Двадцать четвертого апреля две тысячи сто двадцать девятого года с базы в Архимеде стартовало пять человек. Примерно за десять лет до этого группе Амальсона удалось приспособить для космических путешествий свечи тахионового потока. Благодаря этому "монитор" мог рассчитывать на постоянную связь с базой. Наибольшее запаздывание, в последней фазе полета, не должно было превышать нескольких дней. Корабль достиг около световой скорости. Рейс должен был длиться неполные шесть лет.
Дольше он и не длился. В тридцать пятом году монитор включил тормозные двигатели над вторым спутником третьей планеты Альфы, где, согласно с программой, должна была быть разбита первая база экспедиции. Это было последнее сообщение, дошедшее до Базы. Несколько дней прождали спокойно. Потом опубликовали заявление. Обязывалось постоянное радиомолчание в диапазонах, на которых можно было ожидать установления связи. Вот, собственно, и все. По всему земному шару были организованы траурные шествия, во время которых и тот, и этот ученый имели возможность напомнить, что с самого начала были против этой экспедиции. Во вторую годовщину потери связи с монитором был объявлен конкурс на памятник. В третью обратились к Хиссу с просьбой председательствовать на торжественном его открытии. Памятник был установлен на вершине Эвереста. Стилизированная каменная ладонь, вкомпонованная в скалы, вытягивающая к звездам пять напряженных пальцев с трагической мольбой о милосердии. Под каждым из пальцев выплавлена в базальте фамилия. Сесть и плакать. Ничего другого, кстати, не оставалось. О последующих экспедициях как-то никто не вспоминал.
Мы стоя выслушали все то, что Хисс имел нам сказать насчет монитора и его экипажа. Он говорил негромко, словно бы сам себе, вглядываясь в красный огонек, пульсирующий без перерыва в пластиковом ядрышке Третьей. Порой мне казалось, что он позабыл, где находится и кто ему внемлет. Он не сообщил ничего такого, о чем не знал бы любой ребенок. До определенного момента.
Он как раз перешел к последнему сообщению, полученному с борта монитора.
– Как вам известно, связь прервалась двенадцатого августа тридцать пятого года. Тексты сообщений вы получите по отправлении, – добавил он, махнул рукой в угол зала, где на длинном столике высилась груда подручных анализаторов. – Прошу запомнить каждое слово, которое было тогда сказано. Итак, двенадцатое августа. Третьего сентября, – продолжал он таким же монотонным голосом, – то есть через три недели после прекращения связи, из района нашей базы стартовала спасательная экспедиция...
Значит, что же? Значит, после исчезновения монитора никто и не заикался насчет последующих экспедиций? Так вот. Выслали два корабля. По двенадцать человек на каждом. Этим двенадцатым в том и другом экипаже был кто-нибудь от нас, из Корпуса. Остальные – молодые специалисты, набранные из работников планетарных баз. Разумеется, об этом ни словечка не было сказано. Но не о планируемой экспедиции. О том, что ее выслали. И я даже знаю, почему. Смерть человека была ценой, не умещающейся в категориях ценностей наших современников. Гибель монитора и пяти человек его экипажа стала всеобщей трагедией. Отправка очередных двадцати четырех землян на более, чем правдоподобную гибель могла вызвать шок с трудно предсказуемыми социальными последствиями. Таково уж наше миленькое столетие.
Среди специалистов давным-давно бытует мнение, что из всех попыток установления непосредственного контакта с обитателями космоса необходимо устранить автоматы. От них нельзя ожидать ничего такого, что не было бы предусмотрено их программой. А как запрограммировать образ действий на случай столкновения с технологическим существом, которое, к примеру, состоит не из белковых компонентов, имеет форму орхидеи, благоухает, излучает ультразвуки и взрывается при соприкосновении с кислородом? А ведь все это не выходит из круга понятий, известных в нашем мире. Существовать не могут расы ни на что не похожие. Любой контакт таких существ с земным автоматом грозил бы неисчислимыми последствиями. Верно. И, однако, дал бы себе руку отрубить, что при вести о планируемой спасательной экспедиции большая часть человечества подняла бы страшный вой, требуя посылки автоматов. Автоматов. Допускать такое было невозможно. Поэтому и решили или спрятать голову в песок, словно ничего не случилось, или...
