- Для меня это ничего не значит.
- А должно?
Кимон с досады запустил диском над травой и спящими изваяниями. Запущенный движением кисти диск взвился над площадкой и ударился о каменную стену у самого выхода.
- Может получиться хорошее оружие, - заметил мальчик.
Колку усмехнулся:
- Думаю, он не для того предназначен. Но если нам с тобой опять придется схватиться один на один, я позабочусь, чтобы у меня в поясе лежали четыре-пять таких штуковин.
Он встал и, раздвигая траву, подобрал помятый бронзовый диск. И кое-что заметил.
- Мы забыли прикрыть поросенка, - крикнул он. - Тут полно мух. Как ты думаешь, его еще можно есть?
- Поросенок большой, возьмем части, куда мухи не добрались, - отозвался Кимон, все еще перебиравший непонятные изделия.
И поднял голову, заметив, что Колку умолк. Старший мальчик стоял над мертвым животным, уставившись себе под ноги.
- Что это? - громко спросил он.
Встревоженный Кимон сердито разбросал находки и бросился к распростертой туше.
С выпотрошенным брюхом, с порезанным на полосы задом, кабанчик являл собой печальное зрелище: трупное окоченение вместе с жарой лишали его последнего достоинства. Колку отбросил его вплотную к скале, так что голова опиралась на камень.
И теперь на них с клыкастой головы смотрело детское лицо с белыми метками шрамов. Ребенок!
- Урскумуг, - выдохнул Кимон. Его затрясло. Бледные черты человеческого лица словно насмехались над ним. - Урскумуг.
Колку только таращил глаза, понимая одно: на Кимона накатило прозрение. Мальчику было страшно.
- Мы в опасности, - сказал Кимон. - Нам надо убираться отсюда и попытать счастья в лесу. Скоро стемнеет. Здесь нам не укрыться.
Его товарищ все молчал. И в это молчание проникли пение дикарки и лай ее стаи химер. Пока еще очень далекие.
- Сомневаюсь, - наконец огрызнулся Колку, однако вместе с Кимоном побежал туда, где валялись разбросанные находки.
Они сгребли, сколько могли унести, прижимая к себе одной рукой, и бросились назад к щели.
Поздно. Вой и завывающая песня стали намного ближе.
- Теперь нам не помешала бы помощь божества, - заметил Колку.
- Не божества! - Глаза Кимона вдруг вспыхнули. - Надо соорудить святилище Урскумуга.
- Опять Урскумуг. Ты твердишь это имя, как горячечный.
- Нам нужно его святилище. Если повезет… - Он настороженно прислушался: до них долетели вой и рычание проникших в расщелину зверей.
- От тебя разит безумием, - прошептал Колку.
- У тебя хороший нюх. Это и впрямь безумие. А что нам терять? Дай мне клыки. Кабаньи клыки. И щетину тоже.
Колку неохотно отцепил их от пояса. Кимон сгреб добычу и бросился к медовому дитя, упал на колени, нащупал один из рисунков на основании.
- Нет, не здесь, - остановил он себя. - Это камень Укротительницы.
Словно отозвавшись на имя своей хозяйки, котопсы Укротительницы хлынули из щели в камне. Они выли, ощерив клыки; большие глаза кровожадно светились. В тот же миг брошенный на площадку факел поджег яростно вспыхнувшую траву.
Колку с Кимоном дали отпор, как на поле боя: свирепо и не раздумывая. Они бросились на врага, на бегу обнажая мечи. Колку, словно на крыльях, взвился над спинами двух тварей, в кувырке нанес удар вспыхнувшим в лунных и огненных отблесках мечом. И тотчас же отпрыгнул назад, перевернулся в воздухе, снова взмахнул беспощадным клинком.
Кимон не хуже его владел приемом пяти прыжков. Земля, как растянутое одеяло, подбросила его в воздух. Кровь дважды забрызгала его прежде, чем он упал на корточки после пятого прыжка, уже готовый встретить стаю.
И оказался в кругу бешеных хищников. Над площадкой поднимался жуткий смрад.
