Всего двадцать минут - и вот он, нужный мне район Полиса.
Первое, что я увидел, выехав на станцию, было море. Темное, отсвечивающее тусклым опалом, мерно дышащее. Неспешно вздымающее покатые волны. Лигурийское побережье раскинулось передо мной во всем своем осеннем великолепии. Я двигался по дороге, тянущейся вдоль него к высотным домам, вплавленным в отвесные скалы. Здания поднимались над каменными уступами, почти сливаясь с ними цветом стен, а окна, ловящие отблески солнца, казались вкраплениями золотоносных жил, выступающих на поверхность песчаника.
Красивое место.
Я подъехал к жилому комплексу, оставил машину на крытой парковке - выстроенной в виде еще одной скалы, увитой диким виноградом. Захватил с заднего сиденья бутылку красного агрейского, коробку конфет и поднялся на двадцать третий этаж.
Широкий, плавно изгибающийся коридор был освещен ярким солнечным светом. Возле двери каждой квартиры стояли оливы в кадках, по деревянным решеткам на стенах карабкались плети вьюна. Но нигде не виднелось даже намека на сныть. Значит, настоящий дом сновидящей расположен не здесь. А это - временное пристанище.
Я подошел к входу в центральные апартаменты и нажал на медную кнопку звонка. В глубине квартиры прозвучал приглушенный перелив флейты-сиринги. А спустя несколько долгих минут - я уже подумывал, не позвонить ли еще раз, - дверь наконец открыли.
На пороге стояла немолодая, крепкая женщина с тенью усталости на суровом лице. Было видно, что еще совсем недавно она была красива, но теперь эта красота смялась, выцвела. Темные волосы с легкими проблесками седины разделены прямым пробором и собраны на затылке тяжелым узлом, бледно-зеленые глаза, окруженные лучиками морщин, бесцветные губы. Домашнее платье серо-гранитного цвета, облегающее тяжеловатое тело, придавало ей еще больше внушительности, создавая отдаленное сходство со скалой, способной выдержать множество ударов волн.
- Добрый день, - улыбнулся я одной из самых своих теплых улыбок. - Меня зовут Мэтт. Я друг Эйнем.
- Проходите, - обронила она коротко и посторонилась.
Я вошел в прихожую, стены которой до половины были облицованы мрамором с серыми прожилками. Несколько светильников в виде чаш освещали просторное помещение. Четыре коридора вели в разные части дома. Из одного, самого левого, тянуло аппетитным запахом только что испеченного хлеба. Женщина, встретившая меня, закрыла дверь, и я увидел тяжелый кованый засов, внушительно лязгнувший о петли. Он больше подходил для музея, чем для современного жилья, даже у меня в доме не было такого.
- Мэтт! - прозвучал одновременно с быстрыми легкими шагами знакомый голос.
И в коридор вышла девушка лет двадцати пяти. Изящная, стремительная, тонкая, в облаке золотистых волос и белом платье.
- Здравствуй, Эйни, - сказал я.
- Как же я рада тебя видеть. - Она едва прикоснулась к моей щеке теплыми губами и отпрянула.
На самом деле целительница не выглядела ни радостной, ни довольной, в глубине ее голубых глаз мелькал огонек беспокойства. Хотя она старалась казаться естественной и веселой.
- Я тоже рад тебя видеть, - ответил я, глядя поверх ее плеча.
В центральном коридоре стояла девушка лет на восемь младше сновидящей. Очень на нее похожая. Только волосы потемнее и покороче, а лицо покруглее. Она смотрела на меня с жарким любопытством и дружеской симпатией.
- Мэтт, познакомься, - Эйни посмотрела на женщину в сером платье. - Барбара - моя старшая дочь.
Я быстро взглянул на них обеих по очереди. Одна - юна и прекрасна, вторая - сурова и немолода. Забавное смешение ролей. Чего только не увидишь в семьях мастеров снов.
- А это Ирис. - Сновидящая улыбнулась второй девушке. - Моя младшая дочь.
Вот, значит, кто вытащил Эйнем из ее кошмара. Я с большим вниманием стал разглядывать потенциальную целительницу.
