очень низко, прямо над макушками деревьев, но оттуда, сверху, все же видно кое-что… Здесь лишних глаз не любят… Так что ездер - самое оно. Катает быстро, исключительно маневрен и надежен, не шумит. Дороги - скверные, да их почти и нет. А ездеру не важно: поле, автострада или топкое болото. Вот такие в нашей жизни странные нюансы.
- Действительно, странные, - кивнул Питирим. - Что же тут нельзя особенного видеть?
- Мало ли… - пожал плечами Эзра. - Когда-то здесь, на Девятнадцатой, - вам это вряд ли говорили - проходил фронтир. И кое-что с тех пор осталось… В смысле нравов. И традиций, это уж само собой.
- А почему планете имя не придумали?
- Зачем? И Девятнадцатая - тоже имя. На фронтире все обозначали цифрами - для простоты. Названия давали после. Кстати, может, мы одни-единственные и остались, чтоб вот так - с порядковым-то номером, и больше ничего… Выходит, сами по себе, ни на кого на свете не похожи.
- Шутите, - сказал со вздохом Питирим.
- Немножко, - согласился Эзра. - Ну, пойдемте. Ездер я оставил за углом.
Они наискосок пересекли пустынную площадь, перепрыгивая иногда через большие, застоявшиеся лужи (вероятно, накануне был изрядный дождь, отметил Питирим), и сразу, выйдя на дорогу от вокзала, увидали экипаж. Ездер оказался неказистой старенькой моделью - без багажника и с откидным непрочным верхом. Они втиснулись в машину: Эзра - на переднее сиденье, Питирим, как полагалось, - сзади; едва слышно загудел мотор, и ездер, приподнявшись на полметра над землею, вырулил на середину тракта и довольно быстро полетел вперед. Прозрачный высокий обтекатель на носу гасил встречные потоки воздуха, качки и тряски не было никакой, так что, ежели закрыть глаза, могло показаться, будто агрегат стоит на месте, только знай себе гудит, словно в каком-нибудь аттракционе из воспоминаний канувшего в Лету детства.
- Вы меня слышите? - спросил Питирим.
Эзра, слегка обернувшись, коротко кивнул.
- Почему здесь так мало людей?
- А с чего вы взяли? - удивился Эзра. - Все сейчас в поселке, на работе.
- Да, но на вокзале…
- На вокзале людям делать нечего. Есть два-три оператора, а так - все автоматы делают.
- Кто - биксы? - невольно вырвалось у Питирима.
Эзра развернулся вместе с креслом и сел лицом навстречу пассажиру.
- Я сказал: автоматы, - жестко произнес он, и в глазах его вдруг шевельнулась чуть заметная брезгливость. - Вы не выносите биксов, я правильно понял?
Это был очевидный вызов, и вся проблема состояла в том, принять ли его здесь, в чужом по сути мире, где свои законы и традиции, свои пристрастия, а это несомненно - в душах освоенцев, даже в пятом поколении, фронтир упрямо оставляет злой, неизгладимый след. И тут не слишком жалуют земное - в метропольном, так сказать, снобистском варианте. Даже щеголяют собственным презрением к земному. Питирим это прекрасно понимал, точнее, знал, поскольку по своей работе сталкивался с освоенцами не раз, когда те вдруг оказывались ненадолго на Земле. Поэтому он выждал паузу, а после мягко и уклончиво ответил:
- Видно, вы серьезно полагаете, что на Земле совсем уж оборзели, потеряли головы и биксов за разумных вовсе не считают! Вы не правы.
Эзра грустно усмехнулся.
- Всякое бывает…В том-то и беда, - проговорил он тихо, - что их многие считают чересчур разумными. А это - как бы антиразум. В представлении простого, очень себя ценящего обывателя. Охранные инстинкты, вероятно.
- Ну и что? По-вашему, таких инстинктов не должно быть совершенно?!
- Я не говорил. Я лишь хотел заметить: с антиразумом не обязательно вести себя гуманно, благородно. Если он годится для чего-то - нужно, как получится, использовать. Или, напротив, постараться выбросить на свалку, да еще и ножкой притоптать: мол, это - шваль, а человек - силен. Поэтому в отдельных случаях и разницы не видят - бикс перед тобою или автомат…
Похоже, Эзра сам был склонен ситуацию не обострять. По крайней мере говорил он без надрыва, ровным голосом и даже, был момент, легонько улыбнулся, точно речь шла о вещах не то чтобы совсем невинных, но достаточно второстепенных, не способных за живое задевать. Все биксанутые там, на Земле, вели себя иначе: как чуть что - входили моментально в раж, надсаживали глотки, даже не пытаясь переубедить противника, представить мало-мальски обоснованные аргументы. Просто - грубо наседали и считали себя чуть ли не святыми, исключительными провозвестниками нового прогресса. Так и назывались - "новопрогрессисты". Будто есть еще какой-то там прогресс, который устарел, изжил себя… И редко-редко кто из них пытался повести беседу тихо и толково. С горлопанами же Питирим знал, как общаться…
- Словом, биксов вы не любите нисколько, - то ли спрашивая, то ли утверждая, сказал Эзра.