Четыре твари напали разом, и в воздух взлетели две не то собачьи, не то кошачьи головы. Тут же невесть откуда появился Колку, и на Кимона навалились два вздрагивающих зловонных трупа. Ветер раздувал пожар. Мальчишки стояли спина к спине, тяжело дыша, изготовившись к следующей схватке.
Враг медлил. Кимон, озираясь, взглянул вверх. Там, загораживая ночное небо, на краю каменной стены возвышалась зловещая фигура самой Хозяйки Диких Тварей. Опустив глаза, бесстрастная, с твердым взглядом, Укротительница, серебристой тенью сидевшая на своем звере, простерла руки, расставила пальцы. Странный, умиротворяющий мотив затих. Она не сводила глаз с Кимона.
Затем она пропела короткий приказ.
Ее гончие растянулись широким кругом. Иные по тлеющей траве проскользнули туда, где еще догорал факел.
Луна пробилась сквозь облако, и вся арена заблестела шерстью и огоньками бдительных настороженных глаз.
Кимон не упустил случая. Метнувшись вперед, он подхватил с земли факел. Смахнул пламя с рукояти и понесся к первой пещере, позвав за собой Колку. Тому не пришлось повторять дважды.
Они прорвались ко входу, хотя стая чуть не хватала их за пятки, и, едва оказавшись в темноте, приготовились к нападению. Но огоньки глаз замерли снаружи. Здесь все еще были владения Мастера.
Они оказались в зале рисунков. Изображения как будто извивались в бегающих тенях тусклого огня.
- Спасибо тебе за тот прыжок, - сказал Колку. - Я на один прыжок у тебя в долгу.
- Я потребую возврата, не сомневайся, - отозвался младший, задыхаясь, но уже с улыбкой.
Колку оглянулся через плечо в глубину пещеры.
- Дальше я не пойду. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на вечные блуждания. Как Тайрон.
- Согласен. - Кимон уже рассматривал стены. Еще в первый раз он заметил, что каждая ниша в камне посвящена определенному животному. И был уверен, что видел среди них нарисованного вепря.
- Поторапливайся, - сказал Колку. - Что бы ты ни задумал, делай быстро. Наш друг факел выплевывает последние капли.
Кимон держал факел совершенно неподвижно. Сделан он был грубо и давал мало огня, едва разгонял тьму. Мальчик осторожно поворачивался кругом, обводя взглядом картины. Быки, кони, коты, собаки… Последними оказались кабаны, целых три зверя, казалось готовые выпрыгнуть со стены.
Пошарив в поясе, он извлек памятки последнего пиршества: клыки и щетину - и положил их в нишу.
- Ты знаешь, что делаешь? - усомнился Колку.
- Нет, конечно. Но что такое святилище? Место, посвященное обрядам и тайным знаниям жрецов? Или то, чего просит сердце? Урскумуг сказал тогда, что я могу позвать его, если нужно.
- Нам нужно хоть что-то…
Кимон призывал Урскумуга. Он стоял на коленях перед тремя вепрями и напоминал о слове, данном на лунной охоте. У входа в пещеру завывала стая. Несколько хищных морд уже просунулись внутрь, опасливо пробуя порог. Они набирались наглости.
- Урскумуг! - наконец выкрикнул в отчаянии и гневе Кимон.
Факел мигал. Не успел болезненный вскрик мальчика замереть в воздухе, как огонек вспыхнул в последний раз и погас.
И в тот же миг стены вздрогнули. Из глубины послышалось тяжелое дыхание. Хрюканье, ворчание - голос кабана.
Зверь вырвался из тоннеля, отбросив мальчишек в стороны: Кимона к одной стене, Колку - к другой. Щетина на его шкуре была острее клинков и сильно оцарапала подростков. Тяжеловесный зверь пронесся мимо, не замечая их, низко опустив голову.
Стая бежала. Выйдя на площадку, вепрь поднялся на задние ноги и уставился на Укротительницу. Зверь и Хозяйка Зверей обменялись долгими бесстрастными взглядами. Потом - чудо! - Хозяйка Диких Тварей попятилась по скале. Глаза ее горели бессильным гневом. Взметнув космы волос, она вдруг исчезла, и ее стая скрылась в расщелине, ведущей в лес.
