Немую сцену прервал Василий. Услышав голоса на третьем этаже, он бегом поднялся к нам и оглядел комнату. Я тоже непроизвольно стал оглядываться. Мы никогда не собирались здесь без стариков. Что они взяли с собой кроме палки-хромалки отца, если в комнате ничего не изменилось? Странно, что у них была общая приемная комната и общая спальная. Почему они не захотели сделать себе каждый по отдельной комнате? Неужели за всю жизнь не наговорились?
– Они живы? – спросил нас старший сын.
– Кто? Да ты как мог подумать? – испугалась жена. – Чем глупости городить, лучше брату помоги. Он учебу запустил, расстраивается.
– Фантастика: мой брат расстраивается из-за учебы, – усмехнулся Вася.
– Ты поможешь? – вмешался я.
– Ну, если он через десять минут занятий не расстроится…
– Не расстроюсь, – повеселел Димка. – Папа, можно мы здесь будем заниматься?
3
Мы оставили мальчишек наверху. Жена подсела к монитору, внимательно просмотрела сайты школьного обучения, послала несколько запросов, записалась на прием к некоторым учителям и стала уверенно мне объяснять, что ничего страшного в ситуации она не видит. Я был с ней полностью согласен. Димка был сообразительным, но поверхностным ребенком. Я считал, что ему помогут дисциплина и требовательность.
– Наверное, ты прав. У меня была похожая ситуация. Мы с матерью каждый вечер составляли распорядок дня на завтра и даже рисовали следующий день в виде комиксов.
– Димка – творческая натура. Как и ты. Логико-математические дисциплины его раздражают. Может, есть специальные методы преподавания?
Жена еще раз прошерстила образовательные сайты, но на этот раз ей не все понравилось, и она, решив позвонить теще, торопливо стала нажимать кнопки. Вызов не проходил. Тогда она поискала код учреждения и повторила вызов. На экране появилась молодая девушка в спецодежде медицинского персонала. Она объявила жене, что ее мать сейчас на процедуре, поэтому подойти не сможет.
Вечером все, даже Вася, были ласковы с Димкой. Димка охотно отвечал на наши вопросы и выглядел вполне довольным. Вечером жена снова позвонила своей матери. Все та же девушка объяснила, что пациентка 68-го номера Инна Олеговна уже отдыхает. Жена отправила спать мальчишек и еще раз набрала код. Вызов не прошел.
– Влад, – позвала меня жена. – Влад, помоги мне.
На минуту мне показалось, что я вновь стою перед расписанием выпускных экзаменов, уверенный и целеустремленный, и не сразу понимаю мольбу одноклассницы Светланы.
– Помоги мне. Я пропаду, если ты не поможешь. Никто лучше тебя не объяснит.
Она была очень красивая, но всегда держалась в стороне, поэтому никто не пробовал за ней ухаживать. Я – в том числе. Мы занимались и до и во время экзаменов. Оказалось, Света честно зубрила все заданное, но голова ее была излишне нацелена на межличностные отношения. Смешно, но она выходила на правильные решения и отвергала неправильные по одному только ощущению хорошего настроя или раздражения преподавателей. Она их панически боялась. Уже тогда в школе активно использовались обучающие программы, но индивидуальные особенности Светланы требовали живого отклика. Она нравилась мне, я расстраивался от ее промахов и радовался успехам, и роль преподавателя неожиданно хорошо мне удалась.
Позади остались экзамены.
– Тебе повезло, сказала мама, когда впервые увидела Светлану. И отец закивал одобрительно. А когда Света знакомила меня с Инной Олеговной, та уже в прихожей сказала: "Проходи, сынок!" – и смутилась. Они с отцом Светланы мечтали о втором ребенке – сыне, но муж погиб. Дочь она растила одна.
