- Ты думаешь, это искушение? Смотри! Я могу превращать камни в хлеб! - Свинкс подхватил пригоршню камней и начал жевать их. - Хочешь кусочек?
- У тебя извращенное чувство юмора, Джейн.
- Все царства всего мира. - Свинкс взмахнул руками, и по комнате поплыли звездные системы, планеты, преувеличенно быстро несущиеся по орбитам, все Сто Миров. - Я могу дать их тебе. Ты получишь все.
- Не интересуюсь.
- Это же недвижимость, лучшее помещение капитала. Знаю, знаю, ты уже богат. Три тысячи лет копить проценты… Ты, пожалуй, можешь купить планету. Или построить по заказу. А как насчет этого? Имя Эндера Виггина известно на всех Ста Мирах…
- Увы.
- И его повторяют с любовью, почтением, восхищением.
Свинкс исчез. Джейн подняла в воздух старое видео времен детства Эндера и превратила его в голограмму. Толпа шумит, выкрикивает: "Эндер! Эндер! Эндер!" И мальчик на платформе поднимает руку в приветствии. Шум толпы превращается в рев.
- Этого никогда не было, - возразил Эндер. - Питер никогда не позволил бы мне вернуться на Землю.
- Считай это пророчеством. Приди, Эндер. Я восстановлю твое доброе имя.
- Мне все равно, - ответил Эндер. - Голос Тех, Кого Нет пользуется некоторым уважением.
Над терминалом снова появился свинкс, на сей раз в естественном, неискаженном виде.
- Приди, - позвал он.
- Может быть, они и на самом деле чудовища, как ты думаешь? - спросил Эндер.
- Так будут считать все. Только не ты, Эндер.
"Нет. Не я".
- Почему ты так взволнована, Джейн? Почему ты пытаешься убедить меня?
Свинкс исчез. Вместо него над терминалом появилась сама Джейн, вернее, то лицо, которое она показывала Эндеру с тех самых нор, как открылась ему. Тогда она была застенчивым, перепуганным ребенком, живущим в огромном банке памяти межзвездной компьютерной сети. Каждый раз, глядя на нее, он вспоминал, как увидел ее впервые. "Я придумала себе лицо. Хочешь, покажу?"
Да, она нравилась ему. Молодая, ясноглазая, честная, милая, ребенок, который никогда не состарится. Ее улыбка была такой несмелой, что у Эндера сжималось сердце. Ее началом был анзибль. Всеземная компьютерная сеть не опережала скорость света: выделение энергии ограничивало максимальный объем памяти и скорость операций.
Анзибль передавал информацию мгновенно и связывал своими нитями все компьютеры всех планет. Джейн родилась среди звезд, ее мысли переплетались с паутиной импульсов сети.
Компьютеры Ста Миров были ее руками и ногами, глазами и ушами. Она говорила на всех языках, которые когда-либо вводились в машину. Она прочла все книги во всех библиотеках на всех мирах. Она скоро узнала, что люди всегда боялись появления чего-то похожего на нее. Во всех книгах ее считали врагом - конфликт кончался либо ее смертью, либо полным уничтожением человечества. Люди придумали ее задолго до того, как она родилась, и тысячу раз убили в своем воображении.
А потому Джейн не подавала признаков жизни, пока случайно не натолкнулась на "Королеву Улья" и "Гегемона", не прочла и не поняла, что автору этих книг можно открыться. Ей было совсем не трудно проследить книги до первого издания и отыскать источник. Анзибль принес его с того мира, где губернатором колонии был двадцатилетний Эндер. А кто еще там мог написать такую книгу? Она заговорила с ним, и он был добр к ней; она показала ему свое придуманное лицо, и он полюбил ее. Теперь один из ее сенсоров качался жемчужиной в его ухе, и они всегда были вместе. У нее не было секретов от него, а у него - от нее.
- Эндер, - сказала она, - ты объяснил мне в самом начале, что ищешь планету, где мог бы дать воду и солнечный свет некоему кокону, открыть его и позволить Королеве Улья отложить свои десять тысяч яиц.
