Последний раз Антон испытал схожее чувство на так называемых санитарных работах. Помнится, на вокзал прибыли составы с беженцами или переселенцами. По пути их то ли обстреляли, то ли отравили газом - одним словом, прибыли трупы. Их отвезли на окраину города. Школьники были самой дешевой муниципальной рабочей силой - их, как водится, бросили на санитарные работы. Копали долго. Экскаваторщик трудился в поте лица своего, а вот бульдозерист нажрался самогона, заснул в кабине. Старший велел Антону сесть в бульдозер. Они как раз проходили по программе строительные машины, Антон сдал экзамен на "отлично". Бульдозер был мят, избит, под содранной металлической кожей опасно стучал, плевался раскаленной соляркой мотор. По левой стороне вольно гуляло электричество. Видимо, в бульдозере доживал опустившийся, уже и не таящийся от посторонних глаз демон-алкаш. Антон взялся за гнутые, словно кто-то пытался завязать их узлами, рычаги и, как ни странно, легко освоился: сгребал и сгребал в вырытую экскаватором яму трупы, засыпал и засыпал землей. Каждый новый слой как кремом прокладывался негашеной известью. Такой вот "пирог" пекли они на окраине города. Антон ни о чем не думал, просто тупо смотрел из кабины на падающие в яму мужские, женские, детские тела, белую известь, черную землю, на суетящихся с лопатами, на дождевые капли, стекающие по треснувшему лобовому стеклу. Безнадежная грусть не то чтобы вступала в противоречие с его свободной волей, но сама свободная воля теряла всякий смысл. Антон поднимался на новый, видимо, высший и последний уровень свободы - когда нет разницы между жизнью и смертью и соответственно - между живыми и мертвыми.
Что-то похожее испытывал он и сейчас, ведя среди ночи вертолет над распухающей в тумане белой, как негашеная известь, рекой.
Он подумал, что знал в своей жизни немало девчонок, но что Зола определенно среди них самая жестокая.
- Сколько тебе лет? Когда ты закончила школу? - Антон подумал, что, когда они выйдут из вертолета - если, конечно, выйдут, - она вообще не станет с ним разговаривать.
- Школу? - растерялась Зола. - Пять лет назад. А что?
- Была на трудфро? Где?
- Бери левее, - Зола склонилась к окну, сделала вид, что выверяет маршрут. Но его нечего было выверять. Как летели, так и летели вдоль белой реки. - Ну, не училась я в школе, не была на трудфро!
- Жила с родителями? - изумился Антон.
- Какими там родителями, - махнула рукой Зола. - Девка какая-нибудь прижила от мулата и сдала в детский дом. Все как положено.
- Не скажи, - возразил Антон.
- Я была на воспитании, - вздохнула Зола.
Антон подумал, что скоро река сольется с другой рекой, а там и до города недалеко. Елена говорила, что город стоит на берегу большой реки.
- Левее, - напомнила Зола.
Антон взял левее. Интересно, что это за поселок? Не там ли живут женщины - одну зовут Лючия - собирательницы грибов, чей разговор Антон подслушал у красной проволоки? Не в дом ли несчастной Лючии он ударит ракетой?
