"Я никогда не понимал, ни что такое Рунг, ни что такое ледник, по сравнению с которым Рунг - простая мошка, пока не увидел их собственными глазами".
- Мы так и поступим. Главнокомандующий был абсолютно прав, когда повел нас сюда. Признаюсь, что у меня были сомнения, но вы, сэр, оказались правы. Дикари лишь едва прикоснулись к этому богатству. После того как мы установим здесь должное правление, современные методы…
"Он все еще не понимает".
Сидир посмотрел на честное и простое лицо полковника и, растягивая слова, сказал:
- Возможно, мы пробудем здесь совсем немного.
Он не стал ничего объяснять. Немного погодя, несколько безрассудно, он взял фонарик и один пошел на холм. Он поднимался вверх по бетонным ступенькам, которые почти полностью разрушились и стали скользкими от вечернего мороза… вверх среди проломов в стене, где крепились лестницы, к площадке, которую рогавикианцы соорудили на самом верху. Там он постоял, дрожа. Солнце на западе уже опустилось ниже ледника, который вырисовывался смутной темной стеной на фоне светло-зеленого неба. Над черными холмами повис серп луны. На востоке небо имело оттенок свернувшейся крови. Уже появилось несколько звезд, под которыми замерзшее озеро и замерзшая крепость ловили мигающие блики. Ветер затих, и наступила глубокая тишина.
"Я был не прав, я ошибался, - признался он в этих сумерках. - Я ввел своих людей в заблуждение. Мы не сможем воспользоваться тем, что захватили здесь. Возможно, что нам даже не удастся удержать это. Я теперь сомневаюсь, стоит ли это каких-либо усилий. - Сидир собрал все свое мужество. - Со временем - о да, да, прирученная и заселенная земля, соответствующая дорога, проложенная по тундре, да, здесь богатства, которые трудно себе представить. Но не для нас… и не сейчас: слишком труден этот путь, а страна слишком сурова, развалины слишком громадны и слишком многочисленны. Лето уходит, наступает зима, близко подступает голод.
Этого-то я не учел. По всему протяжению реки Джугулар, в каждом опорном пункте полагают, что только им так не везет. Но я-то читаю все донесения. Повсюду северяне гораздо лучше, чем я думал, справляются с отводом дикого скота и недоступные для нас места. Что ж, они сами звери и знают их повадки… И Донья - такая же волчица, если только еще жива".
Он поднял голову. Конечно, это говорило его уставшее тело, а не рассудок. И он понимал это, рассчитывая на то, что его огромная армия сможет прокормиться охотой, но он никогда не был настолько безрассудным, чтобы ставить свои планы в зависимость от этого. Вскоре войскам будет не хватать свежего мяса; но у них будет хлеб, пшеница, рис, бобы, и они смогут ловить подо льдом рыбу. Возможно, они увидят, как он поползет обратно из Рунга со всем своим отрядом, и этот поход окажется напрасным; но они узнают, что это отступление временное, их глаза будут блестеть, когда он будет рассказывать о богатствах, которые остались здесь. Возможно, их ждут впереди трудные годы преследований неуловимого, искусного и жестокого врага, но они выполнят свою задачу. Это вопрос стойкости. В конце концов, они овладеют всем Андалином - для самих себя и своих потомков.
"Тогда почему я так печален? Чего я боюсь?
Донья, где же ты? Ночь опускается на нас обоих?"
Глава 19
Через несколько дней хозяйка Аулхонта присоединилась к отряду охотников. Собрание Земель уже разошлось, по такое огромное сборище неизбежно распугало по округе всех диких животных, которых еще не убили. Донья собиралась охотиться несколько дней. А Джоссерек остался на стоянке Громовой котловины и занялся работой. Он даже отклонил предложения двух девиц. К его удивлению все, что требовалось ему для осуществления задуманного, нашлось на складе. На стоянке был и торговый центр, и мастерские, и постоялый двор. Девушки смирились с этим, потому что он мог, он должен был каждый свой час посвящать осуществлению своей задачи. Он не говорил им, что работа помогает ему смириться с тем, что с ним нет Доньи.
