Кратер искрился яркими огнями лагерей, которые, как всегда, располагались вдали друг от друга. Люди Хервара поселились здесь задолго до того, как начали кочевать по равнине. Невзирая на повод для собрания, атмосфера была благодушной. Люди сновали туда-сюда по зеленым впадинам, весело щебетали, пели песни, пили, веселились; родственники, старые друзья, молодые парни и девушки, незамужние женщины, холостые мужчины или просто те, кому было что обсудить, сходились и расходились парами или по трое. Джоссереку хотелось побыть одному, но многие из тех, кто был наслышан о нем, искали его общества, и вежливость требовала, чтобы он говорил с ними. А потом, когда наступил вечер и ему понадобилось общество, он остался в одиночестве - Никкитэй нашла кого-то другого.
Ночью его преследовали кошмары.
К утру всех оповестили, и собрание началось. Его целью было не столько организовать людей, сколько объяснить планы завоевателей. Донья и Джоссерек поставили на дно кратера фургон и уселись на его подножку. Донья мало говорила, а его занимал лишь ее профиль, тепло и запахи, исходящие от ее тела - дым, плоть, солнечные волосы, высушенный ветром пот, но все эти запахи заглушало нечто, чему не было названия: оно исходило лишь от кожи рогавикианских женщин… и походило то ли на полынь, то ли на розовый куст. К полудню Донья решила, что пора обратиться к присутствующим.
Аудитория была небольшая. Около пятидесяти человек из различных семей, в основном женщины, сидевшие или стоявшие так, чтобы можно было слышать. Остальные разместились небольшими группками в самой нижней ложбине. Стратегические места заняли люди с сильными легкими и поставленными голосами помогали передавать речь. Никто их не назначал и никто им не платил, они просто получали удовольствие от того, что делали, это им придавало вес в собственных глазах.
- У нас дурные вести, - начала Донья.
Она не делала пауз, не произносила различного рода риторических фраз - на сборищах, подобных этому, рогавикианцы говорят по существу. Более эмоциональный язык они приберегали для личного общения, и тогда он приближался к поэзии ("О, неуемная страсть жеребцов, приди со ржаньем, высеки молнии из камня и оседлай неоседланное", - шептала она ему в час, когда они оставались одни под луной; это и многое другое и в другое время - вместо того, чтобы просто сказать: "Я тебя люблю").
Опасаясь непредсказуемой реакции, ее гонцы не рассказали о том, что их страну собираются превратить в пепелище, лишь указали на то, что это вторжение не похоже ни на одно из тех, что были в прошлом, и необходимо разработать новый план ответных действий. Сегодня она прямо говорила им все, что знала.
Они проявили большую сдержанность, чем люди в Херваре. Похоже, чем больше было собрание, тем более сдержанно оно реагировало. Кроме, того, подавляющее большинство присутствующих были из кланов, живущих к западу от долины реки Джугулар. Их земли еще не подверглись нашествию врага, да и вряд ли это произойдет в ближайший год. Поэтому и угроза эта представлялась для них довольно отдаленной, и они могли спокойно оценить ее.
Конечно, они кричали, ругались, махали руками и клинками. Донья дала им час, чтобы они могли спустить пар, и обернулась к Джоссереку.
- Жители севера…
"Что я могу сказать им?" - у Джоссерека были недели, чтобы все спланировать, обговорить, спросить совета, поспорить, обдумать; но теперь он понимал, что времени не оставалось. Слова застревали в горле.
- …совместные действия по единому большому плану…
"Какому плану? Согласно которому они встречают бароммианскую кавалерию в лоб после того, как месяц или два их людей обучают такие же неопытные инструкторы, как они сами, когда им противостоят закаленные потомственные солдаты"? - Его речь передавалась дальше криками, такими же далекими и тонкими, как свист сурков.
