* * *
Прошло всего несколько дней, а Ник, Любисток и Алли уже узнали всё о том, как протекает жизнь в месте, где царила Мэри. Ничего сложного. День за днём с утра до вечера дети играли в мяч, пятнашки, прыгали через скакалку на площади, а когда становилось темно, собирались на семьдесят третьем этаже и слушали рассказы старших ребят, или играли в видеоигры, или смотрели единственный телевизор, который Мэри удалось раздобыть. Как поведала им Мидоу, существовали люди, странствующие по всему свету в поисках перешедших вещей, которыми они потом торговали с Мэри.
Один из этих людей, которых все называли Искателями, и принёс сюда телевизор. Вот только показывал он лишь те шоу, что передавали в тот день, когда он перешёл: каждый вечер, в самое лучшее время шли одни и те же старые серии "Корабля любви" и "Счастливых дней", и так будет продолжаться, по всей вероятности, до конца времён. Удивительно, но находились ребята, которые смотрели их - каждый день без исключения. Как заведённые.
Несколько дней Ник тоже смотрел телек. Больше всего его привлекали старые рекламы и новости. Это было сродни путешествию на машине времени. Но даже путешествия во времени приедаются, если ты всё время попадаешь в один и тот же день - 8 апреля 1978 года.
Алли предпочла не смотреть телевизор. Она уже ощутила: не всё, ох не всё ладно в Мэрином королевстве! - хотя ещё и не могла толком определить, что именно в нём не так. Что-то в том, как маленькие девочки прыгали через скакалку, что-то в том, как одни и те же детишки каждый день смотрели одни и те же передачи по телеку, было не то…
А Ник? Если он и ощущал, что что-то не в порядке, для него это не имело значения: всё затмевала Мэри. Мэри, которая прежде всего пеклась о других, и только потом о себе; которая окружала малышей заботой, и те чувствовали, что их любят и охраняют; которая приняла живейшее участие в его, Ника, судьбе…
Мэри никогда не упускала случая подойти к нему и расспросить, как дела, как самочувствие, о чём он размышляет, что нового узнал. Они вместе обсуждали книгу, над которой она в настоящее время работала, вместе строили догадки, почему в Междумире нет семнадцатилетних - ведь всем известно, что официальный возраст, после которого человек считается взрослым - восемнадцать.
- Вообще-то это не совсем верно, - рассуждал Ник. - Это возраст, когда разрешается избирать, но для алкоголя установили другую планку - двадцать один. А евреи считают, что взросление начинается в тринадцать. Кстати, я точно знаю - здесь есть несколько еврейских ребят, которым четырнадцать.
- Всё равно - это не объясняет, почему детям старше, чем мы, не разрешён доступ в Междумир.
"Разрешён доступ в Междумир…" Звучит куда лучше, чем "Заблудился по дороге в царствие небесное". Ник по своему характеру был склонен к мрачному настроению и пессимизму, поэтому позитивный ход мыслей Мэри был для него радостным откровением.
- Может быть, - предположил он, - всё дело в самой личности? Ты становишься взрослым тогда, когда перестаёшь думать о себе как о ребёнке?
Вари, неизменно торчащий у двери, фыркнул. Он постоянно фыркал, что бы Ник ни сказал.
- Вари, будь любезен, - одёрнула его Мэри. - Здесь каждый вправе высказывать любые мысли.
- Даже дурацкие? - съязвил Вари.
Ник никак не мог понять, почему Мэри терпит постоянное присутствие этого клопа. Нет, он, конечно, обладал музыкальным талантом, но характерец у недоростка был невыносимый.
Мэри повела Ника показать, как делаются её книги. Издательство располагалось на шестьдесят седьмом этаже. В обширном помещении за партами сидело человек тридцать - словно здесь проходил школьный урок каллиграфии.
- Печатный станок нам пока ещё не попался, - пояснила Мэри. - Но это ничего. Им нравится переписывать книги от руки.
Судя по всему, так оно и было. Дети, казалось, с головой ушли в свою работу и делали её на совесть - как писцы в старину, переносящие текст на пергамент.
- Работа вошла у них в привычку, - сказала Мэри. - Жизнь, организованная по определённому, раз навсегда установленному образцу, даёт им покой и радость.