Теща очень ждала рождения Васи, которого решили назвать в честь ее погибшего мужа. Почему сразу после его рождения она уехала на льготную зону? Тогда некогда было об этом думать. Мы со Светой проходили стажировку. Родители сидели по вечерам с внуком. Потом появился Димка. Теща приехала на него посмотреть, и больше мы не виделись. Работа, работа, работа. Короткий отдых – для учебного путешествия с детьми. На каждый возраст – свой тур. И не дай бог узнают, что рекомендованный тур пропущен – клеймо плохих родителей может сказаться на учебной карьере детей и будущем профессиональном распределении, на их "балльности", будь она неладна! Жизнь напоминала беговую дорожку, где снижать скорость было никак нельзя, чтобы совсем не сойти с дистанции.
Утром пришло послание от главного врача льготной зоны. Уверенный сорокалетний мужчина в кабинете с многочисленными медицинскими приборами сказал, как будто продиктовал: "Уважаемая Светлана Васильевна! Ваша мать – Колосова Инна Олеговна выразила желание совершить оздоровительную поездку по местам древних путешествий паломников. Она пожелала совершить все обряды, принятые в прошлые времена, которые предписывают, в частности, уединение и прекращение сношений с внешним миром. На время всего путешествия ваша мать обеспечена всеми необходимыми медицинскими и другими видами услуг. Законодательная база не позволяет мне сообщать о местонахождении пациентки кому-либо без ее согласия. Об окончании срока поездки я не уведомлен, но обычно подобные путешествия длятся от года до трех лет. Прошу вас не беспокоить персонал вызовами, отвлекающими нас от работы. Необходимую юридическую информацию и справочные материалы вы можете найти на нашем сайте. До свидания".
"Влад, с мамой беда", – прошептала Света.
4
В короткий обеденный перерыв я оглядел сотрудников своего отдела. Советоваться ни с кем не хотелось. Разве что Григорий? Он с нами особенно не общался, избегал корпоративных вечеринок, мы о нем вообще мало что знали. Но я был уверен, что именно он не станет говорить теми же словами, которые печатают в буклетах с названиями "Счастье второй половины жизни".
Григорий был старше меня, но отчество к нему не прилипало. Про таких, как он, говорят "мужчина без возраста": худощавый тип телосложения, короткая стрижка, джинсы. Подсев к нему за обедом, я как бы между прочим спросил, что ему известно о льготных зонах. Он посмотрел на меня внимательно, несколько секунд механически пережевывал пищу, запивал ее водой из стакана, и когда я подумал, что он просто не понял вопроса, неожиданно предложил зайти к нему после работы поговорить, потому что живет он недалеко. Мы договорились встретиться у выхода.
После работы он ждал меня, кивнул в сторону аллеи, идущей от проходной, и предложил пройтись пешком. Мы пошли вдоль серой стены своей конторы к таким же серым домам, расположенным неподалеку.
– Я не знал, что ты здесь живешь, в смысле – совсем рядом.
– Ты хотел сказать – в промышленной зоне? В дешевых домах с плохой экологией?
Лукавить с ним было невозможно.
– Прости, если я тебя обидел. Мне казалось, что в промзонах живут лишь временно работающие или те, кто не закончил полное обучение.
– Ничего, я не обиделся. Домик в пригороде – это хорошо, но я трачу деньги на другое.
– Конечно, это только твой выбор. У одного – цель, у другого хобби.
Гриша усмехнулся при этих словах и совсем некстати спросил, держал ли я дома собаку.
– Да, даже две. Одну подарили нам с сестрой в младших классах, другую мы с женой купили старшему сыну лет десять назад.
– Она жива?
– Что ты! Породистые собаки стареют быстро.
– Она умерла?
– Не совсем. К старости она часто болела, почти ничего не ела, не могла передвигаться. Словом, пришлось усыпить пса, чтоб не мучался.
– Отвезли бы за город. У экологов есть парки, где брошенных животных лечат и подкармливают. Усыплять любимое домашнее животное не гуманно.
