Но у нее не было сил сопротивляться, даже спорить. Минут десять машина губернатора скользила над густой травой.
- Вот мой дом, - сказала Босквинья. - У меня нет детей твоего возраста, но, думаю, тебе будет достаточно удобно. Не беспокойся, никто не сядет тебе на шею, но сейчас тебе не годится быть одной.
- Я бы лучше была одна, - Новинья пыталась произнести эти слова четко и убежденно, но у нее ничего не получилось.
- Успокойся. Ты явно не в себе.
"Ох, если бы это было так!"
Она не хотела есть. Муж Босквиньи приготовил кофе. Новинья выпила. Было поздно, до рассвета оставалось всего несколько часов. Она позволила уложить себя в постель. Потом, когда дом затих, встала, оделась и пошла вниз, к терминалу губернатора, и приказала компьютеру стереть изображение, которое еще висело над терминалом Станции Зенадорес. Она не смогла расшифровать заключенную в нем тайну, но вдруг это получится у кого-то другого. Девушка не хотела, чтобы на ее совести была еще одна смерть.
Потом она вышла из дома и пошла через Центр, вдоль реки, по Вила дас Агуас, к Биостанции. Домой.
В жилых помещениях было холодно: отключено отопление. Толстый слой пыли лежал на простынях. Как давно она сюда не приходила! Но в лаборатории тепло, уютно, привычно. Работа никогда не страдала от ее привязанности к Пипо и Либо. О, если бы.
Новинья работала аккуратно и тщательно. Все образцы, все слайды, каждую культуру, использованную для исследований, которые привели к смерти Пипо, выбросить, сжечь, отмыть до блеска, как будто ничего и не было. Не просто уничтожить, а еще и скрыть всяческие следы уничтожения. Потом девушка включила терминал. Сейчас она сотрет все рабочие записи на эту тему, а также те заметки родителей, что привели ее на этот путь исследования. Не останется и следа. И пусть это было смыслом ее жизни, сутью ее личности годы и годы, она сотрет, как должны были стереть, разбить, уничтожить ее саму.
Компьютер остановил ее: "Рабочие записи по ксенобиологическим исследованиям уничтожению не подлежат". Да и вряд ли она смогла бы это сделать. Она научилась у своих родителей, прочла в их записях, которые стали для нее священным писанием, образцом, способом жизни: ничто не должно быть забыто, ничто не должно быть утрачено. Знание стало святыней для нее. Безвыходное положение. Это знание убило Пипо, но стереть записи - значит еще раз убить родителей, уничтожить все, что они оставили ей. Она не может сохранить, не может уничтожить. Со всех сторон поднимались стены, слишком высокие, слишком прочные, они смыкались, сейчас раздавят ее.
Новинья сделала то единственное, что могла: поставила вокруг файлов век известную ей защиту, все барьеры. Никто, кроме нее, не прочтет их, пока она жива. Только после смерти ее наследник, ксенобиолог, сможет откопать этот клад. За одним исключением - если она выйдет замуж, ее муж тоже получит доступ к этим файлам. Что ж, она не выйдет замуж. Все очень просто.
Новинья видела свое будущее - блеклое, невыносимое и неизбежное. Она не смеет умереть, но и жизнь такую не назовешь жизнью: ни семьи, ни занятий столь важной проблемой (а вдруг она раскроет секрет и случайно проговорится?), всегда одна, под вечным бременем, виновная, жаждущая смерти, бессильная умереть. Но у нее будет одно утешение: никто больше не умрет по ее вине. На ее совести останется не больше груза, чем сейчас.
И в этот миг полного, целеустремленного отчаяния она вспомнила о Королеве Улья и Гегемоне, о Голосе Тех, Кого Нет. И пусть первый, кто взял это имя, настоящий Голос, уже тысячу лет как в могиле, другие Голоса, десятки их, живут на многих мирах и служат священниками тем, кто не признает богов, но верит в ценность человеческой жизни. Голоса, которые ищут правду о целях и мотивах, двигавших людьми, Голоса, открывавшие ее, когда человек уже мертв. В этой бразильской колонии роль Голосов исполняют священники, но священник не может утешить ее. Она позовет сюда Голос.
