- Называет? - переспросил Яма. - Ты ошибаешься, Сэм. Божественность - не только название; это условие существования. Бог не потому Бог, что он бессмертен - ведь даже последний работяга может получить непрерывность существования. Любой умелый гипнотизер может играть с собственным обличием. Я могу сконструировать машины более мощные и точные, чем любая способность, могущая развиться у человека. Быть богом - это качество бытия, способность быть самим собой в такой мере, что его страсти соответствуют силам вселенной, и тот, кто смотрит на него, понимает его, даже не слыша имени. Один древний поэт сказал, что мир полон откликов и соответствий. Другой написал большую поэму об Аде, где каждому уготовлена та музыка, которая соответствует силам природы, управляющим его жизнью. Быть богом - значит, быть способным осознать в себе то, что важно, а затем бить в одну точку, чтобы привести это важное в одну линию со всем существующим. Затем быть за пределами морали, логики и эстетики. Бог есть ветер или огонь, море, горы, дождь, солнце или звезды, полет стрелы, конец дня, любовные объятия. Бог правит через преобладающие страсти. И те, кто смотрит на богов, говорят, даже не зная их имен: "Он - Огонь", "Она - Танец", "Он - Разрушение", "Она - Любовь". Итак, отвечаем на твое замечание: они не называют себя богами; богами называют их все остальные, все, кто видит их.
- Итак, они все играют на своих фашистских банджо?
- Ты выбрал неудачное прилагательное.
- Все остальные ты уже использовал.
- Похоже, что наши мысли насчет этого никогда не сойдутся.
- Если кто-то спрашивает тебя, зачем ты угнетаешь мир, а ты отвечаешь кучей поэтического вздора, тогда, конечно, нет. Думаю, что тут мысли просто не могут сойтись.
- Тогда давай выберем другую тему для разговора.
- Однако я видел тебя и сказал: "Он - Смерть".
Яма не ответил.
- Странная, преобладающая страсть. Я слышал, что - ты стал старым до того, как был молодым.
- Ты знаешь, это правда.
- Ты был замечательным механиком и мастером оружия. Твоя юность сгорела во взрыве, и ты в тот же день стал стариком. Не в этот ли день смерть стала твоей главной страстью? Или это было раньше? Или позднее?
- Неважно, - сказал Яма.
- Почему ты служишь богам? Потому что веришь в то, что сказал мне, или потому, что ненавидишь большую часть человечества?
- Я не солгал тебе.
- Значит, Смерть - идеалист. Забавно.
- Вовсе нет.
- А не может быть, Господин Яма, что ни одна из этих догадок неправильна? Что это твоя главная страсть…
- Ты уже упоминал ее имя, - сказал Яма, - в такой же речи и сравнил ее с болезнью. Ты и тогда был неправ, и сейчас заблуждаешься. Я не хочу слушать эту проповедь еще раз, и, поскольку сейчас я не в зыбучем песке, я и не буду слушать.
- Ладно, - сказал Сэм. - Но скажи, главные страсти богов когда-нибудь меняются?
Яма улыбнулся.
- Богиня танца когда-то была богом войны. Похоже, что все может меняться.
- Когда я умру реальной смертью, - сказал Сэм, - тогда я, наверное, изменюсь. Но до этого момента я буду ненавидеть Небо. Ненавидеть до последнего вздоха. Если Брама сожжет меня, я буду плевать в пламя. Если он меня задушит, я буду пытаться кусать его руки. Если он перережет мне глотку, может быть, его клинок заржавеет от моей крови. Это тоже - главная страсть?
- Ты - хороший бог материи, - сказал Яма.
- Хороший бог!
- Прежде чем что-то случится, - сказал Яма, - я получил заверение, что тебе позволят присутствовать на свадьбе.
- На свадьбе? Твоей и Кали? Скоро?
- Когда меньшая луна будет полной. Поэтому, что бы там Брама ни решил, я, по крайней мере, могу поставить тебе выпивку, прежде чем это произойдет.
- За это спасибо, Бог Смерти. Но я всегда считал, что свадеб на Небе не бывает.