Ник просто принял информацию к сведению, не особенно задумываясь над тем, что увидел и услышал.
А вот Алли - совсем наоборот. Она начала проникаться пониманием природы этой "привычки".
Как-то однажды она поймала Ника в один из тех редких моментов, когда он не таскался повсюду следом за Мэри.
- Пойдём, я хочу, чтобы ты понаблюдал за одним пацаном, - сказала она.
- Чего ради?
Нику было неохота, но он всё равно как раз бездельничал, так что какая разница - посмотрим, что за развлечение придумала Алли, решил он. Но для девочки это вовсе не было развлечением. Дело казалось ей весьма и весьма серьёзным.
Мальчик лет семи, о котором шла речь, вместе с десятком других детишек гонял мяч на мраморной площади внизу.
- Ну, и на что тут смотреть? - Нетерпение Ника росло с каждой минутой.
- Подожди, - отозвалась Алли. - Его команда проиграет. Семь - девять.
Так и случилось. Игра закончилась, когда счёт стал девять - семь.
- Ну и что ты хочешь этим сказать? Что можешь предвидеть будущее?
- Что-то вроде, - сказала Алли. - Могу предвидеть - в тех случаях, когда будущего вообще нет.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Молчи и следи за пацаном!
Вот теперь Ник был заинтригован. Следуя за мальчиком на некотором отдалении, они прошли за ним в фойе башни номер два, где группка детишек собралась поиграть в карты.
Алли с Ником спрятались за пилоном, но их конспирация была излишней - детишки их не замечали, а если и замечали, им, по-видимому, было всё равно, что за ними наблюдают.
- Сейчас он спросит про тройки, - пророчествовала Алли.
- У тебя есть тройки? - спросил мальчик у своей соседки.
- "В пролёте", - прошептала Алли. - "У тебя есть семёрки?"
- В пролёте, - сказала девочка. - У тебя есть семёрки?
Вот теперь Нику стало слегка не по себе.
- Откуда ты знаешь, что произойдёт?
- Да оттуда, что то же самое происходит всё время. Каждый день. Та же игра в мяч, те же карты!
- Не может быть!
- Смотри! - сказала вместо ответа Алли. - Через минуту пацан, за которым мы следим, бросит карты и обвинит соседку в жульничестве. А потом выбежит в третью вращающуюся дверь слева.
Всё произошло в точности так, как предсказала Алли.
Впервые за всё время пребывания в царстве Мэри Ник почувствовал некоторый дискомфорт.
- Это как будто… как будто…
Алли закончила за него:
- Это как если бы они были привидениями.
Чем они, собственно, и являлись.
- Ты помнишь, что рассказывают про привидений? - продолжала Алли. - Что видят их постоянно в одном и том же месте, и они делают одно и то же, одно и то же, и так каждый день. Понимаешь?
Ник не мог так этого оставить. Он погнался за мальчиком и настиг его у вращающейся двери.
- Эй! - окликнул Ник. - Почему ты вышел из игры?
- Они мухлюют!
- Вернись!
Мальчик смотрел теперь на Ника с некоторой опаской.
- Не-а, не пойду. Не хочу.
- Но ты же играл в ту же самую игру вчера! - настаивал Ник. - Вчера они разве не мошенничали?
- Ну да, - сказал мальчик как ни в чём не бывало. - Ну и что?
Он выскочил в дверь и был таков.
Алли подошла к Нику.
- Я присоединилась к их игре пару дней назад. Это совершенно сбило их с толку. Но на следующий день они вернулись к тому же старому порядку.
- Но ведь это полная бессмыслица…
- Вовсе не бессмыслица, - возразила Алли. - Я много думала об этом. Понимаешь, это как когда ты слушаешь музыку, а пластинка начинает заедать. Ну вот. Наша жизнь - это пластинка, заедающая на самой последней ноте. Мы так и не можем дослушать музыку до конца, мы вроде как застряли. И если мы не остережёмся, то впадём в рутину и будем делать одно и то же, одно и то же, и так без конца.
- Потому что "жизнь, организованная по определённому, раз навсегда установленному образцу даёт покой и радость" - повторил Ник слова Мэри. - Неужели то же самое случится и с нами?
