А на море (ласковом и тихом на рассвете) между тем поднялась нешуточная волна. Потому Наташка и сидела дома - купаться уже не разрешали, хотя это было лишь самое начало шторма. Шторм сильно расстроил планы Латышева: он собирался встретиться с Кристинкой на камнях, а при сильной волне там делать было нечего. Впрочем, сидеть на пляже и не купаться он не собирался - глупое, напрасное времяпрепровождение. Мелькнула мысль сходить на Аю-Даг, поискать храм богини Девы, но по жаре… Однако когда он вышел из дома, небо потихоньку затягивала тонкая дымка облаков. Прохлады это не принесло - от асфальта шел жар ничуть не меньший, чем от солнца.
Кристинка благоразумно не полезла через мыс на камни, Латышев нашел ее на набережной "Айвазовского". Волны поднимались так высоко, что на волнорезы было уже не выйти, и она стояла у самого берега, опираясь на ограждение. Красиво стояла: в радуге брызг, повернув лицо к морю, босиком, и платье ее развевал ветер.
- Я думала, ты вообще не придешь… - она оглянулась мельком и посмотрела не обиженно даже - с горечью.
- Я ждал тебя на камнях, - он подошел к ней сзади и обнял за плечи.
- Я похожа на идиотку? Если ты придурок, это не значит, что все такие.
- Не так уж там и страшно. - Латышев видел прошлый шторм на камнях, недели две назад. Мокро, конечно, но не опасно. Почти.
- Ладно. Живи. - Она повернула голову и еле заметно улыбнулась. Латышев поцеловал ее - легким "дневным" поцелуем. Особенно сильная волна с грохотом окатила обоих с головы до ног - он нашел это романтичным.
- Мой брат приехал утром, - Кристинка снова повернулась к морю. - Он ездил в Душанбе. Кстати, ищет помощника.
- Для чего?
- Продать что-то надо, я не знаю точно, да мне и неинтересно. Или у тебя все еще месячник культурного обслуживания?
- Да нет, я могу, если надо. Это я так, Дэнису…
Между помощником и рабом на плантации - огромная разница. А денег заработать было бы неплохо.
- Только ты учти, мой брат - серьезный человек. - Кристинка скосила глаза. - И деньги у него серьезные. Твои шутки дурацкие с ним не пройдут.
- Какие такие шутки? - Латышев сделал невозмутимое лицо. Серьезные деньги - это еще лучше. Неожиданно в голову пришла мысль: заработать бы сотни две-три и сказать маме, чтобы увольнялась из "Айвазовского". Физрук бы утерся, и вообще… И была бы она снова учительница, а не посудомойка.
Может, Вечный вор вместо неразменного рубля послал ему удачу? Ведь еще вчера никакого брата не было и в помине, как и перспектив заработать хоть копейку.
В удачу Латышев поверил окончательно, когда встретился с этим братом - на набережной "Крыма", под навесом летнего кафе, потому что шел дождь. Брат был старше Кристинки лет на десять, одет в "фирму" с головы до ног, курил "Данхил", а на пальце носил золотой перстень-печатку. Его звали Олег.
Под навес набилось много людей, прятавшихся от дождя, поэтому пришлось отойти к перилам - кафе нависало над пляжем.
- Я сестренке своей доверяю, - Олег пил импортное пиво не из банки, а из маленькой стеклянной бутылки (такого Латышев ни разу в жизни не видел и старался получше рассмотреть наклейку). - Так что можешь не сомневаться, договоримся. Если, конечно, ты согласен со мной работать.
Он еще спрашивал! Как выяснилось, и делать-то ничего особенного не требовалось, только доехать до Симферополя, встретить поезд, забрать у проводника сумку и отвезти в Ялту. И вот за эту ерунду Олег платил ни много ни мало - сто рублей! Латышеву стоило определенных усилий не выдать волнения и радости (а хотелось сплясать на столе). Понятно было, конечно, что из Средней Азии Олегу послали не фрукты, но ста рублей вполне хватило, чтобы Латышев не спрашивал, что именно повезет в Ялту. Чем это, собственно, хуже, чем клеить "экспортные" этикетки на "Массандру"?
