Осторожненько, почти не дыша, я миновал возможную западню и подполз к люку. Поднимать его я тоже не спешил. Сперва осмотрел, как следует, не ведут ли к его решетке такие же лесы. Чисто. Слегка отодвинул и выглянул наружу.
Да, чуть было не забыл. Мои командирские показывали одиннадцать минут первого. Ночи. А это значило, что здесь, в переходах все должны были давным-давно, дрыхнуть. Пуская слюни и похрапывая.
Именно этот проход я выбрал еще и из-за довольно таки низких потолков. Веревка то осталась висеть на Цветном. Так что надо было прыгать. С больною ногою то.
Повиснув на руках, максимально уменьшив расстояние до пола, я разжал пальцы. – С-с-с-с-с – замычал я от боли, стоило моей левой ступне коснуться пола. Хотелось кричать, но нельзя. Вокруг полнейшая тишина. Тут каждый звук может оказаться последним. Присел и таким вот образом, подпрыгивая на мягком месте и таща за собой мою ноженьку, я отполз и прислонился к стене. Прислушался. Кажись пронесло. Спят наци, намаялись за день. А то, как же, чтобы этот свой фатерлянд построить, знаете, сколько силенок надо приложить. А мне вот сон не положен. Ночь – это мое самое деятельное время. Дайте только с ногой разобраться и вперед, труба зовет.
– Пробил твой час – я достал из рюкзака железную коробочку, перетянутую бечевкой. В таких доктора уколы держат. Его я и достал. Тоже на крайняк держал. Да, что там говорить, сейчас все на исходе. Через пару лет вообще, по моему, ничего не останется. И ежели никакого производства не наладят, все, сливай воду. Финита ля комедия.
Через пять минут после инъекции я почувствовал себя значительно бодрее. Но я знал, что это ненадолго. От силы часа на два или, если повезет, на три. А потом все встанет на свои места, и боль снова сыграет мне "мазурку".
Таким вот средством пользовались не только в армии. Все наши спортсмены, особенно футболисты, не единожды испытали на себе действие сего чудо снадобья. Отбегает после такого вот укола, как ни в чем, ни бывало, матч, а потом сразу же в больничку. А там ему сообщают, что зря он сразу к ним не обратился. Что с таким вывихом или растяжкой, у него теперь ого го, какое осложнение будет. А тренеру по барабану. Ему результат подавай. А пацан потом может калекой на всю жизнь остаться. Так то. Но у меня немного иная ситуация. Надо мной один руководитель, я сам. Перед самим собой и отвечать. Но потом.
Мне срочно надо было раздобыть "аусвайс" или что-то в этом роде. Пропуск по-нашему. Парочка фотографий у меня имелась, а правильно вклеивать свой образ в чужой документ меня научил один умелец. Не запросто так. Я ему фотоаппарат за это подарил.
Этот дядя еще при той жизни подобными делами занимался. Да и здесь, в Метро, востребованным оказался. Особенно документы Ганзы шли у него нарасхват, как пирожки у булочника.
Лазить в палатки мне не пришлось. Масса народу здесь спала просто так, под открытым потолком. Чуть было не написал небом. Ну, я и пошарил слегка у них в карманах.
– Петро – це ты – осоловело, спросонья поинтересовался один из обыскиваемых мною. – Я – выдохнули мои губы с перепугу. Немедля отпрянул от сего господина и замер, прислонившись к стене и прикинувшись ветошью.
Выждав немного, прислушиваясь к малейшему шороху, я продолжил свои изыскания. Вскоре они увенчались успехом. Документик был у меня в руках, и можно было наконец-то заняться главным.
Глава 5. Вход дешевле, чем выход (продолжение)
Дожидаться утра не имело смысла. Действие лекарства не вечно. И опосля мне хоть немного отлежаться надо будет, а не по станциям рыскать. Но с другой стороны утром, когда толпа начнет туды-сюды шастать, в ней и затеряться полегче будет. Тем более с документом.
Опять нужно было выбирать. Снова чаша весов зашаталась в разных направлениях.
Победила забота о собственном здоровье. И я решил действовать. Не скрываясь, лучшая защита нападение, я пошел в сторону Пушкинской.