- Значит, это ты помогла Эйни выбраться? Похоже, у тебя выдающиеся способности эпиоса. Настоящий талант. Уже начала обучение?
В ответ на мои слова Ирис слегка покраснела, метнула растерянный взгляд на сестру, а затем сказала:
- Давайте я помогу. - Порывисто подошла, забрала у меня из рук бутылку с вином и конфеты, а ее взгляд нетерпеливо-любознательно скользнул по моему лицу. - Спасибо.
Это была благодарность не за мой небольшой презент к столу, а за мою столь высокую оценку ее дарований.
- Отнеси на кухню, - сухо велела Барбара и удалилась по коридору, наполненному ароматами горячей сдобы. Ее прямая спина выражала суровое неодобрение.
Младшая сестра пошла следом.
- Хорошо, что ты приехал, - сказала Эйнем, глядя куда-то мимо моего плеча.
- Ты уверена, что это была разумная идея? - спросил я тихо.
- Проходи, пожалуйста.
Она указала в сторону правого коридора. Я прошел следом за ней и оказался в просторной столовой. За большим панорамным окном виднелся кусочек балкона, мощенного терракотовой плиткой, а еще дальше - море. Бескрайнее и безграничное, с серо-зелеными бусинами островов, разбросанных по синему бархату, смятому легкими складками. Я с трудом отвел от него взгляд, чтобы продолжить наблюдения.
В центре комнаты с белыми стенами, расписанными растительным орнаментом, стоял массивный дубовый стол, на нем блюда, тарелки и кувшины. Вокруг - пять кресел. Одно немного сдвинуто в сторону. В нем сидел мужчина и смотрел новости на планшете, небрежно прислоненном к кувшину.
- Мэтт, - произнесла Эйнем с чуть натянутой улыбкой, - познакомься, это Леонид, мой муж. Леон, а вот и Аметил.
Он посмотрел на меня тяжелым, давящим взглядом. Неторопливо выключил ролик, медленно поднялся. Он был похож на постаревшего Геракла. Погрузневшего, уставшего, так и не попавшего на Олимп. Некогда мощные плечи опустились, живот заметно выступал над ремнем брюк. Но пожатие его широкой ладони было таким крепким, словно он намеревался сломать все кости в моей руке. Впрочем, я не уступил ему в силе, и несколько мгновений между нами шла безмолвная борьба, кто - кого. Он сдался первым. Снова опустился в кресло, буркнув:
- Рад знакомству.
В столовую вошла Ирис с большим блюдом, наполненным запеченными зелеными мидиями. Улыбнулась мне. Эта девушка напоминала мне Хэл своим ярким интересом, не ко мне персонально, конечно, ей было нужно пообщаться с коллегой матери. Похоже, в этом доме темы, связанные со снами и сновидящими, старательно обходятся или вообще под запретом…
Праздничный обед шел совсем не празднично. Эйнем пыталась развеять мрачное молчание, рассказывая что-то о погоде в это время года, о поездке к морю. Я бодро отвечал ей, в свою очередь расспрашивая о жизни на Лигурийском побережье. Так что за столом звучали только наши два преувеличенно жизнерадостных голоса.
Ирис, сидящая напротив, почти не притрагиваясь к еде, нетерпеливо перебирала край салфетки, катая хлебные шарики и бесцельно передвигая свой бокал. И не нужно было быть провидцем, чтобы понять: ей до смерти хотелось поговорить со мной.
Барбара молча ела, время от времени поднимаясь, чтобы забрать пустые блюда и принести новые с кухни.
Леонид мрачно подливал в свой бокал вино из пузатого кувшина и старался не смотреть на меня.
- Не любите сновидящих? - наконец спросил я прямо, устав играть роль доброжелательного, вежливого, скромного гостя.
- Ваши услуги излишне дорого обходятся.
- Конечно. Поэтому мы не лечим насморк. - Я повернул голову к Эйнем, но она не ответила на мою улыбку, продолжая глядеть в тарелку. Зато ее младшая дочь замерла, жадно ловя каждое мое слово, и я произнес, обращаясь уже к ней: - Мы лечим гораздо более серьезные заболевания и помогаем людям решать сложные проблемы.
