Не знаю, как у меня духу хватило (рак, наверное), но я нагнулась, схватила плоский монитор и развернула его экраном к себе. Успела увидеть только свою фотографию, прежде чем малый выхватил монитор из моих рук и отодвинул его от меня подальше.
– Извините меня, – произнес он не без злости.
– Откуда у вас моя фотография? – потребовал я ответа. Вдруг дверь справа от малого резко открылась, и появилась высокая женщина с темно-коричневой кожей и полной головой коротеньких косичек.
– Вы пришли рано, – сказала она мне. Прозвучало это как укоризна.
– Вы кто? – спросила я, но, едва спросивши, сама догадалась.
– Стелла, – произнесли мы обе разом.
– Проходите, – немного строго прибавила она, и я подчинилась. У меня было такое ощущение, будто поступлю глупо, если не послушаюсь. Стелла провела меня по устланному ковром коридору к старинному лифту, который напоминал открытую бронзовую клетку, и мы поехали вниз; вышли на отметке – 4. Я следовала за нею по череде коридорных проходов, пока мы не вышли к роскошной на вид двери, помеченной цифрой "47".
– Вы новенькая, верно? – сказала она, хотя прозвучало это совсем не как вопрос.
– Рада, что хоть кто-то сообразил, – фыркнула я. – Тот малый за стойкой, новичок?
Стелла вздохнула.
– Его зовут Нико, и без него тут все развалилось бы.
Я подавила в себе желание уведомить ее, что это довольно увесистая похвала для того, кто всего лишь карточки считывает. Если только обновление условий допуска не было кодовым обозначением спасения мира. Вместо этого решила сыграть в открытую.
– Послушайте, – говорю, – правда в том, что на самом деле это не моя карточка.
Стелла недоверчиво выгнула бровь, глянув не меня, и извлекла из кармана блейзера нечто, смахивавшее на смартфон.
– Что ж, посмотрим тогда, чья же она. – Она протянула руку, и я отдала карточку. Она коснулась ею экрана, выждала секунду, потом вернула карточку мне. – Да нет, она ваша, – сказала и указала на экран. – У вас, случаем, не кризис самовосприятия, а?
С экрана на меня смотрела та же фотография, какую я видела на мониторе в приемной. Портрет по плечи, снятый на улице, но где – я сказать не могла. Наряд знакомый, но от той кофточки я давно избавилась и уже не помнила, когда у меня волосы были такими длинными. Однако это была точно я. Ниже снимка прописными буквами значилось: "ОНКОТАНГО".
– Это что еще за черный юмор? – спросила я сердито.
Стелла закатила глаза.
– У вас рак есть или нет?
– Есть, но…
– Это просто условное обозначение, вам незачем сообщать кому бы то ни было, что это такое, если не хотите. По крайней мере, это легко запоминается и может даже помочь вам в процессе.
– Каком процессе? – спрашиваю.
– Отстранения. Это всегда шаг в сторону. Вот так. – Она показала, отступив на шаг в сторону от стены коридора к центру. – Потом идете себе, сколько хотите. – Стелла сделала три шага вперед. – И когда доходите до места, откуда вам захочется увильнуть… – Она сделала шаг в сторону к противоположной стене. – Понимаете? Просто. Отстраняйтесь, пока не отыщете одну из линий, где у вас облегчение наступает. Только в первую очередь не пытайтесь отыскать такую, где у вас еще рака не было. От тех вы заблокированы.
Забрезжил свет. Не должен бы, потому как это была чушь, невозможное, полное суеверное ку-ку. Тем не менее до меня доходило.
– Просто помните о необходимости отыскивать считывающее устройство, – сказала Стелла, указывая на одно такое возле двери. – Если не срабатывает, просто идите дальше. Ах да, и не позволяйте себе глупость пытаться взять кого-то с собой. У "Клуба Вечности" строгое правило: никаких гостей. Последствия весьма суровые. Возможно, это не справедливо, но уж как есть, так есть.