Она не понимала раньше, но всю свою жизнь собиралась поступить именно так - с той минуты, как прочла "Королеву Улья" и "Гегемона". С той минуты, как они покорили ее. Она отыскала закон и внимательно прочла его. На колонию распространялась католическая лицензия, но Звездный Кодекс позволял любому гражданину обращаться к священнику его веры, а Голоса считались священниками. Она имеет право позвать, и, если Голос отзовется, власти колонии не посмеют помешать ему.
Возможно, ни один из Голосов не пожелает прилететь. Может случиться так, что Голос не застанет ее в живых. Но была надежда, что когда-нибудь - через двадцать, тридцать, сорок лет - он придет со стороны космопорта и пойдет по следам правды о жизни и смерти Пипо. И может быть, отыщет правду, скажет ее тем ясным, холодным голосом, который звучал для нее в "Королеве Улья" и в "Гегемоне", и тогда она освободится от вины, придавившей ее сердце.
Ее зов нырнул в недра компьютера, анзибль передаст его Голосам на ближайших мирах. "Пожалуйста, приходи, - сказала она про себя неизвестному, который прочтет. - Даже если тебе придется открыть псом мою вину. Все равно, приходи".
Она проснулась с тягучей болью в спине и с таким чувством, будто что-то навалилось ей на лицо. Оказывается, она спала, прижавшись щекой к экрану терминала. Компьютер отключил лазеры, чтобы не повредить ей. Но проснулась она не от боли. Кто-то осторожно трогал ее за плечо. На какое-то мгновение ей показалось, что это Голос Тех, Кого Нет пришел на ее зов.
- Новинья, - прошептал он.
Не Фаланте Пелос Муэртос, кто-то другой. Кто-то… Она думала, что потеряла его в штормовом ветре прошлой ночи.
- Либо, - пробормотала она.
Потом попыталась встать. Слишком резко - боль ударила в спину, закружилась голова. Новинья тихо вскрикнула, схватилась руками за его плечи, чтобы не упасть.
- С тобой все в порядке?
Она ощущала его дыхание - истер, тихий ветер в саду - и чувствовала себя в безопасности, словно была дома.
- Ты искал меня.
- Новинья. Я пришел, как только смог. Мама наконец заснула. С ней сейчас Пипиньо, мой старший брат, и Арбитр. Там все в порядке, и я…
- Ты же знаешь, я могу о себе позаботиться, - сказала она.
Несколько минут молчания, и снова его голос, теперь злой, горький, усталый, усталый, как время, как энтропия, как звезды, как смерть.
- Как Бог свят, Иванова, я пришел сюда вовсе не из-за тебя.
Где-то внутри ее что-то оборвалось. Она не осознавала, что надеется, пока надежда не покинула ее.
- Ты говорила, отец обнаружил что-то на этой твоей имитации и думал, что я смогу разобраться в ней сам. Мне казалось, ты оставила имитацию висеть над терминалом, но, когда я вернулся на Станцию, там ничего не было.
- Неужели?
- Ты все прекрасно знаешь, Нова, никто, кроме тебя, не мог стереть программу. Мне нужно ее увидеть.
- Зачем?
Он удивленно уставился на нее:
- Я понимаю, ты еще не проснулась, Новинья, но ты должна была сообразить, что свинксы убили отца именно из-за той штуки, которую он заметил на твоей модели.
Она спокойно, молча глядела на него. Ему было знакомо это выражение - холодная решимость.
- Почему ты не хочешь показать мне? Я теперь зенадор и имею право знать.
- У тебя есть право на все записи твоего отца, но вовсе не на записи ксенобиолога, не предназначенные для общественного пользования.
- Ну так рассекреть их.
Она опять промолчала.