- Я сделаю всё, чтобы со мной этого не произошло.
*** *** ***
"Мы не такие, как живые, - пишет Мэри в своей книге "Первые сто лет". - Мы за пределами жизни. Наша смерть лучше, чем их жизнь. Нам не нужно захламлять своё существование тысячью бесполезных и бессмысленных занятий. С нас достаточно одного-единственного. Гениальность - в простоте, это знают все величайшие художники человечества. Так и мы, Послесветы, должны стремиться к простоте. С течением времени каждый из нас находит одному ему присущий порядок жизни, приобретает то, что я называю Ритуалом. Ритуал - это наша ниша в пространстве и времени, такая же неизменная, как восход и закат солнца.
Это нормально и естественно. Ритуал делает жизнь приятной и спокойной. Он даёт ей цель и смысл, вплетает нас во всеобщий мировой порядок и ритм. Те Послесветы, которые не могут найти своей ниши, воистину достойны жалости".
Глава 9
Бесконечная петля
Следующие несколько дней Ник провёл, наблюдая за другими Послесветами. То, что он увидел, лишь подтверждало догадки Алли: для этих ребят каждый день был точным повторением предыдущего. Он хотел расспросить об этом Мэри, но не стал, зная, что при её позитивном образе мышления она обязательно найдёт возможность придать происходящему положительный, оптимистический смысл. Нику хотелось посидеть и самому подумать, без вмешательства Мэри.
Что, однако, не мешало ему проводить с нею так много времени, как только возможно.
Мэри не впала в Ритуал. Для неё каждый новый день отличался от предыдущего - она проводила время с разными детьми и занималась самой разнообразной деятельностью. Нику стало полегче: значит, силе настойчивого повторения одного и того же можно сопротивляться! Если ты достаточно твёрд духом, ты сможешь уйти от Ритуала.
Они с Мэри никогда не оставались наедине, и это служило для Ника источником постоянного раздражения. Куда бы Мэри ни направилась, за нею везде увязывался Вари, как будто был её адъютантом. Или послушной собачонкой. Эх, жаль - то, что он неотрывно следовал за Мэри, уберегало мальчишку от впадения в Ритуал. Вот было бы здорово, если бы Вари забежал куда-нибудь подальше и ближайшие несколько сотен лет играл бесконечные сонаты Бетховена стенам!
- И чего ты вечно таскаешься за ней? - спросил его как-то Ник. - Тебе не хочется заняться чем-то другим?
Вари пожал плечами.
- А мне и так хорошо. - Он изучающе-холодно уставился на Ника. - Ты и сам провёл с Мэри более чем достаточно времени. Может, это тебе пора заняться чем-нибудь другим?
Ник не мог точно определить, какие эмоции испытывал Вари; понял только, что весьма негативные.
- Это свободный мир, и я могу делать, что хочу! - заявил Ник.
- Ты ей надоешь, - сказал Вари. - Ты ей интересен только потому, что новенький, но ведь так будет не всегда. Скоро ты станешь самым обычным Послесветом, одним из множества, и она забудет даже, как тебя зовут. А я - я буду по-прежнему при ней.
От подобного предположения Ника передёрнуло.
- Она не забудет, как меня зовут!
- Забудет. Ты и сам забудешь.
- Ты о чём это вообще?
- Твоя одежда и шоколад на физиономии перешли вместе с тобой, но твоё имя - нет. Оно померкнет, как и все другие воспоминания. Скоро все начнут звать тебя просто Шоколад. Или Херши. - Вари состроил улыбку, больше похожую на оскал. - Точно. Быть тебе Херши!
- Ничего подобного! Я никогда не забуду своё имя!
- Да что ты? И как же тебя зовут?
Ник собирался сходу ответить… и вдруг споткнулся. Замешательство длилось не больше секунды, но ведь секунда - это слишком долго, когда дело касается твоего собственного имени! Вот это да! Он здорово испугался.
- Э… Ник! Моё имя Ник!
- О-кей, - протянул Вари. И задал следующий вопрос: - А фамилия?
Ник открыл рот и… закрыл, так ничего и не сказав. Он не помнил.
Когда появилась Мэри, она мгновенно уловила, что Ник расстроен.