…В каждой школе самых красивых девчонок забирали на воспитание. Процедура была окутана таинственностью, как река туманом, но все знали, в чем дело. Девчонкам, взятым на воспитание, завидовали. Но их же и ненавидели, как всех, перескочивших из нищеты и лишений, что было уделом большинства, в достаток и относительный покой, что было уделом очень немногих. Ненавидели за сытую, вольготную жизнь, а отнюдь не за цену, которую они за это платили. Эту цену охотно были готовы платить все без исключения девчонки. Жить, пусть и со стариком, но за крепкими стенами было предпочтительнее, чем с кем попало и неизвестно где. Антон вспомнил, как однажды в центре города Кан кивнула на огромную серую машину, подрулившую к супермаркету. Из машины выскочил слуга-шофер, скрылся в стеклянных вертящихся дверях. "Смотри, Ленка!" - шепнула Кан. Антон посмотрел: в выглянувшей из темной бархатной глубины машины гладкой брезгливой физиономии с трудом угадывалась недавняя худенькая одноклассница со смешными косичками. "Стрельни хоть сигарет", - посоветовал Антон. "Ну да, - усмехнулась Кан, - как же, жди! Скажет шоферу, чтобы задавил!" - "Посмотрим!" Антон шагнул к машине и… замер. Он вдруг увидел - или ему показалось? - что у Ленки нет… ног. Во всяком случае, одной ноги выше колена не было точно. Культю в черном чулке венчала странная кружевная подвязка. Тут как раз из стеклянных дверей вышел шофер, как ротан в чешуе, в полиэтиленовых пакетах с деликатесами. Антон и Кан отошли от машины. Кан рассказала, как отбирают на воспитание. Объявляют медосмотр. Девчонки раздеваются, проходят в комнату. Там сидят какие-то незнакомые в белых халатах. Они и решают. "А иногда, - Кан, помнится, смутилась, покраснела, хотя смущалась и краснела крайне редко, - просят… ну… Это когда специальный заказ". Антон не стал уточнять. "Меня уже два года не зовут, - с сожалением вздохнула Кан. - Кому нужна косоглазая? Да и старая я уже". Ей тогда было пятнадцать.
Как бы там ни было, подумал Антон, Золе удалось сохранить тело в целости и сохранности.
- Я не виновата, - сказала Зола. - Так получилось.
- Сколько тебе было лет, когда взяли? - спросил Антон.
- Восемь.
- Восемь? - удивился Антон.
- А дедушке семьдесят два, - засмеялась Зола, - я была его последней, девятой, самой любимой женой. Какие он мне покупал куклы!
"Она настоящий специалист в своем деле, - косо взглянул на Золу Антон, - с восьми-то лет…"
- Мой старичок был главным в региональном продовольственном банке, - продолжила Зола. - Бюджетные дотации, кредиты, закупки, цены - все через него. Только считалось, что главный - глава администрации. Главным был мой!
- Где же он сейчас? - поинтересовался Антон.
- Его звали Монтгомери, - словно не расслышала Зола. Антон подумал, что слышал это имя, но не сумел вспомнить, когда и где.
- Старикан недавно умер, - зевнула Зола. В голосе ее не было ни радости, ни сожаления - вообще никаких чувств. Антону не понравилось, как она это сказала. Можно по-разному относиться к смерти близких людей, но только не с таким равнодушием.
- Старикану Монтгомери остается только позавидовать, - сказал Антон. - Всю жизнь при власти, при деньгах. Безутешная молодая красавица закрывает ему очи на смертном одре.
- Наверное, - после некоторого раздумья согласилась Зола. - Но лучше не завидовать.
- Почему?
- Потому что, видишь ли, перед тем как закрыть очи, я его придушила!
Антон инстинктивно подал штурвал на себя - вертолет ушел вверх.
- Зачем? - Долго объяснять, - Антон не видел в темноте Золы. Видел только блестящие глаза да шевелящиеся губы. Помада запеклась на губах, как кровь. - Его кремировали. А потом эта сволочь Ланкастер не только не признал меня законной наследницей, но открыл уголовное дело, взял с меня подписку о невыезде!
Прежде чем Антон успел что-либо сообразить, она врубила прожектор, вцепилась безжалостной рукой убийцы в штурвал, швырнула машину вниз. Антон увидел стремительно несущиеся на них крыши, вдруг выставившуюся навстречу из темноты кирпичную руку-стену большого дома, выбегающих |из дверей, выпрыгивающих из окон одетых и не очень людей, услышал частые хлопки. Железный пол под ногами странно задергался, запищал, захихикал.
- Стреляй! - завопила кровавыми губами в ухо Антону Зола. - Стреляй… твою мать… собьют!