- Ну как же мы сможем понять свинксов, если не будем знать, что такого открыл в этих клетках отец? - Она не ответила. - Ты ответственна перед Ста Мирами. Мы просто обязаны понять эту расу. Как ты можешь сидеть здесь и… Ты что, хочешь докопаться до всего сама? Хочешь быть первой? Прекрасно, будь. Я поставлю на работе твое имя, Иванова Санта Катарина фон Хессе…
- Меня не интересует престиж.
- Я тоже могу играть в эту игру. Ты не сможешь разобраться без того, что знаю я. Я закрою от тебя свои файлы!
- Меня не интересуют твои файлы.
Это было уже чересчур.
- Так что же тебя интересует? Что ты пытаешься со мной сделать? - Он схватил ее за плечи, поднял из кресла, встряхнул. - Они убили моего отца, моего отца, слышишь?! А ты не хочешь ответить мне! Почему?! Ты знаешь, что там было, на этой модели, скажи, покажи мне!
- Никогда, - прошептала она.
Она смотрела в его перекошенное от боли лицо.
- Но почему?!
- Потому что не хочу, чтобы ты умер.
Она видела, как понимание проступает в его глазах. "Да, все правильно, Либо. Это потому, что я люблю тебя. Если ты узнаешь тайну, свинксы убьют и тебя тоже. Мне плевать на науку, мне безразличны все Сто Миров, провались они вместе с "единственной расой инопланетян", мне все равно, что будет со мной, но ты, пожалуйста, живи".
Слезы капали из его глаз, текли по щекам.
- Я хочу умереть, - выдохнул он.
- Ты утешаешь всех вокруг, - прошептала она, - но кто утешит тебя?
- Ты должна сказать мне, чтобы я мог умереть.
Его руки больше не сжимали ее плечи, они лежали на них, он опирался, чтобы не упасть.
- Ты устал, - сказала она, - отдохни.
- Не хочу, - пробормотал он, но позволил ей увести себя от терминала.
Новинья привела его и спальню, откинула верхнее покрывало, не обращая внимания на поднявшуюся клубом пыль.
- Ты устал, сейчас отдохнешь. За этим ты пришел ко мне, Либо, только за этим, за миром и успокоением.
Он закрыл лицо руками, сел, раскачиваясь из стороны в сторону - мальчик, оплакивающий отца, оплакивающий конец всего. Она тоже так плакала. Новинья сняла с него ботинки, стащила штаны, просунула руки под рубашку, чтобы снять ее через голову. Либо несколько раз глубоко вздохнул, чтобы остановить слезы, и поднял руки, помогая ей раздеть себя.
Она сложила его вещи на стуле, взяла из шкафа чистую простыню, наклонилась, чтобы укрыть его. Он поймал ее за запястье, посмотрел с мольбой. Слезы еще стояли в его глазах.
- Не оставляй меня здесь одного, - прошептал он. - Пожалуйста, побудь со мной.
И она позволила ему притянуть себя, легла рядом. Он тесно прижался к ней, но через несколько минут сон разомкнул его объятия. А Новинья не уснула. Ее руки легко, нежно гладили его плечи, спину, грудь.
- Ох, Либо, я думала, что потеряла тебя, когда они увели тебя со Станции. Я думала, что потеряла тебя, как Пипо. - Он не слышал ее шепота. - Но ты всегда будешь возвращаться ко мне, всегда.
Пусть ее изгнали из сада за невольный грех, как Праматерь Еву. Но она, Ева, сможет вынести это, потому что с ней ее Либо, ее Адам.
С ней. С ней? Она отдернула дрожащую руку. Он никогда не будет принадлежать ей. Они могут жить вместе, только став мужем и женой - закон достаточно строг на всех колониальных мирах и совершенно незыблем на католических. Да, конечно, после этой ночи он захочет жениться на ней. Он, Либо, единственный человек, за которого она никогда не сможет выйти замуж, ибо в этом случае он получит автоматический доступ ко всем ее файлам. Ему не составит труда убедить компьютер показать то, что ему нужно, включая ее рабочие записи, как бы надежно она их ни защищала. Так гласит Звездный Кодекс. В глазах закона муж и жена - один человек.