- …драться сейчас, не дожидаясь, пока враг пересечет ваши границы после победы на востоке, зажать его между двумя фронтами…
"Каким образом? Сидир стянул в верховья реки все свои войска. Если превосходящие силы противника заставят его отступить, то ему нужно лишь отойти к своим опорным базам и позволить атакующим упереться прямо в дула его пушек. Да я уже и не верю, что рогавикианцы способны вести массированные атаки".
- …холодный, продуманный расчет вместо слепой ярости…
"Какой расчет могу я предложить, я, которому так и не удалось понять их? Я бесполезен здесь. Мне лучше отправиться домой. Но как я могу оставить ее здесь перед лицом смерти?"
Его речь медленно подходила к концу. Раздался вежливый одобрительный гомон. Потом к нему подошли несколько человек и спросили, что же именно он предлагает. Донья ответила за него, мол, главной целью данного собрания является выработка конкретных действий. Пусть люди обдумают его слова, переговорят, поделятся своими мыслями. После чего, если у кого появится какая-то идея, пусть он выскажет ее перед всеми, завтра или через день.
Наконец они остались одни на фургоне, в небе над ними нависали грозовые тучи, и поднявшийся холодный ветер уже приносил запах бури, а горизонт наливался медным светом. Джоссерек повернулся к Донье, схватил ее руки и умоляюще произнес:
- Что мы можем сделать? - с болью в голосе спросил он. - Кроме того, чтобы умереть?
- Мы? - тихо переспросила она. Ее локоны спадали на высокие щеки, закрывая зеленые глаза.
- Я готов остаться, - пробормотал, запинаясь он, - если ты, если ты… будешь со мной…
- Джоссерек, - сказала она через некоторое время, не выпуская его рук и не отводя взгляда в сторону. - Я не была к тебе добра, да? Пошли в мою палатку.
Он уставился на нее с изумлением. Сердце его билось в такт ударам барабанов, стучавшим где-то за горизонтом.
Она улыбнулась.
- Ты думаешь о моих мужьях? Они тоже любят тебя. И я с ними тоже не всегда бываю ночью. Пошли! - Донья спрыгнула на землю.
Когда Джоссерек тоже спрыгнул, ошеломленный, она взяла его за руку и повела к себе.
Утром он проснулся - в мире и спокойствии и зная, что теперь будет делать.
Глава 18
Записи, которые Сидир вел во время путешествия, говорили ему, что он вошел в Неизведанный Рунг в Звездный день, восемнадцатого Оша. Но это не имело значения - просто запись, нацарапанная рукой, окоченевшей и испытывающей боль от холода, в книге, страницы которой скрипели под воем ледяного ветра. Время было ничто здесь. А если когда-то что-то и значило, то теперь оно трансформировалось, застыло в пустоте огромных пространств.
Уставшая голова плохо соображала. Первой его мыслью было - после того, как разведчик криком привлек к себе внимание и указал вперед, а он поднял бинокль: "И всего-то?" - таким крохотным и незначительным казался легендарный город у подножия обледеневших гор.
Горы закрывали три четверти горизонта: слева, впереди, справа они образовывали гигантскую арку - и эта полоска земли, по которой бежала, спотыкаясь, его лошадь, была лишь узеньким проходом между ними. Все выше и выше поднимались они с одной террасы на другую по склонам холмов, преодолевая крутые откосы и каменные завалы, туда, где небо сходилось с землей. Предгорья были покрыты зарослями и пылью. Чем выше они взбирались, тем ослепительнее под безоблачным небом сверкала зелень чистым сапфировым светом, то тут, то там вспыхивали радуги на фоне серо-стальных гор. Каньоны внизу казались бездонно-голубыми. Тысячами ручейков струилась талая вода, внизу они сливались в ревущие потоки.
Несколько раз Сидир слышал грохот снежных лавин, сходивших с гор, а потом видел струйку дыма, тянувшуюся к солнцу или к дождевым тучам, или к созвездиям, которых он не знал, окрашивая все в белый цвет, словно в преисподней извергался невидимый вулкан.