- Вы их не решаете, а создаете, - заявил Леонид упрямо, и я понял, что человеку нужно дать высказаться. Слишком долго он копил обиду, раздражение, ярость.
- Неужели?
- Посмотрите на нее. - Он указал на Эйни, сидящую рядом.
Я взглянул на юную, цветущую, хотя и немного напряженную девушку.
- По-моему, она прекрасно выглядит.
- Да, как ее младшая дочь!
- Вы считаете это ненормальным? Генную модификацию пока еще никто не отменял…
Судя по его еще сильнее насупленному лицу, эта тема тоже была из ряда нежелательных.
- Подобная процедура непомерно дорогостояща.
- Но доступна для людей с выдающимися способностями, действительно ценных для общества, таких как ученые, люди искусства или целители, как ваша жена, - ответил я примирительно, но Леонид меня не слышал, погружаясь в воспоминания о перенесенных тяготах.
- Я говорил, что ей пора остановиться, - произнес он глухо, глядя на меня исподлобья и словно не видя. - Я предупреждал, что все ее сновидческие фокусы плохо закончатся. Я показывал ей статистику о количестве эпиосов, погибших во сне, но кого интересовало мое мнение?! Только и слышал - "этот последний", "еще один, и все", "ну самый-самый последний". Все денег пыталась заработать на вечную молодость.
- Вы знали, с кем живете, - ответил я, глядя на Эйнем, в глазах которой заплясали гневные огоньки. - Никто из нас не может остановиться. И дело не в деньгах и не в молодости.
Вряд ли я смогу объяснить ему, что такое сон для нас, если уж самой Эйни это не удалось за столько лет. Чистая энергия свободного разума, не ограниченного никакими законами, безграничная власть творца и железная, несгибаемая потребность помогать людям.
- Она пропадала где-то больше пятнадцати лет. Мы жили без нее. Ее дочери выросли, не зная ее.
Его голос звучал все громче и громче, наполняясь давней обидой, которую он никак не мог пережить. Я тоже заговорил резче:
- Она лежала с разбитой головой, периодически сознание возвращалось к ней, вместе с невыносимой болью. Запертая в своем мире как в гробу. И никто не слышал ее, кроме дочери. - Я посмотрел на Ирис, с тревогой наблюдающей за разгорающимся спором. - Я не знаю, как тебе удалось вытащить ее, но это достойно звания сновидящей. Тебе надо учиться.
Они обе взглянули на меня с одинаковой жаркой благодарностью, Леонид стукнул бокалом об стол.
- Она не будет сновидящей!
- У нее уникальный дар, который необходимо развивать.
- Повторяю еще раз. - Лицо мужчины побагровело. - Она не будет сновидящей. Хватит!
Он поднялся из-за стола, показывая, что разговор окончен, и вышел из комнаты, громко хлопнув дверью. Барбара, мрачно промолчавшая весь обед, начала собирать посуду со стола и ушла, нагруженная стопкой тарелок.
- Тебе нужна постоянная практика, - продолжил я, слыша в своем голосе все тот же резкий, непререкаемый тон.
- Я хочу учиться, - страстно прошептала Ирис, подаваясь вперед, ближе ко мне, и оглянулась на выход из столовой, откуда в любой момент могли появиться строгая сестра или отец.
- Эйнем великолепная целительница. Она могла бы помочь тебе.
- Это одна из причин, по которым я позвала тебя. - Моя коллега поднялась и сделала приглашающий жест в сторону балкона. - Пойдем, подышим воздухом.
Мы вышли, задвинув за собой стеклянную дверь. Свежий и теплый ветер с моря тут же начал трепать наши волосы и края платьев девушек. Солнечные лучи широкой дорогой пролегли от горизонта до самого берега.
- Мэтт, я хотела просить тебя стать учителем Ирис.
Нечто подобное я подозревал.
- Не могу, к сожалению, - ответил я, тут же заметив огорчение на лице девушки. - У меня уже есть воспитанница. И я едва справляюсь с ней.
- Правда? - Эйнем удивленно приподняла золотистые брови. - И кто она?
- Всего понемногу, - сказал я уклончиво, опираясь о перила балкона. - Основной дар пока не выявлен полностью. Но не аонида точно.