Когда Кимон опасливо высунулся из пещеры, Урскумуг повернулся и сверху вниз взглянул на него. На его человеческом лице, гневном и белом как мел, не было видно даже тени узнавания юного корнови.
- Благодарю тебя, - вымолвил Кимон. - Я все еще не верю, что ты услышал мой зов. Но благодарю тебя.
По-прежнему никакого ответа. Урскумуг отвел взгляд, уставился на маленького мертвого кабанчика у выхода. Кимон почувствовал, как сердце понеслось вскачь. Он не знал, чем ответит Урскумуг на убийство своего сородича. Но громадный вепрь опустился на все четыре ноги и пронесся по горелой траве, вспрыгнул на скалу, на то самое место, где еще недавно была Укротительница. Он задрал морду вверх, понюхал воздух и посмотрел вдаль.
Последний долгий взгляд на Кимона - и он умчался в сторону гор.
Под ногами Кимона и Колку, еще не опомнившихся после мгновенного появления и исчезновения древнего духа, лежал разбитый вдребезги сосуд. В прыжке Урскумуг сбил его со стола. Медовое дитя лежало среди осколков: съежившееся тельце, залитое липким густым медом.
- Он нарочно, - тихо сказал Кимон. - Я видел.
- Зачем? Зачем тревожить могилу?
Колку не успел ответить. Из отверстия в стене им ответил другой голос:
- Думаю, это значит, что нам надо взять ее с собой.
Подростки, остолбенев на миг, уставились на видение с ликом, подобным луне, и в темной одежде, облекающей тело. Но одежду они узнали.
- Мерлин? - недоверчиво спросил Кимон. И со вздохом великого облегчения повторил: - Мерлин!
Я их нашел. Живыми. И Кимон так гордился своим самодельным святилищем, что я не стал рассказывать ему, как, поняв, чем он занят, сам во всю глотку окликнул Древнейшего. Боль до сих пор отдавалась во всем теле!
Я отпустил Лунную Грезу.
Кимон ухмыльнулся при виде моего настоящего лица.
- До корабля далеко? - спросил он.
- Далеко. Заверни девочку в мой плащ.
- Девочку? Вот эту? Она же провоняет!
- Продержится много дней. Она хорошо укрыта. Труднее будет с мухами, которые слетятся на мед. Скорей. Нам надо еще кое-кого найти, прежде чем возвращаться в гавань.
Глава 25
ПЛАЩ ЛЕСОВ
Сегомаса с мальчиком не оказалось там, где я их оставил, - в роще, под плащом молчаливого леса, неподвижного леса, в тихой дреме ожидавшего возвращения носителя маски, призвавшего его.
Кимон заметил, как я встревожился. Мы стояли на заросшем кустами склоне, глядя в долину, на бледный, затянутый туманом восток.
- Я оставил их здесь…
- Кого?
- Сегомаса. Дубового воина. И вашего юного друга Маелфора.
- Маелфор жив? - переспросил Кимон. Глаза у него загорелись. - Он долго падал.
- Зато упал в надежное место.
Что стало со Скогеном? Я вертел головой, озирая землю. Но нашли его глаза помоложе и поострее моих. Колку засмеялся, указывая вниз по склону холма, и тогда я тоже увидел, что лес там светится неестественным сиянием. На краю леса стояли мужчина и мальчик, и мальчик махал нам рукой.
Уцелевшие крипты где сбежали, где скатились сквозь густой подлесок навстречу старому другу. Я последовал за ними более достойным, но менее быстрым способом.
Скоген попросту "соскользнул" по склону, отыскав вполне естественное и удобное местечко для отдыха. Мне следовало бы помнить это свойство личин: оставь их, не отсылая обратно, и они найдут себе место по вкусу. Морндун просочится под землю, Синизало отыщется в стайке детей, Лунная Греза найдет ночь и таинственное притяжение самой луны. И так далее: пес - рыскающую под луной стаю; рыба - воды, породившие ее; орел - утес, откуда можно озирать мир своим пронзительным взглядом.
