Думаю, ты бы посмеялась надо мной, вздумай я писать такое. Если оно станет таковым, разрешаю бросить его в огонь.
Итак, что здесь происходит: я ем апельсины и думаю о тебе.
Я упражнялся в лаборатории на разложившейся ткани и думал о тебе.
Сел на поезд, чтобы посетить могилу сестры в Олбани и думал о тебе.
Играл в группе на осеннем балу и думал о тебе.
Увидел на улице девушку с темными кудряшками и подумал о тебе.
Я взял твою сестренку на Кони-Айленд – она единственная, кто посинел, как и я (?) Нэтти самый умный ребенок в мире и хорошая компания. И я до сих пор думаю о тебе.
Ты часто говоришь, что единственная причина, по которой ты мне нравишься – мой отец, который против наших отношений. Тебя может заинтересовать: он проиграл выборы. Он теперь вне политики, а я до сих пор тебя люблю.
Вот так вот.
Это не любовное письмо.
Вин.
***
Я прочитала письма, затем перечитала. Положила их себе на лицо, чтобы ощутить прикосновения друзей. Я даже пыталась их понюхать, но они не пахли ни чем, кроме чернил и свежей бумаги. (Если вы никогда этого не пробовали, знайте: они пахнут, как ни странно, горечью, как кровь)
Столько времени ни слуху ни духу. Эти новости ошеломляли. Когда я покинула Нью-Йорк, я была Аней Баланчиной, а в Мексике стала другой девушкой. Мне нравится другая Аня, но чтение этих писем подсказало, что это не навсегда.
Стук в мою дверь.
– Я могу войти? – спросил Тео.
Я засунула пачку писем под подушку.
– Да, – ответила я. Тео прикрыл за собой дверь. – Мне говорили, что мальчикам нельзя в комнаты девочек Казы Манана.
– У меня особая причина. Думаю, нам надо поговорить, – сказал Тео.
Он уже знал мою тайну, и я решила открыться ему. В первый раз я по-настоящему доверяла кому-то, как бабушке.
Тео меня не прерывал и только через некоторое время заговорил.
– Вот оно как. Во-первых, ты не выйдешь замуж за Юджи Оно. Он тебя не любит, Аня, он явно заинтересован расширением бизнеса. Во-вторых, тебе не нужно возвращаться в Нью-Йорк, – он сделал паузу, – никогда.
– Но Саймон Грин сказал, что все разваливается. Юджи, каким бы ни был его интерес, сказал то же самое.
Тео пожал плечами.
– Какая разница? Один мошенник или другой. Что тебе до нее? Почему тебя волнует кончина Шоколада Баланчина? Эта компания принесла тебе только боль.
Я подумала над его словами.
– Я… беспокоюсь, наверное, потому что ее построил мой отец. И если Шоколад Баланчина умрет, как умер мой отец…
Тео медленно кивнул.
– Ты любишь Шоколад Баланчина как я люблю какао.
– Я бы не сказала, что люблю, Тео.
– Неправда. Любить неправильно. Даже для меня. Временами я ненавижу какао. – Тео взглянул на меня. – Ты не любишь. Ты и есть Шоколад Баланчина.
– Да. Полагаю, это так.
– Ты вернешься. Но я считаю, что торопиться не стоит. Твои юристы должны организовать твое возвращение. А пока ты поможешь мне подготовить будущий урожай.
– Спасибо, Тео. – Я правда почувствовала себя лучше, поделившись с кем-то.
– De nada. – Тео подошел к двери. Он остановился. – Аня, скажи мне кое-что.
– Да?
– В той пачке было письмо от твоего парня?
Я рассмеялась.
– Си, Тео, и оно невероятно романтично.
– Прочитай мне.
– Не собираюсь этого делать.
– Почему? Мне интересно узнать. Не хочешь дать мне поучиться у такого Казановы как этот Вин?
Я тряхнула головой, прошествовала к двери, поцеловала Тео в щеку и распахнула перед ним дверь.
– Тебе надо идти. Живее, Тео, живее! Пока нас тут не застала Луз!
***
Утром, когда я вышла на улицу, меня поджидал Юджи Оно.
– Пойдем, поговорим в моей машине.
