Перед самым городом поднялись повыше. Антон решил сделать круг, осмотреться. Он был уверен, что в прошлый раз случайно попал ракетой в стену. Больше так не получится. Хотелось хоть одним глазком взглянуть на злополучные казармы. Сначала Антон не обратил внимания на предупреждение Конявичуса: "Только посмей промазать по казармам - расстреляю перед строем как изменника!" Потом, увидев растянувшуюся по дороге, мигающую фарами, рычащую моторами, ощетинившуюся пулеметами, механизированную змею, изумился: экую силищу собрал - унаследовал от Омара? - Конявичус. Как согласно и четко выполняет она его волю! То была не банда - настоящая армия. Прежде виденные Антоном банды с этой в сравнение не шли. "И ведь расстреляет!" - не сомневался теперь Антон. "Откуда столько?" - спросил он у Золы. "Добровольцы, - ответила она. - Тут у каждого под подушкой гранатомет. Но ты прав, людишек много. Кто ж откажется пограбить?"
Антону не понравилось, как эти добровольцы стремительно и по-деловому организовались. С проселочных дорог в колонну вливались все новые и новые бойцы. Некоторые - в черных с прорезями чулках на голове. Притаившийся за деревом жилистый старик в чалме хитрейшим ударом уложил здоровенного - ему не надо было надевать на голову черный чулок с прорезями - негра с гранатометом. "Отдавай шайтан-труба!" - сорвал с плеча медленно падающего негра гранатомет и сумку, подобрал полы длинного халата, присоединился к поспешавшим за БТРом небритым юношам в больших, как противотанковые мины, кепках. С одной стороны, все это свидетельствовало о неукротимом свободолюбии местных жителей. С другой - что они плевать хотели на Конституцию, законы и права человека. С трудом верилось, что, свергнув одну администрацию, они подчинятся другой.
Окраины кончились. Внизу возникли серые приземистые и высокие блочные дома с прогнившими крышами. Ближе к центру появились асфальтированные улицы. Асфальт был в выбоинах и ямах. Мертвая река, светясь, текла сквозь город. По берегам торчали трубы заводов, большей частью обрушившиеся, сгнившие, как старые больные зубы. От серых блочных домов к заводам и рыночной площади поодиночке и группами тянулись микроскопические люди. Налегке - на работу. С большими сумками на колесах - на рыночную площадь. Как будто ветер гнал темную крупу или пыль. В ларьках вовсю торговали водкой и пивом. Антон так засмотрелся на привычную, но подзабытую городскую жизнь, что чуть не врезался в вознесенный над городом рекламный щит: "БОГ И АДМИНИСТРАЦИЯ ЕДИНЫ! ПРИОБРЕТАЙТЕ АКЦИИ ПРОМЫШЛЕННО-ФИНАНСОВОЙ ГРУППЫ "БОГАД"! НАШИ ПРОЦЕНТЫ САМЫЕ ВЫСОКИЕ В РЕГИОНЕ! КУПИШЬ АКЦИИ "БОГАД", СТАНЕШЬ САМ КАК БОГ БОГАТ!"
Над центром было тихо. Центр мирно спал, отгороженный от остального города постами, КПП и шлагбаумами.
Таков был мир, который Конявичус вознамерился очистить от зла, заставить жить по закону Божьему. Антон подумал, что очистить мир от зла значительно легче, чем отремонтировать крыши и дороги, восстановить заводы, привести в нормальное состояние землю и воду. Очистить мир от зла - значит очистить мир от людей. Надо думать, Конявичус сегодня сделает мир намного чище.
- Казармы! - ткнула вниз перевернутым большим пальцем Зола.
Приземистое двухэтажное здание опоясывало площадь полукругом. Сразу за ним начиналась лужайка, посреди которой стоял невысокий с колоннами белоснежный дом - типовая резиденция главы региональной администрации. В центре не наблюдалось прогнивших крыш. Высокие заборы делили территорию на аккуратные участки. Каждый участок включал в себя дом, сад, лужайку, бассейн. Вода в бассейнах была голубой, как и положено воде. Этот мир был чист, но именно сюда двигалась механизированная вооруженная толпа незваных чистильщиков.