Она вернулась через неделю. Первое, что она поняла, когда вошла в комнату, - то, что он превратил ее в лабораторию. Лаборатория была большая, утрамбованные земляные стены были окрашены в белый цвет, сквозь окна в комнату падало много света, хотя на улице было уже морозно. На верстаке лежали ручные и электрические инструменты. Он обрабатывал напильником медный брусок.
Джоссерек услышал, как дверь за спиной открылась, оглянулся и застыл: Донья. Позади нее поразительно ярко сверкал двор. На несколько секунд она показалась ему тенью в ореоле золотых волос. Потом он разобрал руки, ноги, шею. На ней были лишь туфли и короткая туника из оленьей замши.
- Джоссерек, - сказала она. - Звезды танцуют для меня.
Он подошел к ней, кровь бросилась ему в лицо, и их поцелуй длился долго-долго, пока он не вспомнил, что надо закрыть дверь. После чего он снова повернулся к ней.
Донья игриво оттолкнула его, заливаясь смехом.
- Скоро. В другом месте, более подходящем. - А потом внезапно стала серьезной: - Как вы тут жили?
"Она спрашивает не обо мне", - понял он, и эта мысль резанула его как нож.
Хотя…
Когда она проводила с ним столько времени, как будто он был ее мужем, он верил, что ее ласки искренни. И все же он никогда не смел даже надеяться, что ее чувства хотя бы близко похожи на те, что он испытывает к ней. Сама возможность любовного плена была утрачена им еще в юношеском возрасте, а рогавикианцы, похоже, вообще не знали о подобном - если они и испытывали какие-либо чувства, которые были бы посильнее простой привязанности или преданности, то не распространяли их за пределы своих семей. Не стоило удивляться радости, которую испытывала Донья от общения со своими мужьями, как и бессмысленно было ревновать к ним. Они были замечательными парнями и сердечно приняли Джоссерека и его связь со своей женой. Да, они по-своему выражали ему свое дружеское отношение…
Но они скакали рядом с ней во время охоты, в то время как он должен был остаться на стоянке.
Джоссерек проглотил комок в горле, сжал пальцы в кулак и заставил себя успокоиться.
- Хорошо, - ответил он. - А как ваша охота?
- Хорошо. О, позволь мне рассказать тебе, как Орово гнался за мунрогом… Нет, позже, позже. - Она схватила его за руку. Он почувствовал, что Донья дрожит. - Может, ты наконец объяснишь, чем ты занимаешься?
"Именно ее стране угрожает опасность. При подобных обстоятельствах я бы хотел услышать новости, а уж потом заниматься личными делами. И у меня нет такого чувства единства с родиной, как у нее".
- Я тебе ничего об этом не говорил, - сказал он, - потому что не был уверен, что прибор заработает. - "Я мог бы этим заняться вплотную и раньше, Донья, но ты была здесь, и я не хотел терять ни одной секунды, которую мог провести с тобой". - Но теперь я уверен, что он заработает. Вообще-то я думаю закончить прибор через два или три дня.
Донья высвободилась из его объятий и подошла к верстаку, чтобы посмотреть, что же он там собрал. Он с огромным удовольствием показал ей прибор. Искры затрещали между борнами индукционной катушки, в стеклянном электроскопе раскрывались и закрывались, словно крылья бабочки, золотые лепестки. Стрелка компаса прыгала, реагируя на изменяющееся магнитное поле.
- И… с помощью этого прибора можно будет переговариваться… через тысячу миль? - воскликнула она. - Никогда не слышала ни о чем подобном. Как можешь ты держать в своей голове все эти знания?
- Ну, это не слишком сложный прибор. - Действительно, простой излучатель и переносная антенна. - Самым сложным было найти все необходимое для получения энергии. Как сказать "серная кислота" по-рогавикиански, как различить предлагаемые жидкости, как проверить выходы батарей со свинцовыми пластинами, которые сам делаешь? Кроме того, некоторые размеры следовало выдержать очень точно, или, по крайней мере, выдержать их соотношения. Нужно было подобрать сопротивления, емкости, катушки так, чтобы они генерировали ту длину волны, которая активирует корабельный приемник, настроенный на нее.