Сегомас отступил в тень. Мальчики обнялись.
Но нас ожидал еще один сюрприз. Из темноты к нам шагнули Урта с Морводумном. Оба были оборваны и исцарапаны шипами. В волосах у них запуталось столько листьев, что они хоть сейчас могли бы принять участие в одном из обрядов Глашатая в вечной роще. Кимон даже не сразу узнал отца, но, признав, бросился в его объятия.
Урта стоял на коленях, обняв израненными руками без умолку говорящего мальчика. От радости встречи и от спешки выложить ему сразу все свои странные приключения мальчик спотыкался на словах, лепетал бессвязно, как ребенок, с большим чувством, но путаясь в подробностях. Урта, как я подсмотрел через Сегомаса, нашел укрытие от преследователей - ночных охотников Укротительницы - в маленьком гроте у самого ручья, протекавшего по долине. Всех нас притянули к себе эти места, часть острова, хотя и попавшая под власть Укротительницы, но еще хранившая память о Мастере. Все мы столкнулись с силой Укротительницы, но нам посчастливилось остаться в живых. Гибель мальчиков была бедой, исчезновение Талиенца - загадкой, которая, возможно, так и останется неразгаданной. Этим не повезло.
Сегомас утратил надежду. Он стоял на освещенном краю леса спиной к поляне. Подходя к нему, я увидел в его глазах блестящие капли сока.
Кожа его сохранила оттенок коры, но он был почти человеком. На подбородке даже виднелось что-то вроде бороды - эхо мужчины, прорастающего сквозь твердый дуб, смягченный силой Скогена.
- Мне придется покинуть вас, - сказал он. - Я должен найти то, что от меня осталось.
Он дрожал. За моей спиной смеялся Урта и звучали взволнованные голоса мальчишек. Веселились так мирно, будто собрались в зале Тауровинды после долгой охоты.
- Сегомас, - мягко напомнил я коритани, - ты умер или был убит в Греческой земле. Здесь не Греческая земля. И ты умер или был убит в то время, которое еще не пришло. Ты понимаешь? Арго и этот остров шутят с нами шутки. Когда мы уйдем отсюда, то скоро вернемся туда, где нам место, но сейчас наш мир еще не существует. И ты еще не умер. Ты не найдешь здесь своих останков. Их здесь нет! Искать их бессмысленно.
- Я здесь, - упрямо возразил он. - Пока тебя не было, я видел сон. Я слышал шум битвы, бушевавшей тогда в Дельфах. Я видел свою судьбу. Ты был прав. От меня остался лишь плащ из кожи да жестокая маска-череп. Они висят в здешнем святилище вместе с пятнадцатью моими друзьями. Нас отдали сюда как дань, как плату за что-то. Сон был очень ясным. Если придется несколько лет подождать, я подожду. Но меня привезли сюда, и отсюда я смогу вернуться домой, к своей настоящей могиле.
Он был настойчив и силен. Сок теперь блестел и на губах, и на лбу.
Тогда я понял, как много свойств личин еще не постигаю. Они, будучи покинутыми, не только умели отыскать себе место по своему вкусу, но и обладали свойствами и способностями, неподвластными временному владельцу маски: в данном случае мне.
Скоген - это лес, а лес отбрасывает тень сквозь время не только в прошлое, но и в будущее. "Плащ лесов" ощутил Сегомаса в будущем этой земли, в какой-то ложбине между холмами, или в расщелине скал, или в раскрашенном зале каменного здания, наполненного дымом трав и плоти, - в каком-то будущем святилище.
Итак, Сегомас останется и будет ждать.
И, как я догадывался, согласно данному ему имени, рано или поздно одержит победу в своей маленькой грустной битве.
Глава 26
ПЛЕННИКИ ЯНТАРЯ
Остров остался позади, как воспоминание, темное и невнятное, как горы на западе - последнее видение острова, утратившего цвет, темной тенью поднимавшегося над морем. Крит, остров древних знаний, ополчившихся на новые открытия, исчезал вместе с заходящим солнцем, а ветер и море, благосклонные к Арго, уносили нас на северо-запад.
