- Кто самый первый на вашем знамени? - Антона посетила странная, почти невозможная мысль,
- Он, - ответила Елена. - Наш Господь Иисус Христос…
Антон увидел, что вся ее грудь в шрамах и струпьях. Наискось тянулся совсем недавний - глубокий - разрез. Старуха мучила себя. Антону стало стыдно.
- Живого места нет. Попробую вот здесь, - он провел пальцем по узенькой полоске живой, незатронутой прежними неуспешными попытками пробиться к сердцу кожи. - Вдруг задену артерию?
- Ты уж доберись до него, нажми кнопки, - Елена закрыла глаза.
Антон было решился, но опустил тесак:
- Надо продезинфицировать. Сбегаю за самогоном.
- Не надо, - простонала Елена, - при всем желании я не успею умереть от заражения крови! Хорошо, у меня под лежаком есть. Возьми.
Антон тщательно протер тесак, провел смоченной самогоном тряпицей по месту предполагаемого разреза.
- Если что не так - извиняй! - Зажмурившись, полоснул.
Тесак легко рассек старушечью кожу. Крови почти не было. Но каждую секунду она могла хлынуть. Антон сделал два коротких параллельных надреза, отогнул кожу, раздвинул красную - в белых прожилках - ткань. Вместо аорты увидел прозрачную, изогнутую в виде восьмерки, трубочку, в которой билась, пенилась кровь. Антон невольно засмотрелся, так удивительно и по-своему красиво это было. Трубочка соединялась с серебристо-черным - комбинированного металла - яйцевидным прибором, абсолютно чистым и гладким, кровь скатывалась с него, как красная ртуть. На приборе действительно обнаружились две кнопки - белая и красная, - которые Антон и нажал одновременно, как того требовала Елена. Прибор резко изменил цвет, фиолетово засветился, как если бы вокруг него образовалось электромагнитное поле.
Раздалось несколько мерных щелчков, после чего прибор начал светлеть и сделался как из чистого серебра. Теперь он напоминал только что вытащенного из воды чешуйчатого ротана. Сделанный Антоном разрез начал на глазах затягиваться. Зажили и давние струпья. Это было невозможно, но Антону показалось, грудь у Елены налилась. Она поспешно прикрыла ее тряпьем. Серовато-водянистые ее глаза стали пронзительно-синими. Старуха помолодела лет на сорок. Сейчас ее можно было использовать для демонстрации ученикам известного процесса. Антон успел подумать, что это плохие мысли.
- Блистательно, - довольно произнесла Елена, - во мне дремлет талант рекламного агента, а в тебе хирурга. Я ничего не почувствовала.
Антона обрадовала ее похвала. Всякое, пусть и не самое приятное, дело он стремился делать как можно лучше. Но его никто никогда за это не хвалил. Антон решил, что настало время выпить, сильно отхлебнул из бутылки. Это был выдержанный лечебный напиток. Антон слышал, что гнать самогон из папоротника чрезвычайно трудно.
- Выпьешь? - протянул пыльную бутылку Елене.
- С удовольствием, - неожиданно крепко ухватила она бутылку за горлышко. - Кто откажется погулять на собственных поминках? Выпивка - единственное, что скрашивало мне жизнь последние годы. Подумать только, провела здесь столько лет, но нечего вспомнить, кроме выпивки и ста с лишним изнасилований… Лопата на дне ямы. Закопай хорошенько, чтобы крысы, то есть… звери не разрыли.
Антон не верил Елене. Она помолодела не для того, чтобы умереть. На старинных рисунках смерть всегда изображали в виде скелета или старухи с косой, но никогда - в виде энергичной дамы с румяными щеками, синими глазами, налитыми грудями и с бутылью папоротникового самогона под мышкой. Такая смерть веселее жизни!
- Я хоть раз тебя обманывала? - разгадала его мысли Елена. - Неужели ты хочешь, чтобы весь этот час я скорбно рыдала? Я не буду рыдать, потому что смерть для меня избавление. Нагнал тоску… - вздохнула. - Я хотела умереть как в Древнем Риме… Это было общество с весьма высокой культурой смерти.
- Где этот Древний Рим? Я тоже хочу туда.
- Опоздал, дружок, - с недоверием посмотрела на него Елена. - Ты должен был проходить Древний Рим в школе!
