Я плохо представлял, как слабовольные дураки смогут победить умных и смелых горожан, к тому вооружённых такими знаниями, которые нам, землянам, и не снились. Но это уже не важно, главное – идея.
Герт неожиданно помрачнел и задумался:
- Странно получается, Игнат. Безмозглый дебил Мих будет управлять матэргетикой, потаскушка Найза ведать культурой, хитровывернутый отец Гведоний – наукой, лизоблюд Харпат разрабатывать новую онтронику… Что-то плохо всё получается, забредыш!
Видимо, ума визунист украл прилично, раз додумался до того, что я хотел скрыть.
- Почему плохо? – возразил я. – Общество будет свободным. А в свободном обществе – свободная конкуренция. Вот ты и будешь конкурировать с Михом и Харпатом за тёплые места. Я не думаю, что при твоём интеллекте ты проиграешь.
Разумеется, я кривил душой. Всё будет по-другому. Интеллигенция вроде Герта и графомана Анта конечно же останется за бортом. Таков удел интеллигенции в любом обществе. Но об этом визунисту лучше не говорить.
Молчавший до сих пор Фил наконец подал голос:
- А почему нельзя поделить свойства поровну? – спросил он. – Почему нельзя просто открыть второсклады и раздать свойства нуждающимся? Раздать тем, у кого они были отобраны.
- Потому что это будет уже не толерантность, а равенство, - пояснил я непонятливому нищесвою.
- А чем плохо равенство? – удивился Фил.
- Равенство плохо тем, что все будут серенькими и одинаковыми. Ни умными, ни глупыми. Ни сильными, ни слабыми. Ни рыба, ни мясо, в общем.
Сомневаюсь, что мои слова убедили нищесвоя. Идея равенства – самая въедливая идея на свете. Если она кому западёт в голову, то выгнать её непросто. Поэтому умные правители и стараются заменить её толерантностью, квазиравенством – вроде как все равны, но табачок врозь. Если бы у меня была возможность не хитрить, а выложить всё начистоту, я бы ответил Филу так: "При равенстве дуракам вход во власть заказан. При толерантности же одни дураки и вылезают наверх. А этого я и желаю больше всего. Властные дураки помогут нам, пришельцам-забредышам, вывозить ценную онтронику, а взамен поставлять вам всякий аляпистый, мигающий, свистящий и звенящий хлам".
Договорившись встретиться через час, мы расстались с беглецами. Те поспешили к друзьям-визунистам, а я привезунился в номер. Виталик вопросительно посмотрел на меня, Павлик нетерпеливо пищал из переговорника, а я всё доказывал воображаемому Филу, что толерантность – это прекрасно.
"А разве для того, чтобы править, не нужно ума? Если Миху дать власть, он такого наворотит…" - утверждал невидимый Фил.
"Если общество сконфигурирует Миха во власть, такова воля общества, - возражал я, - Обществу видней, кто должен править"
"Ты ведь кривишь душой, Игнат, - говорил нищесвой, - интеллигенция останется у разбитого корыта. Дураки нахрапом возьмут власть, вы, забредыши, им поможете, а интеллектуалам что останется?"
Я мысленно смеялся: "А интеллектуалам можно будет бороться дальше. Чтобы общество стало ещё толерантнее. Например, за права абстров. Затем за права параметрявок. А потом уравнять в правах людей и плевачек с саложорами".
И в этом я был прав. Доведённая до абсурда идея толерантности способна на многое.
Часть третья. Занимательная юриспруденция
1
У Петровича дурная привычка – он любит поручать новое дело в конце дня. Вместо того чтобы провести вечер дома, как все нормальные люди, мне придётся тащиться к чёрту на кулички. Сегодня утром из спорткомплекса "Юность" нашему дежурному позвонил подросток-пловец и сообщил, что некий Рома Седельников, его согруппник, обладает чрезвычайным везением. Мол, плавает этот Рома неважно, зато во всех соревнованиях постоянно побеждает. Причём, выигрывает он не из-за высоких результатов, а случайно: у его соперников то очки слетят при входе в воду, то фальстарт, то верёвочка от плавок лопнет. И Петрович не нашёл лучшего решения, как поручить это дело мне. На его месте я бы послал этого юного доносчика в Центр помощи подросткам, и пусть там разбираются в фантазиях этого молодого дарования. Тем более что подобных организаций у нас в городе пруд пруди. На нас, физиков, привыкли сваливать все дела, которые нельзя направить в химическую или биологическую группу. Вот мы и занимаемся всякими психами, фантазёрами, брехунами и прочими пубертатными подростками.