- Жаль, - обронила целительница, и я увидел, что она действительно расстроена.
- Учи ее сама.
Эйни с легким сомнением посмотрела на дочь, словно решая, стоит ли той присутствовать при дальнейшем разговоре.
- Ирис, помоги Барбе. Мне нужно побеседовать с Мэттом.
Та попыталась было протестовать, но целительница произнесла с легким нажимом:
- Пожалуйста.
И девушка неохотно подчинилась. Нарочито медленно открыла дверь, вышла и не спеша, задвинула, словно в надежде, что мать передумает.
Но Эйнем молчала до тех пор, пока она не ушла из комнаты, и только тогда повернулась ко мне.
- Что-то происходит, Мэтт. Со мной. Вокруг меня.
- Ты провела почти двадцать лет в мире сна. Конечно, тебе трудно адаптироваться. К тому же твоим близким тяжело. Тебя не было в их жизни, они привыкли считать тебя мертвой. Твой муж винит себя в том, что не остановил тебя вовремя. И тебя в том, что ты не остановилась сама…
- Да, конечно. - Она снова смотрела мимо меня, как будто слушая и не слыша. Я уже видел в ее глазах это отсутствующее выражение, а в голосе слышал равнодушие. - Сколько времени ты проводил в мире снов, не выходя в реальность? Самый долгий срок?
- Месяц.
Эйни удивленно моргнула, возвращаясь из своей отрешенной задумчивости.
- Но ты контролировал его?
- Да.
- А я сама была частью сна… фрагментом этого прекрасного, безумного мира. - Сновидящая понизила голос, точно опасаясь, что ее может услышать кто-то кроме меня и ветра. - Он был частью меня. Мне все время кажется, что я продолжаю нести его в себе.
- Мы все несем часть этого мира. И я, и ты, и Клио, и Геспер, и десятки других подобных нам.
Она покачала головой.
- Я распространяю его вокруг. Он вырывается в реальность.
- Обратись в Пятиглав. Они с радостью помогут тебе адаптироваться.
- Я… боюсь. - Она посмотрела на меня с реальным испугом, в один миг растеряв весь свой опыт и превратившись в маленькую девочку. - Я не хочу, чтобы меня заперли.
- Эйни, - я опустил руки ей на плечи и наклонился, заглядывая в растерянные глаза, - ты же не дэймос.
- Мэтт, я видела… - Она ухватила меня за рукав и теперь машинально перебирала ткань рубашки. - Мое тело сновидения… оно не слушается меня, как будто… как будто оно уже не мое, или его занял кто-то другой, или оно подчиняется чужим приказам.
- Это невозможно, ты же знаешь. - Я старался говорить как можно более уверенно и спокойно. - Не так давно я прочитал лекцию своей ученице о том, что такое мир снов. Могу повторить для тебя.
- Я понимаю, почему Леонид шарахается от меня и Барба тоже, - произнесла она быстро и глухо, продолжая теребить материал, нащупала пуговицу и стала дергать ее. - Сначала, когда я очнулась, все были безумно счастливы, но потом… они чувствуют, я не такая, как прежде. Я изменилась. Я сама не знаю, кто я такая.
- Но Ирис, как я вижу, рада по-прежнему. - Я деликатно высвободил из ее холодных пальцев пластиковый кругляшок, и Эйни отстранилась, поставила локти на парапет, глядя в море, ветер откинул волосы с ее лица.
- Ирис такая же, как я. Ей близок тот мир. Интуитивно близок. А для остальных я могу быть опасна.
- Почему ты так думаешь? - Я встал рядом с ней бок о бок, тоже глядя на далекие волны.
- Я видела свое тело сновидения здесь, в реальности, - прошептала она. - Ночью вышла на кухню выпить воды. А она… я - там. Сидит на стуле и смотрит на меня… с такой злобой.
- Тебе не показалось? - спросил я осторожно.
- Нет, - усмехнулась она. - Я прекрасно умею отличать сны от яви. Кажется, я вскрикнула, уронила стакан. Он разбился. Прибежал Леонид, и она… я исчезла. На следующий день я видела ее в душе. А вчера она перебирала одежду Леонида… Мэтт, - целительница посмотрела на меня с безумной надеждой: - Ты знаешь, что происходит? Ты сталкивался с таким?