Антон пожал плечами. Основной движущей силой истории являлось стремление людей к свободе и частному предпринимательству. По всей видимости, в Древнем Риме к свободе и частному предпринимательству стремились не в полную силу. Поэтому Древний Рим выпал из истории. Из древней истории Антон знал войну за ссудный процент между Вавилоном и Персидским царством, восстание ростовщиков в Финикии, поход держателей векселей на Синцзян, ошибку Господа, когда Он отобрал лицензию на торговлю в храмах у лучших и достойнейших людей эпохи. Учитель объяснил, что если бы Господь тогда сделал правильный выбор, возглавил бы движение коммерсантов, коммунистическая чернь не посмела бы Его распять, свобода и демократия соответственно восторжествовали бы в мире значительно раньше.
- Ладно, я не знаю про Древний Рим, - сказал Антон, - а ты знаешь про ошибку Господа?
- Явление ангела Господня на командном пункте советских ракетных войск в ночь с 17 на 18 ноября 1952 года, когда Сталин отдал приказ об атомной бомбардировке Америки? - как на уроке оттараторила Елена.
Антон понял, что история, которую изучал он, и история, которую изучала она, не пересекаются, как две параллельные прямые линии. И в то же время история одна-единственная - третья.
- За… нашего и вашего Господа! - Антон торжественно поднял тяжелую бутыль. Это за ним водилось: чуть-чуть выпивал - и чувствовал себя бесконечно мудрым. Трезвый - путался бы в частностях: кто такой Сталин, что за приказ он отдал? А тут как заноза: страна Елены, вне всяких сомнений, идеальна, да только хорошо ли… вернуть на час человеку радость жизни, чтобы потом отобрать саму жизнь? Это все равно что напоследок рассмеяться в лицо смерти. Да только сопоставимые ли величины отдельная смеющаяся человеко-единица и смерть, которая правит всем? Через час Елена будет остывать в земле. Кто будет смеяться? Кто кого пересмеет? Антон этого не понимал точно так же, как и зачем Елена покинула свою страну, на что потратила столько лет в его стране? Сто с лишним изнасилований и цистерна выпитого самогона - конечно, итог, но тот ли, к которому она стремилась?
- Мне всегда казалось, - Антон с трудом подбирал слова, потому что сам не вполне понимал, что хочет сказать, - что хорошее - это слабое, а плохое - сильное. У нас все плохо, но не потому, что кто-то нас заставляет так жить, а потому, что мы сами такие. Дело в нас. Нам нравится быть такими. Но вы… Если вы делаете такие приборы, если вы пересилили смерть, почему вы… - Антон хотел спросить: "Не поможете нам?", но вдруг спросил: - Как вы размножаетесь, Елена?
- По-разному, - как-то смазано улыбнулась Елена. В программе партии записано: "В человеке должно быть все прекрасно - и лицо, и тело, и душа, и мысли".
- Что значит "по-разному"?
- С помощью таблиц Кунгурцева для каждого конкретного случая рассчитывается формула… Тебя интересует технология или… физиология? - растерянно посмотрела на Антона Елена, отхлебнула из бутылки.
Антон с тоской подумал, что она сейчас напьется и ничего-то он не узнает.
- Я сам не знаю, что меня интересует, - честно признался он.
- Значит, тебя интересует все, - глубокомысленно подняла вверх палец Елена. - Странно, - бессмысленно уставилась на Антона. - Я все знала и понимала, по крайней мере, мне так казалось, пока жила, а сейчас за… - посмотрела на солнце, - пятьдесят минут до смерти я твердо знаю, что ничего не знаю и не понимаю. Не помнишь, кто так сказал?
- Считай, что я, - усмехнулся Антон, - только, может, не за пятьдесят минут до смерти. В любом случае я тебя быстро догоню.
- Я родилась здесь на самом южном острове, когда-то он назывался Тасмания, - сказала Елена. - Там по морю проходит граница - стометровая полоса смертельного излучения. Антарктида как бы в кольце. Все живое, включая бактерии, погибает. Но корабли туда-сюда ходят. В Тасмании большой порт. Наши команды в специальных защитных костюмах доводили корабли до границы, переходили на катера. Дальше - в Антарктиду - корабли шли сами на автоматике. И из Антарктиды через границу - на автоматике. Наши пересаживались с катеров на пришедшие корабли, гнали их в порт.
- Корабли без людей? - удивился Антон.
- Это называется внешняя торговля. Она стара как мир, - объяснила Елена.
Антон подумал, что единожды ошибившись, Господь взял сторону коммерсантов, если разрешал им торговать сквозь стометровую полосу смертельного излучения.
- Чем, интересно, торговали? - приложился к бутыли Антон. Папоротниковый самогон был невероятной крепости. Антон подумал, что, если в его организме и были какие-то бактерии, папоротниковый самогон уничтожил их примерно
так же, как смертоносное пограничное кольцо все живое вокруг Антарктиды.