– Так оно и случилось с Майклом Паррисом? – спросила я.
– Мне не известен никто с таким именем, – ответила Стелла.
Я вручила ей конверт. Она осмотрела его, потом взглянула на бумажки внутри.
– Затрудняюсь сказать. Но предположим – на мгновение, – что… ох, ну, скажем, женщина решила отстранить кого-то вместе с собой, кого-то, кого сильно полюбила. Возможно, мужчину, у кого с сердцем неладно, она захотела спасти его и завела на линию, где он, скажем, не умирает от инфаркта.
– И? – говорю.
– Ну и – не получится. Он не член клуба, номер ему не положен. Он умрет, а ее карточка пропадет. А вам же известно правило для пропаж. – И добавила, когда я отрицательно повела головой: – Кто нашел, тот и владеет. Поздравляю. – Почему-то ее отношение ко мне смягчилось. – Знаете, за исключением случаев, когда точно известно, что причина в таких вещах, как курение или абсцесс, большинство видов рака – это попросту обыкновенная старая невезуха. Но довольно часто происходят какие-то небольшие возмещения вреда – в случайном порядке. Вам повезло. Принимайте меры предосторожности, следуйте здравому смыслу, не нарушайте правил, и вы, возможно, отстранитесь от конца игры на два, а то и три десятилетия.
– А что, если я счастлива там, где я есть, и захочу отдать свою карточку кому-то другому? – спросила я, думая о своем сыне.
– У вас права нет ее отдавать, она не ваша. Она наша. Прочтите правила и условия.
– А если я не захочу пользоваться ею?
Стелла посмотрела на меня с сожалеющим выражением на лице:
– Вы вправе вернуть ее. Только я советую вам ничего не делать в спешке. Подержите у себя некоторое время, на тот случай, если передумаете.
– Но ведь…
– Прошу вас, – устало выговорила она, – я рассказала вам столько, сколько имею права, но не могу уделить вам больше времени. Все пытаюсь отделаться от этой работы и, если не получится, могу застрять тут навсегда. – Она быстро пошла по коридору и скрылась за углом, прежде чем я успела еще раз "Но" произнести.
Я взглянула на дверь, на устройство, на карточку в своей руке. Все, о чем эта женщина только что рассказала мне, было полной и совершеннейшей чепухой, подумала я, так что ничего страшного, если я воспользуюсь карточкой. И воспользовалась – быстренько, не давая себе времени передумать.
Раздался щелчок открывшегося замка. Я ринулась вперед…
…И вот она я, снова стою в приемной, глядя на Как-Там-Звать-Его. Нико. Я крутанулась, полагая, что сумею удержать дверь и вернуться. Не вышло: то была входная дверь снаружи, а не номера 47.
– О! – воскликнул Нико. То же секундное удивление, быстро прикрытое улыбкой. – Добро пожаловать в "Клуб Вечности".
А то, мать твою, тебе этого не было известно, подумала я. Я сошла с горячей сковородки, шагнув в сторонку на одну из тех линий жизни. И у меня по-прежнему был рак.
И тут я вдруг поняла, что раздражало Стеллу во мне, о какого рода помощи бедняжка Карен (кем бы она ни была на самом деле) просила Майкла Парриса, сержанта уголовной полиции (в отст.), и почему мне, видимо, никакой помощи тоже ожидать не приходилось.
Рэмси Кэмпбелл
Оксфордский справочник по английской литературе определяет Рэмси Кэмпбелла как "самого почитаемого из живущих писателей в жанре ужасов". В этой области у него больше всего литературных наград, в том числе премия "Большой Мастер" Всемирного собрания ужасов, премия за многолетние творческие достижения Ассоциации писателей ужасов, премия "Живая легенда" Международной гильдии ужасов и Всемирная премия за многолетние творческие достижения в фэнтези.