И закончился разговор неожиданно (Латышев не смог определиться, хорошо или плохо).
- Приходи через часок на пляж "Айвазовского", на шашлыки. Моя маман желает с тобой познакомиться, - Олег хлопнул его по плечу. - Я понимаю, глупости это, но маман старомодна, она хочет знать, с кем встречается ее дочь.
Если бы его позвала Кристинка, если бы не сто рублей за один день непыльной работы, Латышев бы предложение отклонил. А тут… Неловко было отказываться. И с Олегом хотелось сойтись поближе. И встретить Дэниса в такой компании хотелось тоже.
Латышев мчался домой бегом не потому, что боялся опоздать, а скорей от волнения. После дождя посвежело, если не сказать - похолодало. Ветер дул с моря, и даже на Партенитской улице слышался грохот волн. Нет, не слышался - ощущался: они трясли берег своей многотонной тяжестью.
Дома никого не было - ни физрука, ни мамы, ни Наташки. Даже старушка-хозяйка куда-то ушла. Латышев вывалил на пол содержимое чемодана, нашел серый пусер, которым гордился, и новую рубаху под него. Джинсы у него были одни, и их он тщательно вычистил в ванной, как и кроссовки с трилистником (не какие-нибудь московские, а самые настоящие, за которые отдал триста пятьдесят рублей). Не ходить же в такую погоду в резиновых шлепанцах!
Он долго думал, брать ли с собой "Мальборо" (в чемодане лежали последние две пачки), но потом решил не позориться перед Олегом: не Виталик, понимает разницу. Однако трешку все же из заначки вытащил и перед тем, как идти в "Айвазовское", спустился на Солнечную - в магазине за лишний рубль несовершеннолетнему с радостью продали массандровский мускат.
Родители Кристинки оказались на удивление приветливыми и приятными людьми. Отец сразу похвалил вино и спросил, где такое можно купить (немало Латышева поразив), а "маман", против ожидания, не разглядывала его скептически, а мило ворковала о двух своих бульдогах, брошенных в Москве на попечение подруги. Латышев слушал вежливо и чувствовал себя неловко, пока Кристинка не утащила его за камни, к мангалу, над которым колдовали Олег с другом.
Ветер помаленьку стихал, небо прояснялось, и облака за каменным медведем окрасились в багровые тона заката, только море все так же зло билось в берег, отчего говорить приходилось громче обычного. Впрочем, Латышев предпочитал помалкивать. Не они одни устраивали пикник на пляже - со всех сторон уже тянуло дымком и жареным мясом. Выпив же сухого вина, которым Олег сбрызгивал шашлыки, Латышев почувствовал себя намного лучше. И Кристинка от вина тоже осмелела и перестала недовольно оглядываться на родителей.
В общем, вечер шел своим чередом - с байками, анекдотами (содержание которых тщательно выверялось ввиду присутствия родителей), шутками и долгими рассказами Кристинкиного отца о молодости и службе в армии. Олег перемигивался с Латышевым и изредка намекал отцу, что тот чересчур многословен.
Все было бы хорошо, если бы на пляже не появилась Наташка! И хотя солнце давно ушло за горы, сумерки еще не наступили, поэтому Латышев разглядел ее издалека. Он, конечно, надеялся, что она пройдет мимо, но надежда оказалась напрасной - Наташка разыскивала на пляже именно его. А он стоял у мангала, держа Кристинку за талию, и спрятаться ему было некуда.
- Саня, мне надо с тобой поговорить, - твердо (и громко) сказала Наташка, подойдя едва ли не вплотную.
- Что это за чучело? - поинтересовалась Кристинка с едкой улыбочкой.
А та и вправду была похожа на чучело: в невообразимой вязаной кофте с вытянутыми полами, красном ситцевом платье с желтыми цветочками и в сандалиях на босу ногу. Да еще и с мокрыми, взлохмаченными волосами.
- Кристина, ты ведешь себя отвратительно, - не преминул заметить ее отец.