Антон подумал, что подлететь к казармам со стороны площади - значит оказаться на открытом пространстве перед сотней окон, из которых опытному стрелку не составит ни малейшего труда расстрелять такую большую мишень, как висящий в воздухе вертолет. Гораздо безопаснее было зависнуть над лужайкой позади казарм и без малейших помех выпустить пять ракет в слепую стену по периметру здания.
- Вызови командира, - велел Антон Золе. - Мы пойдем другим путем.
Стрелок-радист Зола схватилась за рацию, но та была глуха и нема, как она ее ни трясла, на какие кнопки ни нажимала, какими рычажками ни щелкала. Зола оказалась отменным стрелком и никаким радистом.
- Мокрая, болотом воняет, - пробормотала она, понюхав рацию. - Где они ее держали, сволочи?
Между тем всякое промедление казалось Антону опасным. В любую минуту могли помешать. Антон решил начать с ближнего к гаражам и ангару угла казарм.
Раздосадованная Зола от души харкнула в микрофон. Странным образом это взбодрило болотную рацию. Она захрипела, из микрофона, как из трясины, донесся искаженный голос Конявичуса:
- X… молчишь… твою мать! Мы в зашкаленном диапазоне, радиоперехват невозможен!
- Я тебя слышу, Конь! - завопила Зола, передала рацию с застрявшим плевком Антону.
- Бернатас, - произнес Антон прямо в плевок, - когда ты будешь на площади?
- Ползем, как… - недовольно отозвался Конявичус. - Заводской народ ликует.
Антон знал, как нищие окраины встречают идущие на город банды. Наверное, уже доломали последние станки, а сейчас грабят ларьки и магазины.
- Всю власть депутатской фракции партии труда и демократического порядка! - донесся до Антона дикий, сопровождаемый стрельбой вопль. - Да здравствуют права человека и досрочные всеобщие парламентские выборы!
- А ты думал, - усмехнулся Конявичус- Мы только что зарегистрировали нашу партию. Шествуем мирным маршем заявить о своих требованиях главе администрации… - Конявичус пропал. На сей раз стреляли не иначе как из крупнокалиберного пулемета. И похоже, не в воздух. - Регистрационное свидетельство номер… - зашуршал бумагой Конявичус, - три тысячи восемьдесят семь… Неужели, - продолжил с сомнением в голосе, - в этом сраном городе так много общественных организаций?
- Конь, ты получил в муниципалитете разрешение на проведение мирного шествия и митинга? - встревоженно спросила Зола.
- А то нет, - отозвался Конявичус. - Новый префект не возражал.
- Старый возражал? - поинтересовался Антон.
- Старого партийные активисты вышвырнули из окна, - объяснил Конявичус - У него в сейфе нашли яд, которым этот мерзавец хотел отравить городской водопровод. Ты уже над целью?
Антон в двух словах рассказал, как будет действовать.
- Годится, - одобрил Конявичус - Они уже зашевелились?
- Сверху не видно, - сказал Антон. - Если и зашевелились, то внутри.
- Очень много вооруженных с заводов, - произнес после паузы Конявичус- Такое впечатление, что единственное, что они тут производят, - оружие. Я погоню их на площадь, как прикрытие перед техникой. Долбай казармы! Потом садись. Пулемет на гаражи. Чтобы никто ни туда, ни оттуда! Выпустишь технику - убью! Действуй!
Антон бросил вертолет вниз, свирепо завис, ревя винтом, над зеленой площадкой и, перемещаясь вдоль здания, выпустил в него все пять ракет. Каждый раз отраженная взрывная волна встряхивала вертолет. В моторе нарастал, мерзкий металлический стук. Вероятно, нельзя было стрелять со столь близкого расстояния. У Антона заложило уши. Он ничего не слышал. Да и не видел. Над казармами встало непроницаемое облако пыли. Из облака в полнейшей тишине, как бы сами по себе, вылетали кирпичи, выпрастывались бревна и бетонные балки. Точно огромная серая страница внутри облака перевернулся то ли пол, то ли потолок. Антон разинул рот, искусственно зевнул. В ушах щелкнуло. Слух вернулся, но ничего, кроме торжествующего - ультразвукового, не иначе - вопля Золы, он не услышал.