– Нет, Гриша, увезти ее из дома, где она прожила много лет, еще более не гуманно.
– Ну, да, конечно. Кстати, мы пришли. Вот эта дверь.
Невзрачная дверь в стене была открыта, мы прошли по узкой прихожей, которая неожиданно открылась в светлую комнату. Сощурившись от хлынувшего света, я не сразу заметил у окна сухонького старичка. Он внимательно разглядывал меня своими глубоко посаженными глазами.
– Знакомься, – сказал Гриша, – это мой отец – Степан Григорьевич.
Я пробормотал приветствие, про себя соображая, сколько же ему лет, если сам Гриша старше меня на… Но этих людей положительно нельзя было провести.
– Папе восемьдесят семь. Он успел побывать в льготной зоне, правда, недолго. Папа, Влад интересуется …
– Понял, – закивал Степан Григорьевич. – Вы присаживайтесь, молодой человек. Гриша, завари гостю чая. У вас что-то случилось?
Я хотел было ответить, как это принято, что проблем нет, есть некоторые вопросы, требующие уточнения, но опять не смог выдержать имиджа благополучного мужчины.
– Степан Григорьевич, моя жена расстроена. У нее на зоне пропала мать. Нет, нам говорят, что она в путешествии и отказалась от связи, но жене кажется, что с ней беда.
Старичок оглянулся в сторону кухоньки, где Григорий колдовал над чайным подносом, и приглушенно начал рассказывать:
– Не уверен, что смогу вам помочь. На зоне я пробыл около трех месяцев. У Гриши с Лизой заболела дочь. Я не мог позволить, чтобы деньги тратились на поддержание моего здоровья, и сам оформился на зону. Что могу сказать? Внешне там пристойно и все, как обещано, – диетпитание, уход, лечение. Явно криминального ничего нет. А то, что на уровне ощущений, – передать трудно.
– Что вы хотите сказать? Что там все-таки…?
– Да, что-то нечисто… Начнем с того, что я сразу стал различать несколько групп или, правильней сказать, стадий пребывания. К одной сам принадлежал – мы присматривались, вторая группа была такая – потухшая, что ли. Знаете, забыть человека, выпавшего из вида, просто. Они это ощутили. У них были живы родственники и друзья, но им все реже звонили.
– Но ведь они же могли вернуться.
– Ну, что вы, Влад. Как вернуться к тем, кто без тебя прекрасно обходится и не зовет обратно? К тому же – не надо думать, как и на что жить. Обеспечение, комфорт, любой недуг вылечат или обезболят. К такой жизни легко привыкнуть. Еще одна проблема – контракт. Попадая на зону, ты подписываешь отказ от пенсии. Обратное ее назначение требует очень больших усилий и может не пройти.
– Но вы же вернулись.
– Я – скорее исключение. Сын приехал за мной, уговорил вернуться. Семья предпочла это жилье, отказалась от мысли иметь второго ребенка. А я стараюсь меньше жаловаться на старость.
– Но вы же целый день сидите один. Двигаться вам трудно, я вижу.
– У меня есть кого ждать целый день. А им приятно, когда их дома встречает живая душа. Ужин разогреть я в силах. Но вы не дослушали про третью группу.
Вошел Григорий и внес поднос с чаем. Мы уселись в кружок и сделали по глотку. Старик продолжил:
– У нас на зоне работало отделение Центра исследования памяти. Так вот те, кто стали внештатными сотрудниками этого отделения, узнавались легко. От них веяло какой-то таинственностью, выглядели они бодренькими, повеселевшими. Вербовали себе сторонников.
– Вы туда не захотели?