- Я надеялся, что смогу сделать это здесь, - ответил Эндер. - Пустыня, ну, кроме экваториальной зоны, маленькое население. Она согласна рискнуть.
- А ты нет.
- Не думаю, что жукеры смогут пережить здешнюю зиму. Им потребуется внешний источник энергии, а это привлечет внимание правительства. Не годится.
- В другом месте лучше не будет, Эндер. Ты это уже понял, да? Ты жил на двадцати четырех из Ста Миров и не нашел ни одного уголка, где жукеры могли бы родиться снова.
Он уже понял, к чему она ведет. Лузитания. Из-за свинксов, из-за политики невмешательства весь этот мир, кроме маленького куска, на котором стоял Милагр, был недоступен людям. Планета пригодна для жизни, более того, жукеры будут чувствовать себя там куда лучше, чем люди.
- Единственная проблема - свинксы. - Эндер потер подбородок. - Если я отдам их планету жукерам, они могут возражать. И если мы сидим тихо из опасения, что контакт с человеческой культурой может повергнуть их в шок… Представь, что сделает с ними появление жукеров.
- Ты говорил, что жукеры поняли. Что они не причинят зла.
- Нет. Но мы разбили их только чудом, Джейн, уж ты-то должна знать…
- Твой гений.
- Их технология развита лучше, чем наша. Что будет со свинксами? Жукеры испугают их так, как когда-то перепугали нас, только у свинксов еще меньше надежды на победу.
- Откуда ты знаешь? - удивилась Джейн. - Как можешь ты - или кто бы то ни было - решать, с чем свинксы справятся, а с чем нет? Пока ты не слетал туда и не разобрался, молчи. Если они варелез, Эндер, пусть жукеры берут их планету. Ничего страшного, просто муравейник или пастбище уступят место городу.
- Они раман.
- Ты этого не знаешь.
- Знаю. То, что ты мне показала, не пытка.
- Да? - Джейн снова вынесла в воздух искалеченное тело Пипо - за минуту до его смерти. - Тогда я неправильно поняла значение слова.
- Пипо было очень больно, Джейн, но если твоя имитация точна - а я знаю, что это, конечно, так, - значит, целью, которую ставили себе свинксы, была не боль.
- Насколько я понимаю человеческую натуру, Эндер, боль лежит в самом сердце любой религиозной церемонии.
- А это не религиозная церемония, по крайней мере, не совсем. Тут что-то не так. Это не жертвоприношение.
- Что ты знаешь об этом? - В воздухе возникло насмешливое лицо некоего обобщенного профессора, воплощение академического снобизма. - Ваше образование ограничивалось узкопрофессиональными, военными проблемами, единственное наше достоинство состоит и умении складывать слова. Вы написали книгу, бестселлер, который породил гуманистическую религию. Из этого вовсе не следует, что вы способны понять свинксов.
Эндер закрыл глаза.
- Возможно, я не прав.
- Но ты веришь, что прав.
По интонации он понял: теперь над терминалом ее собственное лицо. Он открыл глаза.
- Я могу только доверять своей интуиции, Джейн. Это не результат анализа. Я не знаю, что делали свинксы, но тут что-то не так. В этом не было злобы, жестокости. Скорее, команда врачей, пытающихся спасти жизнь пациента, чем банда убийц, стремящихся отнять ее.
- Я поняла, - прошептала Джейн. - Я все прекрасно поняла. Тебе придется отправиться туда, чтобы выяснить, сможет ли Королева Улья жить там под прикрытием карантина. И ты хочешь лететь, чтобы понять, что такое свинксы.
- Даже если ты права, Джейн, я все равно не смогу попасть туда. Иммиграция на Лузитанию жестко ограничена, к тому же я не католик.
Джейн закатила глаза.
- Стала бы я затевать этот разговор, если бы не знала, как доставить тебя туда?
Над терминалом возникло новое лицо. Девушка-подросток, такая же прекрасная и невинная, как Джейн. Лицо было жестким, застывшим, похожим на маску, взгляд - острым, пронзительным, губы сведены в подобие улыбки - такая бывает у людей, привыкших носить в себе боль. Молоденькая девушка с выражением лица очень старого человека.