- Эту традицию собираются ломать, - ответил Яма, - нет больше проклятой традиции.
- Тогда - желаю счастья.
Яма кивнул, зевая. Снова закурил.
- Кстати, - сказал Сэм, - какова последняя мода в небесных казнях? Я спрашиваю в чисто информативных целях.
- Казни на Небе не совершаются.
Из Адского Колодца он пошел в Небо, чтобы объединиться с богами. Небесный Город хранит многие тайны, в том числе и кое-что из его прошлого. Известно далеко не все, что случилось за то время, пока он пребывал там.
Однако известно, что он ходатайствовал перед богами в интересах планеты, приобрел симпатии одних и вражду других.
Если бы он предпочел продать человечество и принять предложение богов, то он, как некоторые говорили, мог бы жить вечно, как Хозяин Города, и не встретил бы смерть в когтях призрачных кошек Канибурхи.
Правда, клеветники говорили, что он принял эти предложения, но позднее выдал сам себя, вернувшись в своих симпатиях к страдающему человечеству до конца своих дней, которых осталось очень мало…
Опоясанная молниями, несущая знамя, вооруженная мечом, колесом, луком, защитница, обманщица, ясная, любящая и любимая, Брахмани, Матерь Вед, живущая в тишине самых тайных мест, знаменующая доброе и спокойное, всезнающая, быстрая, как мысль, носительница черепов, обладающая властью, сумерками, непобедимый вождь, сострадательная, открывающая путь потерянным, умоляющим о милости, учитель, доблесть в образе женщины, изменчивая сердцем, суровая, волшебница, пария, бессмертная и вечная…
Ариатаррабхаттариканамасхтот - тарасатакастотра (36–40)
В то время, как часто бывало и в прошлом, ее снежный мех был приглажен ветром.
Она шла там, где колыхалась лимонного цвета трава. Она шла по извилистой тропе под темными деревьями и цветами джунглей, и яшмовые утесы поднимались направо, прожилки молочно-белого камня, прошитые оранжевыми полосками, открывались ей.
Затем, как часто бывало и раньше, она шла на мягких подушечках своих лап, ветер гладил ее белый, как мрамор, мех, и десять тысяч ароматов джунглей и равнины окружали ее здесь, в сумерках места, которое существовало лишь наполовину.
Она шла одна по не имевшей возраста тропе через джунгли, которые были частично иллюзией. Белая тигрица - одинокая охотница. Если другие идут тем же курсом, никто из них не сможет составлять ей компанию.
Затем, как это бывало и раньше, она взглянула вверх, на серую оболочку Неба и на звезды, что блестели там, как чешуйки льда. Ее серповидные глаза широко раскрылись, она остановилась и села, глядя вверх.
За кем она охотилась?
Низкий звук, вроде хихиканья, перешедшего в кашель, вырвался из ее горла. Внезапно она прыгнула на широкий камень и села там, облизывая плечи. Когда показалась луна, она стала следить за луной. Она казалась статуей, вылепленной из нетающего снега, под ее бровями играло топазовое пламя.
Затем, как и раньше, она подумала - в настоящих ли джунглях Кани-бурхи она сидит? Она чувствовала, что она все еще в границах настоящего леса. Но точно не знала.
За кем она охотится?
Небо находилось на плато, которое когда-то было горной грядой. Эти горы были расплавлены и сглажены, чтобы сделать ровную основу. С зеленого юга была перенесена почва, чтобы эта голая поверхность покрылась растительностью. Все пространство прикрыл прозрачный купол, защищающий от полярного ветра и от прочих нежелательных проникновений внутрь.
Небо стояло высокое и сдержанное и радовалось долгим сумеркам и долгим ленивым дням. Свежий воздух, нагретый, когда его втягивали внутрь, циркулировал по Городу и лесу. В самом куполе можно было генерировать облака. Из них вызвали сильнейший дождь, который падал почти на все пространство. Таким же способом можно было вызвать и снегопад, но этого никогда не делалось. На Небе всегда было лето.
В Небесном Лете стоял Небесный Город.