Первое было удобнее. Но ненадолго. А что, если те, из системы Альфы сознательно и целенаправленно уничтожили земной корабль? Не следует ли в таком случае ожидать от них рано или поздно еще более забавных неожиданностей?
Хисс, ясное дело, ни словечком не обмолвился о том, почему вторая экспедиция стартовала в условиях строжайшей конспирации. Он только излагал факты.
А факты были более, чем скверными. Девятого сентября, ровно три недели назад, оба корабля спасательной экспедиции вышли на орбиту спутника Третьей. В двенадцать пополудни, по времени базы, Торс, руководитель "Гелиоса", передал сообщение, в котором информировал, что остается на стационарной орбите. Одновременно второй корабль, "Проксима", приступил к предпосадочным маневрам. Шесть минут спустя корабли потеряли связь. Более двух часов Торнс не уводил корабль с орбиты, посылая кодированные сигналы вызова. Выстрелил несколько зондов, с которыми потерял связь сразу же по выходу из зоны непосредственного наблюдения. После чего сообщил, что меняя орбиту, надеясь отыскать лучшую полосу приема.
И на этом все кончилось. До базы не дошли ни дальнейшие сообщения, ни хотя бы один звук от работающих автоматически передатчиков телеметрии. Они должны были передавать координаты кораблей даже в том случае, если у них на борту не останется ни одного человека. Может быть, именно тогда кому-то из специалистов и пришло в голову, что требовалось не осчастливить каждый экипаж одним парнем из Корпуса, а сразу же выслать отряд инфорпола.
Что касается меня, я был именно такого мнения. Теперь наша миссия могла иметь только один эпилог. Двадцать девять трупов – это несколько многовато. Человек не может позволить убивать себя безнаказанно. Пусть даже жителям самых отдаленных планет галактики. Даже, если он прибыл к ним непрошенным и, возможно, маложелательным гостем.
Но Хисс предавался утопиям. Точнее, пытался вдолбить нам, что все не так. Он развернул перед нами соблазнительное видение контакта со внеземной цивилизацией. Мудрой и доброй. Ни о чем другом не мечтающей, кроме как о крохе тепла со стороны землян. Вся Третья Альфы теперь погружена в траур. Сидят и рыдают до смерти. Поскольку оказалось, что в кораблях, которые уничтожили патрульные автоматы их орбитальных станций, находились люди.
В устах Хисса звучало это, разумеется, иначе. Тем не менее, мы понимали, что об этом думать.
– Задание первое, – говорил он, лаская нас безмятежным взором, – контакт. Одновременно попытки обнаружения и эвакуации трех первых экипажей. В случае затруднений, демонстрация наших возможностей. Будет лучше, если вы развалите какой-нибудь планетоид или крайний спутник. Антиматерия. Оставьте им немного времени подумать. И только потом... – он замолчал.
Мы знали, что потом. Так скоро они нас не забудут. И два раза подумают, прежде чем когда-либо предпримут действия против земных кораблей. Даже если у нас самих ничего из этого не выйдет.
Он ни слова не сказал о том, что лететь туда должны мы. Зачем? Это было ясно с того момента, когда мы перешагнули порог диспетчерской. Мне, правда, показалось, что нас здесь чуточку слишком много. Однако, я не собирался забивать себе этим голову.
– Вот так это выглядит, – закончил Хисс. – Корабли увидите утром, перед стартом. Сегодня прочитайте сообщения и отдохните. Рейс займет около шести лет в одну сторону. Полет, разумеется, в гибернации. Вопросы есть?
Минуту стояла тишина. Ее прервал Рива.
– Мы полетим на одном корабле? Все? – спросил он скучноватым голосом, словно выполнял формальность.