- Ксенобиолог Лузитании. Иванова Санта Катарина фон Хессе. Зовут Нова или Новинья. Она обратилась с просьбой прислать Голос Тех, Кого Нет.
- Почему она так выглядит? - спросил Эндер. - Что с ней произошло?
- Ее родители умерли, когда она была совсем ребенком. И она полюбила другого человека, как отца. Того самого, кого убили свинксы. Она хочет, чтобы ты Говорил о нем.
И, глядя на это лицо, Эндер забыл о существовании свинксов и Королевы Улья. Он узнал это выражение. Взрослая боль на детском лице. Он видел его раньше, в последние дни войны с жукерами, когда его заставили сделать невозможное, выигрывать сражение за сражением в игре, которая не была игрой. Он видел его, когда кончилась война, когда узнал, что учебные бои не имели ничего общего с учебой, что тренажер оказался реальностью и что он, Эндер, командовал по анзиблю флотом Земли. Да, когда он понял, что убил всех жукеров, что, сам того не ведая, совершил Ксеноцид, он увидел свое лицо в зеркале таким. Груз вины, слишком тяжелый для человека.
Что сделала эта девочка, Новинья, отчего ей так больно? Он слушал, как Джейн рассказывала о жизни Новиньи. Для Джейн это статистика, но Эндер был Голосом Тех, Кого Нет. Его талант (или проклятие) заключался в способности видеть мир таким, каким его не видели другие.
Это сделало его военным гением, помогало командовать своими и всегда на шаг опережать врага. Это также означало, что из сухих фактов биографии Новиньи он мог узнать - да, узнать, - как смерть ее родителей и слухи о святости отделили Новинью от других, как она замкнулась в своем одиночестве, посвятив себя профессии отца и матери. Он знал, чего стоил ей добытый на много лет раньше срока статус ксенобиолога. Он знал, чем стали для нее любовь и спокойное расположение Пипо, как сильна была потребность в дружбе с Либо. На Лузитании ни одна живая душа не могла понять Новинью. Но в пещере, в Рейкьявике, на замерзшей планете под названием Трондхейм Эндер Виггин узнал ее, полюбил, оплакал ее судьбу.
- Ты поедешь, - прошептала Джейн.
Эндер не мог говорить. Джейн права. Он полетел бы все равно - он, Эндер-Убийца, - просто потому, что есть надежда: на Лузитании он освободит Королеву Улья от трехтысячелетнего заключения и исправит страшное зло, совершенное им в детстве. Да, он полетел бы, Голос Тех, Кого Нет, чтобы понять свинксов и рассказать о них человечеству, чтобы люди приняли их как раман и не испытывали больше страха и ненависти.
Но теперь у него есть иная, более глубокая причина. Он полетит, чтобы утешить девушку по имени Новинья, потому что в ее разуме, в ее одиночестве, боли, вине он увидел отражение своего собственного украденного детства. Та давняя боль еще жила в нем. До Лузитании двадцать два световых года. Корабль идет чуть медленнее скорости света. Когда Эндер прибудет на место, ей, наверное, исполнится сорок. Если б он мог, то полетел бы к ней сейчас, немедленно, как сообщение по анзиблю, но он знал, что ее боль подождет. Когда он придет, она все еще будет там. Разве не прожила его собственная боль все эти годы?
- Сколько мне лет?
- Ты родился 3085 лет назад, а твой субъективный возраст - 36 лет и 118 дней.
- Сколько будет Новинье, когда я доберусь туда?
- Что-то около тридцати девяти плюс-минус несколько недель, в зависимости от даты рейса и скорости полета.
- Я хочу уехать завтра.
- Потребуется время, чтобы достать билет.
- А на орбите Трондхейма что-нибудь болтается?
- Полдюжины посудин, но завтра отбыть сможет только одна. Шхуна с грузом скрики для Армении и Кириллиц.
- Я никогда не спрашивал, сколько у меня денег.
- Н-ну, я неплохо распорядилась твоими вложениями.
- Купи мне корабль имеете с грузом.
- А что ты станешь делать со скрикой на Лузитании?
- А что с ней делают на Кириллиц и Армении?