Приближаясь к городу, он чувствовал холодное дыхание ледника. Оно проникало сквозь одежду и кожу и пробирало до костей. Не прошло и дня после того, как они покинули Фальд, граничивший на севере с территорией Ульгани, а уже ощущается воздействие ледника. Леса погибали, трава высыхала, степь перешла в тундру. Между коричневыми оледеневшими кочками росли только мох и лишайник. Мокрая от летних дождей земля прилипала к копытам, и они ползли чуть ли не со скоростью улитки; силы у лошадей с каждым днем таяли, как и у людей, которые не могли найти сухого места, чтобы передохнуть. Свистел ветер, их заливало потоками дождя, чавкала слякоть, крупный град оставлял кровоподтеки, но это было лучше, чем ясное небо и москиты. Сидир боялся, что их жужжание в ночных кошмарах будет преследовать его до самой смерти. Может быть, даже в могиле он еще будет слышать писк москитов, кружащихся над ним, а он от них будет отмахиваться, как безумный, путаясь в одежде, пачкаясь в соке растений, лихорадочно дрожа от медленно отравляющего мозг жужжания. На этих пустынных просторах почти не было никакой другой жизни. Иногда мелькали куропатка, заяц, лиса, олень, в водоемах плавали дикие утки, а с наступлением темноты раздавалось уханье совы. Да они были бы рады даже нападению туземцев, лишь бы увидеть человека!
Сегодня они были измучены меньше. Обнаружив, что воздушные потоки с ледника относят в сторону большинство насекомых, они придерживались их границы. Это удлиняло путешествие, к болотам добавились ледяные надолбы, но даже если бы они ехали напрямик, все равно их путь занял бы много времени: у них не было ни надежных карт, ни засечек, ни отметок. Кланы не запрещали арваннетианцам посещать Рунг, но никто не отваживался на такое путешествие. Наиболее надежным ориентиром для Сидира было то, что город лежал как раз перед ледником, в конце глубокой впадины, которая почему-то осталась не покрыта снегом.
И вот он наконец здесь. Он достиг цели путешествия. Он перевел взгляд с мрачной полосы земли на юге, навел бинокль на резкость и напряг глаза, пытаясь различить башни города, о котором сложено тысячи легенд. И увидел лишь темное пятно неправильной формы, из которого кое-где торчали остроконечные шпили.
Полковник Девелькаи ехал рядом с ним.
- Это, наверно, он, да? - Из-за усталости его голос прозвучал хрипло. - Что мы будем делать, сэр?
Сидир задумчиво посмотрел на него. Командир полка Барракуд (особый эскадрон Молоты Бессака, входящий в состав полка, принимал участие в походе), был молод, вернее, когда-то был. Тундра и ледник, похоже, состарили его: щеки поросли щетиной и ввалились, шрамы и рубцы покрыли его лицо, глаза потускнели, плечи сгорбились - казалось, его сгибало слишком большим весом шапки и кожаной куртки. Лошадь, на которой он скакал, была в еще более жалком состоянии: хромала, копыта разбиты о камни, голова опущена, а под шкурой, на которой засохла грязь, выпирали ребра. "Неужели и я выгляжу так ужасно?" - подумал Сидир.
- Вперед, прямо, - приказал он. - Конечно, мы примем необходимые меры предосторожности. Когда мы приблизимся, то поймем, какие именно. Эту ночь мы проведем уже в Рунге.
- Главнокомандующий уверен в этом? Я хочу сказать, что противник может свободно передвигаться в этом муравейнике, а мы нет.
- Мы постараемся не делать глупостей. Как только мы выйдем на свободное пространство, где сможем маневрировать и вести огонь, мы в состоянии будем отразить любую атаку. Но, откровенно говоря, я сомневаюсь, что здесь есть дикари. Когда их торговые пути перерезаны, что им здесь делать? Рунг ведь не является территорией кланов, не забывай об этом. Они считают его общим владением и поэтому не будут защищать его с той же фанатичностью, как свои охотничьи земли. - Сидир поднял голову, и ветер взметнул красное перо на его шлеме; он носил это перо как некий талисман жизненной энергии. - Полковник, там сухое укрытие. Солдаты больше не будут спать в сырости. Вперед!