– Честно тебе скажу – испугался. Жизнь большую прожил, даже смерти перестал бояться, а вот их – испугался. Очень уж они назойливые. И глаза у них безумные. Если фильмы ужасов смотрел, там все вампиры с таким взглядом, как будто жертву ищут. Как подумаю, что со стороны мог бы выглядеть таким…
Старик замолчал, у него перехватило дыхание. Григорий легонько похлопал его по плечу, успокаивая, взял его чашку и вложил в ладони. На меня он посмотрел изучающе, потом сказал:
– После папиных рассказов я осторожно поинтересовался, где мог. Могу сказать следующее. Интерес к Льготным зонам не приветствуется. Если начнешь копать – будут неприятности. Мне удалось выяснить, что на каждой зоне действует одно из учреждений благотворительного фонда "Память". Вывески учреждений разные – скажем, "Клуб любителей истории", или "Центр нетрадиционной медицины", или церковная община, но финансовая поддержка и цензура осуществляются из одной точки – этой самой "Памяти". Фонд создан при правительстве, информация – самая общая.
– Я не совсем понимаю, что это означает.
– Что изоляция и содержание стариков кому-то выгодны. Если нет коммерции и фонд действительно благотворительный, к чему цензура и тайны? Папа же говорит – внешних нарушений нет. Кстати, забрать его оттуда было трудно. Официально – пожалуйста, на деле – много документов, справок, кабинетов. В результате – туда он попал за два дня, оттуда я его вырывал полтора месяца. Получил понижение в должности, не смог оплачивать коттедж. Но ты знаешь, оказалось, что нам и здесь довольно комфортно. На отдых жене и дочери я откладываю. Папа прилично содержит дом без новой автоматики. Разве что перед друзьями нечем похвастаться…
Я понимал только то, что вопросов у меня стало больше, чем ответов. Нужно было прощаться с хозяевами, которые уживались на небольшой площади без микроклимата и автомоек, вентиляции и пылесосов, мини-бассейнов и зимних садов. Электроника занимала угол центральной комнаты. Кроме нее проглядывались еще две маленьких комнатушки, одна из которых – явно детская. Ничего лишнего. Я вспомнил, как по субботам мы доверху загружали утиль-тележку (их в нашем квартале увозили по ночам с субботы на воскресенье). А на следующее утро жена уже доставала список покупок, составляемый всю неделю. Начинались хлопоты по выбору, доставке, установке, примерке. Кто из наших семей живет с большим удобством, если следовать действительному смыслу этого слова?
У двери на выходе я на миг задержал Григория, чтобы спросить:
– Скажи, чем теоретически могут помешать старики?
Григорий усмехнулся:
– Почему теоретически? На практике любой человек хочет казаться себе самым умным и самым главным. Убери из окружения стариков – и ты усилишь эффект. Обществом без стариков управлять легче. Они недоверчивы и плохо поддаются пропаганде, они способны на исторические аналогии, наконец, они могут помнить компрометирующие подробности действующих лидеров.
– Но ведь прогресс тормозится, когда развитием руководят несведущие люди. Техника обновляется ежегодно, стареющий человек освоить ее не может.
– Знаешь, Влад, рост и развитие быстрее всего идут в подростковом возрасте. Подростки быстрее осваивают новую технику. Поверь, моя дочь и твои сыновья владеют ею лучше нас. Ты же не поставишь руководить ребенка даже в семье. Кроме того, я не согласен со словом "несведущие". У тебя дома много приборов, принцип действия которых ты понимаешь лишь в общих чертах, но знаешь их назначение и правильно используешь.
– Новая техника…
– Ты уверен, что новая? А не искусственно обновленная для большего покупательского спроса?
– Подожди, Григорий, так ты думаешь, что из-за этого… По-моему, решение слишком сложно для простой задачи. Да, старики – не самая активная группа населения. Они эгоцентричны, заняты своими ощущениями больше, чем новостями. Кстати, общество с руководством стареющего лидера часто инертное, реакционное, с жестким и авторитарным типом правления.