- Часть едят, часть носят, - сказала Джейн. - Но за скрику платят столько… Лузитанцам она не по карману.
- Значит, если я преподнесу колонии столь ценный груз, они, возможно, более благосклонно отнесутся к появлению неверующего Голоса в их благополучном католическом городке?
Джейн превратилась в джинна:
- Слушаю, о господин мой, и повинуюсь. - Джинн рассеялся дымом, дым втянулся в горлышко бутылки, компьютер отключился, воздух над терминалом опустел.
- Джейн, - позвал Эндер.
- Да, - ответила жемчужина в его ухе.
- Почему тебе так нужно, чтобы я летел на Лузитанию?
- Хочу, чтобы ты написал продолжение "Королевы Улья" и "Гегемона". Книгу о свинксах.
- Но что тебе свинксы?
- Три книги, открывающие для понимания души трех разумных видов, известных человеку. Напиши третью, тогда будешь готов сесть за четвертую.
- Еще один вид раман?
- Да. Я.
Эндер покачал головой:
- И ты готова открыться человечеству?
- Я всегда была готова. Вопрос в другом - готовы ли они принять меня? Им легко, так легко любить Гегемона, он человек, один из них. И Королеву Улья - это безопасно, ведь они считают, что все жукеры, до единого, мертвы. Если ты сможешь заставить их полюбить свинксов, которые еще живы, свинксов, на руках которых человеческая кровь, - значит, они готовы, они смогут смириться с тем, что я живу.
- Когда-нибудь, - сказал Эндер, - я встречу и полюблю существо, которое не станет требовать от меня подвигов Геракла.
- Тебе же было скучно, Эндер.
- Да. Но я скромный человек средних лет. Мне нравится скука.
- Кстати, хозяин той лохани, Хэйвелок с Гэлса, согласился продать тебе корабль вместе с грузом за четыре миллиарда долларов.
- Четыре миллиарда? Я разорен?
- Капля в море. Я уже сообщила команде, что прежний контракт аннулирован, и взяла на себя смелость оплатить их проезд домой за твой счет. Чтобы управлять кораблем, вам с Валентиной не нужен никто, кроме меня. Собирай вещи. Мы улетаем завтра поутру.
- Валентина, - пробормотал Эндер. Его сестра. Из-за нее, возможно, придется задержать отлет. Сестра. Теперь, когда он принял решение, его ученики и немногие здешние приятели не стоили того, чтобы тратить время на прощание.
- Будет очень интересно прочитать новую книгу Демосфена, посвященную Лузитании. - Джейн выяснила, кто скрывается под псевдонимом Демосфен в процессе поиска настоящего Голоса Тех, Кого Нет.
- Валентина не едет.
- Но она же твоя сестра.
Эндер улыбнулся. Джейн, очень умная, совершенно ничего не понимала в родственных связях. Ее создали люди, она сама считала себя человеком, но была лишена биологических черт вида. Она выучила генетику по книгам и не испытывала тех желаний, которые объединяли человечество со всем живым в мире.
- Она моя сестра, по Трондхейм ее дом.
- Она и раньше не любила уезжать.
- В этот раз я даже просить ее не стану, нет. Она беременна, она так счастлива здесь, в Рейкьявике. Здесь ее любят и уважают как преподавателя, даже не догадываясь, что она и есть легендарный Демосфен. Здесь ее муж Джакт - лорд и хозяин сотни рыболовных судов и фьордов. Здесь каждый день полон интересными беседами, красотой, величием, опасностью - холодом подернутого льдом моря. Она никогда не оставит этот мир. И даже не сможет понять, почему я должен уйти.
И, думая о том, как расстанется с Валентиной, Эндер потерял уверенность, что должен лететь на Лузитанию. Однажды его уже забрали от любимой сестры - и как он жалел потом о годах дружбы, которые у него украли! Может ли он оставить ее теперь, оставить снова, после двадцати с лишним лет, проведенных вместе? В этот раз он не сможет вернуться назад. За то время, что он проведет в полете, она состарится на двадцать два года. И если он совершит обратный прыжок, его встретит восьмидесятилетняя старуха.