Девелькаи подал знак своему горнисту. Негромкий, теряющийся в громадах гор призыв к атаке прокатился по склонам гор.
Солдаты рысью двинулись вперед. Реяли знамена, сверкали наконечники копий. Они были отличными парнями. Кроме эскадрона Молота, целиком состоявшего из бароммианцев, в поход выступили посаженные на коней инженеры и отряд всадников-рахидианцев - целый гарнизон. Среди конных были рассредоточены стрелки с ружьями, а мулы везли большое количество боеприпасов для них.
Они и им подобные так жестоко расправились с жителями Ульгани (весь Лосиный Луг был обнесен изгородью из скелетов), что за все время похода им не попалась ни одна живая душа. Но эта пустота не пугала их (туземцы отогнали от реки свои стада диких животных, подальше от имперских фуражиров). И тундра, несмотря на все свои ужасы, которых никто не сумел предвидеть, покорилась их воле. Конечно, они захватят эту груду развалин.
Прошел час. Тени от ледника вытянулись. И тут до Сидира начала доходить вся огромность Рунга.
Все чаще он видел холмы с разрушенными селениями. Наконец весь ландшафт превратился в один огромный холм, состоящий из десятков и сотен холмов поменьше. Он взобрался на вершину одного, чтобы осмотреться. Среди мха и пучков травы он замечал обломки, битый кирпич, черепки из керамики, осколки стекла, остатки чего-то гладкого, наподобие свернутых кусков затвердевшей резины. Его взгляд остановился на кресте. Дыхание рвалось наружу, обжигая еще сильнее ветра, дувшего вокруг этих холмов.
Повсюду над землей были видны останки древних городов, но только останки, - много времени прошло с тех пор, как их выкапывали жители более населенных районов. Рунг был слишком огромным, чтобы охватить весь его взглядом. Вблизи ледник, тянувшийся за городом, казался как бы его обрамлением, так же, как небо и земля. Большинство зданий было разрушено, хотя бы вот это, по которому стучали копыта его лошади. Но дома были расположены так тесно, что образовывали одно неровное возвышение, заросшее кустами.
Некоторые здания еще стояли, защищая от ветра и сохраняя тепло. Над грудами булыжников, высота которых была не меньше холмов, поднимались выступы стен, обрубки дымовых труб, сломанные колонны, стоявшие наклонно, словно пошатнувшийся пьяница. И только в одном районе, хотя отдельные гигантские строения возносились ввысь повсюду в этой местности, которую глаз не мог охватить, он увидел скопление башен.
Их громады возносились в сгустившейся темноте на фоне ледника и неба. Время также не пощадило их. Зияли пустые проемы окон, разрушившиеся стены были открыты непогоде и крысам, перекрытия провалились сквозь полы этаж за этажом, входы были похоронены под красными наносами почвы, все, до самого верха, где теперь гнездились ястребы и совы, обросло мхом и лишайником. Но все равно это были башни. Такая уж сила воздвигла эти башни, что они пережили нации, империи, историю; а прежде, чем превратится в прах последняя из них, они переживут и богов.
Потрясенный до глубины души, Сидир поскакал вниз.
Разведчики сообщили, что повсюду царит запустение. И хотя тысячи врагов могли спрятаться среди этих кладбищ, Сидир думал иначе. Он повел свой отряд по заросшим улицам, которые когда-то были широкими проспектами, и не слышал никаких яростных криков, кроме эха, отражавшегося от развалин. В нем Сидиру почудилась насмешка, едва заметная, но это его нисколько не беспокоило. Еще несколько незваных гостей, чья жизнь - лишь день по сравнению с вечностью, царившей здесь, не стоили того, чтобы обрушить на них громаду ледника.