– Детали узнаете утром, – повторил Хисс. – Еще вопросы?
Лицо Яуса разгладилось от слабой улыбки. Он сделал несколько шагов в направлении Ривы и оглядел его от макушки до пяток. С миной садовода, которому продемонстрировали горох размером со сливу. В нем самом было добрых два метра. Но комбинезон болтался на нем, словно напяленный на стручок от этого самого гороха. У меня мелькнуло в голове, может сейчас ему немного полегче. Так долго прикидывали, куда его направить, что он в конце концов стал комендантом крупнейшей базы инфорпола. Единственной, откуда отправлялись на дело.
– Могу сказать лишь то, – произнес он актерским басом, – что мы снабдим вас всем, чем мы располагаем. А теперь я разведу вас по кабинам. Поговорим утром.
Мне выделили одно из помещений, прилегающих к диспетчерской. Точечные лампы, удобный диван, кресла с пультами, ряд компьютеров. Даже умывальник с обыкновенной водой. Можно было бы неплохо устроиться. Если, разумеется, нам выделили бы на это хоть немного времени.
Я подкрепился тем, что отыскал в буфете, и взялся за эти сообщения. В них не было ничего такого, чего бы я не знал. Бесконечные колонки данных, касающиеся излучения, фона, координат, температуры, спектрографических анализов и миллиона прочих наблюдений, выполненных экипажем экспедиции контакта. Примерно столь же обширные данные автоматической телеметрии о состоянии здоровья экипажа и условиях полета. Наконец, записанные разговоры всей пятерки с момента старта. Заколдованная книга. Бесконечная. В полном смысле.
Я быстро пролистал ее и вернулся к месту, где начиналась последняя запись. Вдавил клавишу магнитофона.
– Внимание, Нер, – это был голос Торита, – ноль и ноль.
Момент, когда монитор начал сходить с орбиты. Через полчаса они должны были сесть.
– Порядок, Торит, – обрадовался Нетти. – Давай замеры. Я ничего не вижу на этом экране.
– Ноль и ноль, один, – сообщил Торит.
– Больше кислорода, – голос Энн.
– Ноль и ноль, два.
Они вводили корабль в коридор.
– Ноль и ноль, три.
– Так держать.
– Там какие-то чертовы горы, – заметил Нотти.
– Ноль и ноль, четыре.
– Стоп дюзы, – бросил Нер.
Они уже тормозили. Момент, который никогда не относился к самым приятным.
– Ноль и ноль, пять. – Это Торит. Его голос звучит чуточку менее спокойно.
– Что там? – буркнул Нер. – Как дюзы?
– Без тяги, – тут же ответил Нотти.
– Больше кислорода, – напомнила Энн.
– Ноль и ноль, шесть, – продолжал Торит.
– Сбой оси! – голос Нера зазвучал чуть ли не пискливо.
– Четверка на оси! – исправил Нотти.
– Ноль и ноль, четыре, – доложил Торит.
Я представил, как руководитель экспедиции, Нер, вытирает сейчас украдкой пот со лба.
– Сделайте что-нибудь с этой четверкой, – промурлыкала Бистра.
– Еще минуточку, – отозвался Нотти.
– Ноль и ноль, пять, – крик Торита.
– Притяжение? – немедленно спросил Нер.
Он не дождался ответа.
– Ноль и ноль, шесть!
– Сбой!
– Потерял... – начал пискливым голосом Торит.
Что такое он мог потерять? Связь? Она еще была. Разве что его коммуникационный пульт уже начал чудить. Замеры коридора? Это был бы первый случай в истории астронавигации. Тахдаровое изображение посадочной площадки? Возможно. Шансы на то, чтобы узнать, что там случилось на самом деле, практически равнялись нулю. Это "потерял" было последним словом, которое дошло с борта монитора до базы в Будорусе.