Автомобиль был черным с тонированными, возможно пуленепробиваемыми стеклами. Его водитель был тот же грузный мужчина, которого я видела в Нью-Йорке прошлой весной, после смерти бабушки. Юджи попросил водителя уйти и открыл мне дверь, чтобы я могла присоединиться к нему на заднем сидении.
– Юджи, – начала я. Прошлой ночью я не могла спать, потому что собиралась сказать то, что так долго планировала. Слова мои прозвучали отрепетировано.
– Юджи, сперва я хочу поблагодарить тебя за твою дружбу. У меня нет друга лучше тебя. Даже моя семья не была таким другом как ты.
Юджи слегка склонил голову, но ничего не сказал.
– Я хочу поблагодарить тебя за… – мне было трудно выговорить эти слова – … предложение руки и сердца. Я знаю, тебе было нелегко, и для меня это действительно честь. Но, после раздумий, я хочу, чтобы ты знал, что мое решение не изменилось. Я слишком молода для замужества, и даже если бы не была, я не хочу принимать решения такого масштаба, вдали от дома и без контакта с советчиками. – Я нарочно решила не упоминать о любви.
Юджи изучил мое лицо и кивнул.
– Я уважаю твое решение. – Он снова кивнул, на этот раз глубже.
Я протянула руку для пожатия.
– Надеюсь, мы останемся друзьями.
Юджи кивнул, но не принял мою руку. Я подумала, что сделала ем больно.
– Мне надо идти, – сказал он.
Он открыл двери и я ушла. Его водитель сел в машину, они уехали. Я смотрела вслед до тех пор, пока не перестала различать машину.
Хотя этим днем было 70 градусов, взметнулся нечастый ветерок прошлого и волосы отхлестали меня по лицу, оставив с гусиной кожей и неприятным холодком в сердце. Я пошла поискать свитер Луны.
ГЛАВА 10
Я ПОЖИНАЮ ТО, ЧТО ПОСЕЯЛА
Сразу после нового года мы возобновили работу в саду. Я проснулась еще до рассвета, собрала отросшие волосы в хвостик и заняла свое место рядом с Тео и другими работниками. Со времени своего приезда я стала сильнее, поэтому решила, что в январе трудиться будет полегче. Я рассказала об этом Тео и он посмеялся надо мной.
– Аня, – объяснил он, – у нас сейчас сезон сиесты.
– Сезон сиесты?
– Большая часть прошлого урожая уже собрана, уже начался второй сезон какао, который всегда короче. Поэтому мы меньше работаем. Съешь большой обед. Вздремни. Немного поработай. Сезон сиесты.
– Это не так просто, – возразила я и в подтверждение показала ему свои руки, на которых из-за мачете появились новые волдыри. Тео наточил его, как и обещал.
– Да, бедные твои руки. – Он поднял мою руку своей грубой ладонью. – Скоро у тебя появятся, как и у меня, грубые мозоли. – Внезапно он ударил своей рукой по моей ладони.
Я упомянула имя Бога всуе.
– Это больно!
Тео нашел все это очень смешным.
– Я пытался помочь твоим мозолям, – сказал он.
– Да, весело. Ты иногда такой сопляк, знаешь это? – я отошла от него. После того инцидента с бабушкой Тео иногда изо всех сил старался показать, что не фантазирует обо мне.
Тео положил ладонь на мое плечо.
Я пожала плечом, избавляясь от нее.
– Оставь меня одну.
– Прости, – он опустился на одно колено. – Прости меня.
– Сезон сиесты или нет, но эта работа нелегка, Тео.
– Знаю. Да, я знаю это очень хорошо. В других странах люди позволяют маленьким детям работать в этих садах. Родители продают их за бесценок. Я говорю тебе об этом, потому что мне оно внушает отвращение, Аня. Поэтому если мой какао будет стоить немного дороже, так это потому, что я плачу настоящим фермерам настоящую зарплату, и оно того стоит. Лучшие фермеры создают превосходный продукт. Мой какао на вкус лучше и я не склоняю голову в церкви, ты знаешь это?
Я тихим голосом спросила его, знает ли он, какой вид какао используется для шоколада Баланчиных?