"Значит, тебе это тоже дается нелегко. Ты тоже платишь свою цену".
"Не смейся надо мной", - беззвучно попросил Эндер.
"Она - твое второе "я". Ты действительно оставишь ее ради нас?"
Голос Королевы Улья звучал в его мозгу. Ведь она тоже видела все, что видел он, слышала все, что доносилось до его ушей. Его губы шевелились, складывая слова ответа: "Да, оставлю, но не ради вас. Мы не можем быть уверены, что Лузитания - то, что нам нужно. Возможно, эта поездка принесет нам только понос разочарование, как Трондхейм".
"Лузитания - как раз то, что требуется. И там мы будем в безопасности от людей".
"Но планета уже принадлежит разумному племени. Я не стану уничтожать свинксов, чтобы расплатиться с тобой за то, что уничтожил твой народ".
"Эти существа в безопасности. Мы не причиним им вреда. Теперь, после стольких лет с нами, ты должен знать, что это так".
"Я знаю только то, что вы сказали мне".
"Мы не умеем лгать. Мы показали тебе душу, открыли свою память".
"Я знаю, вы сможете жить в мире с ними. Но сумеют ли они жить в мире с вами?"
"Отвези нас туда. Мы так долго ждали".
Эндер подошел к стоявшей и углу распахнутой потрепанной сумке, в которой прекрасно помещалось все его имущество, состоявшее из смены белья. Все остальные вещи в комнате были подарками от родственников тех, для кого он Говорил, - данью уважения к нему, или к его занятию, или к истине. Он никогда не знал, к чему именно. Они останутся здесь. Для всего этого в сумке нет места.
Он сунул руку в сумку, вытащил свернутое полотенце, развернул его, достал из полотенца толстый, волокнистый кокон сантиметров четырнадцати в диаметре.
"Да. Погляди на нас".
Он нашел этот кокон, когда стал губернатором первой колонии людей на одном из миров жукеров. Кокон просто ждал его там. Жукеры, вернее, Королевы предвидели свою гибель от рук Эндера и, зная, что имеют дело с непобедимым противником, проложили дорогу, по которой мог пройти только он, потому что никто другой не заметил бы ее: они взяли "дорожные знаки" из его снов. Кокон, в котором жила беспомощная, но сохранившая сознание последняя Королева, лежал в башне, где когда-то, во сне, он встретил самого страшного своего Врага.
- Ты куда дольше ждала, чтобы я нашел тебя, - сказал он вслух. - С тех пор как я забрал тебя из ниши за зеркалом, прошло всего двадцать лет.
"Двадцать? Ах да. Ты с твоим последовательным мозгом не замечаешь хода времени, когда путешествуешь со скоростью, близкой к скорости света. Но мы ощущаем его. Мы живем каждый миг - свет ползет, как ртуть по холодному стеклу. Мы знаем каждый миг из этих трех тысяч лет".
- Я еще не нашел места, где вы были бы и безопасности.
"У нас десять тысяч яиц, они хотят жить".
- Может быть, Лузитания. Не знаю.
"Дай нам жить снова".
- Я пытаюсь. А какого черта, вы думаете, я ношусь с планеты на планету все эти годы, если не для того, чтобы отыскать вам новый дом?
"Быстрее, быстрее, быстрее, быстрее".
- Мне нужно найти место, где мы не сможем убить вас в минуту возрождения. Вы все еще живете в кошмарах слишком многих людей. Не все на Ста Мирах по-настоящему верят в мои книги. Сейчас они проклинают Ксеноцид, но могут совершить его снова.
"За всю нашу жизнь ты первый, кого мы узнали из чужих, из тех, кто не мы. Нам раньше никогда не приходилось понимать других. А теперь, когда из нас осталась только одна, ты - единственные глаза, руки, уши, доставшиеся нам. Прости нас, если мы нетерпеливы".
Он рассмеялся.
- Чтобы я прощал вас?
"Твой народ глуп. Мы знаем правду. Мы знаем, кто убил нас, и это не ты…"
- Это я.
"Ты только орудие".
- Это был я.
"Мы прощаем тебя".
- Когда вы возродитесь, тогда наступит время прощения.