- Нисколько.
- Почему же вы так говорите?
- Разве это не общий удел?
- Мы умрем все?
Я затаил дыхание. "Прогулка…" - кажется, так сказал шеф.
- Нас убьют малайцы?
Шеббс надолго задумался.
Потом сказал:
- Малайцы ищут не там.
И замолчал.
А я снова подумал, что это не Шеббс.
Этот человек здорово сбивал меня с толку. Преступники не перерождаются, преступление, как правило, отупляет преступника.
- Вы вошли в поезд в Спрингз-6?
Он кивнул.
- Я не видел вас на перроне.
- А я видел вас… - Он сидел, опустив глаза, и не смотрел на меня, старательно отталкиваясь от моей лжи. - Было темно, но я вас видел… Вы стояли на перроне и курили, а потом разговаривали с кассиром… У меня сложилось впечатление, что вы кого‑то ждали…
Я чуть не ответил: вас!
- Почему у вас сложилось такое впечатление?
- У вас было такое лицо… - Он смотрел прямо на меня.
Я ждал, что он еще скажет. Я не видел дна в его глазах. Джекки, старый его приятель, хорошо обрисовал его. Когда вдвоем они бродили по осенним лесам бобрового штата, разыскивая потерянные деньги, Шеббс много чего болтал. А потом в Джоплине, где они снимали комнату, Джекки видел приятеля под душем. Ноги Шеббса оказались фиолетовыми до самых колен, каждая вена вздута - сплошное пурпурно–голубое месиво. Он спросил, что это у него. И Шеббс объяснил. Оказывается, когда он падал на землю, его ударило о сухое дерево, а потом долго тащило по скальному грунту, усеянному обломками камней. У него ботинки были полны крови. Джекки не знал, насколько можно верить Шеббсу, очень уж тот иногда завирался. Впрочем, за будущее Джекки был спокоен, свое он в любом случае должен был получить. Он не зря вытягивал из Шеббса всякие подробности. Если они найдут пластиковый мешок с деньгами - отлично, а если не найдут - тоже ничего страшного. Он напишет книгу о приключениях своего приятеля. Он твердо решил написать такую книгу. И самое забавное: он действительно потом написал такую книгу, но она оказалась никуда не годной. По рукописи мы с Беррименом и вышли на Джекки.
С Шеббсом не было скучно.
Повинуясь тайным течениям своего воображения, он вдруг начинал все отрицать.
Он и не прыгал с парашютом, он и не умеет этого, и он никогда не видел больших денег. Он, дескать, всего лишь один из сообщников, даже не самый главный, а самолет на самом деле угнал один из пилотов. Да и как он мог угнать самолет? Шеббс наивно разводил руками. Ну, угнать, может, и угнал бы, но откуда ему было знать, как выйти из "Боинга-727" прямо в воздухе? (Кстати, позже все машины этого типа были переоборудованы; на них поставили специальный блок, который сделал невозможным выпуск кормового трапа в полете).
В красных осенних лесах Шеббс выдал приятелю немало интригующих деталей.
Скажем, он признался, что никогда не был близок с женщинами, и Джекки это утверждение не оспаривал. Еще Шеббс признался, что скуп, что хочет найти потерянные деньги, что будет тратить деньги расчетливо. Но по сообщениям газет было известно, что Шеббс не показался стюардессам скупым. Той же Флоранс он оставил восемнадцать долларов тридцать центов - всю сдачу с двадцатидолларовой купюры. Флоранс приносила ему выпить. А однажды Шеббс пожаловался Джекки на свою катастрофическую неспособность чувствовать юмор, хотя все газеты облетел лаконичный ответ Шеббса на вопрос стюардессы: зачем вам альтиметр? Этот прибор был закреплен на руке Шеббса рядом с часами. Он ответил: "Каждый человек имеет право знать свою высоту".
Судя по всему, Шеббс выбросился из "Боинга" не в районе озера Мервин, как о том сообщила пресса, а где‑то юго–восточнее, там, где холодно высится над красными лесами ледяной треугольник пирамиды давно погасшего вулкана Худ. Это в общем недалеко от Спрингз-6. Поезд, остановленный малайцами, находился сейчас совсем где‑то в районе предполагаемого места приземления. Это, несомненно, должно было волновать Шеббса, но ничего такого я не заметил.