Небесный Город рос не так, как растут города людей - вокруг порта или хорошей пахотной земли, пастбищ, охотничьих угодий, торговых путей или районов, богатых теми или иными природными ресурсами, нужными людям. Небесный Город возник из замысла в умах его первых жителей. Растительность его не растет медленно и как попало, не строят здание - здесь, а новую дорогу - там, не ломают один дом, чтобы дать место другому, не соединяют все части в одно неправильное и разномастное целое, Нет. Каждое полезное требование обсуждалось, каждый дюйм великолепия рассчитывался первыми планировщиками и увеличивающими чертеж машинами. Эти планы были скоординированы и осуществлены несравненным художником-архитектором.
Вишну, Охраняющий, держал в своем мозгу весь Небесный Город до того дня, когда он повернул шпиль высотой в милю на спине Птицы-Гаруды книзу, и Город был полностью воплощен из капли пота с его лба.
Итак, Небо возникло из мысли Бога, эта концепция стимулировалась желаниями его товарищей. Небо было заложено, больше по желанию, чем по необходимости, в пустыне льда, снега и камня, на безвременном полюсе мира, где могли создать себе дом только могучие.
За кем же она охотится? Под куполом Неба, рядом с небесным Городом, был большой лес Канибурха. Вишну в своей мудрости видел, что должно быть равновесие между Городом и пустыней. В то время как пустыня могла существовать независимо от городов требовались для удовольствия не только культурные растения. Если бы весь мир был городом, рассуждал Вишну, часть его жителей жила бы в пустыне, потому что в людях есть желание иметь место, где кончается порядок и начинается хаос. Итак, по его мысли вырос лес с могучими ручьями и запахами растительности и разложения, полный криков бесчисленных существ, живущих в темных местах, сжимающихся на ветру и искрящихся в дождь, гибнущих и снова возрождающихся.
Пустыня подошла к краю Города и остановилась. Входить туда было запрещено, и Город охранял свои границы.
Но некоторые из живших в лесу существ были хищниками, они не признавали пограничных рубежей и входили и выходили по своему желанию. Главными среди них были тигры-альбиносы. Было написано богами, что кошки-призраки не могут видеть Небесный Город, так как в их глаза, в глазные нервы было заложено, что Города здесь нет. Белые кошки полагали, что мир - это только лес Канибурхи. Они ходили по улицам Неба, и для них это были тропы джунглей. Если боги, проходя мимо, поглаживали их мех, для кошек это было прикосновение руки ветра. Если они поднимались по ступеням - это был каменистый склон. Здания были утесами, статуи - деревьями. Прохожих они просто не видели.
Однако если бы кто-то из Города вошел в настоящий лес, кошка и бог жили бы тогда на одном уровне существования: дикое место, равновесие.
Она снова кашлянула, как это бывало и раньше, и ее снежный мех пригладил ветер. Она была призрачной кошкой, она три дня шла по диким местам Канибурхи, убивая и пожирая сырую красную плоть жертвы, выкрикивая громогласный кошачий вызов, вылизывая мех широким, шершавым языком, чувствуя, как на спину ей падает дождь, капает с высоких веток, приходит с грозой из туч, которые чудесным образом скапливаются в центре Неба; шла с огнем в пояснице, потому что спаривалась накануне с лавиной мертво-красного меха, чьи когти царапали ее плечи, и запах крови приводил их обоих в неистовство. Мурлыкала, когда холодные сумерки сошли на нее и принесли луны, похожие на изменяющиеся полукруги ее глаз, золотую, серебряную и серо-коричневую. Она сидела на камне, лизала лапы и думала, за кем же она охотится.
В Саду Лакапалас Лакшми лежала с Куберой, сильным хранителем мира, на душистом ложе, поставленном у бассейна, где купались Апсары. Трое других из Лакапаласа в этот вечер отсутствовали… Апсары со смехом брызгали душистой водой на ложе. Бог Кришна Темный почему-то выбрал этот момент, чтобы дунуть в свою свирель. Девушки тут же отвернулись от Куберы-Судьбы и Лакшми-Возлюбленной, положили локти на край бассейна и уставились на Кришну, лежащего под цветущим деревом между бурдюками с вином и остатками пищи.