- Как хочу, так и веду. Саня, что ей здесь надо?
- Не видишь, - усмехнулся Латышев, - ей надо со мной поговорить.
- Ты с ней знаком??? - Кристинка картинно выкатила глаза.
- Я его сестра, - с вызовом ответила Наташка.
Этого только не хватало! Ладно Кристинка - ей даже полезно немного поревновать, хотя ревновать, в сущности, не к чему. Но что подумает Олег? Что подумают его родители? Если у Латышева такая сестра, то что у него за семейка?
- Никакая она мне не сестра, - он сплюнул, хотя обычно такого не делал - не верблюд. Но иначе не удалось бы достоверно изобразить равнодушия и непринужденности.
У Наташки загорелись щеки, по-кошачьи вспыхнули глаза и задрожал подбородок - от возмущения, конечно, а не от слез.
- Ах так? - она перевела дух. - Не сестра?
- Конечно не сестра, - флегматично повторил Латышев.
- Значит, и ты мне не брат!
Она долго возилась с кожаным ремешком для часов (и пауза неприлично затягивалась, красивого театрального жеста не получалось), а потом смешно, неловко размахнулась и швырнула часы на острые камни, прикрывавшие мангал от ветра. Между прочим, часы Латышеву подарил отец…
Латышев не долго думал, как за это отомстить: сгреб в кулак серебряную цепочку, висевшую на шее, и, рванув посильней, тут же отправил в мутную пену набежавшей волны. Получилось легко, красиво и бесстрастно.
Наташка, сузив глаза, гордо развернулась и пошла прочь, но через несколько шагов остановилась и выкрикнула, отчаянно, чуть ли не со слезами на глазах:
- Это потому что Вечный вор забрал твою душу!
Ну не дура ли? Кристинка расхохоталась, и Латышев тоже скроил высокомерную усмешку. И дальше все пошло бы своим чередом, но Наташка снова остановилась и крикнула:
- Учти, я все знаю! И про сумку знаю, которую тебе вот этот (она вульгарно показала пальцем на Олега) велел в Ялту за сто рублей отвезти! Я все слышала!
Олег глянул на Латышева так, что тому захотелось немедленно умереть. Это потом он рассудил, что его вины здесь нет: кто угодно мог подслушать, в кафе народу было - яблоку некуда упасть. И снизу, на пляже, люди тоже стояли. Но в первый миг Латышев очень хотел догнать Наташку и придушить.
- Олег, какую сумку? - неожиданно серьезно и строго спросил его отец. - Отвечай мне быстро, о какой сумке речь!
- Пап, да ты что? - Олег рассмеялся. - Девочка меня с кем-то перепутала.
- Она на самом деле перепутала, - быстро нашелся Латышев. - Это нашему соседу должны из Ялты передать сумку с вином, он попросил меня встретить автобус и отдать за вино сто рублей. Наш сосед тоже джинсовый костюм носит, вот она и перепутала.
Он только потом прикинул, сколько же вина должно быть в сумке - на сто-то рублей! Но никто не заметил этой оплошности, а взгляд Олега в сторону Латышева стал немного помягче.
- Так она сестра тебе или не сестра? - насмешливо спросила Кристинка.
- Это дочка физрука, - проворчал Латышев, чтобы хоть немного поднять Наташку в ее глазах.
- Не может быть, - озадаченно сказала Кристинка и замолчала.
- Смотри, - ее отец подозрительно посмотрел на Олега и покачал головой, - если узнаю, что ты за старое взялся, - пальцем не шевельну. Сам будешь выпутываться, как хочешь.
- Да пап, ерунда это, - Олег улыбнулся примирительно. - Тебе теперь во всем будет уголовщина мерещиться?
Латышев вернулся домой часов в десять и не успел поздороваться с мамой, как в комнату к ним без стука зашел физрук.
- Саня, у тебя что-то случилось? - начал он с порога.
Латышев опешил и не нашелся что ответить - просто помотал головой.
- Посмотри, - физрук протянул ему клочок бумаги.