Ирония судьбы – фашисты, которые больше всего ненавидели именно нашу культуру, которые сжигали книги тонами, живут на станциях, названых в честь двух гениальнейших творцов прошлого. Парадокс? А может быть спираль истории, виток от развития к упадку? – Но это, то и значит, что регресс не вечен. Что колесо повернется вспять – подбадривал я себя, замерев при входе на станцию. Больше всего меня поразили стены. Здесь некогда царили герои произведений Чехова. Теперь же чернели абы как начерченные символы третьего рейха. Над бюстом Пушкина тоже изрядно поработали. Нарочито грубо, по издевательски были оббиты кудри великого поэта. А потом, черной краской, местный умелец пририсовал гитлеровской пробор налево и усики. Венчал сию композицию все тот же крест, повешенный вождю всех нацов на шею. – Картина Репина "Приплыли" – подытожил я, сей нонсенс.
– Стой! – задумавшись, я не заприметил, когда этот пост подле меня нарисовался. Но повторяю, я и не думал скрываться. – Свои – немедля ответил, изобразив на лице обалденное радушие. И медленно стал поворачиваться. – Пароль? – я как раз закончил свой разворот и смог рассмотреть, что вопрос задает почти что пацан. Тщедушный такой, худющий, но уже с важным видом покорителя всех стран и народов. А по-нашему, борзометр у него просто зашкаливал без меры. Я б такого в бараний рог за секунду скрутил и даже не заметил. Если б за ним не стояло еще двое, постарше. Стояли и молчали, тоже мне наблюдатели хр… В отличие от паренька они даже автоматики не стали трогать. АКэМы так и остались беспечно перекинуты за плечи. Но вот в этом их показном спокойствии чувствовалась как раз такая угроза, что мне в раз сделалось не по себе. Честно, мне почти захотелось сдаться. Хорошо, что вовремя вспомнил про Стоматолога. Охота тут же отпала. Остался лишь привкус горечи во рту, да прилипшая от пота рубашка.
– Какой пароль? Оберон мне ничего ни про какой пароль не говорил – я заранее решил прикрыться именем своего бывшего товарища. – Я с Тверской – затараторил я, понимая, что от количества и качества сказанного зависит моя жизнь. – Меня подняли среди ночи, и приказали срочно к Дмитрию Александровичу пакет доставить, – показал я всамделишнее послание. – А про пароль видать впопыхах забыли – развел руками. Я специально назвал Геринга по имени отчеству, и облегченно увидел, что это подействовало. Особенно на пацана, физиономия у которого вытянулась так, словно некая невидимая сила вдруг начала его тащить за уши вверх. – Непорядок – сказал, после секундного замешательства, один из парочки, коренастых крепышей, буравя меня своими глазенками. Армейская школа, не иначе. – Знаю, что непорядок – чутье подсказывало мне, что лучше со всем соглашаться. – Но, Дмитрий Александрович… – я специально не продолжил, что именно предпримет их начальник, дав им повод самим пораскинуть мозгами. – Да и куда ж я денусь? Вы меня к нему проводите, сами все поймете – а это был, как говориться, контрольный выстрел. Прямо в яблочко попал. Мне даже нужно было, чтоб они меня проводили. Я же понятия не имел, где обитает мой адресат. – Но он же спит – сдался охранник. – Говорю, дело весьма спешное. Промедление может иметь весьма плачевные последствия – я скорчил заговорщицкую мину, сделав вид, что только, что частично посвятил троицу в какое-то весьма секретное дело.
Через пару минут мои конвоиры остались дожидаться у палатки, а я осторожно, почти на цыпочках, вошел внутрь.
На добротной, притащенной "сверху" кровати, откинув голову и, по детски раскрыв рот, спал начальник станции. Таких дяденек там, при той жизни можно было встретить на преподавательском посту в гуманитарных институтах, или в номенклатуре. Трудно было поверить в то, что сей, интеллигентного вида, субъект смог стать одним из предводителей этих ариев.
При моем вхождении он зашевелился, и что-то пробормотал. Потом дрыгнул, словно пробуя от кого-то удрать, ногами и развернулся к стене.
Нет, дорогой, я здесь не за тем, чтобы подтыкать тебе одеяльце. – Дмитрий Александрович – прошептал я и подергал его за плечо. – А – он моментально открыл глаза и присел. Будто и не спал вовсе. – Вы кто? – вопрос конечно интересный. – Почтальон Печкин – мне почему-то захотелось пошутить. – Я сейчас охрану позову – голосок у него прорезался еще тот. – Вам от начальника Проспекта Мира послание – протянул поспешно пакет, поглядывая в сторону входа. – Там трое стоят – прошептал я. – Так, что лучше не кричите. – Павла Семеновича? – как бы уточняя, переспросил, тоже перейдя на полушепот. – Его, его – закивал я и расплылся в улыбке, поняв, что мы, как говорят в высших кругах, пришли к консенсусу.