Был миг - Тайрон, как и я, уловил его, - когда странные силы, правившие нашим походом в землю Мастера, оставили нас. Время вернулось на свой круг. Будущее снова захватило нас. Мир эха, созданный Укротительницей, - мир, через который Арго показывал нам события прошлого, был поглощен самыми обыкновенными волнами и устойчивым ветром, подгонявшим нас на пути домой, на Альбу.
Наша поредевшая команда держалась тихо, радовалась добрым ветрам и спокойному морю. Так мы дошли до Геркулесовых столбов. Потом натянули прус и с попутным ветром пошли на север, вдоль опасных берегов Иберии. И только здесь мы собрали совет, чтобы заставить Ясона рассказать о событиях, якобы забытых им.
Ясно было, во всяком случае для меня, что Арго убрал запрет с части событий, пережитых им вместе с Ясоном. Едва мы миновали Стохиады у побережья Галлии, Ясон сильно изменился. Он выглядел тревожным и задумчивым и проводил на весле больше времени, чем требовала необходимость, а его взгляд, хоть и внимательно следивший за морем, стал далеким и обращенным в себя.
Арго держался неприступно: богиня в злобном обличье скалилась на нас и отказывалась вступать в беседу.
Я попытался, впрочем безуспешно, объяснить петлю времени, в которую загнали нас на Крите Арго и Укротительница. Тайрон в какой-то мере понял: для исследователя лабиринтов естественно было, по крайней мере чутьем, угадать лабиринт, оставленный нами позади. Но Урта никак не мог взять в толк, как это вышло, что, скажем, Сегомасу теперь придется сотни лет ждать, пока он родится, вырастет и отправится воевать в чужую землю, попадет в плен, будет живым подвешен в роще на Крите, а его внутренности будут съедены, высушенную кожу вместе с кожей его товарищей по оружию, тоже попавших в плен, пустят на плащ, многослойный плащ, что он обнаружит дубовое изваяние самого себя, созданное чуждым духом, духом - изгнанником из первых времен острова, на котором он, Сегомас, наконец обретет покой Иного Мира.
По правде сказать, я и сам находил все это несколько запутанным, так что нечего было и спрашивать, сумеют ли остальные постичь игру веков - они попросту не могли. А что касается созданных Укротительницей множественных отзвуков мест и событий, не сосуществовавших больше нигде… Об этом лучше промолчать.
Арго привел нас к пониманию причин, по которым Страна Призраков захватила земли Урты.
Но остается вопрос: как попал в Страну Призраков Мастер? Да, то была страна теней, но и населенных призраками берегов, звучащих шумом охоты лесов, звенящих клинками равнин и одетых железом войск. Ему там было совсем не место.
Ясон наблюдал за мной через головы столпившихся вокруг него мужчин. Погода испортилась, мелкий дождь поливал Арго и скатывался по кожаным навесам. Мы промокли. Чем дальше мы продвигались на север, тем более жалкое зрелище собой являли. Боллул сражался с веслом, открыв рот от натуги. Рубобост ждал своей очереди. Кимон притулился рядом с отцом под навесом, натянутым между бортами. Оба думали о Мунде: один с надеждой вернуть дочь; второй, судя по хмурому лицу, обдумывал способы приструнить сестрицу.
- Что ты сделал с Мастером? - спросил я у Ясона.
Тот взглянул на меня. Седые волосы облепили лицо, косматая борода набрякла от влаги и вытянулась сосульками. Но как горел его взгляд! И теперь в нем светилась память, память о втором великом походе.
- Это сделал не Ясон, - заговорил он, почему-то упоминая себя в третьем лице. - Это сделала колдунья. Она обыскала его, ободрала его, разбила его, извлекла мозг его костей. Она сожрала его, как стрекоза поденку, заглотила, начав с головы. И чем больше она ела, тем сильней ненавидела. И тем сильней снедала ее ярость. А почему?
- Почему? - повторил Урта, когда молчание после последнего загадочного восклицания Ясона слишком затянулось.
Ясон уставился на правителя в глубокой задумчивости. Тень улыбки тронула его губы. Потом он оглянулся на меня: