– Светлана Васильевна! То, что говорите вы, это только слова. Если бы у вас действительно были такие убеждения, вы бы не жили в урбанизированной зоне. В государстве, кроме зон проживания, есть и зоны освоения труднодоступных территорий. Там – бесплатное жилье, там разрешено дистантное обучение и экзамены экстерном. Только их никто не может сдать. Вас такой выход устроит? Желающих жить вдали от цивилизации мало, поэтому там работают ссыльные по приговору суда. Обратно в города их детям вход закрыт. Без образования нет работы, без работы – нет права на проживание. Зачем разводить нищету? Слава богу, времена бандитизма и воровства прошли. Работающему человеку без этого доступны любые блага.
Я чувствовал внутри пустоту. Уютный трехэтажный дом без мамы и отца, а теперь, возможно, еще и без Димки, показался мне тюрьмой. Эту тюрьму я должен буду оплачивать, пока смогу. А потом меня сдадут на Льготную зону. Тогда право содержания перейдет к Василию. Ничего не придумав, я сказал жене:
– Я понял – у нас есть год. Об оплате не беспокойся. Я откажусь от отпускных путешествий с вами. В течение года мы что-нибудь сообразим.
Света немного подумала, потом спросила:
– Но пока Димка на бесплатном обучении, ты сможешь поехать с нами последний раз, через две недели? По всем предприятиям дадут отпуска для каникулярных поездок. Если ты не привезешь отчет – следующий отпуск тебе уже не оплатят.
– Света, не обижайся. В последний отпуск я поеду к родителям.
– Ты не отправишь нас одних. Когда Диму будут оставлять на повторный курс обучения – проверят все. Выяснят, что ты не провел отпуск с ребенком. Если будет доказано, что мы не можем обеспечить воспитание и обучение – ребенка заберут без нашего согласия.
Жена нервничала и явно что-то не договаривала. Безусловно, одной пропущенной поездки было мало для разрешения проверки личной жизни и постановлении о принудительном спецобучении.
– Света, что ты знаешь о школах для детей с малой балльностью?
Спросил и почувствовал, что сейчас у жены начнется истерика. Она часто задышала, но я, предотвращая ее негодующий крик, сам повысил голос:
– Послушай меня! Чтобы помочь Димке, я должен знать все, даже самый худший вариант. Успокойся и ответь мне на вопрос. Не заводись. Я устал. Я весь день искал выходы на тещу.
Мои слова произвели на жену странный эффект. Она обмякла, взгляд ее уставился в пустоту. Я понял, что слез не избежать. Обычно женские слезы обезоруживают, но сейчас во мне сидел охотник за информацией, без которой ему не двинуться дальше. Я терпеливо переждал первые рыдания, погладил ее плечи, дал выпить воды и дождался, наконец, когда глаза ее высохли и уставились мимо меня. Ее рассказ кое-что прояснил.
Мать Светы, моя теща, работала учителем до введения "системы балльности". Тогда учитель вел класс не один год, а несколько лет. Система оценки тоже была, но в основе ее лежали индивидуальные смысловые опросы, беседы и письменные задания. Возможны были условные переводы. Если ребенок не успевал по основной программе, то не родители, а общество обязано было предоставить ему индивидуальную программу обучения. Разлука ребенка с семьей считалась противоестественной. Обучение в школах со специальной программой осуществлялось только с согласия родителей. Было и домашнее обучение, и экстернат.
Против введения тестов по результатам каждого года, нового ежегодного ("возрастного"), сменного преподавателя и сетки с четкими показателями по каждому году обучения выступали многие общественные деятели, родители, учителя, психологи. Они говорили, что у детей бывает разная скорость развития, что постоянный педагог-наблюдатель имеет больше шансов дать правильную педагогическую диагностику, чем система тестов. По крайней мере, тесты должны быть подспорьем для работы, но не вердиктом. Были и такие высказывания, которые утверждали, что ребенок, плохо пишущий разработанные специалистами тесты, может быть, вопреки их тестам, талантлив.
Чтобы замять спорный вопрос, тестовую систему ввели в виде эксперимента. Результаты эксперимента подтасовывались и подавались как единственно объективная система оценки. "Учитель субъективен! Учитель придирается к одним и повышает оценки другим!", – пестрели примерами СМИ. Факт коллегиальности принятия решений и индивидуального подхода к ученику в школах подвергли сомнению. Профессиональное обучение по набранной в результате экзаменов "шкале балльности" узаконили.
Старых учителей убрали из школы, создав льготный выход на пенсию. Молодым легче оказалось работать по-новому – по стандартам обучения. В результате резкой смены преподавательского состава потерялась преемственность в профессии. Работа учителя потеряла ореол гуманизма и приобрела функции надсмотрщика.
Инна Олеговна, будучи педагогом старой школы, рано заметила у дочери особенности восприятия, которые могли стать причиной получения низких баллов. Она занималась с ней сама и успешно вела ее вплоть до старшего звена обучения. Там начались специальные предметы с электронными учебниками, требующие четкого мышления, где мать помочь уже не могла. Света обязательно бы провалилась, если б не наши совместные занятия. Кстати, школьные трудности не помешали впоследствии ее профессиональному становлению и росту.
– Когда родился Вася, мама сказала мне, что психические функции могут передаваться по наследству, и я должна быть внимательной к ребенку, хотя с Васей, как ей кажется, все в порядке. Я очень обиделась, нагрубила ей, перестала приглашать ее домой. Она осталась одна, она из-за меня уехала на зону. А потом, когда родился Дима, она стала приезжать часто. Я уже не сердилась на нее и была очень рада. А она понянчилась с Димкой, и однажды после ее отъезда я нашла записку: "Когда станет трудно, я помогу тебе".
– Она что-то разглядела в Димке?
– Наверное. Но я ничего не хотела знать. Потом об этом заговорила твоя мать. Ты был строг с детьми, и они не хотели лишних наказаний. Тебе говорили, что он – ребенок как ребенок, а мне – другое… Димка не такой. Димка рассеянный. Димка слишком эмоциональный. О Димке нужно посоветоваться со специалистами.
– И тогда ты сделала все, чтобы родители уехали?
– Да. Мне казалось – я защищала сына.
– А теперь?
– А теперь пришла расплата. Я даже не говорю – прости. Меня нельзя простить. Но ты же не бросишь своего ребенка? Он не виноват! Это все я…
– Успокойся. Я виноват не меньше. Был рядом, молчал и не остановил тебя.
– Ты презираешь меня?
– Нет. Но послушай, не перебивай и просто поверь. Я не знаю, почему я должен поговорить с родителями лично, не по связи. Отпусти меня. Мне нужен их совет.
6
Утренние новости, которые я за чашкой кофе слушал в пол-уха, привлекли внимание одним из сообщений: "Журналист городского еженедельника за клевету и заведомо ложное искажение информации в целом ряде статей осужден и выслан из урбанизированной зоны". Фамилия его мне показалась знакомой. Вспомнил – мой одноклассник, работающий в издательстве, хвастался знакомством со знаменитостью.
В обеденный перерыв я позвонил однокласснику и спросил, про его ли кумира я слышал в утренних новостях. Приятель извинился, сослался на занятость и обещал перезвонить. Когда я вернулся с обеда, меня ждало сообщение без указанного обратного адреса. Оно начиналось предложением переснять текст на свой носитель или распечатать его, после чего стереть немедленно само письмо. Страниц было много, я читать не стал, оставил до вечера, тем более что понял, от кого послание.
Дома я уединился под удивленные взгляды жены, которая теперь больше молчала. Полученное сообщение было серией статей опального журналиста.
Начиналась серия памфлетом об образцовом фермере, в хозяйстве которого был порядок и строгий учет. Фермер добился практически безотходной технологии. Для успеха своего предприятия он строго вел отбор молодняка и безжалостно выбраковывал молодых животных, если они не отвечали стандартам. Он не пускал под нож молодых телят, но не из соображений гуманности, а потому что в них просто мало мяса. Их содержали отдельно от элитного стада и не давали им воспроизводить потомство. Их кормили стимуляторами для наращивания мышечной массы.
Основному стаду – дойному – предоставлялся исключительно богатый и разнообразный рацион питания. В коровниках поддерживались определенная температура и влажность, вовремя производились уборка, прививки и осеменение. Каждый дойный экземпляр должен был окупить затраты, принести запланированную выгоду, для чего был рассчитан оптимальный продуктивный период.
Главная же заслуга образцового фермера заключалась в том, что он открыл способ получения выгоды с "отработанного" стада. Это увеличивало его доходы, но не в два, а во много-много раз больше. И все потому, что фермер-новатор задействовал новейшие технологии достижений развитого общества. "Отработанных" коров изолировали, хорошо содержали, усиленно откармливали. Дело в том, что у них ведь в первую очередь отказали всего две функции – производство молока и самовоспроизводство. Но организм животного сложен и состоит из множества клеток, тканей и органов с различными функциями. Из коров-старушек получали вакцину после их заражения, секреты желез после их искусственного стимулирования, а также многочисленный материал для трансплантации. Известно ведь, что старую машину бывает выгоднее и проще продать по запчастям, чем целиком.
Тут к моему горлу подступила тошнота, и я резко встал из-за стола. Жена вскинула голову и вопросительно на меня посмотрела. Я спросил:
– Ты давно звонила родителям?
– Сегодня. Сказала, что ты хочешь их навестить. Мать обрадовалась, но боится, что ты можешь попасть на время карантина. Карантины объявляют достаточно часто и всегда – внезапно. Тогда ты зря потеряешь время. На зоне просят предупреждать о приездах родственников заранее.
– Света, я прошу тебя сказать им – никого предупреждать не надо. Что-то мне подсказывает, что для внезапно приехавшего поводов в отказе меньше.
Заставил себя снова сесть за компьютер. Остановился на следующем материале наугад. Это был анализ статистики. Автор статьи указывал, что официальная статистика хвастается возросшей на зонах средней продолжительностью жизни до восьмидесяти пяти лет. И это в то время, как вне зоны она на десять лет меньше. Но, во-первых, еще "до зон" ожидаемая средняя продолжительность жизни была объявлена от девяноста лет и выше. Почему же показатели, рассчитанные на основе резервных сил организма, росли до определенного периода, а потом – перестали? Во-вторых, почему нет вариаций и все случаи смерти на зонах происходят в районе восьмидесяти пяти лет – как по команде?
Я поймал себя на том, что отнимаю от числа 85 возраст отца, матери, свой, жены и … детей. Еще посмотрел материалы, вырывая глазами отдельные фразы: "Процессы старения не закодированы. Различная продолжительность жизни – результат влияния среды"; "…существовали сообщества, где возраст искусственно завышался, потому что стариком быть почетно". Было много статей по поводу того, что продолжительность жизни зависит от оптимизма и степени востребованности: "…большинство обитателей льготных зон находятся здесь вовсе не в силу проблем со здоровьем, а в силу своего низкого статуса в обществе". Были многочисленные примеры о людях, сумевших в преклонном возрасте совершить открытия, создать свои школы, направления, написать талантливые произведения.
Последние статьи оказались посвящены опытам в области исследования мозга как уникального компьютера при введении человека в определенное состояние транса, разработки механизмов для контроля работы мозга человека с помощью таблеток и электрических сигналов, а также механизмов стирания памяти и восстановления памяти. Опыты по стиранию памяти особенно интересны спецслужбам, так как смогут сделать сознание своих агентов защищенным от детекторов лжи вплоть до возможности формирования новой личности. В опытах очень важно участие людей, а не животных, поскольку именно люди способны описывать психические процессы и состояния словами.
Для данных опытов требовалось изучить механизм перевода кратковременного вида памяти в долговременный и стирать последний. При этом не затрагивать умственные способности. Механизм формирования памяти до конца не изучен. Память пожилого человека интересна своими особенностями – слабой кратковременной и устойчивой долговременной.
В настоящее время появилось новое направление работ, касающихся симбиоза сознания человека с информационной компьютерной средой, когда процессы жизнедеятельности переносятся в нее.
Я встал из-за стола, прошел мимо задремавшей жены на улицу. В нашем красивом садике под окнами сидели двое – Василий и незнакомая мне девушка. Они не заметили меня, и я было хотел сразу вернуться в дом, но замер, услышав доносившееся щебетанье:
– …не смогу остаться. Мама бы ничего не сказала, но бабушка… Ей семьдесят, а она во все вмешивается. С ней спорить бесполезно. У нее одни аргументы: стыдно, некрасиво, безнравственно. Мать ее жалеет и слушает. Нет, я своим детям так жизнь не отравлю. Я в 60 лет – на зону, сама без проблем поживу и им дам.
В это время звякнул колокольчик у калитки, ярче засветились фонарики вдоль дорожки к дому, потому что из уличной темноты навстречу к нам уже шел незнакомец. По сигналу, который одновременно прозвучал и в гостиной, вышла жена.
"Растерялся и покраснел", – с удовлетворением подумал я про Ваську, но тут спохватился, что не мог видеть при искусственном освещении ни того, ни другого. Впрочем, по голосу сына, похоже, что так оно и есть.
– Это моя одноклассница – Марина. Она уже уходит на остановку. Я провожу ее.
– Нет, – быстро ответила жена, – Вася, если вас заметят в позднее время, снимут баллы.
– За позднюю прогулку снимают не так много, не волнуйтесь, – ничуть не смутившись, пояснила Марина. – Да я и сама могу дойти.
– Нет, девушка, вы были в гостях у нас, а нам сейчас неприятности не нужны. Давайте мы проводим вас вдвоем с Васей.
Незнакомец терпеливо ждал. Я извинился, спросил, кого он ищет.
– Вас, – получил короткий ответ.
Услышав это, жена не стала задерживаться и повела ребят к калитке, шепнув, что Димка уже спит. Я предложил пройти в дом. Пришедший человек не внушал опасения, не был похож на чиновника, хотя держался немного напряженно. Войти он отказался.
– Давайте поговорим здесь. Меньше вопросов, если что…
– Слушаю вас.
– Зовут меня Костей. Я знакомый одного вашего одноклассника. Догадываетесь – кого? Он сегодня присылал вам электронное письмо.
– Какое письмо?
– Ну, да, конечно. Могу пересказать его содержание. Сам делал подборку статей.
– Понятно. Дальше.
– Дальше просьба. Автора выслали из Зоны проживания. Мы пытаемся по его просьбе переправить ему рабочие материалы. У вас скоро летняя каникулярная поездка с детьми. Вам только и нужно будет немного отклониться от маршрута, чтобы передать эти носители по адресу. Дальше их отправят контрабандным способом.
Костя протянул мне небольшой сверток. Я машинально взял, повертел в руках. Он ведь даже не спросил, согласен ли я. Это доверие или манипуляция?
– Костя, зачем они ему? Там, где он теперь, люди не живут, а выживают.
– Это вы просто не в курсе. Меня убеждали даже, что в Зонах освоения каннибализм возродился. А там – нормально. Коттеджей, – тут он оглянулся на наш дом, – конечно, нет, но помимо рудников и дорожного строительства уже есть все основные производства. Зависимость от городов падает. Работают школы, больницы, любительские театры. И печать есть, хотя жилье преобладает барачное. Слышали, что такое барак?
– Я слышал, я старше вас, а вот вам откуда это известно?
– Я там вырос.
Я онемел. Константин наслаждался моим удивлением. С детства я слышал, что "выселки" введены вместо мест заключения как акт гуманизма развитого общества. Условия проживания там очень суровые, но ведь нарушитель знает, на что идет. Чаще всего, семья "выселенца" распадалась, оставаясь в городе, но были и такие, которые добровольно отправлялись в ссылку. Молва их осуждала. Их дети будут лишены полноценного обучения. Без аттестата балльности ребенок из Зон освоения не может конкурировать с городскими выпускниками. Пройти все зачетные тесты экстерном и получить направление на работу по их результатам совершенно нереально. Костя с пониманием наблюдал за моими сомнениями.
– Влад, у нас с вами конфиденциальный разговор, поэтому я нарушаю подписку, данную мной при поселении в городе. Я обязан скрывать свое происхождение. Мне сочинили приемлемую легенду о детстве и обучении. Но ваш одноклассник считает вас надежным и умным человеком, заслуживающим правды. Знайте, что у нас там не сборище отморозков, а общество людей, гораздо более свободных и информированных, чем здесь. С техническим обеспечением трудно, комфорта мало, согласен. Но обучение – на уровне. Экстернат вполне одолим.
– Откуда у вас система индивидуальных оценочных тестов?
– У нас нет тестов. Есть учителя. Вы бы посмотрели на досуге список высланных из города, если найдете. Думаю, что это закрытая информация. Но по ту сторону она, естественно, известна. Среди ваших изгоев: профессора, писатели, инженеры, журналисты, врачи – люди часто преклонного возраста, но с опытом работы. В ближайшем времени мы осилим прорыв информационной спутниковой блокады.
– Вы хотите сказать, что "люди преклонного возраста" совершают больше преступлений, чем молодые?
Собеседник усмехнулся:
– Действительно, забавно получается. Стало быть, изменилось само понятие преступления. Что касается молодых, то их легче убедить, приманить материальными ценностями. Прибывшие к нам люди готовы лишиться комфорта, но не скрывать своей точки зрения и работать, что называется "за идею" – это их главное преступление.
– Вы так говорите, что спросить хочется, почему вы здесь, а не там. Простите, если обидел.
– Нет, не обидели. Я отвечу. Мои родители оказались вне города, когда мне было три года. Захотелось сравнить, понять, что я потерял, что приобрел. Не исключаю, что вернусь. Или вышлют. Мне пора. Идите в дом. Со второго этажа за нами, кажется, ваш сын подглядывает. Вы его не видите, а у меня глаз наметан. Какой смышленый парень – наблюдает по всем правилам конспирации.
7
В оставшиеся дни я разрабатывал маршрут нашего отпуска таким образом, чтобы он проходил ближе к родительской зоне, адресу для контрабандной передачи и отвечал рекомендованному школьному маршруту. Здесь вариаций было больше – у меня два школьника разных возрастных групп, и я обязан учесть интересы каждого.
После нескольких вариантов у меня все равно оставалось чувство, будто я что-то забыл. Я воспользовался старым приемом – походил бесцельно по комнате, пока не вспомнил, что именно нужно, и не потянулся к телефону. Связь с сестрой, как и с родителями, давно поддерживала лишь жена, периодически передавая приветы. Но тут был другой случай.
Сестра быстро ответила на мой вызов и, не давая мне возможности начать разговор, стала первой расспрашивать. Вопросы ее были о преимуществах и недостатках различных чипов. Моей племяннице три месяца – можно вживлять чип, который будет показывать очаги возбуждения, боли, беспокойства в мозгу. Родителям предлагают на выбор различные модели чипов.