– Я думаю, что изоляция – выгода побочная. Главная – спрятана. Цель зоны – не ликвидация стариков. Это наименее защищенная часть общества. Их ликвидировать можно просто – путем ограничения, например, определенных лекарств. А вот на счет динамики общества я с тобой в корне не согласен. В начале времен стариков почти не было. Миром правили молодые и сильные, тоже, наверное, считали себя прогрессивными, но мир оставался варварским. И – поверь, что молодых деспотов не меньше, чем старых. Первые цивилизации уже не обходятся без долгожителей – по тем, разумеется, меркам – жрецов, звездочетов, колдунов. Потом появляются наставники, опекуны при молодых правителях. В более поздних обществах уже есть возрастной ценз на право быть руководителем. Общество в целом постарело, а прогресс пошел быстрее.
Я понимал, что мне пора, что нужно остаться наедине с собой, обдумать разговор. Но было что-то еще, я чувствовал. Так и не вспомнив, я ляпнул наугад:
– Скажи, а таких, как вы, – много?
Григорий уже держался за ручку двери и стоял вполоборота. Он снова задумался, говорить со мной или нет, потом не совсем охотно ответил:
– Больше, чем ты думаешь. Сейчас на зонах около шестидесяти процентов стариков. Остальные еще вне зон. Но лет двадцать назад на общественном содержании было не больше десяти процентов.
– Быстро сложилась "новая традиция".
– Хуже. Извини, но, по-моему, это скрытая сделка. Выживи на зону старика и получи взамен более обеспеченный образ жизни. Пройдет еще лет двадцать, и можно принимать закон об обязательной ссылке.
– Опять встает вопрос – зачем?
– Цель оправдывает средства. Остается понять, чья это цель и в чем она заключается.
5
Дома ждала расстроенная Светлана, которая побывала на приеме у классного руководителя Димы. Молодая, уверенная в себе девушка с ходу предложила Свете оформлять младшего в детское спецучереждение. По результатам тестирования в следующий класс он переведен не будет. Второй год обучения для неуспевающего ребенка – платный, но и второй год, по мнению учительницы, результатов не даст.
– Я смогу сама с ним заниматься? – спросила Светлана. – Школа поможет мне в методическом плане?
– Вам заниматься никто не разрешит. Вы же не специалист. К тому же методика нашей школы – не для Димы.
– Можно ли нанять специалиста?
– Можно, но это очень дорого. Предположим, у вас есть эта сумма, пока вы работаете. Но специалист придет на четыре часа в день. Остальную часть времени ребенку запретят проводить без присмотра. Вам придется бросить работу. Один работник в семье с двумя детьми – ваш муж. Вы не справитесь.
– У мужа живы родители, у меня – мать.
Учительница очень удивилась.
– Ваш первый мальчик учится в старшем звене. Значит вам, простите, около сорока лет. Разве родители ваши еще не на льготной зоне?
– Да, они там. Но они же могут вернуться.
Учительница сразу успокоилась.
– Вы не в курсе, а я с такими ситуациями сталкиваюсь каждый год. Родители ваши, уезжая на зону, подписали контракт?
– Мы точно не знаем. Не спрашивали.
– Зато мы знаем. По условиям контракта общество несет ответственность за их жизнь, здоровье и – заметьте! – благополучие до конца жизни . Забирая их к себе, вы должны доказать, что сможете поддержать на прежнем уровне условия их содержания. У вас с мужем было двое иждивенцев, а станет пятеро. Как вы оплатите услуги очень дорогого специалиста?
– Но ведь должен быть какой-то выход. Я не могу лишить сына семьи, поймите меня, у вас тоже будут дети.
– Прежде чем завести ребенка, я пройду генетическую диагностику и не допущу рождения коррекционного ребенка.
– Какого?
– Коррекционного – требующего специального обучения. Поверьте мне и последуйте моему совету. Не оттягивайте решение. После спецобучения Диме найдут специальность, и он получит право на жизнь.
– Право на жизнь дано ему от рождения.