- От нас к ним - радиоактивная руда, - произнесла Елена, ревниво отслеживая убывание самогона в бутыли. - От них к нам - ядерные отходы и высокие технологии.
Антон сам об этом думал. Значительные территории страны были заражены, отравлены, между тем могучей, загрязняющей окружающую среду промышленности нигде не наблюдалось. В школе говорили: расплата за прошлое. Однако из книг явствовало, что прошлое - до окончательной победы свободы и демократии - было отнюдь не столь печально и безнадежно.
- Ты родилась здесь, - сказал Антон, - жила там, умрешь тоже здесь. Как ты туда попала? И зачем вернулась сюда?
- Я сама не знаю, - жалобно ответила Елена, - то есть, конечно, знаю, но не уверена, что наверняка. Я, видишь ли… отупела за эти десятилетия. Ничего не осталось, только вот эта бутыль и могила. Хотя смысл должен быть. Неужели он только в том, что я встретилась здесь с тобой?
- Мы отвлекаемся, - вздохнул Антон.
- Мой отец был матросом, - обрадовалась возможности не отвлекаться и тем самым не упираться в вопросы, на которые невозможно ответить, Елена. - Тасмания - последний большой остров перед границей, бежать некуда - на сотни миль вокруг вода. Кстати, в смысле продуктов там жилось прилично, лучше, чем в Австралии или Африке. Конечно, если не обращать внимания на радиацию. Но пока живешь, ее не замечаешь, а как заметишь - глядишь, уже и помер. У нас жили до сорока пяти - пятидесяти. Отец гонял к полосе самоходные баржи с рудой, пригонял от полосы - с ядерными отходами или с компьютерами. Никто не задумывался, почему так - так было всегда. Кое-что про ту страну, конечно, знали. Они говорили на атлантическом и европейских диалектах, но был в ходу и главный язык. Там была другая - непонятная, не укладывающаяся в голове жизнь. Слова "свобода" и "демократия" были у них хуже ругательств. Всем заправляла КПСС - чудовищная, объявленная у нас вне закона, террористическая тоталитарная коммунистическая организация. Они должны были околеть от холода в Антарктиде вместе со своими красными знаменами, но сумели установить в центре материка огромный ядерный реактор, который растопил льды. Страна покрылась садами и лесами. Теперь там круглый год лето.
- Как им удалось построить во льдах ядерный реактор? - удивился Антон. - Кто им помог?
- В Антарктиде студенты до сих пор пишут на эту тему рефераты, - усмехнулась Елена. - Существует несколько версий. Первая - государственная: это произошло потому, что коммунистическая идея самая правильная в мире. В нужный момент она мобилизует народ на научные и трудовые подвиги. Вторая - религиозная: Бог помог, потому что Бог - коммунист. Не случайно же Иисусу Христу выписан партийный билет номер один. Третья - уфологическая: реактор построили космические пришельцы, прилетевшие с планеты, где давно и навечно утвердился коммунистический строй.
- А на самом деле? - спросил Антон.
- Не знаю, - посмотрела на него честными синими глазами Елена. - Знаю только, что кто-то построил реактор. Иногда - то ли излучение слабело, то ли Земля так поворачивалась вокруг своей оси - на острове принимали их радиопередачи, телевизионные программы. Там у них был рай - все цвело, всего завались, все молодые и здоровые. У них не было нищих, больных и несчастных. Они купались в море, играли в теннис и летали на планерах. У них ходили деньги, но кто хотел, мог вполне обходиться без денег. В каждом втором магазине товары отпускались даром. Это были те же самые товары, что и за деньги, только на магазине висела вывеска: "Каждому - по потребностям". Иногда, конечно, мелькали красные знамена, но в основном передавали рекламу разных товаров, каждый день новых. Казалось, люди там рождаются, чтобы получить спортивный разряд, вступить в КПСС, походить под знаменами, задарма попользоваться всеми мыслимыми и немыслимыми товарами, поселиться во дворце, где, извини меня, в сортире дерьмо смывает не вода, а шампанское, дожить, не старея, до тысячи лет. На острове никто не верил, что так может быть на самом деле, считали, что они специально дурят нас - свободных граждан великой демократической страны, - потому что завидуют. Люди ведь как устроены? Хотят знать истину. Стали - через матросов - отправлять туда записки. Кто-то просил отыскать родственников, кто-то - прислать лекарство, кто-то интересовался: почему это вы там так хорошо живете под властью извергов и убийц из КПСС, а мы со своей свободой и демократическими выборами сидим в нищей заднице? Те отвечали, присылали в контейнерах умопомрачительные вещи, ну… как моя, извиняюсь, твоя зажигалка. Выходит, не врала реклама. Тоже просили отыскать родственников, переслать на другие материки письма. Чего не пьешь? - Елена строго посмотрела на Антона, застывшего с бутылью в руках.