Надо было мне, дураку, в своё время идти в химики. На них дел сыплется раз в пять меньше нашего. Взять, скажем, последнее: в продажу поступил препарат, замедляющий взросление. Многие ведь обожают возиться с котятами, щенками и другими детёнышами и хотят, чтобы те подольше не росли. Вот и пичкают несчастных животных этим адским зельем. Так доблестные оперативники-химики (мы, физики, называем их "мензурками") всей группой в составе четырёх бездельников это плёвое дело три месяца мусолили! Да ещё хотели на нас перекинуть, мол, раз задержка развития во времени, значит, это дело физиков, временные парадоксы, искажения пространственно-временного континуума. Умники!
Хорошо хоть дежурный сегодня попался толковый. Он определил, что звонок был сделан с телефона администратора спорткомплекса, моментально перезвонил и узнал, кто звонил. Теперь я сидел у себя за столом и искал в Сети информацию о стукаче, некоем пятнадцатилетнем Мезенцеве Илье, и подозреваемом Седельникове, тоже пятнадцати лет от роду. Краем уха я прислушивался к скучному голосу своего соседа по кабинету, лейтенанта Олега Барышева, и надоедливому нытью допрашиваемого. Допрос начался ещё до моего злополучного похода к Петровичу и продолжался уже около трёх часов.
- Так вы говорите, что нашли кривофот во дворе, гражданин Игнашкин? – без эмоций вопрошал Барышев.
- Конечно, во дворе, гражданин начальник! – ныл Игнашкин, дебильно выпучивая глаза, - прямо вот так вот шёл по двору и нашёл!
- А ваша сожительница, гражданка Белькова, утверждает, что вы его купили. Потому как сами ей об этом сказали.
- Да брешет она, гражданин начальник! – ёрзал на неудобном стуле допрашиваемый. – Баба из ума выжила, а вы ей верите! Она ещё и не то наговорит. Из вредности бабьей наговаривает, стерва! Из-за того, что я мусор не вынес на прошлой неделе.
Олегу подсунул это дело в прошлый понедельник наш Петрович. Кривофот позволяет фотографировать из-за угла, через замочную скважину, через форточку, да и вообще через любую щёлку, непонятным образом искривляя обзор. Дегенерат Игнашкин фотографировал симпатичную соседку, когда та переодевалась или принимала душ, и выкладывал фотографии в социальную сеть. Соседка рылась в Сети, увидела свои пикантные фото и сообщила в полицию. Те проверили её квартиру, убедились в отсутствии скрытых камер, обнаружили, с какого адреса загружались фотографии и вышли на Игнашкина. А дальше дело передали нам.
- Пользуясь кривофотом, вы, Игнашкин, нарушили сразу несколько статей Естественного кодекса из раздела "Физика", подраздела "Оптика", - невыносимо занудным голосом вещал юный лейтенант. – Вы знали, что нарушаете законы природы? В частности, законы геометрической оптики?
- Что по административке пойду, знал. За это самое… за разглашение личной информации без ведома. А законы природы я ж по незнанию нарушал, гражданин начальник, вот те крест! – Игнашкин суетливо крестился.