В комнате сделалось прохладно. Я встал и передвинул ручку климатизатора. Потом вернулся к столику, отпихнул ногой кресло и уставился на черный экран анализатора. Его микроскопический динамик все еще продолжал воскрешать шумы, приходящие из космоса, из того места, где две минуты назад разговаривали люди. Я простоял так какое-то время, потом выключил аппаратик. Он замер с тихим мяуканьем, как перегруженный гиробус. Для кукол.
Я скинул скафандр, разделся, взял другой аппаратик с закодированными сообщениями спасательной экспедиции и с ним вместе забрался в постель.
Я прослушал все подробнейшим образом. От начала до конца. Но мудрее от этого не сделался. С монитором, по крайней мере, произошла авария автоматов или управления, или торможения. Если это была авария. В любом случае, он сошел с курса. В докладах с "Проксимы" и "Гелиоса" не было упоминаний даже о малейших отклонениях от программы полета. Из плоскости эклиптики они вышли за орбитой Юпитера. Сразу же после этого погрузились в гибернацию. Проснулись на высоте Пятой в системе Альфы. Без помех вышли на орбиту второго спутника Третьей. Провели там два дня, терпеливо обшаривая эфир. Сделали все, что только можно было сделать. Последнее сообщение было таким же спокойным, как и все предыдущие. Они скоординировали позывные, аварийные сигналы, несколько вариантов аварийной связи. Перешли на стационарную орбиту. Леже включил тормозные дюзы и приступил к предпосадочным маневрам. Они протекали правильно. Попросту нормально. Первые две минуты. По истечении их, неожиданно, без какого-либо предупреждающего сигнала, вообще без какого-либо возможного повода, связь прервалась. Словно между одним и другим кораблем установили металлический
Бортовые автоматы "Гелиоса" затеяли сущую кошачью музыку. Любой из мельчайших анализаторов сигнализировал об опасности. Торнс, капитан корабля, не упустил ничего. С ним был Кросвиц из Корпуса. Проверили одну за другой аварийные системы. Одновременно через равные интервалы выслали шесть коммуникационных зондов на пересекающиеся орбиты. Все с тем же самым успехом. То есть – никаким. Через минуту после старта, зонды, все, сколько их там было, перестали передавать не только изображение, но и звук. Словно кто-то выловил их огромным сачком, полным оловянной фольги. Какое-то время ждали. Наконец Торнс передал, что они переходят на более низкую орбиту, будут менять позицию. Рассчитывал на возможность обнаружения какого-нибудь радио-коридора в непроницаемом, как казалось, поле, окружающем спутник.
Последние его слова, записанные на ленте, звучали:
– Порядок, Арег. Следи за...
Первая фраза относилась к предыдущим. Вторая... Вот именно.
Обе записи, ясное дело, прошли через набор интерпретационных тестов. Анализировали каждое секундное изменение уровня, самый незначительный звук. В программы компьютеров включалось все, что только могли выдумать величайшие фантасты из числа специалистов. Длилось это битых две недели. Шесть дней назад наконец-то смирились с неизбежно следующим выводом. Ни-че-го. На основании известных параметров полета ни один из крупнейших земных вычислительных центров не смог предложить гипотетической причины катастрофы.
Я выключил аппаратик, погасил свет и вытянулся на кровати. Спать мне не хотелось. Я заложил руки за голову и лежал неподвижно. Назавтра в это время я буду засыпать в кабине ракеты. Имея под своим креслом несколько контейнеров, полных лазерных зондов, кварковых батарей, летательных аппаратов, снабженных всякого рода излучателями, ускорителями антипротонов и, один дьявол знает, чем там еще. Не скажу, чтобы меня это забавляло. Даже сейчас. Я предпочитал не думать, что будет там. Пусть даже Хисс расскажет еще тысячу баек о "случайном несчастье", контакте и суперцивилизации Альфы. Однако слабо вооруженные корабли они раздолбали.
Как же так, именно мне, первому в истории Информационного Корпуса выпало задание, к которому, по сути дела, все мы готовились? Что поделаешь, если ничего похожего до сих пор не случилось. Кто-то когда-то должен был этим первым оказаться. Впрочем, я не один лечу.
