Может он просто тупой или по-русски плохо понимает? Все ж нацмен.
– Уильям Мак-Кинли, сэр!
– Ты кто?
– Американец.
– Кто?
Нет, он все таки тупой.
– Американский гражданин. Работаю в ФБР, – это для большей внушительности, – направлен по обмену опытом.
– Он думает мы идиоты, – обращаясь к публике, – театрально вскричал майор, – ФБР не работает вне США!
Стоящий сбоку залепил мне оплеуху. Смачную, аж голова мотнулась. И на каждый следующий вопрос это повторялось, причем плечи придавили сразу вдвоем. Я терпел, а что еще остается, плакать?
– У вас должен быть мой паспорт, сэр, – с максимальным терпением говорю. – При задержании отобрали. Другие официальные бумаги.
– Ах, документы! Эксперт Главного следственного управления Уильям Мак-Кинли из США. Может это он идиот?
Неприятно, обидно, но не стоит дергаться. Если мне повезет, скоро им это надоест. Или в камеру отправят, или перейдут к следующей стадии – проверка документов, звонок по инстанции.
– За кого он нас принимает? – поддержал еще один большой умник.
– Лжец! – вскричал майор, показывая на меня обвиняющим пальцем. – Ты убийца, решивший, что мы испугаемся фальшивки с иностранным именем.
Может стоило задержать того мужика? Да, ну. Все равно бы обвинили во всех грехах. Уже не одно, а два похищения. Поди докажи что не украли по дороге невинного гражданина при таком отношении. Хотя вряд ли. Нас бы в сообщники записали. Нет, натурально они всерьез меня подозревают? Это насколько требуется быть недоразвитым, чтобы не определить, откуда стреляли. Нам проще было прибить по дороге монтировкой.
– Как тебя зовут?
– Уильям Мак-Кинли, – уже пропуская бессмысленного сэра, отвечаю. – Я работаю в ССК. Позвоните в Душанбе.
– Лжец! – буквально завизжал майор, поднимая свою тушу над столом.
– Ты московская гнида, – в принципе он натурально хуже меня говорит, этот жуткий акцент, когда не сразу доходит, – считающая себя умнее всех, – со злостью сказал майор. – Надо бы ума вложить, раз по хорошему не доходит.
Видимо это послужило сигналом. Сзади по затылку прилетело, жестко неожиданно, уже действительно больно, так что я слетел на пол со стула.
– Встать! – заорали сразу в два голоса.
Я попробовал и еще на пол пути уловил движение. Попытка прикрыться плечом не удалась. Опять повалился на пол, но уже всерьез злой. Разбираться они не станут, просто забьют. Азарта и желания оторваться на чужаке без опаски огромная куча. Так и несет возбуждением.
– Как тебя зовут?
Это вообще не допрос. Это откровенный дурдом. Естественно не произнес вслух, лишь подумал. Не важно. Не дожидаясь ответа меня пнули кирзачом в бок. Ум человеку дан главным образом, чтобы знать, до какого предела можно дойти. Мой здесь вдруг закончился. Лучше сразу в больницу, чем терпеть побои. Может хоть на прощанье кого достану.
Руки в наручниках, ответить нормально практически невозможно. Перевернулся, уперся в пол плечами и ударил очередного героя в погонах, привыкшего к безнаказанности ногами в грудь. Он с грохотом отлетел, но закончить не дали. Налетели все остальные и принялись лупить со сладострастным хэканьем и руганью почему-то по-русски, а не родном языке, мешая друг другу. Одному удачно заехал по колену, с радостью услышав вой обиженной собаки.
Тут уж стало окончательно не до атак. Драться они не умели, зато взяли количеством и привычкой набрасываться со всех сторон. Никакой Рэмбо не отмахается в наручниках от пятерых озвереших мусоров. Свернулся калачиком, ноги к животу, прикрыл грудь руками и втянул голову, стремясь максимально прикрыться. Я живучий, так просто меня не прошибить. А если получится, обязательно посчитаюсь.
– Что происходит? – взревел начальственный бас. – Прекратить!
Будь мне немного лучше, непременно бы радостно засмеялся. Вот и второй умник заявился. Один бьет, другой участливо расспрашивает. Эту пару еще наверное в средние века в инквизиции придумали и не полицейскому со стажем втирать.
– Вы меня слышите? – озабочено спросило новое лицо, для разнообразия вполне раздельно и чисто.