- Вари, ты что - плохо вёл себя с нашим новым другом?
- Мы всего лишь разговаривали. Если он чем-то недоволен - это его проблемы.
Мэри лишь покачала головой и поцеловала Вари в белокурую макушку. Вари при этом кинул на Ника торжествующий взгляд.
- Спустишься со мной в фойе? Там один Искатель, говорят, принёс на продажу что-то очень интересное, - сказала Мэри.
Вари с готовностью шагнул вперёд.
- Нет, не ты, Вари. Ты уже видел Искателей. Думаю, Нику будет полезно узнать, как вести с этим народом переговоры.
Настал черёд Ника торжествовать.
Как только дверь лифта закрылась, и Вари исчез из поля зрения, Ник выкинул мальчишку из головы вместе со всеми его подначками не только по поводу его, Ника, имени, но и насчёт того, что он в конце концов надоест Мэри. Вари, как бы там ни было, всего девять лет - малявка, и ревность у него малявочная. Вот и всё.
Ник не принимал во внимание одной весьма существенной детали: Вари был девятилетним мальчиком в течение ста сорока шести лет. В таком солидном возрасте нет места детским обидам. Если бы Ник сообразил это, всё дальнейшее, возможно, обернулось бы по-другому.
* * *
Любисток стоял в комнате игровых автоматов и неотрывно смотрел на экран, не осмеливаясь даже моргнуть. Джойстик вправо. Вверх. Влево. Съесть большой белый шар. Маленькие волосатые штуковины синеют. Съесть волосатиков, а то замигают. Убежать.
Любисток пристрастился к Пак-Ману.
Трудно сказать, почему много лет назад старый Пак-Ман перешёл в Междумир. Мэри выменяла его у одного Искателя, специализировавшегося на поисках электроники. Такие находки случались нечасто. Конечно, люди постепенно привязываются к своим граммофонам, потом радиолам, или магнитофонам, или айподам, но всё-таки никто не любит эти устройства с той душевной отдачей, которая обусловила бы их переход в Междумир. Ну право - кто будет горевать над сломанным CD-плэйером? Его попросту выбрасывают, покупают новый, а про старый забывают. Поэтому появление электроники в Междумире - по большей части результат вспышек на солнце.
Мэри гордилась тем, что следила за достижениями новейшей технологии - таким образом вновь поступающие Зелёныши чувствовали себя в более привычной обстановке. Это требовало терпения и труда, но в течение многих лет Мэри удалось собрать неплохую коллекцию видео-игр. Шестьдесят четвёртый этаж был превращён в комнату игровых автоматов. Здесь находилось также огромное количество чёрных виниловых пластинок - потому что люди по-настоящему любили записанную на них музыку. Вот только проигрывателем ещё предстояло обзавестись.
Вверх. Влево. Съесть Большой белый шар. Маленькие волосатые штуковины синеют. Съесть волосатиков, а то замигают. Убежать.
И опять. И опять. Бесконечное повторение не столько давало Любистку чувство комфорта, сколько подчиняло его своей воле. Он не мог остановиться. Он не хотел останавливаться. Никогда.
Там, в лесу, он, конечно, тоже подчинялся силе привычки, одиноко кувыркаясь в древесных кронах, играя в игры - одни и те же день за днём. Но там это было как-то по-другому. Радостно, непринуждённо. Здесь же непрекращающаяся стимуляция со стороны новой, электронной, игрушки требовала от него предельного сосредоточения. В лесу такого не было. Ребята говорили Любистку, что этот игровой автомат давно устарел, но ему было всё равно. Для него все подобные игры были внове.
Вверх. Вниз. Налево. Направо. Съесть. Убежать.
- Любисток, что ты делаешь? Сколько времени ты уже здесь торчишь?
Голос Алли доносился до него словно издалёка. Он ответил, даже не повернув головы:
- Давно. - Вверх. Влево. Вниз.
- Мне кажется, ты не отходишь от этой машины уже пять дней подряд!
- И что?
- Так нельзя! Я заставлю тебя убраться отсюда! И вообще - нам всем надо отсюда убираться!
Но Любисток больше её не слушал - смешная волосатая штуковина посинела.