А она не может позволить ему увидеть эти записи: Либо умен, он обнаружит то, что увидел сегодня его отец, и тогда его тело будет лежать на склоне холма, и его боль, его гибель будут сниться ей до скончания дней. Пипо умер. Ей хватит этой вины. Стать женой Либо - значит убить его. А отказаться - все равно что убить себя. Она не знает, чем станет, если рядом не будет Либо.
"Какая я умная. Нашла такую дорогу в ад, что не выберешься".
Она ткнулась лицом и плечо Либо, и ее слезы потекли по его груди на простыню.
4. ЭНДЕР
Мы насчитываем у свинксов четыре языка. Мужской язык, который мы слышим чаще всего, язык жен - обрывки его тоже постоянно на слуху, свинксы-самцы используют его при общении с самками (ничего себе разница полов!), древесный язык - ритуальные идиомы, которые, по их словам, используют, когда молятся своим деревьям-предкам. В беседах с нами свинксы упоминали также четвертый язык, язык отцов. Разговаривал на нем, они постукивают по дереву палочками разного размера. Свинксы утверждают, что это настоящий язык, отличающийся от других их наречий, как португальский от английского. Наверное, его называют языком отцов из-за того, что "разговорные" палочки сделаны из дерева, из веток, лесных деревьев, а свинксы верят, что в деревьях живут души их предков.
У свинксов замечательные способности к языкам. Они знают наши языки существенно лучше, чем мы их. Последние несколько лет в нашем присутствии они предпочитают разговаривать между собой на звездном и португальском. Возможно, они возвращаются к родному языку, когда мы уходим, или же включили наши в свою систему. А может быть, им так нравятся новые языки, что они играют с ними, как с любимой игрушкой. Смешение языков - явление печальное, но неизбежное в процессе общения.
Доктор Свингер интересуется, сообщают ли имена свинксов и используемые свинксами формы общения что-либо новое об их культуре. Я с определенностью отвечаю "да", хотя не имею даже отдаленного понятия, что говорят нам их имена. Существенно вот что: мы не давали пеквенинос имен и прозвищ. В процессе изучения звездного и португальского они спрашивали у нас значения слов и затем объявляли какое-то из них своим именем или именем соседа. Возможно, такие имена, как Корнерой или Чупацеу ("Сосущий небо") - это переводы, кальки с мужского языка, переложение их подлинных имен, а возможно, это клички, изобретенные специально для нас.
Друг друга пеквенинос называют братьями. Женщины в их речи всегда жены и никогда сестры или матери. Слово "отец" относится исключительно к тотемам - деревьям-предкам. Нас они называют заимствованным словом "человек". А еще они взяли на вооружение Иерархию Исключения Демосфена. В разговорах они определяют людей не как фрамлингов, а как свинксов других племен, утланнингов. Есть, однако, некая странность: себя они считают раман. Это значит, что они либо не понимают, о чем говорит, либо смотрят на себя с точки зрения человека! И - совершенно ошеломляющий поворот - несколько раз в моем присутствии они говорили о самках как о варелез!
Жоао Фигейра Альварес. Заметки о языке и системе отношений свинксов. "Семантика". 9/1948/15.
Жилые помещения Рейкьявика - гнезда, вырезанные в толще гранита фьорда. Квартира Эндера находилась на самой вершине утеса, и, чтобы добраться до нее, нужно долго подниматься по лестницам. Но зато в комнате было окно. Он прожил большую часть своего детства в четырех стенах и теперь предпочитал жилища с видом на природу.
В комнате сухо и тепло, солнечный спет бьет в окно. После подъема по темным прохладным пролетам Эндер на мгновение ослеп. Джейн не стала ждать, пока его глаза привыкнут к свету.
- На терминале тебя ждет маленький сюрприз, - сказала она. Шепот шел из жемчужины в ухе.
В воздухе над терминалом стоял свинкс. Он сделал несколько шагов, почесался, потом сунул руку за спину, извлек из воздуха светящегося, извивающегося червя, оценивающе посмотрел, откусил кусочек… Кровь, смешанная со слюной, потекла по подбородку свинкса, закапала на грудь.