В полете Шеббс ориентировался по навигационным маякам.
Главный из них располагается на вершине все того же вулкана Худ, а три второстепенных - в окрестностях. С помощью небольшого приемника Шеббс ловил также и прерывистые сигналы передатчика, установленного на спрятанном в лесу джипе. Машину он хорошо замаскировал: она стояла неподалеку от поляны, на которой Шеббс рассчитывал приземлиться. Как можно быстрее покинуть район приземления, как можно быстрее добраться до автострады! - только это могло привести к успеху. Джип, кстати, был заминирован. На нем стояло мощное взрывное устройство, снабженное дистанционным управлением. Покинув опасный район, Шеббс загнал джип в озеро и подорвал машину прежде, чем она затонула.
Второй передатчик хранился в чемоданчике с бомбой.
Перед тем как покинуть самолет, Шеббс переложил его в мешок с деньгами.
Сам пластиковый мешок он накрепко перевязал лямками, срезанными с запасного парашюта. Продев руку в специальную петлю, Шеббс пристроил его на груди и, собравшись с духом, ступил на выпущенный в полете кормовой трап. Сквозь ледяной ясный воздух, как сквозь голубоватую огромную линзу, он увидел далеко внизу яркие огни, обозначающие перекрывшую реку Колумбия плотину Боннвилл. Поручень трапа оказался широким, держаться за него было неудобно. Все же Шеббс спустился почти до последней ступеньки. Изо всех сил цепляясь за поручень, он всматривался в лежащую под ногами смутную морозную бездну и так же внимательно прислушивался к звучавшим в наушниках сигналам. Прыгать следовало в тот момент, когда сигналы начнут звучать пронзительно и в полную силу. Однако мощный поток воздуха сорвал Шеббса со ступенек трапа чуть раньше. А когда парашют раскрылся, толчок оказался настолько сильным, что пластиковый мешок с деньгами, к полному отчаянию Шеббса, сорвался с его груди.
Я раскручивал эту историю с Джеком Беррименом.
Немало нам помог Джекки, но пластиковый мешок с деньгами так и не был найден. Это и было причиной того, что шеф не убирал фотографию Шеббса из ящика письменного стола. В конце концов, двести тысяч долларов, даже с вычетом сорока (не тысяч, конечно), ничуть не помешали бы Консультации.
Шеббс ли это?
Мой сосед меня раздражал.
Можно было добраться до его документов - скажем, ночью, когда он спал, но мне не хотелось этого. Вряд ли водительское удостоверение выписано у него на имя Герберта Шеббса. Какой‑нибудь Янг, Мозес, Роджерс или Бернабо. Какая разница, под каким именем живет человек? У меня самого удостоверение было выписано на имя геодезиста Джи Джи Джеффриса. Главное - не потерять Шеббса.
Выстрелы вернули меня к действительности.
Солдаты получили приказ взять поезд штурмом?
Не похоже. Перестрелка длилась недолго. Заклеенные окна не давали возможности что‑либо увидеть. Одиночная пуля, пробив стену вагона, громко ударила в деревянную стойку над дверью. Йооп на корточках сидел прямо под стойкой, но уходить не стал. Тем более что перестрелка прекратилась так же неожиданно, как и началась.
- Триммер, - попросил кто‑то измученно. - Почитайте нам вслух. У вас хорошая память.
Я усмехнулся, но Триммер, коротышка с бульдожьей челюстью, отнесся к просьбе серьезно. Его голос дрожал, но постепенно он совладал с ним.
- Если наполняются тучи, то на землю дождь они проливают, и если упало дерево, на юг ли, на север, то дерево - там, куда оно упало… Следящий за ветром не будет сеять, и глядящий на тучи не будет жать…
Чистое безумие!
Заклеенные газетами окна, бледные, одутловатые, усталые, отчаявшиеся лица, пустые глаза, душная тишина и этот негромкий голос.