На заляпанном обрывке бумаги в клеточку было написано: "Папка, сегодня меня не жди. Мне надо спасти Саню. Твоя дочь Ната". Латышев поморщился - детский садик, как есть детский садик!
- Ну? - набычился физрук.
- Что "ну"? Я понятия не имею, что в голове у вашей дочки!
- И где ее искать?
- Да откуда же я знаю! - рявкнул Латышев. - Время детское еще, может, она в кино пошла!
Он не снимая кроссовок протопал на лоджию и хлопнул дверью, пока мама не успела прочитать записку и тоже не начала к нему приставать.
Но там его ждала вторая половинка заляпанной бумажки в клеточку: "Я найду Вечного вора и заставлю его вернуть твою душу". Латышев заскрипел зубами: ну какая же она дура! Дура, дура, дура! Он скомкал листочек и сунул его в карман, проходя через комнату к выходу.
- Саня! Ты куда? - мама не успела подняться из-за стола, когда он открыл дверь в прихожую.
Он и сам не знал, куда направляется, а главное - зачем.
- Куда пошел-то? - крикнул ему вслед физрук.
- Пойду вашу дочку из кино встречу, - проворчал Латышев и добавил сквозь зубы: - Тоже мне Герда!
И виноватым он себя вовсе не чувствовал - сама напросилась! Нашла время, когда разговаривать… Нашла что говорить!
Но в глубине души шевелилась какая-то странная тревога. А внутренний голос и вовсе повел себя непонятно, противно шипя: "Люди гибнут за металл". Латышев слышал эту фразу исключительно в отношении heavy-metal и не мог взять в толк, с чего она вдруг появилась в голове.
Только оказавшись на Партенитской улице и остановившись на повороте к Фрунзенскому шоссе, Латышев понял, куда пойдет и у кого спросит, где сейчас Наташка.
На небе высыпали звезды, умытые дневным дождем. Сегодня оплавленный асфальт не перебивал запахов южных цветов и зелени, и из "Крыма" доносились звуки "Синей песни" - в разгаре была советская дискотека с идеологически выверенным репертуаром. Всю дорогу до первого корпуса Латышев чувствовал тоску и страх, для которых не находил никакого повода.
Парень в сером костюме, казалось, ждал Латышева, потому что нисколько не удивился его приходу, а выключил телевизор и указал глазами на кресло.
- Где Наташка? - спросил Латышев без обиняков.
- Зачем тебе Наташка? - парень широко улыбнулся. - У тебя получше девушка есть. Да ты садись, садись, раз зашел.
- Она была здесь?
- Ну и была. И что теперь?
В ванной шумела вода - парень в сером костюме был в номере не один. Хороший ему достался номер, трехкомнатный, с холодильником и телевизором. Полулюкс.
- Что ты ей наговорил? - Латышев все же сел в предложенное кресло.
- То же, что скажу тебе. Никакой души Вечный вор у тебя не забирал. Потому что ты не смог убить собаку. Убил бы собаку - был бы совсем другой разговор.
- Но… - Латышев смешался: он не ожидал такой откровенности. - Но ведь что-то он мне все-таки дал…
- Дал. За честно нарисованную на зеркале дверь Вечный вор исполнил одно твое нехитрое желание. Думаю, ты должен быть доволен - девочка тебе досталась что надо!
- Да я бы и без него… Да она бы и без Вечного вора…
- Кто же теперь может точно сказать? - глаза парня смеялись.
- Я думал, он дал мне… удачу… - Латышев вопросительно глянул на парня в костюме.
- Удачу? Ха-ха три раза! За такую удачу мало дохлой черной собаки, это стоит дороже… Минимум - убитая девственница.
Зловеще это прозвучало. Так зловеще, что Латышев почувствовал, как кровь отливает от лица и по телу волной бежит озноб.
- Издеваешься? - спросил он чуть дрогнувшим голосом.
- Разумеется, - парень стал вдруг серьезным. - Но легкие деньги всегда стоят дорого.
В ванной перестала шуметь вода и послышалась возня.
- Что, за них надо обязательно продать душу? - спросил Латышев, неуверенно усмехаясь.