Машина, казалось, таранила винтом кирпичную стену. Их руки совместно упали на рукоять - на красную кнопку "FIRE RASTER". В следующее мгновение стена бесшумно разлетелась, обнаружив внутри себя воздух и вертикальные столбы, крыша над зданием захлопнулась, как книга, провалилась внутрь, взметнув облако пыли. Антон резко взял штурвал на себя. Вертолет рванулся вверх, едва не врезавшись в соседний дом.
- Разворачивайся! - крикнула Зола. - Я все-таки почешу эту сволочь из пулемета!
20
Пока Антон разворачивался для нового захода, его подруга перебралась на место стрелка, пристегнулась карабином к железной перекладине, чтобы не выпасть, раздвинула бронированные двери салона, просунула наружу тяжелое дырчатое дуло пулемета. В кабине засвистел ветер, сделалось холодно. Зола палила во все, что имело несчастье угодить в световой круг прожектора. Антону в спину летели горячие стреляные гильзы. Одна скакнула за воротник. Антон понял, что испытывают грешники в аду, когда черти рвут им спину раскаленными клещами.
Он боялся напороться на дерево, все время вздергивал машину вверх. Свет смещался на убогие огороды, канавы, сараи, бездарно задирался в небо. Зола с неостывающим жаром - как гильза, приварившаяся к спине Антона, - строчила в темноту, отвечая на вспыхивающие там и здесь редкие огоньки ответных выстрелов. При этом отнюдь не молчала. Такой чудовищной, изощренной, насыщенной ругани Антон доселе не слыхивал. Полный перечень ругательств на основном языке Зола обогащала раскатистыми и шипящими ругательствами сразу на нескольких диалектах. Антон вспомнил, как в детстве Бруно рассказывал ему про древних бессмертных дев-воительниц - валькирий, - забиравших на небеса погибших в битвах героев. Казалось, за спиной у него орудует валькирия. "Только древние, наверное, так не матерились, - подумал Антон, - и не прелюбодействовали со старцами". Еще он подумал, что, кроме совместной жизни со старцем, у Золы была и другая жизнь - бандитки и убийцы. То человеческое, что открылось ему в Золе, когда они обнимались и разговаривали в котельной на узкой лежанке, - обман. Она жестока и коварна, как светящаяся радиоактивная болотная змея.
Когда пошли на кирпичные развалины в пятый или шестой раз, в прожекторном круге возникли недвижные, как вбитые в землю столбы, фигуры. Они держали над головами разноцветные флажки, трепещущие на ветру, словно огоньки над темными свечами.
- Наши, - с грохотом отодвинула пулемет Зола. - Это флажки Конявичуса. - Садимся!
Антон послушно подал штурвал вниз, отпустил педаль и только тут - во внезапной тишине - испытал настоящий страх. Кто эти люди? Почему они должны оставить его в живых? Превыше демона в моторе вертолета; враждебного, присыпанного звездной пылью, ночного воздуха; круглого лезвия Луны; широко раскинувшейся внизу могилы-земли он боялся людей, ибо не было в мире ничего страшнее и непредсказуемее людей.
Антон рванул на себя штурвал, вырубил прожектор, бессильно взвился над развалинами.
- Сядем за рекой. Ты иди к своим, а я… как-нибудь.
- Тебя никто не тронет! - обхватила его сзади за шею Зола. Антон едва не потерял сознание. Еще чуть-чуть, понял он, и хрустнут шейные позвонки. - У Коня есть недостатки, но он никогда не был неблагодарной сволочью! - Хватка ослабла. Зола сама толкала штурвал вниз. - Надо ковать железо, пока горячо, - задумчиво добавила она. - У нас много дел сегодня ночью.
По тому, с какой озабоченностью она это произнесла, Антон догадался, что это вовсе не то железо, которое они ковали вчера в котельной.
- Каких дел? - как утопающий, схватился за соломинку Антон. Воистину Зола и ее дела были его соломинкой - соломинкой, плавающей в крови.
- Штурм правительственного квартала, - ответила Зола. - Именно сегодня, ночью, с земли и с воздуха, когда Ланкастер ни сном ни духом. Это единственный шанс. Завтра он нас уничтожит!