Мне пришел на ум Устер. Уже во время разговора с Итей я сопоставил некоторые даты. И оказался прав. Он полетел вместе с Леже на "Проксиме". Глупо было бы вернуться и сказать Ите, что...
Но почему именно я должен возвратиться?
Итя... Я вспомнил, как она вчера была одета. Ее волосы. Комната, полная ласкового света. И то, как она играла фужером с тонизирующим напитком.
Я улыбнулся сам себе и заснул.
* * *
Я проснулся в семь, по местному времени. Умылся, упаковал сообщения и утомил свои челюсти тем, что отыскал в буфете. Когда я ел, явился техник из обслуги. На носу у него были старинные очки с дымчатыми стеклами. Словно он возвращался из обсерватории.
Он не относился к разговорчивым. Осмотрел меня всего, беззвучно шевеля губами. Потом убрался, но ненадолго. Вернулся с собственной диагностической аппаратурой. Мне не приходилось видеть ничего столь же причудливого. Он обращался с ней как альпинист с любимым ледорубом. Проверил снаряжения, заменил кое-какие мелочи в лакее. У меня создалось впечатление, что его раздражает все, что не было в моем теле механическим.
Когда он, наконец, закончил, меня вызвали в координаторскую. Там уже поджидал Снагг. Я его порой встречал в клубе. Мы вместе кончали последний курс Корпуса.
Через несколько секунд после меня вошел Рива. Мы стояли около модели планетной системы Альфы. Разглядывали от нечего делать ее орбиты, обозначенные в пространстве блестящими нитями. Говорить нам было не о чем. Прошло какое-то время, потом появился Яус. Он казался еще более тощим, чем вчера. И не смотрел нам в глаза. Спросил, прослушали ли мы сообщения, и, не дожидаясь ответа, направился к дверям.
Мы последовали за ним. Ближайшим эскалатором поднялись на следующий этаж. Аварийный. Отсюда по транспортному пандусу прямо на стартовое поле. Прозрачный купол башни был прозрачен настолько, что мне пришлось прикоснуться к нему пальцем. Он был там на самом деле. Возле самой башни, на расстоянии буквально пяти шагов, высились на несколько этажей три пепельного цвета сигары. Выглядели солидно. Через шесть лет мы должны были увидеть из их кабин свет иного солнца. И показать там, что мы о них думаем. Возможно, даже вернуться сюда, на полого скошенный склон небольшого куполообразного возвышения в Будорусе, которое крыло в своем базальтовом брюхе главную базу инфорпола. Каждая из ракет несла на себе эмблему Корпуса, вытравленную у насадки дюз. Кроме того, вдоль всего корпуса центральной сигары тянулись огромные буквы, образующие ее название: "Уран". На двух остальных виднелись едва заметные надписи: "Кварк" и "Меркурий".
Автомат шлюза проверил скафандры. Они оказались в порядке. Яус откашлялся и ссутулился еще больше. Водил полубессознательным взглядом по носкам наших ботинок. Похоже, готовилось длительное выступление.
– Руководитель экспедиции – Тааль, – промямлил он. Я не шевельнулся. С тем же успехом могли назначить любого из двух других.
– Летите втроем, – продолжал Яус чуть более оживленным голосом. – Рива и Снагг. Кабина "Урана" полностью адаптирована для экипажа из трех человек. Кроме головного корабля, в вашем распоряжении еще два, того же типа, управляемые автоматами. Их навигационные центры сдублированы с вашим. В случае конфликта старайтесь в первую очередь манипулировать вспомогательными кораблями. Контактное оборудование. Двойной комплект коммуникационных и лазерных зондов. Набор средств передвижения стандартный. Подробные данные будут переданы вам бортовым компьютером во время гибернации. Все.
Он выпрямился. Взгляд его поднялся чуточку выше. Где-то до уровня наших поясниц. Можно сказать, что он малость повеселел.