- И приблизятся годы, о которых ты скажешь: "Я их не хочу"…
Маленький Йооп, глубоко натянув на лоб берет, сидел на корточках в углу и напряженно прислушивался. Малаец тоже выглядел измотанным, но над его головой не торчали взлохмаченные седые волосы, и он не старался сказать своим голосом больше того, что мог сказать. Второй малаец сидел рядом с ним. Его имени я не знал. Он нервно ухмылялся, и его неровные мелкие зубы сильно выдавались вперед. Не слишком привлекательное зрелище, но в отличие от Пауля и того же Йоопа он иногда наделял нас скудной информацией. Это от него мы узнали, что поезд окружен пехотной армейской частью (там были и сотрудники секретных служб), а в Голландии события еще не закончились - приятели коричневых братцев крепко удерживали в руках захваченное ими представительство Индонезии.
- Малого холмика станешь бояться, и препоны будут на дороге, и цветы миндаля опадут, и наестся саранча…
И наестся саранча… Я покачал головой.
Несколько раз над поездом с ревом проносился армейский вертолет.
Если солдаты начнут прыгать на крыши вагонов, Йооп и его напарник все равно успеют нас перестрелять - еще до того, как кто‑то из солдат, не догадываясь ни о чем таком, рванет, разводя, ручки заминированной малайцами двери.
- Йооп, - позвал кто‑то из фермеров, - Йооп, принеси льда. Малайцы оторопели.
Но фермер, щеки которого давно потеряли всякий румянец, приподнявшись, повторил:
- Принеси мне льда, Йооп. У меня внутри горит.
- Хочешь, чтобы тебя сунули в холодильник? - Йооп рассердился.
Фермер–мормон затряс головой, его белесые брови задергались. Он сразу пришел в себя. Неимоверно растягивая гласные, он переспросил: ле–е-ед? Какой ле–е-ед? И потряс головой: он устал, он ничего не понимает, у него все болит. У меня ноги распухли, сказал он, вот, посмотрите. И действительно показал голые ноги. Не так уж и распухшие, но вид у них был не блестящий.
- Послушайте, - шепнул мне из‑за спины Шеббса похожий на богомола сухой нелепый старик. - Надо кончать все это.
Я удивленно воззрился на него:
- Как это?
- Когда меня привяжут к бомбе, - он кивнул в сторону медных цилиндров, - я крикну вам, чтобы вы ложились, а сам взорву снаряд. Вот будет суеты! - по–старчески довольно хихикнул он. - И вы все разбежитесь.
Я хмыкнул.
- Как вас зовут?
- Дэшил, - с удовольствием ответил старик. - Просто Дэшил. Запомните мое имя.
- Ничего я не стану запоминать, Дэшил, - строго сказал я. - А к бомбе вы не подойдете. Придумайте, что хотите, я вижу, вы человек с воображением, но к бомбе вы больше не должны подходить, это я вас предупреждаю. - Я намеренно понизил голос. - А если вы ничего не придумаете, Дэшил, и вас поведут к бомбе, я найду способ переломать вам все кости. В вашем возрасте они плохо срастаются. Нас не устраивает память о вас, Дэшил. Если вы спросите почему, я отвечу: мы должны заплатить за память о вас своими жизнями, а нас это не устраивает. Я переломаю вам все кости, Дэшил. Вы меня поняли?
- Да, - смертельно обиженный, испуганно пискнул он.
- Ложись!
Это крикнул Йооп.
На этот раз за стенами вагона стреляли по–настоящему.
Длинно стучал пулемет, пули разворачивали и рвали обшивку вагонов, рвали воздух автоматные очереди. Но никто в нашем вагоне не лег на пол, никто, кроме старого Дэшила. Было ясно, что солдаты не станут стрелять по заложникам.
- Нас пытаются освободить, - шепнул я Шеббсу.
- Нет, - медлительно возразил он, - это они застрелили Пауля.
- Солдаты? - не понял я.
- Малайцы.
- Йооп, - крикнул я, - что там произошло?
С первыми выстрелами маленький Йооп исчез в тамбуре, но вернулся. Наверное, он тоже стрелял по солдатам. Он мог не отвечать мне, но почему‑то ответил:
- Это Пауль. Он не выдержал напряжения.
- Сбежал?
Йооп внимательно посмотрел на меня. Его глаза были воспалены. Он не угрожал и не запугивал.