Он пробежал пальцами по свирели и извлек одну долгую жалобную ноту и гамму козьеподобного блеяния. Гвари Прекрасная, которую он добрый час раздевал, а потом, по-видимому, забыл, встала, нырнула в бассейн и исчезла в одной из многочисленных подводных пещер. Он икнул, начал одну мелодию, остановился и начал другую.
- Правду ли говорят насчет Кали? - спросила Лакшми.
- Что говорят? - ворчливо спросил Кубера, потянувшись к чаше сомы.
Она взяла чашу из его рук, отпила и вернула ему. Он выпил залпом и поставил на поднос. Слуга снова наполнил ее.
- Что она желает человеческую жертву для празднования своей свадьбы?
- Возможно, - сказал Кубера. - С нее станется. Кровожадная сука, вот она кто. Вечно переселяется в какое-нибудь злобное животное для праздника. Однажды она стала огненным петухом и вцепилась в лицо Ситалы в отместку за ее слова.
- Когда?
- Ну… десять или одиннадцать воплощений назад. Ситала носила вуаль чертовски долгое время, пока ей готовили новое тело.
- Странная пара, - сказала Лакшми, куснув его за ухо. - Твой друг Яма, наверное, единственный, кто хотел бы любиться с ней. Вдруг она разозлится на своего любовника и бросит смертельный взгляд на него? Кто, кроме Ямы, может его выдержать?
- Никто, - сказал Кубера. - Мы таким образом потеряли Картикайю, Бога Сражений.
- Да?
- Угу. Она странная особа. Вроде Ямы, хоть и непохожа на него. Он Бог Смерти, это верно, но он убивает быстро и чисто. А Кали - как кошка.
- Яма когда-нибудь говорил о тех чарах, которыми она его держит?
- Ты пришла сюда собирать сплетни или для чего-нибудь путного?
- И для того, и для другого, - сказала она.
В этот момент Кришна принял свой божественный вид и поднял Атрибут опьянения. Из его свирели полилась горько-темная, кисло-сладкая заразительная мелодия. Опьянение распространилось по саду попеременно то радостными, то печальными волнами. Он встал на гибкие смуглые ноги и начал танцевать. Плоские черты его лица ничего не выражали. Влажные темные волосы лежали тугими кольцами, точно проволока; даже борода была такая же кудрявая. Когда он двинулся, Аспары вышли из бассейна и последовали за ним. Его свирель блуждала по тропам древних мелодий и становилась все более и более неистовой, по мере того как он двигался все быстрее и быстрее, пока, наконец, не сорвался на Раза-Лила, Танец Вожделения, и его свита, положив руки на бедра, следовала за ним с невероятной скоростью по спиральным движениям танца.
Кубера крепче прижал к себе Лакшми.
- Теперь это - Атрибут, - сказала она.
Рудра Жестокий натянул лук и послал стрелу. Стрела неслась все дальше и дальше и, наконец, нацелилась на отдых в центре далекой мишени.
Стоявший рядом с ним Господин Муруган хмыкнул и опустил лук.
- Опять твоя взяла, - сказал он. - Мне этого не побить.
Они ослабили луки и пошли к мишени за стрелами.
- Ты встречался с ним? - спросил Муруган.
- Когда-то, очень давно, я знал его, - ответил Рудра.
- Акселеранионалист?
- Тогда он им не был. Вообще ничего политического. Он из Первых, из тех, кто смотрел на Уратху.
- Да?
- Он отличился в войнах с Морским Народом и Матерями Страшного Жара. - Рудра сделал в воздухе знак. - Позднее об этом вспомнили, и он получил назначение в северный поход в войне против демонов; В те дни он был известен как Калкин, а там стал называться Связывающим. Он развил Атрибут и воспользовался им против демонов. Он уничтожил большую часть Якшасов, а Ракшасов связал. Когда Яма и Кали захватили его в Адском Колодце в Мальве, ему уже удалось освободить Ракшей. Таким образом Ракши снова распространились по миру.