Я старательно закатил глаза и обмяк. Ничего не понимаю, ничего не соображаю. Нужно тянуть время. И в ССК кто-то возможно проснется, и бить пока не станут.
– Врача! – потребовал раскомандовавшийся, – а вы пошли вон, все!
Топот ног, недовольные голоса и противный запах здешнего табака. Всякое приходилось нюхать, но даже среди советских сигарет эти определено имеют шанс отхватить приз за вонючесть.
– Эй, – сказал тот же голос с насмешкой, – американец, хорош валяться и строить из себя покойника. Это пока была репетиция и ничего всерьез переломать просто не успели.
Я слегка подумал и, не притворяясь, кряхтя сел. Били все ж нешуточно и местами ныло всерьез. С другой стороны действительно времени не хватило. Потрудись слегка дольше и мне бы точно что-нибудь сломали. А так, судя по ощущениям ушибы и синяки без увечий.
Этот был маленький и худенький, в цивильном. Лицо морщинистое, да и не всегда могу у азиатов правильно возраст определить. Может сорок, а может и все шестьдесят. Эдакий живчик, умудренный опытом и с веселыми глазами убийцы. И сам сумеет при необходимости, и отдать приказ не постесняется. Опасный человек. Не из тех, кто нанимает исполнителя. У него давно на каждого компромат и исключительно услуга. Предыдущий майор у такого на побегушках.
– Сам виноват, ну зачем человеку ногу изувечил?
Ну хоть это вышло, порадовался.
– Ты не у себя, нечего характер проявлять.
– У нас вы бы все под суд пошли.
– Так хвала Аллаху не мы у тебя, а ты у нас в гостях. Впрочем, – сказал после паузы, – можешь попробовать вызвать авианосец с целью защиты американского гражданина. Можешь покричать, вдруг услышат в Вашингтоне.
– Издеваетесь, гражданин…
– Абдулло Нури, – охотно представился он, не внеся ясность кто собственно по должности. – Почему нет? Приехали, нагадили, еще и чужаки.
– Вот уж не напрашивался.
– Ладно, – благодушно сказал Абдулло, – судя по языку, рассудок тебе не отбили. Люди частенько думают, что такой большой парень, как ты, глуп. Если ты действительно полицейский, а не шпион…
Как эти советские мне с подозрениями надоели…
– …должен прекрасно знать как это бывает. Вечно приходится выслушивать сказки в красивой упаковке. Получить правильную картину случившего практически невозможно даже при наличии свидетельских показаний.
– Врет, как очевидец.
– Совершено верно. Считай, я принес извинения за несколько грубый метод дознания. Специфический образ мышления и недоверчивость.
– То есть бить больше не будут? – на всякий случай переспрашиваю, – и дурацкие вопросы задавать тоже?
– Будешь вести себя правильно, одним шоколадом станем кормить.
А не станешь, легко расшифровываю – найдут тебя случайно упавшего с лестницы. Или вовсе не обнаружат. Горы большие, места для тела чужака много. Да и птиц с шакалами надо подкармливать.
– А правильно это как? – щупая болящий бок, интересуюсь.
– Я хозяин в Хороге…
Ну хоть понятно куда угодил, хотя не ясно почему. Мы в соседнем районе находились.
– …я хочу гарантию спокойствия. Чтоб не лезли в наши дела московские умники и не рушили годами отработанное взаимодействие и взаимоотношения.
– А причем тут мы? Тут люди с совсем другими звездами на погонах решения принимают.
– Этим людям наверняка требуется на кого-то опереться. Почему не на меня? Я дам нужную информацию и помогу вам вернуться, – длинная пауза, – в обмен на гарантии тишины. Без Давлата все одно никакого дела не слепить, а людишек его я с удовольствием сдам.
– Был у меня один знакомый, – говорю, – из ваших советских. У иранцев в заложниках в качестве живого щита сидел.
– А ты правда был там?
Это не деловой вопрос, чистое любопытство. Не каждый день в СССР встречают представителей империалистической военщины. Пропаганда, она такая пропаганда. Даже взрослые умные люди, не сильно озабоченные законом и партийной совестью, насквозь циничные и себя любящие, всерьез верят в лозунги, особенно когда их повторяют постоянно.
– Да, – подтверждаю, – был. Сержант морской пехоты.
* * *
Во дворе валялось с два десятка трупов вооруженных мужчин в чалмах и этих странных плоских шапочках. Накрыли мы их удачно, подобравшись близко и забросав гранатами. Караульных сняли бесшумно и эти не ожидали нападения. Можно считать, половина задачи выполнена. Первая группа уже внутри.