Когда облако рассеялось, Антон увидел, что казарм больше нет. От длинного крепкого здания остался угол, как единственный уцелевший зуб в разбитой челюсти. Если в казармах и были живые солдаты, то теперь определенно их можно было в расчет не принимать. Антон поставил вертолет пулеметом наружу под прикрытие зуба-угла. Отсюда хорошо просматривались подходы к гаражам. Приблизиться к вертолету можно было только со стороны резиденции главы администрации. Но зеленая лужайка простреливалась насквозь, укрыться там было негде. Антон на всякий случай положил перед собой автоматы.
- Мы свое дело сделали, - сказал он Золе. - Самое время подкрепиться.
23
Антон был вынужден признать, что Зола негодная хозяйка. Банку тушенки вскрыла кое-как, хлеб порезала криво, луковицу не очистила, а ободрала. Один бок у луковицы был белый, другой остался в кожуре, как в небрежно наброшенной на плечо телогрейке. К тому же Зола забыла соль. Зато не забыла большую флягу со спиртом. Антон не представлял, сколько времени им здесь сидеть, поэтому предпочел бы иметь две фляги с водой. Но Зола рассудила иначе: одна с водой, другая со спиртом. Она и начала свой завтрак с доброго глотка спирта.
- Я думал, ты решила, что мы не доживем до завтрака, поэтому не взяла соль, - с неодобрением посмотрел Антон на своего стрелка-радиста.
- Соль не поможет, - возразила Зола, - эта тушенка такое дерьмо…
"Что же тогда не дерьмо?" - подумал Антон, который не ел ничего вкуснее тушенки.
- Скоро у нас будет нормальная еда, - брезгливо откусила от луковицы Зола.
- Когда? - уточнил Антон.
- К вечеру, - потянулась к спирту Зола.
- А если нет? - отодвинул флягу Антон.
- Тогда нас самих превратят в нормальную еду для червей, - усмехнулась Зола.
Антон подумал, что, пожалуй, она права. Стояла странная тишина. Рухнули казармы, а правительственный квартал словно бы и не проснулся. Не пустое ли здание он снес? Но развалины были местами окрашены кровью. Из-под одной стены натекла целая лужа, причем кровь все прибывала. Заживо погребенные раненые вышли из состояния болевого шока - из развалин доносились вопли и стоны. Слушать их было невыносимо. Бутерброд с красной несоленой тушенкой не лез в горло. Антону казалось, он ест сырое человечье мясо. "Она знает что делать", - Антон жадно отхлебнул из фляги со спиртом.
Поднявшееся в голову тепло приглушило стоны несчастных. Зола, широко раздвинув ноги, уселась за пулемет. У Антона потемнело в глазах от похоти.
Зола подмигнула ему, похабно провела руками по телу снизу вверх.
- Это все твое, мой повелитель… Сегодня ночью ты будешь нежиться среди фонтанов рая, пастись между лилий… Ты даже не представляешь, как я умею!
- Дедушка научил? - Антон вспоминал про задушенного, смотрел на окрашенные кровью развалины, и Зола становилась еще желаннее. "Они там, - думал Антон, расстегивая штаны, про мертвых и умирающих, - а я здесь. Но скоро буду там. Надо успеть понежиться среди фонтанов рая, попастись между лилий".
- О, мой повелитель, у меня было много учителей, - пьяно расхохоталась Зола. - Гораздо больше, чем мне хотелось, - добавила мрачно и трезво.
- Стрелок-радист! - завопил изнемогающий Антон. - Ко мне! Шагом марш! Равнение на…
На площади внезапно появились изможденные, нетрезвые люди, обвешанные оружием, - авангард мирного шествия. Следом двигались машины с пулеметами и БТРы.
- Да здравствует партия труда и демократического порядка! Долой продажных олигархов! Власть конституционному собранию! Все на досрочные парламентские выборы! - хором прокричала в видеокамеру невооруженная массовка. После чего в окружении женщин, детей, перепуганных депутатов законодательного собрания провинции перед камерой возник переодевшийся в цивильный костюм, побритый и причесанный Конявичус с мегафоном в руке.