- Там зенитная артиллерия, мы не пробьемся, - Антон вспомнил, как щетинились зенитными стволами особняки правительственного квартала в городе, где он жил раньше. Почему в другом городе должно быть иначе?
- Чего загадывать? - усмехнулась Зола.
- Мало топлива.
- Конь заправит.
- Вдруг у них там, - кивнул вниз Антон, - есть настоящий пилот?
- Там нет пилота, - сказала Зола, - но даже если… Полетишь ты!
Вертолет коснулся полозьями земли да тут же и подпрыгнул вверх. Так повторилось несколько раз, пока Антон не сообразил нажать на пульсирующую изнутри красным, как бы умоляющую обратить на нее внимание кнопку. "Полечу ли?" - усомнился он. Надеяться можно было только на Золу, на скорострельные пистолеты Омара, на добрую волю неведомого Конявичуса.
21
Сделалось очень тихо. Наверное, он так свирепо и неуклюже сажал вертолет, что все разбежались. Антон посмотрел в окно, но не увидел ничего, кроме смутных крадущихся - по его душу, не иначе! - теней, желтой, выкатившейся из ночного облака луны. Еще можно было выскочить из вертолета, броситься в ближайший овраг, добежать до леса. Антон вздохнул: такая ли ценность жизнь, чтобы тратить последние свои силы на ее сохранение? Он резиново и равнодушно улыбнулся Золе. Та курила, откинувшись на спинку, поставив согнутую в колене ногу на сиденье. Даже в сложенном положении нога оказалась выше крашеной золотистой головы. "Дед балдел!" - подумал Антон.
- Я вся твоя, - по-своему истолковала его улыбку Зола. - Потерпи немного, - затянувшись, передала Антону дорогую сигарету. - Во дворце нам будет лучше, чем в котельной! - Весело ему подмигнула.
- В вертолете тоже было бы неплохо, - потянулся к ее длинной ноге Антон. В этот момент в салон просунулось уснащенное старинным штыком винтовочное дуло. На штыке болтался трехцветный - желто-зелено-красный - флажок. "Они ограбили исторический музей", - подумал Антон.
- Где Конь? - небрежно отпихнула штык ногой Зола.
- В поселке. Те сдались. - В проеме возникла раскосая серая физиономия с волосами, схваченными вертикально над головой в стоячий жесткий пучок. Угрюмым - как-то вниз - разрезом глаз, навечно утвердившейся на лице дикостью этот бандитский воин не был похож на виденных ранее Антоном азиатов. "Каких только людей не создает мать-природа", - с опаской покосился на пришельца Антон. Выходило, "новые индейцы" отнюдь не являлись последним словом.
- Откуда ты такой? - вежливо поинтересовался Антон.
- Из питомника, - коротко ответил пришелец.
- Что бы вы, ублюдки, делали без нас? - Выпрыгнула из вертолета, с удовольствием прошлась по твердой земле Зола.
- Они круто сидели в поселке, - бесстрастно подтвердил серолицый. - Все подходы простреливались. Без вас мы бы их не вышибли. - Угрюмый, ненавидящий взгляд питомца остановился на Антоне. Антон почувствовал себя, как если бы питомец уже в него прицелился. Чтобы так себя не чувствовать, до судорог в пальцах захотелось всадить питомцу пулю между глаз. Но тот был в более выгодной позиции. Пока Антон будет выхватывать пистолет, он приколет его старинным штыком к креслу, как змею к земле. Похоже, у человека из питомника дела с логическим мышлением обстояли не лучшим образом. Ему бы радостно приветствовать союзника Антона, он же почему-то хотел его убить.
- Это не заложник, - разрядила возникшее напряжение Зола. - Это наш человек, пилот. Конь знает.
Питомец нехотя отодвинул штык, но так, что чуть не отрезал Антону нос. Один пистолет висел у Антона на поясе, другой лежал в кармане. Антон опустил руку в карман, снял пистолет с предохранителя. За время уединенной жизни он расслабился, отвык от нормальных человеческих отношений. Теперь надо было держать ухо востро.