- Красиво рассказываешь, боюсь пропустить словечко, - Антон вспомнил, что ему вечером у красной проволоки встречать Золу. В два дня мир чудовищно расширился и все продолжал, продолжал расширяться. Антон ощущал себя ничтожной, гонимой ветром - в смертоносную полосу? - песчинкой.
- Бойся пропустить звоночек, - сказала Елена. - Ровно за семь минут до смерти будет звоночек, после чего я начну… - сладко зевнула. - Сколько времени прошло?
Установили по солнцу, что прошло никак не больше получаса.
- Почему звонок? - неизвестно у кого спросила Елена. - Неужели смерть - спектакль, о начале которого следует возвещать звонком?
- А нельзя было в защитном скафандре через границу? - поинтересовался Антон.
- Пробовали, - сказала Елена, - загибались еще до полосы. Это особенное - абсолютно смертельное - излучение. Оно превращает все живое в мертвое, а мертвое оставляет в целости и сохранности. Собственно, для этого оно и придумано.
- Кем?
- Та же история, что и с реактором, растопившим льды. Или коммунистами, или Господом Богом, или инопланетянами.
- Ас той стороны? Как они проходят сквозь полосу? Ты же прошла!
- Наверное, как-то проходят, - задумчиво ответила Елена. - Если им надо. Говорят, что на летающих тарелках. Но я точно не знаю. Я пошла другим путем. Я - исключение из правил.
- Мы здесь подыхаем, - возмутился Антон, - а они там лопаются от жира, травят нас радиоактивными отходами!
- Стало быть, таков наш свободный выбор, - отхлебнула из бутылки Елена.
- Я не выбирал! - крикнул Антон.
Если уподобить разговор мосту, по которому с одного берега на другой бегают слова и мысли, то сейчас Антоновы слова и мысли не добегали до берега Елены, проваливались в какие-то невидимые прорехи, а может, погибали, как те несчастные люди в защитных скафандрах на кораблях под смертоносным излучением. Антон догадался: его наивные вопросы не то чтобы неприятны, но в высшей степени неинтересны Елене. Она знала что-то такое, чего Антон не только не знал, но вообще не сумел бы понять, даже если бы она и сказала. Антон подумал: ей не нравится, что он едва только постигнет что-то своим жалким умишком, и сразу дает волю эмоциям. "Она расскажет мне только то, что посчитает нужным, - вдруг отчетливо осознал Антон. - Мне надо не спорить, не возмущаться, а молчать и слушать!"
- Прости, Елена, не буду больше перебивать, - Антону показалось, что прошло не полчаса, а гораздо больше. Сейчас прозвенит звонок, и…
- Ты прав, - согласилась Елена, - мы не успеем рассмотреть вопрос в историческом, нравственном, политическом, экономическом и философском аспектах. А если и успеем, то вряд ли придем к единому мнению. Со временем мужчин на острове стало не хватать. Разрешили плавать женщинам. Отец и мать теперь работали в одной команде. В одиннадцать лет я закончила школу - на острове была только начальная. Тогда меня в первый раз изнасиловали солдаты с материка.
- Елена, - не удержался Антон, - а в Антарктиде…
- Ни разу, - ответила Елена, - там это не принято. В Антарктиде практикуется спортивный образ жизни, веселый, здоровый секс.
- А как большое одеяло, под которым массово совокупляются коммунисты и коммунистки? - Антон вспомнил, что ему говорила Зола.
- Оно в музее, - сказала Елена, - под ним спали первые люди, которых выбросили с кораблей на лед Антарктиды. Не думаю, что под этим одеялом происходили массовые совокупления. На острове было много старых книг. К двенадцати годам я перечитала все, у меня появился паренек, мне казалось, что мы любим друг друга, как… Ромео и Джульетта. Слыхал про таких?
Антон не слыхал.
- Неважно, - вздохнула Елена, - одним словом, я решила, что помимо физической близости меня с пареньком связывает что-то еще. Что наши частые совокупления под одним одеялом - это еще не все. Ты меня понял?
Антон понял. Точно так же он думал про себя и Золу. Но не был до конца уверен.