- Высокоразвитая цивилизация, - отметила Джейн.
- У большинства моих знакомых олигофренов отменные манеры, - раздраженно ответил Эндер.
Свинкс повернулся к нему и спросил:
- Хочешь посмотреть, как мы его убили?
- О чем это ты, Джейн?
Свинкс испарился. Теперь над терминалом на склоне холма под проливным дождем лежало тело Пипо.
- По результатам осмотра - они все записали до того, как похоронили тело, - я восстановила процесс вивисекции, который применили свинксы. Хочешь поглядеть, как это было?
Эндер опустился на единственный в комнате стул.
Теперь в воздухе качался склон холма, Пипо был еще жив, лежал на спине, руки и ноги привязаны к деревянным колышкам. Вокруг него стояла дюжина свинксов, один держал в руках костяной нож. В ушах Эндера снова зазвучал голос Джейн.
- Мы не уверены, что это происходило именно так. - Все свинксы исчезли, остался только один, с ножом. - Могло быть и так.
- Ксенолог был в сознании?
- Без сомнения.
- Продолжай.
Спокойно и безжалостно Джейн показала, как вскрывали грудную клетку, как в соответствии с непонятным ритуалом отделяли органы и раскладывали их на земле. Эндер заставлял себя смотреть, пытался понять, какой смысл вкладывали в это свинксы. Джейн шепнула:
- Вот в этот миг он умер.
Эндер почувствовал, как разжимаются его кулаки. До того он и не понимал, что зрелище чужой боли буквально завязало в узел его собственное тело.
Когда все закончилось, Эндер перебрался на кровать, лег и стал смотреть в потолок.
- Я уже показала эту имитацию ученым на дюжине миров, - сказала Джейн. - Скоро и пресса наложит на нее лапы.
- Это еще хуже, чем было с жукерами, - отозвался Эндер. - Все видеофильмы, что нам постоянно крутили, когда я был маленьким, сцены сражений - просто детские игрушки по сравнению с этим.
Со стороны терминала послышался злобный смех. Эндер поднял голову - посмотреть, что задумала Джейн. На компьютере сидел свинкс в натуральную величину и издевательски улыбался. А пока он там хихикал, Джейн изменяла его. Очень тонко, почти незаметно, чуть удлинила зубы, сплющила морду, увеличила глаза и добавила в них красного блеска. Свинкс облизнулся длинным, дрожащим языком. Чудовище из детского кошмара.
- Отлично сделано, Джейн. Превращение из раман в варелез.
- Интересно, скоро ли свинксов начнут считать равными людям… В свете сегодняшних событий?
- Контакт прерван?
- Звездный Конгресс приказал новому ксенологу посещать свинксов через день и не задерживаться больше часа. Ему запрещено спрашивать свинксов, почему они это сделали.
- Не карантин.
- Этого даже не предлагали.
- Предложат еще. Джейн, еще один такой инцидент, и полгалактики будет требовать карантина. Заменить Милагр военным гарнизоном и сделать все, чтобы свинксы никогда не достигли уровня технологии, необходимого для строительства кораблей.
- М-да, у свинксов будут проблемы с общественным мнением, - ответила Джейн. - А новый ксенолог совсем еще мальчик. Сын Пипо. Либо. Это сокращение от Либердаде Грассас а Деус Фигейра де Медичи.
- Либердаде. Либерти. Свободный?
- Не знала, что ты говоришь по-португальски.
- Похож на испанский. Я говорил над могилами Закатекаса и Сан-Анжело, помнишь?
- На планете Мокзетума. Это было всего лишь… м-м… две тысячи лет назад.
- Не для меня.
- Для тебя по субъективному времени это было восемь лет назад. Пятнадцать планет назад. Замечательная штука относительность, правда? Она позволяет тебе оставаться молодым.
- Я слишком много путешествую, - сказал Эндер. - Валентина вышла замуж, у нее будет ребенок. Я уже отклонил дна приглашения Говорить. Зачем ты искушаешь меня?
Свинкс на терминале снова расхохотался.