В Сети на Мезенцева Илью я ничего не накопал. Как говорится, не был, не состоял, не имеет. А вот Рома Седельников, оказывается, у нас - знаменитость. Кроме плавания, он ещё и многократный победитель всяких математических и физических олимпиад, отличник и активист. Я когда-то сам занимался плаванием, поэтому, просмотрев протоколы соревнований, убедился, что результаты Седельникова на самом деле неважнецкие. Выигрыш по чистой случайности. А всё, что касается случайностей, отдают в разработку нам, физикам. Мол, случайности связаны с вероятностями, а вероятность – с информацией и энтропией, то есть физическими сущностями. Придётся всё-таки съездить в "Юность" и познакомиться с обоими тинэйджерами. Я позвонил в спорткомплекс и узнал, у кого тренируются Мезенцев и Седельников и время их тренировок. Вечерние занятия у них начинались через час.
Бубнёж Игнашкина вывел меня из себя. Я подошёл к столу Барышева и отлично изобразил "злого следователя", взяв похабника за грудки и основательно встряхнув.
- Административка тебе и так светит, Игнашкин, - сказал я, отрывая его от стула, в который он попытался вжаться. – И моли бога, что ты не попал ко мне! Я бы тебя, подъюбочник, не только за нарушение геометрической оптики посадил. А вкатил бы я тебе, родной, и интерференцию, и дифракцию, и пару статей сверху за электромагнитку прикрутил! И не увидел бы ты, выкидыш, голых баб до конца своей жизни никчёмной!
Я отпустил Игнашкина, подошёл к шкафу и стал одеваться. Допрашиваемый и Барышев следили за мной одинаково испуганными глазами. Олег ещё неопытный, возится с подобными типами сутками, когда можно за пару часов управиться. Меня Петрович иногда поругивает за жёсткие методы работы: угрозы, шантаж, запугивания. Но ругает больше для порядка, без меня две третьих дел были бы до сих пор не раскрыты.
До спорткомплекса я дошёл пешком. Можно было на машине поехать, да в шесть вечера за руль садится только идиот – умный вряд ли захочет увязнуть в паутине пробок и потерять лишний час-два. Но мёртвые вечерние заторы доказывали, что умных людей у нас в городе не так уж много.
Подступы к "Юности" были забиты машинами так, что приходилось, как слаломисту, вихлять тазом, пробираясь между ними, чтобы случайно не зацепить зеркало, потревожив истеричную сигнализацию. Странные люди, ей богу! Везде ездят на машинах: в магазин, на работу, с работы, за детьми в садик, в спорткомплексы, ночные клубы и, соответственно, жиреют. А потом тратят бешеные деньги на всякие фитнесы, чтобы похудеть. Да ты возьми и вечерком просто пройдись пешочком до своего фитнес-центра и обратно, даже заходить в него не надо: и полезнее будет, и бесплатно! Всё равно фитнесом ты толком не занимаешься, а косишься по сторонам больше, какое впечатление производишь на противоположный пол.
Я уточнил у администратора, когда закончатся занятия у тренера Соколова, который занимался с интересующими меня подростками, занял наблюдательную позицию возле стенда с кубками и стал терпеливо ждать. Спорткомплекс "Юность" сделан по типовому проекту, хорошо мне знакомому. Он был спроектирован так, что пройти в тренерскую можно было только через мужскую раздевалку. Поэтому я не боялся, что Соколов проскочит мимо меня. А в тренерскую он пойдёт рано или поздно в любом случае. Разговор я решил начать с тренера.
Расчёт оказался верным: через полчаса появился Соколов. Он деловито прошагал мимо меня, рослый, выше меня на полголовы, с журналом под мышкой и секундомером на шее. В правой руке он сжимал несколько вискозим. Я догнал его и окликнул. Он остановился и надменно поглядел меня серыми суперменскими глазами.
- Владислав Леонидович? Можно вас на пару слов? – дружелюбно улыбнулся я и придержал его за локоть.
Тренер оглядел меня с головы до ног, аккуратно высвободил локоть и выпятил лопатообразную челюсть:
- Вы из родительского комитета?
- Почти, - ещё шире улыбнулся я.
- Мне сейчас некогда, - холодно отреагировал Соколов. - Давайте завтра в это же время…
Пришлось достать из кармана "корочки" и сунуть ему под нос:
- Федеральная служба Естественного надзора, старший оперуполномоченный капитан Гусаров, - представился я ледяным тоном.