- Пустишь кого-нибудь в вертолет, убью! - Антон лихо выпрыгнул из вертолета, оттолкнул плечом серолицего, хозяйски обошел машину. Глаза питомца сделались треугольными и блестящими, за щеками как будто заворочались камни.
Антон не представлял, какое место займет в банде неведомого Конявичуса, - если, конечно, вообще займет хоть какое-нибудь, - но решил с самого начала вести себя так, как если бы место было высоким. Во всяком случае, выше, чем у штыкового зверя с жестким стоячим пучком на голове.
Губы зверя искривила нехорошая улыбка. "Пора бы появиться Конявичусу", - встревоженно подумал Антон. Его беспокоила затянувшаяся разборка с пленными. Антон хорошо помнил со школы: шли всемером бить троих - в результате девять били одного, причем до смерти, причем именно того, кто сам собирался всех бить.
Тишина сделалась невыносимой. Антон на всякий случай снял с предохранителя второй пистолет. Тут в темноте грянул залп, потом беспорядочно захлопали одиночные выстрелы. Разборка, стало быть, завершилась. Серолицый посмотрел на Антона, как на пустое место. "Может, он хотел принять участие в расстреле? - подумал Антон. - Или среди тех, кого расстреляли, у него друзья?"
В темноте замельтешили лучики фонариков, послышались возбужденные веселые голоса. В следующее мгновение вертолет, Антон, Зола, питомец со стоящим на голове, подобно штыку, пучком волос оказались в средоточии пляшущего света. Светили прямо в лицо. Антон жмурился, закрывался рукой.
Постепенно глаза привыкли. Из темноты выступил высокий русый парень. На вид ему было лет двадцать. Впрочем, Антон мог ошибаться. Определить возраст человека в темноте, как, впрочем, и при свете дня, было довольно трудно. Днем двадцатилетние тянули на сорок. Отсутствие света, вероятно, заставляло людей выглядеть моложе. И уж совсем было непонятно, как определять возраст новых людей - индейцев или питомцев. Они были вне возраста и днем и ночью.
- Зола! - широко распахнул объятия парень. Зола проворно в них скользнула. - Откуда вертолет?
- Он добыл, - кивнула в сторону Антона Зола.
Это было удивительно, но Конявичус смотрел на Антона без ненависти, скорее, с доброжелательным интересом. Антон попытался улыбнуться, но вместо этого свирепо оскалился. Жизнь не располагала к улыбчивости, мышцы лица отвыкли, одеревенели. У Антона стянуло щеки. Конявичус был вторым человеком в его жизни, который при знакомстве смотрел на него без ненависти. Первым была Елена.
Подошедшие обступили вертолет. По тому, с каким простодушным любопытством они заглядывали в кабину, Антон заключил, что пилотов среди них нет и быть не может.
- Это он прятался за красной проволокой? - спросил у Золы Конявичус. - Дезертир из летного училища? - повернулся к Антону.
- С трудфро. - Отчего-то Антон почувствовал к Конявичусу доверие. "Как мало надо, - усмехнулся про себя, - всего-то, чтобы не пристрелили на месте!"
- Впервые вижу дезертира с трудфро на вертолете, - заявил Конявичус.
Треугольные глаза штыкового питомца повеселели.
- Все чисто, Конь, - пришла на выручку Зола. - Он уничтожил команду. Я свидетель.
Штыковой недоверчиво покачал волосяным штыком на голове.
- Ты ненадежный свидетель, - усмехнулся Конявичус.
Зола пожала плечами. Сейчас она казалась ласковой и беззащитной. Невозможно было представить себе недавнюю - стреляющую в Божий свет, как в копеечку, матерящуюся сразу на всех диалектах Золу. Антон подумал, что если она захочет, то обманет кого угодно. Хотя, конечно, вряд ли это можно было считать большим открытием.
- Ну, допустим, - зевнул Конявичус, и Антон понял, что ему в общем-то наплевать, а выясняет он, главным образом, потому, что иначе окружающие не поймут, - уничтожил команду. Но где ты научился управлять вертолетом? На трудфро?