***
Мое пробуждение было весьма и весьма болезненным. Я поначалу даже не врубился, где собственно нахожусь. Только поднапрягшись, вспомнил, что я в палатке Геринга, на его собственной кровати.
Нога в районе лодыжки припухла и молила об отдыхе. Да и все остальные части тела взывали, пробовали достучаться к моему здравому рассудку. Но я понимал, что лучше пресечь это в зародыше. Дотянулся до тумбочки у кровати и нащупал таблетки, оставленные заботливой медсестрой, которая, к тому же, немного поколдовала над моими болячками. Второго укола у меня не было, да и нельзя. Привыкнуть можно. – За неимением барышни поимеем горничную – отправил в рот парочку кругляков. – Б-р-р-р-р, гадость – я поспешил запить лекарство водой. А потом силой соскреб себя с кровати. Вовремя. Полог отклонился и вошел сам хозяин.
– Выспался? – поинтересовался он. И столько радушного участия было в его голосе, что мне аж всплакнуть захотелось, прислонившись к его плечу. – Никифоров! – интонации резко, без предупреждения, поменялась на командные. Я вздрогнул, и чары тут же рассеялись. В дверях объявился, судя по всему, ординарец сего господина. – Накормить – указал на меня и халдей тут же, пулей вылетел за двери. Начальник обождал, пока тот скроется из глаз, и спросил – Ты куда дальше? А то у меня дел невпроворот, так что на тебя больше времени не будет. Вон Никифоров сквозь заставы проведет, а дальше сам. Обратной дорогой пойдешь? – Нет – я вспомнил тварей и энергично затряс головой. – Я на Баррикадную. – Как скажешь – он поднялся. – Спасибо тебе, Обходчик – сказал уже на выходе. – Хорошее ты дело сделал.
– Я ж ему не назывался – первое, что пришло мне в голову. – Доверяй, но проверяй – усмехнулся своим мыслям. – Недаром тебя Герингом кличут – в двери влетел запыхавшийся адъютант, неся солдатский казанок, из которого валил густой, вкусно пахнущий пар. Я чуть было собственной слюной не подавился, вобрав в себя этот фимиам.
А еще через час мы миновали последнюю заставу и Никифоров, отдав мне честь, видать, принял меня за сверхсекретного разведчика, развернулся и ушел по направлению к своим.
Я даже, наконец-то позволил себе расслабиться, но темпа сбавлять не стал. Мне хотелось поскорее как можно дальше удалиться от нацистов. – Стоять! – окрик не предвещал ничего хорошего, и моя рука автоматически полезла под жилетку. – Руки! – голос не дал мне закончить процедуру и достать пистолет. – Держи так, чтобы я их видел – скомандовал кто-то и я поднял обе руки вверх. – Что забздел? – поинтересовались сзади и громко заржали. И именно это конское ржание показалось мне очень и очень знакомым.
– Привет, Оберон – я опустил руки и обернулся. – А цель была уже так близка. Чуть-чуть не хватило. Неужели влип? Эх пропадать так с музыкой – я знал, что назад на Пушкинскую не пойду ни за какие коврижки. Поэтому решил попытаться все же достать пистолет. – Небось, соображаешь, как бы тебе отскочить, достать пистолетик и всадить в меня парочку…, что там у тебя? ТТ, Викинг. Багира – как бы, между прочим, поинтересовался. – Гюрза – проворчал я, отбросив план спасения, как неудавшийся. А дальше он меня поразил, да нет, просто таки убил наповал. – Привет, дружище – Оберон, засунув пистолет за пояс брюк, подошел и простер мне руку. – Неужели ты подумал, что я не захочу с тобой свидеться? Мы ж когда-то вместе, помнишь? А как от крыс ноги уносили, забыл? Или ты думаешь, что я скур…я? Думаешь, я же вижу. Эх ты – и мне в раз стало стыдно.
В последний раз подобный стыд я испытал в восьмом классе, когда захотел встречаться с Машей, с которой мы сидели за одной партой на уроке истории. А она меня высмеяла. Прямо перед всеми, зло так, беспричинно.
– Ты извини – я крепко пожал руку Оберона. – Откуда мне было знать. – Мы диггеры. И этим все сказано. А это все, – он указал в сторону своих – так, мишура. По одной – он сунул руку за пазуху, и на свету фонаря блеснула коричневатая жидкость. – Настоящий коньяк – радостно подтвердил мою догадку. – Специально для таких вот случаев держу – он уселся на рельсы. Я рядом. – Ты первый – протянул мне бутылку. Отвинтив крышку, я сделал глоток. – Х-хе – выдохнул, ощутив, как приятное тепло растекается по телу, и передал тару.