Не торопясь, внимательно отслеживая обстановку, принялись подниматься на второй этаж. Равнодушно переступил через очередной труп. За углом, прямо на полу сидел с отрешенным видом Дюффлер.
– Вилли! – встревожено позвал я. Он не отреагировал.
– Вроде цел, – заверил Рони.
– Там, – невразумительно сказал Дюффлер, мотнув головой в сторону выбитой двери.
Я заглянул и с неприятным чувством увидел то, о чем догадывался. Куча женских и детских тел. Лужи крови, слипшиеся от крови волосы и вопреки обычному поведению открытые лица.
Стандартная тактика при атаке – гранату внутрь, потом добавить свинца из автомата. Некогда разбираться, все проделывается быстро и не раздумывая. Задумчивые долго не живут. Мы пришли не освобождать заложников, а уничтожать очередную банду, не далее как на прошлой неделе взорвавшей мину на базаре, а ночью обстрелявшую военную базу.
– Это война, – сказал я. – На ней всегда погибают посторонние.
– Это я убил их!
– Их убили фанатики, взрывающие невинных людей и устраивающие базу в жилом районе и в обычном доме, за спинами гражданских лиц. Они не жалеют собственных детей, а уж женщин и вовсе. Вспомни хоть вчерашнее!
Мы торчали на углу, изображая блокпост (почему – это совсем другая история) и вокруг крутились дети. Они хорошо усвоили, что от иностранцев получить пинок сложно без причины, а вот выпросить жвачку или конфеты без проблем. И все было нормально, пока не подошла девочка. На вид ей было лет десять и когда бородатый мужчина неожиданно влепил ей затрещину, Вилли откровенно взбесился. У него племянница такого возраста. Он бы пристрелил того типа, не оттащи я его. Все правильно. Девочка не имеет права крутиться возле мужчин и обращаться к ним. Особенно неверным. Она не человек с самого рождения.
– Так мы лучше? Зачем мы вообще сюда пришли?
Мо откровенно скривился. Уж его-то мнение я знал без всяких сомнений. Морская пехота идет куда прикажут и делает, что ей прикажут. Не мы выбираем войны, в которых участвуем. Мы солдаты и обязались защищать свою страну.
– Зачем? Потому что иранцы захватили посольство и отказались выпустить людей, поправ все международные отношения. Они утопили эсминец и совершили семь взрывов в США, доказывая насколько у аятолл длинные руки, в ответ на экономические санкции. Они собирали военную группировку возле залива и угрожали саудитам. Наш президент решил – этого хватит! Пора их удавить. Ты имеешь что-то против? Может предпочитаешь дождаться пока твоих родных подорвут в магазине за то что они не так говорят, не в то верят?
– И тогда мы пришли с демократией?
– Когда наци и джапам вбивали ее сапогом и прикладом они наверняка тоже были недовольны. Демократия еще никому не досталась просто. Она всегда рождается в крови, грязи и дерьме.
Наверху выстрелили. На бой не похоже, скорее добивают. В любом случае для разговоров не место и не время. Это война и не простая, а без правил, когда нет фронта и любой может оказаться врагом. Колебания – смерть. Иногда не для одного себя, такой запросто подведет остальных.
– Достаточно, – сказал уже приказным тоном. – Киснуть станешь в койке вечером. Встать, солдат! Смирна! Ты будешь выполнять приказ или станешь жалеть себя, хныча? Пошел! Вперед!
Я оттолкнул ненужные сейчас воспоминания и вернулся к рассказу.
– Если помните, сидение в качестве живых щитов почти два месяца продолжалось, пока мы наконец не вошли в Иран…
– И?
– Ну привыкли к друг другу, даже разговаривали. Вот он и высказал однажды удивление поведением местных властей. Похищение – это взятие без спроса не принадлежащего. Выходит воровство, а воровство строго запрещено Кораном.
Замолчал, тяну паузу.
– Давай уже, договаривай.
– Охранник посоветовался с муллой и тот запретил ему беседовать с заложниками.
– Хороший анекдот, – кивнул он. – Жизненный. Совмещение веры и практических деталей. Только ты не путай сладкое с теплым. Какие вы заложники? Задержаны по подозрению в похищении уважаемого человека и возможно убийстве. Судить вас станут по закону.
– Хе.
– Да брось, американец, будто у вас ни разу никому втихую не дают.