Ее живой ум быстро все схватывал:
- А как ты проводишь измерения? Конечно, наши линейки не годятся для тебя.
- Да, не годятся, - улыбнулся Джоссерек. - Я пользуюсь своими. Понимаешь, занимаясь своими исследованиями, мне порою приходилось наспех сооружать соответствующие приборы. Поэтому я знаю длину и толщину различных частей своего тела. А уж основываясь на этом, я могу довольно точно определить количество воды для получения определенного веса или построить маятник для определения времени. Если мне понадобится большая точность… - Он протянул руку, на которой была татуировка в виде якоря, змеи и дельфина. - Если ты внимательнее приглядишься к этим рисункам, то увидишь маленькие отметки. Их сделали очень аккуратно.
Донья в восторге хлопнула в ладоши:
- Значит, скоро ты сможешь переговариваться с жителями побережья?
- Ну да, только не будет двустороннего разговора, - ответил он. - Буду говорить только я. Я буду передавать сообщение, выстукивая его шифром "точка-тире", и они примут его на своих приборах.
Но, как я тебе уже раньше говорил, мои шефы не забросили меня сюда, в Андалин, одного и наугад, на верную погибель. В Империи действуют и другие агенты. А несколько "торговых судов" в море Ураганов и заливе Дельфинов - на самом деле наши боевые корабли.
А еще, - он понял, что на некоторое время ему придется перейти на арваннетианский, - для выполнения этого задания мне присвоили на службе внеочередное звание. Если я скажу, чтобы мне навстречу выслали отряд и, что более важно, передали мое сообщение и предложения руководителям разведки в Ичинге, они сделают это.
Потом он снова продолжал на рогавикианском:
- А этот прибор здорово сэкономит время. Без него мне, наверное, понадобились бы месяцы, чтобы добраться до наших кораблей, потом еще месяцы, чтобы приступить к действиям, в то время как твой народ страдал бы и умирал, да и земле был бы нанесен непоправимый вред. Я не думаю, что зимой Сидир будет сидеть сложа руки, верно? А так… к тому времени, когда я встречусь со своими парнями на побережье залива Дельфинов, они уже будут действовать.
От радости у Доньи на глазах выступили слезы, они повисли на густых ресницах и заблестели.
- И ты разобьешь их, Джоссерек, убийца медведей, дорогой мой ястреб. Ты освободишь нашу землю от его орды. - Она обняла его.
Все, на что он был сейчас способен - это отступить назад, скрестить руки на груди, и, покачав головой, очень тихо сказать:
- Я? О нет, Донья. Не я. Да и не моряки с тех нескольких кораблей. И не бароны из провинций, не воры и не убийцы из темных улочек Арваннета. Только вы, северяне, сами можете освободить себя. Если только способны.
С болью в сердце и удивлением она возразила ему:
- Но ведь ты сам говорил перед моей поездкой… ты сам говорил, что твои приморцы могут поднять город… отрезать армию Сидира…
- Я сказал лишь, что такое возможно, - ответил он. - Сидир оставил в дельте реки Джугулар лишь небольшой отряд. Тем не менее наших людей слишком мало - понадобится множество воинов-рогавикианцев.
- Да-да, я понимаю это, и ты сам слышал на Собрании Земель, как многие кричали, что они пойдут туда, куда ты им укажешь. Их семьи, что остались дома, поступят так же, а членов их семей в десятки раз больше.
- Дорогая, ты не понимаешь, - вздохнул он. - Я не знаю, смогу ли я когда-нибудь объяснить тебе это. Впрочем, послушай. Мы, киллимарейчанцы, не можем открыто выступить и проявить руководство в этой войне. Наша страна не хочет войны с Империей - от нас откажутся, отправят в Рахид, чтобы подвергнуть наказанию… пока обе державы будут делать вид, что мы - безымянные флибустьеры из какой-то неизвестной части Материнского океана, отправившиеся на поиски легкой наживы, но эта авантюра закончилась плачевно для нас. - Джоссерек видел ее замешательство: правительства, политика, уголовное право, пираты, юридические тонкости… бессмысленные, непонятные слова… и он торопливо продолжил: - Да, лорды из глубинных районов Арваннета могут поднять своих людей, Братья Ножа умеют сражаться на улицах, искусные в интригах Мудрые помогут сделать все приготовления; но все равно нам понадобится немало воинов-северян.