- Отступников мы убиваем.
- И вы убили его?
- Разумеется.
- А мы? Долго вы будете держать нас взаперти?
- Пока не получим гарантий.
Не начинай Великого деяния, не запасшись вовремя средствами и уверенностью. Без средств и уверенности ты только приблизишь неизбежную смерть. А это и есть главное поражение.
Альберт Великий ("Таинство Великого деяния") в устном пересказе доктора Хэссопа.
Я никак не мог выбросить из головы мысли о Шеббсе.
Я отчетливо представлял себе красный осенний лес и Шеббса в его вечном долгополом пальто; как он идет рядом с Джекки и старается поднять настроение приятеля. Они переходят вброд ручьи, поднимаются на холм Мариан–Пойнт, ведь Шеббс приземлился где‑то на его краю. Приземлившись, он почти пятнадцать часов разыскивал спрятанный в лесу джип. В высоких шнурованных ботинках хлюпала кровь, болели ноги, мерзко щемило сердце. Шеббс действовал как летчик, сбитый над вражеской территорией, он знал, что солдаты вот–вот блокируют район. Он торопился и старался не оставлять следов. Сжег парашюты, опрыскав их магниевым аэрозолем. Обгоревшие металлические пряжки закопал в землю. На крутой скале, надежно укрытой снизу деревьями, оставил несколько только ему понятных знаков, чтобы позже легче было вести поиски. Позывные джипа били по барабанным перепонкам, торопили, зато сигналы, исходящие от передатчика, спрятанного в мешке с деньгами, становились слабее.
Спустившись по склону пологого холма, Шеббс вошел в реку.
Ледяная вода усмирила боль в ногах и часа через три Шеббс вышел на развилку дорог, обозначенную на карте как Дэдмонз–Галч. Здесь сигналы радиостанции, оставленной в джипе, усилились. Думаю, нелегко было Шеббсу отказаться от немедленных поисков, но он проявил волю и здравый смысл. Оторвавшись от солдат и взорвав джип, он еще пару суток пробирался на Средний Запад, где наконец разыскал знакомого врача.
Только осенью Шеббс двинулся на поиски денег.
С ним был Джекки. Он видел, что Шеббс полон веры в успех, но, к сожалению, батареи передатчика, вложенного в пластиковый мешок с деньгами, давно сдохли. Впрочем, Джекки не чувствовал себя проигравшим, ведь он собирался окупить даже безрезультатные поиски доходами от будущей книги.
Шеббса это раздражало
Однажды, проснувшись, Джекки не нашел приятеля в палатке.
Не оказалось его и в лесу. Ушел он, обозлившись на приятеля, оставил поиски, разочаровавшись, или, напротив, решил продолжить их в одиночестве - этого Джекки никогда не узнал.
Но и Шеббсу не повезло.
Двадцатидолларовые купюры, номера которых, естественно, были переписаны банком, на рынке так и не всплыли. А где‑то через год, играя на берегу реки Колумбия, довольно далеко от того места, где предположительно выпрыгнул из самолета Шеббс, некий восьмилетний Брайан Ингрэм случайно наткнулся на пачку долларов. Уголки купюр были сглажены водой; недалеко, ниже по течению, были найдены еще две пачки таких же двадцатидолларовых купюр, перетянутых сопревшей резинкой. Однако (это установил Джек Берримен) найденные купюры не являлись частью тех, что были выданы Шеббсу…
- Видел я все дела, что делаются под солнцем, и вот - все это тщета и ловля ветра…
Ловля ветра.
Я перевел дыхание.
Пять суток, проведенные в душном вагоне, давали о себе знать.
Даже Йооп уже не улыбался, а два резвых пенсионера из Спрингз-6 давно забросили самодельные карты. Кто‑то садился под взрывное устройство, кто‑то дремал, кто‑то мрачно молчал, невидящими глазами уставившись в пространство. Одна только деталь действовала успокаивающе - от расстрелов малайцы отказались. Видимо, переговоры все‑таки продвигались. Однажды нам выдали хлеб и копченую колбасу, явно полученную из армейских запасов.
- Как в Амстердаме? - спросил я Йоопа.