- Господа! - разнесся над площадью его хриплый от бесконечного количества отданных сегодня команд голос. - Цель мирного шествия активистов партии труда и демократического порядка - мирный диалог с властями.
Применение насилия совершенно недопустимо! Прошу не поддаваться на возможные провокации. Все вопросы должны разрешаться не силовыми, а сугубо политическими методами. Да здравствует переговорный процесс!
Тут протягивающая Конявичусу цветы женщина стала медленно оседать на землю.
- На провокации не поддаваться! - подхватил на руки раненую Конявичус.
- Снайперы на крыше белого дома! - закричали сразу сто глоток. - Они стреляют в женщин и детей!
После чего оператор зачехлил камеру, а нападавшие профессионально рассыпались по правительственному кварталу, поливая высокие заборы особняков свинцом.
В особняках, впрочем, не обнаруживалось ни малейшего смятения. Особняки строились в расчете на долговременную оборону. Из-за заборов дружно ударили пулеметы. Дерн на лужайке перед белой с колоннами резиденцией главы администрации вдруг начал весело подпрыгивать вместе с черной землей, как будто из глубины вырывались воздушные фонтанчики. Это заработали минометы. Осколки быстро выкосили добрую половину нападавших.
Они покатились назад, уже пылая лютой ненавистью к бандитам, бросившим их под пули и мины.
Конявичус, предвидя подобное, немедленно привел активистов вновь зарегистрированной партии в чувство несколькими пулеметными очередями. Обезумевшая нетрезвая шпана - народ провинции, который Конявичус намеревался заставить жить по закону Божьему, с воем устремился на новый штурм.
За спиной у народа бандиты занимали позиции в расчете на длительное противостояние, пристреливали пулеметы, подкатывали легкие противопехотные пушки и гаубицы.
Белая резиденция главы администрации стала еще белее и неприступнее на солнце. К ней не могли приблизиться из-за совершенно невероятной плотности ответного огня. К тому же поднимающееся солнце светило в глаза нападающим.
Голова у Антона налилась свинцом. Держать ее прямо, не говоря о том, чтобы смотреть по сторонам, было нелегко. Под веки словно насыпали раскаленного песка. Хотелось прикрыть глаза, тогда песок остывал, но прикрыть глаза означало заснуть. Зола уже спала, положив голову на пулемет. Золотистые крашеные волосы были в один цвет с выглядывающими из длинной ленты острыми литыми пулями. Волосы и пули блестели на солнце.
Перестрелка длилась больше часа, но ни одна из сторон ничего не добилась. Площадь была усеяна трупами. Но кто, где и когда считал трупы? Так можно было перестреливаться день, ночь, неделю. Пока не кончатся боеприпасы. Или люди. У нападавших было больше шансов кончиться раньше.
Антона насторожило необъяснимое равнодушие обороняющихся к гаражам и ангару. Они должны были из кожи вон лезть, чтобы вернуть себе контроль над бронетранспортерами и вертолетами, дремлющими в темных прохладных глубинах. Это победа. Но никто не прорывался туда ни короткими, ни длинными перебежками. Хотя пространство перед резиденцией главы администрации было совершенно очищено от нападающих. Самое время было двинуться к технике. Но не двигались. Бандитам овладеть гаражами и ангаром представлялось более затруднительным. Над дальним углом площади господствовал особняк, над бетонным забором которого было черно от стволов и минометных труб. Едва только Конявичус послал в этом направлении пару БТРов, минометы выбросили в воздух, наверное, сотню мин. Асфальт в углу площади превратился в застывшие морские волны.
Антон обратил внимание, что все это время рация работала в режиме передачи. Она передавала в эфир бульканье спирта, скреб ножа по дну консервной банки, глупые разговоры Антона и Золы, прочие, не имеющие отношения к военной операции, звуки. В данный момент рация транслировала в эфир сонное- со стонами - сопение Золы. Вряд ли это было именно то, что хотел слышать Конявичус. Антон переставил рычажок на "прием".