И даже тогда… армия Сидира не будет уничтожена. Ты ведь понимаешь, что он не направится сразу домой через всю страну. Он будет возвращаться по реке Джугулар, чтобы собрать то, что разбросал по ее берегам.
И тогда нам понадобится немало северян.
Донья молча крутила пальцы, а потом прошептала:
- Они у тебя будут. Сообщение об этом полетит от одного лагеря к другому.
Джоссерек кивнул. Прежде чем покинуть его, она все обдумала. В своих дальнейших планах он опирался на ее слова. Кланы долин не пошлют воинов немедленно, это попросту сейчас невозможно - на своих землях они сражаются с врагом. Но вот территории к востоку от них, простирающиеся до самых Диких Лесов, которые еще не подвергались нападению, должны откликнуться сразу же. Главным образом, ему придется надеяться на добровольцев из западных районов, начинавшихся от Тантианских гор и заканчивавшихся долинами Старрока. Таким образом рогавикианцы объединялись и в прошлом, чтобы помогать ДРУГ другу в борьбе против цивилизованных орд. В этот же Раз угроза уничтожения всех их животных должна объединить тысячи и тысячи северян.
- Только скажи, когда и где они должны встретиться? - спросила у него Донья.
- Сейчас я еще не знаю точно, - ответил Джоссерек. - Это будет не очень скоро. Мне нужно побывать на юге, встретиться со своими соплеменниками, помочь им поднять народ для свершения революции. Не раньше, чем через два месяца, а, вероятнее всего, через три. Только тогда мы пошлем за первым контингентом союзников. Сможешь ли ты… сможет ли кто-нибудь… собрать к тому времени их в селениях, чьи зимние сады расположены недалеко от границы?
- Да.
- Я сообщу, где они должны присоединиться к нам. Если нам будет сопутствовать удача, дополнительные силы помогут нам победить имперские войска в том районе. Гарнизоны немногочисленны, а их базы не сильно укреплены.
Но потом все усложнится. Сидир соберет свои отряды и двинется быстрым маршем вниз по реке. Нам придется туго, если мы встретим его спиной к морю. Мы должны будем двигаться на север. И второй, более крупный контингент войск рогавикианцев должен встретить нас в верховьях реки в точно оговоренное время. Смогут ли они сделать это?
- Думаю, что да.
- Возникнет проблема с продовольствием… Ведь это будет уже зима.
- Все приедут со своей едой. Одна мысль, что они смогут свободно охотиться, будет поддерживать людей.
- Если мы победим… Донья, я не могу читать будущее. Я не строю планов, кроме как захватить Арваннет. Пока еще. Может быть, впоследствии… Не знаю.
Он прислонился спиной к своему верстаку и до боли впился пальцами в его край.
- Вероятно, у вас будет столько же воинов, сколько у Сидира, если не больше. Но вот сможете ли вы победить их? Они полагаются не только на свои пушки и доспехи. Это хорошо обученные солдаты с высоким боевым духом. Если их уланы атакуют нас, сможем ли мы заставить тысячу рогавикианских копьеносцев стоять плечом к плечу? Мне кажется, что нет. Я думаю, что они разомкнут ряды и будут сражаться и погибать поодиночке - да, даже проявляя чудеса храбрости, все равно погибнут.
- Отвага значит больше, чем смерть, - тихо произнесла Донья.
Он ощутил почти физическую боль.
- Донья, ты будешь там?
- Во втором контингенте? Конечно. Как же иначе? То есть буду, если враг покинет Хервар.
- Я не хочу, чтобы тебя убили! Послушай, поехали со мной на юг.