Супермен встрепенулся и удивлённо уставился на красную книжицу.
- Чем могу быть полезен ФСЕНу?
- Давайте не здесь, господин Соколов. Пройдёмте в тренерскую и там поговорим, - предложил я.
Мы поднялись на второй этаж в тренерскую, увешанную вымпелами и заваленную разным спортивным скарбом. Он приглашающее указал на стул, а сам уселся на лавку, положив журнал на колени. Горсть вискозим он небрежно свалил на стол.
- Я хочу поговорить с вами о ваших подопечных, - заявил я. – А потом с некоторыми из них с глазу на глаз.
- Со мной можете поговорить, Василий Александрович, - согласился Соколов, нервно теребя переплёт журнала (успел прочитать и запомнить имя-отчество в удостоверении, молодец!). – А вот допрашивать подростков без согласия родителей… По закону…
- Почему допрашивать? Я просто поговорить хочу.
- Не могу этого позволить, извините. Если только родители разрешат… В письменном виде…
Я умею нехорошо улыбаться. У многих эта улыбка вызывает дрожь. Я сейчас именно так улыбнулся и указал на вискозимы, лежащие на столе у тренера:
- Вижу, вискозимками балуетесь, господин Соколов?
Это нехитрое устройство, вывезенное из какого-то технологического мира, меняет вязкость воды возле пловца. Тренеру удобно увеличивать или уменьшать нагрузки пловца, регулируя вязкость для каждого тренируемого индивидуально. Формально использование вискозимы является правонарушением. Но негласно вискозима используется практически всеми тренерами, и мы, Естественный надзор, на это закрываем глаза. Закончик-то нарушается плёвый, не второй же принцип термодинамики!
Поэтому тренер удивлённо заморгал глазами:
- Так все же пользуются!
Я улыбнулся ещё злее:
- Это как посмотреть, уважаемый Владислав Леонидович. Можно на это дело глаза закрыть, а можно и привлечь тебя по статье двести четырнадцатой Естественного кодекса за нарушение закона вязкости Ньютона. Штраф десять минимальных размеров оплаты труда или пятнадцать суток административного ареста. Ты лично что предпочитаешь?
Побелел наш супермен, заволновался, чуть переплёт у журнала не оторвал. А я небрежно добавил:
- К тому же репутация тренера, господин Соколов – вещь хрупкая. Другие тренеры тебя поймут и даже посочувствуют, а вот обыватели – вряд ли. Журналисты тут же раздуют, что тренер Соколов – преступник. Им только волю дай! Родители переполошатся, начнут переводить детей к другим тренерам, а ведь это денежки, уважаемый Владислав Леонидович. Твои кровные денежки.
- С кем из учеников вы хотите поговорить, Василий Александрович? – выдавил из себя супермен, заелозив на скамье.
- Вот это другой разговор! – подобрел я. - С Мезенцевым Ильёй в первую очередь. Пока он домой не усвистал.
- А во вторую?
- Там видно будет. Может, и не будет второй очереди.
Я подгадал всё верно: подростки ещё не успели уйти. Тренер вызвал Мезенцева, позвонив администраторше. Через некоторое время в дверь тренерской постучали, и на пороге появился низкорослый дёрганый подросток. Соколова я довольно бесцеремонно выставил за дверь тренерской, объяснив, что хочу побеседовать с парнем с глазу на глаз.
- Спасибо за своевременный сигнал, гражданин Мезенцев, - начал я без предисловий, когда за тренером закрылась дверь.
Мезенцев заметно вздрогнул на слове "гражданин".
- А откуда вы догадались, что я звонил? – промямлил он, оглядываясь на дверь.
- От верблюда. Думаешь, раз звонок анонимный, так мы не определим, кто звонил? У нас установлена система распознавания голоса: анализирует голос, пробивает по базе и готово! - приврал я.
Замечено, что фраза "тебя пробили по базе" производит деморализующее действие на собеседника, особенно на недалёкого.