– Не мой, – сказал Тео. – Не могу сказать точно, но большинство шоколадных брендов на черном рынке используют самый дешевый какао, который только можно достать. Такова реальность бизнеса на черном рынке.
Тео невероятно тактично сказал, что эта реальность, возможно, касалась моей семьи.
– Однажды я встретил твоего отца, – сказал Тео. – Он приехал в Гранья-Манана, чтобы встретится с моими родителями насчет закупки нашего какао. Мои родители думали, что он тоже на это решился. Помню, мама и папа рассматривали возможность покупки дополнительных акров земли. Поставка шоколаду Баланчиных означала большие деньги. Но примерно через месяц мы услышали, что Лео Баланчин умер, сделка отменилась.
Тео встречал моего отца! Я опустила свой мачете.
– Можешь вспомнить, папа что-нибудь говорил?
– Прошло много времени, Аня, но я помню, как он упомянул, что у него сын моего возраста.
– Мой брат, Лео. Он был тогда очень болен.
– Как он сейчас? – спросил Тео.
– Лучше. Намного лучше. Юджи Оно сказал мне, что Лео влюбился, – я закатила глаза.
– Ты не веришь?
У меня нет причин не верить Юджи Оно. Плюс было кое-что еще. За прошедшие несколько месяцев я осознала, как мало знала Лео. Я всегда старалась защитить его, но думаю, что это привело к тому, что я не смотрела на него по-настоящему. Я пожала плечами.
– Если это правда, я счастлива за него.
– Тебе это на пользу, Аня. Миру нужно больше любви. Раз уж мы об этом заговорили, я хотел бы взять тебя на фабрику, показать шоколад, который мы делаем к Дню Святого Валентина. Это самая горячая пора для наших фабрик.
Я спросила его, почему они делают шоколад на день Валентина.
– Ты шутишь, Аня? Мы делаем шоколадные сердца, коробки конфет и все остальное! А что в твоей стране люди делают на день Валентина?
– Ничего. Теперь это не самый популярный праздник, – я вспомнила, как бабушка сказала мне, что в ее время день святого Валентина был грандиознее.
Рот Тео открылся.
– Так у вас нет шоколада? Нет цветов? Нет валентинок? Ничего?
Я кивнула.
– Как грустно. Где же романтика?
– У нас все еще остается романтика, Тео.
– Ты имеешь в виду своего Вина? – поддразнил меня Тео.
– Да, его. Он очень романтичный.
– Я встречу этого Казанову, когда поеду в Нью-Йорк.
Я спросила его, когда он приедет.
– Скоро. Как только уедешь ты, я последую за тобой.
– А что насчет фермы и фабрик?
– Ах, это? Она управляется сама. Позволю моим сестрам и брату для разнообразия, – Тео рассмеялся. – Будь готовой ко мне, Аня. Я останусь с тобой. Ничего, кроме красной ковровой дорожки я и не жду.
Я сказала ему, что буду счастлива видеть его в любое время.
– Аня, ответь мне серьезно.
Я сообразила, что ни о какой серьезности и речи не идет.
– Да, Тео.
– Ты же не можешь на самом деле предпочесть Вина мне. У нас слишком много общего, и если ты не заметила, я очарователен.
Я проигнорировала его и начала работать.
– Аня, а этот Вин…он очень высокий?
***
Следующим днем Тео и я поехали на фабрику, где они изготовляли продукты и товары за пределами какао-производства, которые он описал как: крем для рук, протеиновые порошки и даже пакеты для горячего шоколада бабушки.
Вернулись мы в Гранья-Манана после заката, когда рабочие разошлись по домам. Я сопроводила Тео на быструю проверку садов. Я шла впереди него, как вдруг услышала звук шуршащих листьев. Это могло быть маленькое животное, но я нащупала мачете. Меня отвлек плод с явными признаками монилии. Я наклонилась, чтобы отрезать его.
Секунду спустя Тео закричал:
– Аня, обернись!
Я подумала, что Тео шутит, так что не обернулась.
– Аня!
Все еще присев, я обернулась. Позади меня был крупный мужчина. Первое, что я заметила – его маску; второе – пистолет. Пистолет направлен на мою голову, и я уверилась, что умру.