- Даже не слышал. Ее видел кто-нибудь, кроме тебя?
- Н-нет, - произнесла она с запинкой. - Это появляется, когда я одна.
- Эйни, повторю еще раз, тебе нужно обратиться в Пятиглав.
- Я обратилась к тебе! - воскликнула она с ожесточением. - Я прошу твоей помощи! Мы были не очень близки, но я знаю, ты всегда относился ко мне с симпатией.
- Мы не столько нуждаемся в помощи друзей, сколько в уверенности, что мы ее получим, - пробормотал я в глубокой задумчивости. - Но все же, почему я? Не Геспер? Он гораздо более сильный целитель.
- Просто я знаю - только ты в силах справиться с этим, - с непоколебимой уверенностью заявила Эйнем. - Ты всегда брался за самые безумные, трудные, практически невыполнимые случаи болезни. И всегда побеждал. А если со мной что-то такое же жуткое… Я не хочу, чтобы меня заперли, - повторила она с вернувшейся горечью. - После почти двух десятков лет погребения в мире снов я не вынесу еще и заточения здесь. Знал бы ты, что я видела… - Целительница осеклась, вновь готовая погрузиться в себя.
- Что ты видела?
- Не важно. - Она мотнула головой, словно отбрасывая в сторону воспоминания, торопливо сняла с пальца обручальное кольцо и протянула мне. - Пожалуйста. Как только ты убедишься, что я не опасна и вменяема, я обращусь в Пятиглав. Обещаю.
- Есть еще один момент, Эйни. Каждый мой выход в сон контролируется. Я под наблюдением.
- Ты?! - Она рассмеялась, на мгновение отвлекаясь от своих проблем, и недоверчиво покачала головой. - Что же ты мог натворить?
- Уехал. Бросил все, никому ничего не сказав. Перестал работать. Теперь вернулся, завел ученицу и начал прием пациентов также без разрешения Пятиглава. Так что сейчас у них есть некоторые сомнения в моей… компетентности.
И я не сказал ни слова неправды. Все так и было, за исключением одного нюанса.
- Это не важно. - Легкая улыбка, с которой она слушала меня, исчезла, стертая новым приступом беспокойства. - Я верю тебе. И знаю, ты успеешь что-нибудь сделать или понять, что со мной и как это исправить, до того, как твой выход в сон обнаружат и попытаются остановить.
Я видел, спорить с ней бесполезно. Доказывать и убеждать довериться Гесперу также нереально. Не знаю, что или кто именно ей встретился в той, другой реальности. Но сейчас она была не опытной целительницей мира сновидений, а просительницей, явившейся ко мне за помощью. И отказать я не мог.
Кольцо было теплым и гладким, тяжелым, отлитым из полновесного золота, с россыпью маленьких бриллиантов по краю.
- Хорошо. Я помогу.
- Спасибо, - произнесла она с глубоким вздохом и добавила уже совсем другим тоном, безмятежным и заинтересованным: - Я помню, ты не одобрял политику Пятиглава.
- Я не одобрял их только в одном. В нежелании рассказывать людям о той опасности, что несут дэймосы. Они считают, это может привести к панике, массовой истерии. Кто решится ложиться спать, зная, что его может подстерегать во сне живой кошмар? А я думаю, лучше знать правду и уметь защищаться, чем пребывать в расслабленном неведении.
Эйнем пристально посмотрела на меня.
- Может быть, они и правы. Теперь уже не знаю. Я сама боюсь ложиться спать. И знаешь, что пугает меня больше всего? Что я… - она приложила ладонь к своей груди, - всего лишь тело сновидения, а она - настоящая.
Я взглянул в сторону, где за стеклом Барбара с помощью Ирис ставила на скатерть тарелки с пирогами и пирожными.
- Пожалуй, откажусь от десерта и займусь этой проблемой. Дашь мне ключ от твоего дома? Настоящего дома.
Эйнем улыбнулась своей прежней ясной улыбкой и сняла с шеи цепочку, на которой висел тонкий изящный ключик.