Она удивленно посмотрела на него.
- Что?
- Давай уедем вместе отсюда. Ты и я… вместе с кем угодно, кого ты только захочешь взять с собой… Конечно, опасность не исчезнет, но это будет не так смертельно опасно, как партизанская война и заключительная битва армий, если ты доживешь до того времени.
- Джоссерек, почему ты предлагаешь мне это? Я не могу поехать с тобой. Я и осталась здесь не по своей воле - ведь Хервар окружен!
- Да, да, - быстро согласился он, - и я понимаю, почему ты не хочешь оставить свой народ. Но ты поможешь им намного больше, - со вздохом произнес Джоссерек, - если станешь помогать мне. Сама подумай. Я… мы, приморцы и арваннетианцы… нам нужен человек, который понимал бы северян, по-настоящему понимал их, знал, что они могут сделать, а что нет. Человек, к чьему мнению они могли бы прислушаться, совету которого могли бы последовать. И который имел бы опыт общения с людьми цивилизованных рас. И этот человек - ты. Я сомневаюсь, чтобы среди рогавикианцев имеется кто-нибудь, кто бы лучше тебя разбирался во всем, с большими, чем у тебя, связями. И мы вдвоем составим хорошую команду. - Он собрался с духом. - Донья, ты должна так поступить - это твой долг перед Херваром.
Он ждал ее ответа в тишине и считал удары своего сердца, в то время как измученные глаза женщины внимательно изучали его. Неужели он видит боль в них? Когда Донья заговорила, ее голос звучал глуше, чем когда-либо раньше, и не так ровно.
- Я думаю, нам лучше поговорить о себе, дорогой. Давай выйдем.
"Рогавикианцы - дети Неба".
Она взяла его руку. Ее рука была теплой и твердой. Они шли молча. Деревья на стоянке шелестели и бросали беспокойные тени. С запада дул ветер, в котором уже чувствовался приближающийся с севера холод.
Джоссерек подстроился под ее шаг. Вскоре они отошли на милю от стоянки. Небольшая канавка, несколько построек да пыльная полоска засеянной озимыми земли перед кратером Громовой Котловины - вот и все, что указывало на присутствие здесь человека. А все остальное, что было под небом, - это степь. До самого горизонта простиралась колыхаемая ветром трава высотой по пояс. Мириады травинок, некогда зеленых, сейчас побледнели и сверкали на солнце серебром. Ветер приносил их запах, нагретый солнцем. Сотни дроздов летали в вышине, пронзительно крича; напоминающие то включающийся, то выключающийся фонарик, мерцали красным светом пятна на их крыльях. А еще выше над ними пролетала стая лебедей, немыслимо белых на фоне голубого неба.
Когда Донья наконец заговорила, Джоссерек был рад тому, что они идут. Это помогало ему унять дрожь, которая пробирала его как изнутри, так и снаружи. Северянка смотрела прямо перед собой, и ему показалось, что он слышит в ее голосе волю, даже мужество, которых требовали эти слова.
- Дорогой мой друг, я боялась, что это произойдет. В прошлом так уже случалось, что чужеземец и наша женщина становились близки друг другу… между ними возникало нечто большее, чем простой интерес. Конец никогда не бывал хорошим. Оставь меня, пока не стало слишком поздно: теперь я могу причинять тебе только боль.
Он впился в нее глазами и с усилием произнес:
- Ты боишься, что я обижу твоих мужей, и это все испортит. Да, что ж, конечно, мне бы хотелось, чтобы я один обладал тобой. Но… - Он хрипло кашлянул. - Ты даешь мне так много, когда мы вместе, что я сомневаюсь, способен ли один мужчина удовлетворить тебя.
Донья закусила губу.
- Чего ты хочешь?
- Разреши мне остаться с тобой навсегда.
- Это невозможно.
- Почему?
- Джоссерек, я действительно хорошо к тебе отношусь. Ты был внимательным другом, увлекательным собеседником и, да, замечательным любовником. Неужели ты думаешь, что я не взяла бы тебя в свою семью, если бы могла?
Он вздохнул.