– А ведь я тебя сразу срисовал – вдруг выдал Оберон. – Врешь! – во мне заиграло задетое профессиональное самолюбие. – Не а – радостно зашатал головой слегка захмелевший Оберон. – Ты что же подумал, что наделал на Цветочном такого шуму, можно сказать пол станции разнес в трах тарарах, и я не услышу. – Ты все же там побывал – понимающе и с уважением проговорил я. – Ага. Ты по наивняку вообразил, что я тех паукообразных испужаюсь. Омерзительные, должен заметить, создания. – Полностью с тобой согласен, ик – да, давненько я не пил. – Но на саму станцию я соваться все же не стал. Я тот лючок пометил, поставив сигналку, в надежде, что тот, кто от тварей удирать будет, впопыхах все равно ни фига не заметит. – И ты был прав – признал я свое поражение и поднес бутылку ко рту.
Глава 6. Новое задание.
Шутников на свете много. Особенно по части раздачи разных прозвищ. А иначе, как еще объяснить некоторые из них. Вот, например, как раз сейчас передо мной сидел здоровенный, косая сажень в плечах, сплошные мышцы и ни грамма жира, детина – жертва такого вот юмора. Потому как кличка у него была Малый. Представляете? Да у меня язык не поворачивался назвать сего шварценегера Малым.
Еле сумел выдавить из себя это слово. И вы знаете, ничего, прокатило. Видать парнишка привык уже.
– Аршин передавал, что ты меня искал – Аршин – это кто-то вроде моего связного, пресс атташе, назначенного чтобы вести предварительные переговоры с потенциальными клиентами здесь в Китай-городе. За соответствующий процент, конечно же. Лично мне всегда не нравился подобный контингент. Но что поделаешь. Именно они мои постоянные заказчики. Как раз отсюда я и начал свою карьеру контрабандиста. А руку, протягивающую тебе кусок хлеба, грешно ругать или, тем более, кусать. – Угу – промычал сей предок Диогена, потому что говорить он, видать, совсем разучился. – Ну и? – я понял, что его надо постоянно подталкивать к сути вопроса, иначе наш диалог мог затянуться до бесконечности. – Ну,… это… – лоб Малого морщился, а глаза, устремленные в самого себя, выдавали напряженную работу его немногочисленных мозговых извилин. – Надо на Сокол смотаться – выдавил он из себя, а до меня дошло, что видать тот, кто давал ему кличку, думал совсем не о размерах тела. Он, скорее всего, имел в виду то, что было в голове. Но тогда я не пойму зачем нужно было это "й" в конце. Мало и все, точка.
Вежливо предоставив моему собеседнику додумать, что именно мне надо доставить, я погрузился в свои мысли. И были они не слишком веселыми, потому что о станции Сокол дурная слава ходила еще при той, нормальной жизни.
Вы слыхали о так называемой черной энергетике станций? Скажите байки все это. Большая часть таких историй, конечно же, к реальности не имеет никакого отношения. Но, скажу вам по секрету, остальное все чистая правда. И про глюки, когда у людей ни с того ни сего крыша съезжала. И про аномалии разные, типа блуждающих огоньков, воронок и звуков нехороших. И про привидений, которые появлялись в одних и тех же местах, распугивая дерзнувших туда заявиться.
Историческая справка: "В начале двадцатого века неподалеку от станции Сокол находилось братское воинское кладбище, где хоронили погибших в первой мировой войне. Позже, как утверждали историки, чекисты расстреливали здесь священников и белых офицеров". Теперь понимаете, о каком полтергейсте идет речь? Сколько невинно убиенных душ бродит там, в темноте. Не верите? А тогда сходите, убедитесь на собственном опыте.
Среди диггеров мало кто решался побывать там. А машинисты и рабочие подземки божились, что им постоянно видятся прозрачные, обнаженные фигуры, с гноящимися ранами. Так то.
– Федула спросишь – я поначалу даже не понял о чем речь, столько времени прошло от предыдущей фразы. Переспрашивать не хотелось, зачем зазря опять парня на пол часа в ступор вводить. Посему я постарался как можно быстрее самолично въехать в суть вопроса. – Вот и чудненько – захотел усмехнуться, но тут же передумал. Бандюки улыбок не приветствуют. За насмешку запросто принять могут и тогда схлопотать мне – на раз-два. Этот увалень только соображает туго, а вот реакции у него будь здоров. Только успевай головоньку под пудовые кулаки подставлять. Отвесит по полной программе. Даже с процентами.