Краем глаза увидела, что ко мне бежит Тео со своим мачете.
– Нет! – закричала я. – Тео, уходи! – я не хотела, чтобы Тео тоже убили.
Мой крик, похоже, смутил человека, потому что на секунду он замешкался. Он повернулся только в тот момент, когда Тео ударил его по плечу лезвием своего мачете. Пистолет выстрелил. Звук был негромким – на пистолете стоял глушитель. Я даже увидела искру от выстрела. Тео ранили, но я не смогла разглядеть, куда именно. Я взяла свой мачете и замахнулась. Не думая о том, что делаю, я отрезала руку человеку в маске. Правую руку, в которой он держал пистолет. Было трудно, но я практиковалась с какао бобами и мачете только что заточили. (Немного в сторону: оглядываясь назад, стоит упомянуть, что тренировалась я с ноября.) Главным отличием между отрезанием человеческой руки и какао-боба была кровь. Столь много крови. Кровь брызнула мне на одежду и лицо, что на мгновение я могла видеть лишь кровавые пятна. Я вытерла глаза. Человек уронил пистолет (рука упала) и я разглядела, что он схватился за обрубок и побежал в глубь тропического леса, в темноту. Мы находились в милях от больницы. Он, наверное, будет кровоточить до смерти.
– Вс-с-п-ы-ы-ышка-а, – заорал он. Или что-то другое, я не поняла.
Я повернулась к Тео, упавшему на землю.
– Ты в порядке? – спросила я его. Свет пропал и я не смогла разглядеть, где у него было кровотечение.
– Я…
– Куда он тебя ранил?
– Я не знаю, – он слабо положил руку на грудную клетку, и мое сердце окаменело.
– Тео, я пойду за помощью.
Он покачал головой.
– Тео!
– Послушай меня, Аня. Не говори моей матери, что произошло.
– Ты не в себе. Я расскажу твоей матери. Я пойду за помощью.
Тео покачал головой.
– Я собираюсь умереть.
– Не драматизируй.
– Мама будет винить тебя. Это не твоя вина, но она будет винить тебя. Никому не говори, кто ты.
После слов Тео я уверилась, что виновна я.
– Я иду! – я вытащила руку из ладоней Тео и побежала в дом.
Следующие несколько часов промелькнули как пятно. Луз, Луна, и я положили Тео на носилки, которые мы сделали из простыни, вытащили его в грузовик и сразу поехали в больницу, размещенную в получасе езды от нас. К этому времени Тео вырубился.
Я объяснила Луз и Луне на столько, на сколько могла, что произошло, хотя не могла понять это сама.
Когда мы приехали в больницу, я повторила историю местной полиции, затем они задали мне вопросы, которые Луна мне перевела. Нет, я не знаю этого человека. Нет, я не видела его лицо. Нет, я не знаю, почему он оказался в саду. Да, я отрезала ему руку. Нет, я не взяла ее с собой. Она находится на земле, вместе с пистолетом.
– И ваше имя? – спросил один из копов.
Я не ответил сразу, поэтому Луна ответил за меня.
– Аня Барнум. Она остановилась у нас, чтобы узнать о какао-бизнесе. Она очень хороший друг Тео и дорогой друг нашей кузины, и мне не нравится, что вы сомневаетесь по поводу нее.
Наконец, полиция позволила нам идти, чтобы найти, если получится, руку, пистолет и однорукого человека в маске.
Луна похлопала меня по руке.
– Это не твоя вина, – утешила она. – У нас много конкурентов в какао. Раньше это никогда не оборачивалось насилием, но…Я не понимаю этого! – Луна начала плакать.
Пришел доктор, чтобы поговорить с нами.
– Пуля пробила насквозь легкое и пищевод. Состояние Тео серьезное, но сейчас он стабилен, – сказал доктор на испанском. – Можете отправиться домой, если хотите.
– Он проснется? – спросила мама Тео.
Врач сказал, что семья Тео может войти. Я пошла в вестибюль, чтобы попытаться позвонить.
Было почти около 10, что означало примерно 11 часов в Нью-Йорке. Я знаю, что звонить было опасно, потому что этот звонок может привести власти ко мне, но поговорить с мистером Киплингом было необходимо. Мне нужно позвонить домой.