– Живи по уставу, завоюешь честь и славу.
– Больше не повторится, обещаю – он явно насмехался и не скрывал. – Намотаем по всем правилам на полную катушку, не волнуйся. Было бы желание. Не первый иностранец, пробующий нашу тюрьму и топчущий зону. Дай Аллах не последний.
– Иншалла, – благочестиво отвечаю.
– Именно так!
Он повернул телефон ко мне и тоном уверенного в отсутствии отказа, предложил:
– Звони, дорогой.
– В посольство?
Абдулло игриво рассмеялся.
– Зернову в Душанбе. А хочешь, прямо в Москву Решетникову. Объясни ситуацию. И не делай глупостей, – нажал голосом, – какая тебе разница кто будет сидеть в кресле и какие иметь погоны в нашей стране.
– Почему я? Почему не капитан Козлов?
– Ты еще предложи этого водителя-узбека. Обычные пешки.
– А я нет?
– С тобой будет морока. Бумажки писать, оправдываться. Нет, ты правда думаешь случайно в ССК угодил и сюда приехал?
– Вы что-то знаете?
– Я точно знаю, ничего спроста на таком уровне не делают. Или ты шпион, или тебя хотят использовать. В обоих случаях зачем-то нужен. Тебя в темную имеют, а ты за капитана волнуешься. Нашел себе друга. Тут не один за всех, все за одного, он тебя регулярно "освещает" и подводит в нужное направление.
Ну собственно не новость, догадывался. Правда одно дело докладные на меня писать и совсем другое вот такое предположение.
– Меня не касается причина, – увесисто заявил Абдулло, – а вот воспользоваться могу и я…
– Ну и рожа у тебя Билли, – заливаясь дурным смехом, сообщил мне Козлов, когда меня запихнули в камеру, тут же в здании. Они находились здесь оба, вместе с Равшаном.
– На койках не лежать днем! – проинформировал меня доставивший сюда мент. – Прочти "Правила внутреннего распорядка".
Удовлетворенный собственным воплем, он с лязгом захлопнул дверь.
– Это потому что милиция здешняя очень энергичная, – пробираясь к нарам и пытаясь понять чего это у меня так в бону екает при движении, отвечаю.
– Так дел много, зашиваются.
– Это верно. Преступность растет прямо на глазах. Вещь совершено естественная. Больше стало всякого разного добра, есть что отнимать и кому. Вместо радости за возросшее благосостояние советского народа неприкрытая зависть.
– Как-то ты очень желчно о моей Родине высказался.
– А это потому, Сема, что мне тут открытым текстом кой чего высказали по поводу московской милиции и ее странного поведения. Я играю в команде или не играю вовсе. Терпеть ваши вонючие расклады не намерен. Выберемся отсюда, пошлю вас всех в то самое место, где вам козлам находиться по роду воспитания положено.
Он дернулся, однако промолчал. А я ведь специально бил по больному месту. И то, я рассчитывал на исповедь раскаявшегося? У него свое начальство и свои приказы. Ничем я не лучше.
Глава 22. Предварительный итог. За два года до командировки
– Может пришло время нормально пообщаться? Я лишних вопросов не задавал, да вот не нравится мне все это.
Кстати да. Не думал что он столько выдержит. Псих не значит дурак. Когда требуется умеет себя правильно вести.
– Очень дурно пахнет. Ты, и играешь в сомнительные игры. Деньги – не смешно. Я бы взял и сам все сделал. Ты ж знаешь – я по любому с тобой. Но не люблю непонятки.
И ведь ждал всю ночь, пока я занимался доведением до ума старых идей. Не доставал, честно исполняя порученное.
– Что ты знаешь о "невидимках"? – зевая спрашиваю. Кому другому бы побоялся, ему нет. Дальше не уйдет.
– Что все, – с откровенным недоумением ответил Микки, – школа, улица, газеты. В детстве почитывал Popular Science, Journal of Zoology.
Тут он в очередной раз мимоходом прокололся. Это все-таки чтиво не для правильного уличного пацана. В детстве мы все лазим в научно-популярную литературу. Что Кевин, что Микки, что любой имеющий каплю мозгов. Взрослые уже обычно стараются вычеркнуть из памяти изменение и демонстративно шуточками отделываются. Ничего назад не вернешь и фарш через мясорубку с целью получения мяса не пропустишь. Что есть, то есть и живи с этим.
– Ничего там вообще не было. Внешне люди, а реально фэйри.