- Хочешь я тебе рассказу одну историю? – вкрадчиво предложил я растерявшемуся парню, и, не дожидаясь ответа, начал: – Жил-был мальчик Илюша. И нравилась ему одна девочка. А этой девочке нравился другой мальчик, Рома. Потому что Рома лучше плавал, был более удачлив и преуспевал во всяких олимпиадах. И тогда Илюша решил насолить Роме и наябедничал на него во ФСЕН. Мол, нарушает Рома законы везения и счастья. Интересная история?
Уши Ильи приняли свекольно-малиновый оттенок.
- Это не из-за Нади… Не из-за девочки… - забормотал он, и я понял, что попал в точку. – Просто я решил, что раз такое дело…
Я резко подскочил к подростку и приподнял ему подбородок.
- В глаза смотреть! – приказал я тихо и зло.
Он глянул на меня, как побитая собака.
- Зачем нам звонил? Думал, мы сразу Седельникова арестуем по твоему доносу? Запрём его на десять лет в тюрягу, и Надя сразу на тебя обратит внимание… Так?!
- Нет, – отшатнулся он от меня, - неправда! Просто Седельников в самом деле какой-то не такой. Он везунчик, понимаете? И ведёт себя странно! Он плавает плохо, а всегда выигрывает. На случайностях.
- А вот я сейчас выйду и расскажу всем твоим согруппникам, что ты – стукач. Что тебе парни за это сделают, представляешь?
Илья сильно побледнел и замотал головой:
- Не надо, пожалуйста! – заблеял он противным голосом, напоминая Игнашкина с кривофотом. - Я вам всё расскажу как есть.
- А ты разве не всё рассказал?
- Он ещё топор всегда с собой носит! – отчаянно выкрикнул Мезенцев. – Туристический топорик. Не знаю зачем. Может, он маньяком стал…
- Скорее, это ты стал параноиком. Ты что, к нему в сумку заглядывал?
Илья сменил бледный цвет лица на алый.
- Случайно…
- Понятно. Ушлый ты парень, Мезенцев. Далеко пойдёшь.
Я задал Мезенцеву ещё несколько вопросов и убедился, что парень не врёт. Или он очень хороший выдумщик и интриган.
- Молодец, Мезенцев, бдительный, - с издевательской улыбкой произнёс я. - Хорошо жизнь начинаешь, честно. Хочешь к нам штатным осведомителем, как школу закончишь? Оклад неплохой, санаторно-курортные, отпуск полтора месяца…
Парень не понял иронии. Он неуверенно улыбнулся, но, увидев выражение моего лица, испуганно замер.
- Будь моя воля, юноша, я бы доносчиков в первую очередь сажал, - холодно сказал я, глядя ему в глаза. – Лучше быть везунчиком, чем стукачом. Иди, зови тренера. Да не волнуйся, разговор между нами останется.
Он пулей вылетел из тренерской. Вошедший Соколов с неодобрением посмотрел на меня, но я сделал вид, что не заметил.
- Беседу с Седельниковым отложим, - объявил я тренеру. – Иначе он поймёт, кто на него наклепал, и у Мезенцева будут проблемы.
Я добрым взглядом посмотрел на Соколова и улыбнулся:
- А я никому не хочу создавать проблемы: ни Мезенцеву, ни тебе, дорогой Владислав Леонидович.
У Соколова от огорчения челюстная лопата из совковой превратилась в штыковую.
- Не надо проблем! Да я эту визкозиму… - начал лепетать он, но я его перебил.
- Да не в вискозиме дело, уважаемый. Дело в другом. Твой ученик выигрывает одно соревнование за другим. Тебя хвалят в Федерации плавания, может, и премийка какая перепадает за воспитание чемпиона. Не так ли, Владислав Леонидович?
- Совсем не так, капитан! – выпучив глаза, возразил тренер. По размеру выпученных глаз можно было догадаться, что дело обстоит именно так.
- Если хочешь обратиться по званию, то следует говорить "господин капитан", - холодно поправил я его.
Я встал и подошёл к окну. От того, что за окном моросил противный октябрьский дождь, мне захотелось морально размазать тренера.
- Ты думаешь, у нас дураки во ФСЕНе работают?
- Да я так не…