Я спрашивал не столько ради самих новостей, сколько ради Шеббса, которого опять привязали к взрывному устройству. Я боялся нелепых случайностей. Мне не хотелось, чтобы случайности вмешивались в дело. Я усмехался, слушая Йоопа. О да, в Амстердаме хорошо. Патриоты Южных Молукк близки к успеху. Главное сделано - мир узнал наконец о молуккских патриотах и с волнением следит за их действиями. Близко- время, когда Южными Молукками будут управлять не чиновники, присланные из Индонезии, а сами молуккцы.
Свобода!
Я усмехнулся.
Во всей этой истории больше всего меня забавлял один достаточно неловкий, на мой взгляд, момент. Чтобы добиться своей свободы, коричневым братцам пришлось почему‑то расстреливать жителей далекого бобрового штата, никогда не интересовавшихся их островами. Ну да, думал я. Мыло для нечистой совести еще не изобретено. Не все ли равно, на чьей крови и костях строится свобода? Лишь бы она казалась крепкой. Разве, убивая Цезаря, Брут и Кассий не думали о свободе? А сам Юлий Цезарь, умертвив вождя готов Верцингетерикса, разве пекся о чем‑то другом?
- И вот - все это тщета и ловля ветра…
Я прислушался.
- Что было, то и будет, и что творилось, то творится, и нет ничего нового под солнцем…
Я смотрел на человека в долгополом пальто, привязанного к взрывному устройству.
Походил он на Шеббса? Несомненно. Был он Шеббсом? Не знаю. Вот уж поистине, "узнать одного в другом вовсе не значит сделать из двоих одного". А человек в долгополом пальто, перехватив мой взгляд, медлительно улыбнулся.
- Учитесь терпеть, - сказал он негромко. - Нет на свете ничего такого, что бы со временем не заканчивалось.
Мог такое сказать Шеббс?
- Обратите внимание на малайцев, - все так же медленно продолжил сосед. - Кажется, там что‑то произошло.
- Вы понимаете их язык?
- Нет, но я чувствую.
Чувствую…
Он произнес это странно.
Ни улыбки, ни усмешки не отразилось на его длинном невыразительном лице.
И я с пронзительной ясностью представил его не в душном тесном вагоне, а под закопченными сводами тайной алхимической лаборатории. Дымящиеся колбы, клокочущие реторты, кубки, стеклянные сосуды, закопченный вытяжной шкаф, пугающий своим черным зевом. Вытянув длинные руки над колеблющимся огнем, мой сосед медленно бормотал слова магических заклинаний. "Глупец становится безумцем, богач - бедняком, философ - болтуном, приличный человек напрочь теряет всякое приличие". Мой сосед великолепно вписался в тайную лабораторию. Я отчетливо видел в его вытянутых руках венец вещей, вырванный у небес.
Может, никогда в жизни я не находился так близко к великой тайне.
"В моем досье, - рассказал однажды доктор Хэссоп, - есть данные о странных взрывах, сносивших с лица земли целые кварталы. Вспышка света, и - все! Ни взрывной волны, ни грохота. И никаких пороховых погребов, никаких складов оружия. Ослепительная вспышка, и все! А еще я знал человека, которому посчастливилось держать в руках очень странное вещество. Оно походило на кусок прозрачного красноватого стекла, имело раковинистый излом и бледно светилось. Человек, владевший этим веществом, должен был прийти ко мне поздним вечером осенью пятьдесят седьмого года, но не пришел. Его труп нашли через несколько дней в местной реке. Я знал другого человека, который своими глазами видел "олово с зеленым свечением". Может, это был таллий? Но таллий испускает зеленоватое свечение лишь будучи сильно нагретым, а тот человек держал свое таинственное "олово" голыми руками. Он тоже исчез. Не нашли даже трупа".
Я задумчиво разглядывал своего медлительного соседа.
"Кто бы он ни был, - сказал я себе, - я вытащу его из этого вагона".
- Будьте осторожны и внимательны, - негромко предупредил я. - Что бы ни задумали коричневые братцы, я постараюсь вам помочь. Если начнется свалка, держитесь рядом со мной.
Он как‑то странно взглянул на меня.
- "Туун"… Вы сказали "Туун"…