- Господи, да неужели это важно?! Здесь, сейчас… - поморщился с досадой Питирим. - Что это может изменить?
- Сейчас, пожалуй, ничего, - признал невозмутимо Эзра и вновь развернулся спиной к гостю.
Ездер между тем, рывком притормозив, сошел с дороги, несколько секунд висел на месте, словно выбирая путь получше, и затем через поля рванул навстречу лесу, что чернел вдали, у горизонта.
- Послушайте, куда мы едем? - поразился Питирим. - Разве не к поселку?
Он не был в точности уверен, что дорога ведет именно к поселку, ну да не в болоте же она кончалась!..
- Нет, - ответил равнодушно Эзра. - Про поселок ничего не знаю. Велено доставить вас на ферму.
- Где разводят жирных кроликов? - невольно усмехнулся Питирим.
- Ну, что-то там разводят, безусловно, - в тон ему ответил Эзра.
- А зачем? Меня туда - зачем? Особенная форма заточения? Но как-то не припомню, чтобы состоялся суд, который вынес бы такой вердикт!..
- Вы получили приглашение. Там все должно быть сказано, - пожал плечами Эзра, с нарочитой внимательностью вглядываясь в даль.
- Хорошенькое дело! Приглашение под стражу! К сожалению, текст никаких подробностей не содержал…
- Я тоже сожалею. Значит, вам же будет интересней. Впрочем, если вы намерены считать и дальше, что вас ждет кутузка, - на здоровье. Отговаривать не смею. Каждый искупает свою вину в меру собственной испорченности. И готовит себя к худшему. Только запомните: худшее не вытекает напрямую из плохого.
Питирим недоверчиво уставился в спину невозмутимого возницы. Возница… Это слово как-то неожиданно пришло в голову и поразило Питирима одновременно своей точностью и своей нелепостью - в конкретной, данной ситуации.
- У вас наверняка в машине есть автопилот, - сказал он чуть капризным тоном. - Вы бы повернулись все-таки ко мне… А то ведь… со спиной не очень-то приятно разговаривать.
- Ах, мы желаем светскую беседу!.. - Эзра снова крутанулся вместе с креслом. Как он ловко это делает, подумал Питирим, при всем при том, что здесь кошмарно тесно! Профессионал!.. - Ну, что ж, извольте… - Эзра одарил его сердечнейшей улыбкой. - Как просили… Это уж всенепременно - есть у нас автопилот. Хотя, по совести, дурной… Итак, я слушаю.
- А вы со всеми пассажирами так… издевательски? - не удержался Питирим.
- Если учесть, что пассажира я везу впервые - здесь, по крайней мере, - то со всеми, - с важным видом кивнул Эзра. А глаза его смеялись, просто неприлично хохотали… Ни следа былого отчужденья.
- Вы еще скажите, что и ездером не управляли никогда, - не скрывая досады, заметил Питирим.
- Вот тут вы и ошиблись: ездером я пользуюсь все время, без него здесь - пропадешь. Но езжу в одиночку - уж такая, понимаете, специфика работы… Просто нынче попросили: мол, доставь, дружочек, сделай одолжение, больше и некому. А вы, наверное, решили: эдаким извозом я тут занимаюсь постоянно?
- Разумеется. И вы бы так решили, надо полагать. Но кто вас попросил? Ведь я же ничего не знаю! Ничего.
Некоторое время Эзра тер свои огромные ладони о штанины на коленях, словно в неподдельном, неожиданном смятении, а после пристально взглянул на Питирима. Взгляд был очень жесткий, упрямо-колючий, и от недавней доброжелательности в нем не осталось даже тени.
- Вы уверены, что вам и впрямь необходимо знать? - спросил он тихо.
- Да.
Питирим выдержал тяжелый взгляд возницы и вслед за тем почувствовал смертельную тоску.
Память услужливо толкнула на поверхность образ-знак: когда-то так уже смотрели на него, будя в душе тоску и боль, но только те глаза были прозрачно-голубые, неулыбчивые вовсе, страшные глаза, которые способны видеть все, такое даже, от чего хотелось бы навеки отвернуться…
- Вы хоть знаете, кто вы?
- Ну, если кратко… Брон Питирим Брион, конструктор и инспектор-воссоздатель силовых защит, преступник, человек, - бесцветным тоном перечислил Питирим. - Сейчас и впредь, и, вероятно, навсегда - кентавр: мозг - прежний, мой, а тело - от другого человека. Повторяю: все - людское.
- Это крайне важно, что людское, - с нескрываемой иронией отметил Эзра. - Стало быть, не бикс. Все будут знать. Прекрасно! Чистый экземпляр. Хотя и составной, но - благородный.
- Я не вижу, в чем причина насмехаться надо мной, - напрягся Питирим.
- А, бросьте. Все-то вы отлично понимаете… Люди - раса достойных. Все прочие - шваль. Так?
- Вам по душе биксы? Вы сочувствуете им?