- Сколько раз ты уже ее трахнул? - тут же услышал голос командира.
- Сегодня ни разу, - честно ответил Антон.
- Что там у тебя?
Антону хотелось сказать командиру, что солнце сегодня светит совсем по-летнему, хороший денек, летают паутинки, в лесу сейчас рай, полно грибов. Он был бы самым счастливым человеком, если бы сидел за красной проволокой на крыльце разрушенной дачи, читал "Дон Кихота". "Меня скоро убьют, - подумал Антон. - Я так и не узнаю, чем кончилась книга".
- Тихо, - вздохнул Антон. - Они не идут к гаражам.
- Вижу, - сказал Конявичус. - Но почему?
- Бернатас, ты не помнишь, чем кончился "Дон Кихот"? - спросил Антон.
- "Дон Кихот"? - переспросил Конявичус. - Это который сидел на необитаемом острове?
- Разве он сидел на необитаемом острове? - удивился Антон.
- Неважно, - ответил Конявичус. - С ним все в порядке. Он победил врагов, стал главой администрации, у него было много девок и море вина. Остаток жизни он посвятил Богу.
- Этот город, - вспомнил Антон любимую песню, - звали Сан-Питер, там ездили разбитые "форды"…
- Там девки давали за сахар, - подхватил Конявичус.
- Там солнце ходило босое по стеклу небоскребов… - чисто и звонко, как не во сне, пропела, не просыпаясь, Зола.
- Бернатас… - Антону хотелось сказать командиру, что смерть - чепуха в сравнении… с чем? - Антон не знал, с чем именно, но был склонен полагать, что хотя бы вот с этой песней.
- Густо бьют, - откликнулся Конявичус. - Еще раз пощупаем гаражи. Прикрой. Потом предложу им сдаться. Не сдадутся - выкачу гаубицы, буду бить прямой наводкой.
Антон растолкал Золу, велел стрелять длинными очередями по-над забором господствующего над дальним углом площади особняка, ощетинившегося немыслимым количеством стволов и минометных труб.
Три бойца Конявичуса, петляя, падая, то бегом, то по-пластунски, изредка отстреливаясь, укрываясь за трупами, рванулись к гаражам по превращенному в застывшие волны асфальту. Сидящие за забором, похоже, решили развлечься стрельбой по живым мишеням. Первого подстрелили на половине пути. Двое почти добежали. Когда до дверей ангара оставалось всего ничего, грянул минометный залп. В воздух взлетели куски асфальта, части тел. Куски асфальта вернулись на площадь, а части тел взрывная волна унесла на лужайку перед резиденцией главы администрации. Трава сделалась красной, как будто ее полили вином.
- Глухо, - вздохнул Конявичус. - Тут у них все пристреляно. Жаль технику. Придется разносить прямой наводкой, чтобы никому не досталась.
- Бернатас, - Антон сам не знал, зачем это говорит. - Мне отсюда близко, они не ждут. Я попробую. Если накроют - долби из пушек.
Сделалось тихо. Антон услышал, как шипит-потрескивает рация, как носится в воздухе ветер, а внутри ветра - еще быстрее - пули.
- Что ты сделаешь один? - спросил Конявичус.
- Выясню, в чем дело, - ответил Антон. - Не люблю, когда меня держат за кретина.
- Если техника там, мы пойдем на штурм, - сказал Конявичус. - Если нет… - замолчал.
- Тогда немедленно отходите, - закончил Антон.
- Мы-то отойдем, - спокойно ответил Конявичус. - А ты?
- Если я остаюсь в гараже - значит, техника там, - сказал Антон. - Если ее там нет - возвращаюсь в вертолет.
Пауза.
- Зачем тебе это? - поинтересовался Конявичус.
- Не знаю, - вздохнул Антон. - Тоска.
- Ты мне нравишься, Антонис, - сказал Конявичус. - Людям, которые мне нравятся, я не могу приказывать. Поступай как знаешь.
- Тебя убьют! - Зола вдруг задвинула ногой люк, выхватила - из трусов, что ли? - пистолет, прицелилась Антону в лоб.