Он понял, что интуиция его не подвела, когда обнаружил первые следы северян. Это случилось у подножия полуразрушенного колосса, который выходил на заваленную обломками площадь, уже погруженную в тень, однако верх этих руин еще светился на фоне голубого неба. Кусты у ее подножия были вырублены, вырыты очаги, из развалин было сделано какое-то подобие хижин, над которыми можно было натянуть маскировочные навесы. Следы копыт и сухой навоз говорили о том, что лошади еще совсем недавно ходили по этому расчищенному проходу, ведущему к югу. Более заметной была груда стальных брусков, медной проволоки, алюминиевых листов и еще каких-то экзотических металлов, находившаяся внутри входа, который вырезали северяне - рогавикианцы летом раскапывают Рунг, а зимой возвращаются, когда тундра замерзает, чтобы перевезти домой свои трофеи. Должно быть, эта банда оставила раскопки, чтобы отправиться сражаться с захватчиками.
- Здесь мы и остановимся, - приказал Сидир.
Воины спешились, разбрелись по округе, выбирая себе место для ночлега. Их тела теперь отдохнут куда лучше, чем за весь последний месяц. А их души… Они говорили мало, лишь приглушенно. Глаза сверкали.
Сидир и Девелькаи вошли в башню, чтобы осмотреть ее. Внутри было немного ярче, чем снаружи - через проломы в западной стене проникали солнечные лучи. Но все над головой стремительно погружалось в сумрак. Были видны только несколько балок - словно концы паутины. К земле свисала цепь с крюком вполне современной работы. Воздух был сырой; изо рта шел пар, слова не звенели, как должно было быть. В воздухе пахло ржавчиной.
- Они спускаются с вершины к подножию, верно? - заметил Девелькаи, указав на туман. - Имеет смысл: не нужно подкапывать фундамент и опорные балки. А что касается… гм-м… полагаю, здесь ничего не сохранилось из-за коррозии - кроме цементного пола и стен, покрытых штукатуркой и резиновой обшивкой. Рогавикианцы отдирают это, а с металлом расправляются с помощью пил и паяльных ламп.
- Это кощунство, - пробормотал Сидир.
- Не знаю, сэр, не знаю. - Девелькаи получил хорошее образование, но также и бароммианское тугодумие. - До самого последнего момента я так никогда по-настоящему и не ценил… каким богатством владели наши предки. Они оставили нам мощные шахты и нефтяные скважины, верно?
"В лучшем случае лишь некоторые земли на побережье, - подумал Сидир, - подтверждают теорию, что они находились под водой в те дни, когда был построен Рунг". - Он знал немного больше. Именно морской народец, а не рахидианцы, исследовал скалы в поисках древнего прошлого, более древнего, чем человечество. И тут от мысли о неотвратимости времени мурашки пробежались по его коже, и он содрогнулся всем телом.
- Так почему бы нам не возродить это? - продолжал Девелькаи. - Ведь никто никогда не сможет больше возвести такой город…
"Может, поэтому древние и вымерли? Что, если они затратили столько много усилий на освоение этих земель, что когда началось наступление ледника, захватившего огромную часть их территорий, то им уже не хватило сил, чтобы жить по-прежнему?"
- …но ведь мы и наши дети имеем право взять все, что сможем, чтобы использовать это по собственному разумению и исходя из своих возможностей, верно, сэр?
"А что мы можем? Пока я сам не увидел все это…" - Перед глазами Сидира возникло морщинистое лицо Юруссана. Ученый из Наиса побеседовал с учеными из Арваннета и позднее сказал своему коллеге из Хаамандура:
- …Давным-давно, когда Арваннет был еще сильным и энергичным, исследователи доходили до Рунга. Я обнаружил фрагменты этих записей, которые цитировались в более поздних трудах, сохранившихся в библиотеках. То, что в них говорится, предполагает, что древние предпринимали огромные усилия по спасению этого места, прорыли грандиозные каналы, возвели большие плотины. И в результате ледник окружил их. Смертельная борьба, которую вела цивилизация, овладела всей планетой… Вот что я думаю: а что, если бедствие, которое постигло этих людей - по всей видимости, случившееся быстро, в течение нескольких столетий - что, если оно - следствие их действий?