- Зачем он это сделал?
- Яма и Агни говорили, что он предложил этому Ракше в аренду свое тело в обмен на обещание, что отряды демонов будут воевать с нами.
- Значит, на нас могут напасть?
- Сомневаюсь. Демоны не дураки. Если они не смогли справиться с четырьмя нашими в Адском Колодце, вряд ли они нападут на нас всех здесь, в Небе. А Яма сейчас в Большом Зале Смерти конструирует особое оружие.
- А где его будущая супруга?
- Кто знает, - ответил Рудра. - Да и кому какое дело?
Муруган улыбнулся.
- Я когда-то думал, что ты сам всерьез влюблен в нее.
- Слишком холодная, слишком насмешливая, - сказал Рудра.
- Она оттолкнула тебя?
Рудра повернул свое темное, никогда не улыбающееся лицо к прекрасному Богу Юности.
- Ты судишь божества хуже, чем марксисты, - сказал он. - Ты думаешь, что все это идет как между людьми. Мы и в самом деле были некоторое время друзьями, но она слишком сурова с друзьями и поэтому теряет их.
- И этим она оттолкнула тебя?
- Полагаю, что так.
- А когда она взяла в любовники Моргана, поэта с равнин, он в один прекрасный день воплотился в джек-птицу и улетел. Ты как раз тогда охотился на джек-птиц, пока твои стрелы не выбили за месяц почти всех их в небе.
- Я и сейчас охочусь на джек-птиц.
- Зачем?
- Мне не нравится их пение.
- Слишком холодное, слишком насмешливое, - согласился Муруган.
- Я не люблю ничьих насмешек, Бог Юности. Можешь ты обогнать стрелы Рудры?
Муруган снова улыбнулся.
- Нет, - сказал он, - и никто из моих друзей в Лакапаласе не мог бы. Да им этого и не надо.
- Когда я принимаю свой божественный вид, - сказал Рудра, - я беру большой лук, данный мне самой Смертью, посылаю свистящую стрелу за много миль преследовать движущуюся цель, и она поражает насмерть, как удар молнии.
- Давай поговорим о другом, - сказал Муруган. - Я слышал, что наш гость несколько лет назад в Махартхе насмехался над Брамой и напал на священные места. Как я понимаю, он и есть тот самый, кто основал религию мира и просветления.
- Тот самый.
- Интересно.
- Пожалуй.
- Что сделает Брама?
Рудра пожал плечами.
- Об этом знает только Брама, - ответил он.
В месте, называемом Брошенным Миром, где за краем Неба нет ничего, кроме далекого мерцания купола, а далеко внизу - пустой земли, скрытой под дымно-белым туманом, стоял открытый со всех сторон Павильон Тишины; на его круглую серую крышу никогда не падал дождь, на его балконах и балюстрадах по утрам клубился туман, а в сумерках гуляли ветры, В пустых комнатах иногда сидели на жесткой темной мебели или прохаживались между серыми колоннами задумчивые боги, сломленные воины или оскорбленные любовники: они приходили сюда подумать обо всех пагубных или пустяшных вещах под небом за Мостом Богов, среди камней, где мало красок и единственный звук - шум ветра. Здесь, вскоре после Первых дней, сидели философ и колдун, мудрец и маг, самоубийца и аскет, свободный от желания нового рождения или обновления. Здесь, в центре отречения и забвения, было пять комнат под названием Воспоминание, Страх, Разбитое Сердце, Пыль и Отчаяние; и этот павильон был построен Куберой-Судьбой, который не слишком заботился давать названия любому из этих чувств, но, как друг Господина Калкина, сделал это здание по настоянию Канди свирепой, иногда известной как Дурга или Кали, потому что он один из всех богов обладал свойством материализовать соответствие и мог облечь работу своих рук в ощущения и страсти, переживаемые теми, кто появлялся тут.
Они сидели в комнате Разбитое Сердце, пили сому, но не пьянели.
Вокруг Павильона Тишины сгустились сумерки, и ветры, кружащие по Небу, летели мимо.