Я набрала домашний номер мистера Киплинга. Хотя было поздно, он сразу ответил на звонок, видимо, полностью проснулся. Когда я рассказала, что произошло, он не удивился.
– Аня, как тебя могли найти так быстро?
На секунду я застыла. Я беспокоилась, слышал ли он, что в Тео Маркеса стреляли.
– Как вы? – спросила я.
– Я…Твоя сестра, Нэтти, позвонила мне. Она со мной.
– Почему Нэтти позвонила вам ? Почему Нэтти с вами? Почему Нэтти не дома?
– Подожди, – сказал мистер Киплинг. – Кажется, мы говорим не об одном и том же. Почему бы тебе не сказать первой.
– В Теоброму Маркеса стреляли. И я думаю, что человек, выстреливший в него, пытался убить меня.
Мистер Киплинг откашлялся.
– Ох, Аня, мне так жаль.
– Я… хочу вернуться домой. Я не хочу принести больше никаких проблем Маркесам. Даже если вернусь в Свободу, – добавила я.
– Я понимаю, – отвлеченным тоном сказал мистер Киплинг.
– О чем вы говорили раньше?
– Аня, ситуация здесь очень опасная, у меня нет хорошего способа повлиять на нее. Имоджен Гудфеллоу мертва.
Я перекрестилась. Я едва могла принять эту новость. Как я могла жить в мире, где Имоджен Гудфеллоу нет? Имоджен, которая любила бумажные книги и которая так хорошо заботилась о бабушке. Без Имоджен, моего друга.
– Она погибла, защищая твою сестру. На улице произошло нападение, и Имоджен стала между Нэтти и пулей. Она умерла по дороге в больницу. Нэтти сразу же доставили ко мне домой. У нее, конечно же, была истерика. Сейчас она в отключке. Аня, ты все еще здесь?
– Да, – я не могла поверить в то, что услышала. – Так вы думаете, что нападение на меня и Нэтти связаны? – спросив, я сразу же осознала, что это правда.
– Боюсь, так и есть, – сказал мистер Киплинг. – Пока ты не позвонила, я надеялся, что нападение на твою сестру было просто актом насилия.
– Кто-то пытался избавиться от детей Леонида Баланчина? – я внезапно вспомнила о брате в Японии.
– Лео, – мистер Киплинг и я сказали одновременно.
– Я позвоню Юджи Оно,- сказала я.
Я попрощалась с мистером Киплингом и сразу же позвонила другому человеку. В этот раз Юджи Оно. Он не отвечал. Я хотела закричать, но знала, что другие больные пытались уснуть. Как же так произошло, что у меня нет никакой возможности добраться до моего брата, кроме как через Юджи Оно? Я слишком много верю в этого человека, которого, если смотреть фактам в лицо, я едва знала.
Я попыталась позвонить Юджи Оно снова, и вдруг Луна прикоснулась к моему плечу.
– Аня, Тео хочет увидеть тебя прямо сейчас.
Я кивнула и пошла за ней палату Тео. Помочь я не могла, но вспомнила Вина и Гейбла. Куда бы я не пошла, я приносила с собой насилие.
Тео был подключен к искусственной вентиляции легких. Несмотря на загар, он казался серым и бескровным. Он не мог говорить из-за трахеотомии, но рядом с ним была доска для записей.
Аня, – написал он, – я люблю тебя как сестру…
Его почерк был слабым.
Я люблю тебя как свою сестру, но тебе необходимо уехать. Человек, который сделал это…
Я положила свою руку на его. Я знала, что он пытался написать.
– Человек, сделавший это, может вернуться закончить работу. Или другой человек. Ты любишь меня как сестру, но твоя любовь к семье больше. Они не в безопасности, пока я здесь, – сказала я.
Тео печально кивнул. На его глаза навернулись слезы.
– Мне очень жаль, Тео. Мне очень-очень жаль. Я возьму свои вещи и оставлю вас сегодня же.
Он схватил меня за руку и сжал.
Куда ты пойдешь?- написал он.
– Домой. Не нужно мне было приезжать сюда. Ты не сможешь этого избежать. Они придут за вами.