- Душу? Никто не заберет твою душу, пока ты сам ее не отдашь. А отдашь ты ее незаметно, без клятв и кровавых подписей. И будешь плясать вокруг пьедестала золотого тельца вместе со всеми, и возносить ему хвалу, и приносить ему жертвы, и думать, что он - оправдание всему: и лжи, и подлости, и убийству. - Парень помолчал, а потом продекламировал, вскинув руку: - "И людская кровь рекой по клинку течет булата!"
И хотя жест этот был нарочито театральным, глаза парня полыхнули вдруг злым, холодным огнем, и хитринка, прятавшаяся на дне его взгляда, исчезла, а Латышева снова передернуло - от необъяснимого, иррационального страха. Но тут дверь из ванной распахнулась, и в комнату шагнул невысокий толстый человек - тот, что вчера приехал на черной "Волге". Только теперь он был в махровом халате и босиком.
- Генка, что ты ребенку голову дуришь, а? - спросил он ворчливо, но беззлобно.
- Я на курорте. Считай, что я так развлекаюсь, - парень хитро улыбнулся, оглянувшись на своего соседа.
- Ты в первую очередь на работе, а потом уже на курорте. Не слушай его, мальчик. Он городит чушь. Никаких Вечных воров в природе не существует, душа - это абстракция, которая не продается, не покупается и не может быть украдена или отдана. А Генка - просто шутник.
- Я говорю со школьником на понятном ему языке, - парень хитро изогнул губы, и неясно было, сдерживает он смех или негодование. И Латышев подумал вдруг, что ему не тридцать лет, а гораздо больше…
Захотелось уйти. Срочно уйти, убежать - как будто он куда-то спешил. Нет, не спешил - опаздывал.
- Ох, сдается мне, ты сам этот язык только что придумал… И никому, кроме тебя самого, он непонятен. Поздно уже, я спать, а ты - как хочешь.
- Я попозже, - тот махнул рукой и повернулся к Латышеву: - Кстати, меня зовут не Генка, а Геннадий Иванович.
Латышев же с приоткрытым ртом уставился на толстяка: ему вдруг показалось, что глаза у того разного цвета. Но толстяк уже повернулся к нему спиной, прошел в соседнюю комнату и плотно прикрыл за собой дверь.
- А Наташка твоя весь день по поселку рыскала, искала черную собаку. Хочет выкупить у Вечного вора твою душу. Я ей сказал, что собаку убивать не обязательно, сойдет и живая… - "Геннадий Иванович" расхохотался.
- Зачем ты над ней издеваешься? - вспылил Латышев неожиданно для себя.
- Да как же над вами не издеваться? Говорил ей: нет никакого Вечного вора, никто не забирал душу у Сани Латышева, - не верила. А сказал, что нужна черная собака, - поверила тут же! Ладно, иди, жди ее дома. Прощения проси - может, простит. Думаю, простит, - они нас всегда прощают.
- За что это я должен прощения просить?
- Даже не знаю… Иди, сказал. Мне некогда.
А тревога не прошла… Латышев поднялся, понимая, что больше ничего ему тут не скажут, но на пороге "Геннадий Иванович" его окликнул:
- Слышь, Саня Латышев… Ты только дома ее жди, ладно? Искать не ходи.
И голос у него при этом был добрый и просительный, а не хитрый и глумливый. Да Латышев искать ее и не собирался! Впрочем, как и ждать.
Ни искать, ни ждать Наташку не пришлось. Он спускался от Фрунзенского шоссе к Партенитской улице, когда ее увидел: она шла ему наперерез - возвращалась домой. В "Крыме" продолжалась дискотека - пел идеологически невредный Джо Дассен. А с ним соперничал "Гуляка", доносившийся из опущенного окошка припаркованных возле магазина красных "жигулей".
Наташка оставалась в той же невообразимой кофте, только волосы у нее высохли и плавно легли на плечи. И была она такой же несчастной, как тогда, когда Латышев целовал ее возле лифта. Нет, не несчастной - маленькой какой-то, беззащитной… И шла как раз к тому самому месту, где черная "Волга" сбила черную собаку.