В 2015 году он был избран почетным сотрудником Ливерпульского университета имени Джона Мура за выдающиеся заслуги в литературе. Среди его романов – такие как: The Face That Must Die ("Лицо, которое должно умереть"), Incarnate ("Воплощенный"), Midnight Sun ("Полночное солнце"), The Count of Eleven ("Счет до одиннадцати"), Silent Children ("Молчаливые дети"), The Darkest Part of the Woods ("Самая дремучая чаща леса"), The Overnight ("За ночь"), Secret Story ("Тайная история"), The Grin of the Dark ("Усмешка во мраке"), Thieving Fear ("Вороватый страх"), Creatures of the Pool ("Создания из бассейна"), The Seven Days of Cain ("Семь дней Каина"), Ghosts Know ("Призраки знают"), The Kind Folk ("Добряки"), Think Yourself Lucky ("Считай себя везунчиком") и Thirteen Days by Sunset Beach ("Тринадцать дней на Сансет-Бич"). В настоящее время он работает над трилогией: The Three Births of Daoloth ("Три рождения Даолотха"), Needing Ghosts ("Нужда в призраках"), The Last Revelation of Gla’aki ("Последнее откровение Гла’аки"), – и повестями The Pretence ("Притворство") и The Booking ("Предварительный заказ").
В числе его сборников Waking Nightmares ("Будящие кошмары"), Alone with the Horrors ("Наедине с ужасами"), Ghosts and Grisly Things ("Призраки и всякие скверности"), Told by the Dead ("Рассказано мертвецом"), Just Behind You ("Прямо у тебя за спиной") и Holes for Faces ("Дыры для лиц"), а также сборник научно-популярных произведений – Рэмси Кэмпбелл "Вероятно". Его романы The Nameless ("Безымянный") и Pact of the Fathers ("Договор отцов") были экранизированы в Испании. Его регулярные колонки появляются в научно-математическом журнале "Дэд рекконингз" и журнале для киноманов "Видео уотчдог". Он является президентом Общества фантастических фильмов.
Рэмси Кэмпбелл живет в Мерсисайд со своей женой Дженни. Находит удовольствие в классической музыке, хорошей еде и вине и чем угодно в том же духе. Его сайт на www.ramseycampbell.com.
Рэмси Кэмпбелл
Не та игра
Конрад, лучше сразу признаюсь: я не считаю, что это для вашей книги. Это не беллетристика, хотя я и дал такое название, потому не воображаю, что это подойдет. Надеюсь, по меньшей мере, у вас достанет сил откликнуться на это – возможно, даже помочь мне понять, что со мной случилось. Прошу, примите к сведению, что я не виню вас. Наверное, мне следовало бы самого себя винить.
Вы припомните, что я – один из тех писателей, которых вы пригласили в антологию небылиц, на примерах писем, возвращенных на почту как невостребованные. Идея мне понравилась, я готов был принять участие, но к тому времени, когда предложение отыскало издателя, я уже с головой ушел в несколько собственных проектов и таким образом подвел вас. Другая работа вытеснила из моих мыслей антологию, и когда пару месяцев назад я получил письмо, то совсем и не думал о вашей идее.
Как правило, я не рассматриваю почту, прежде чем вскрыть ее, но это послание меня насторожило. Плотный подложенный белый конверт (если быть точным, то защитный с прокладкой производства корпорации "Силд эйр"), с наклеенным ценником на обороте (39 пенсов), из почтового отделения в Осборне. Выглядел пакет необычно-нетронутым, словно был создан казаться девственно чистым. Штамп почтового отправления первого класса оттиснут не был, а мой адрес был написан не одним человеком. Большая его часть выписана жирными прописными буквами черным фломастером, а почтовый индекс подправлен шариковой ручкой. Можете понять, отчего подозрение во мне крепло, если только не считаете, что не так-то много требуется, чтобы пробудить во мне паранойю. Содержимое и вас бы, возможно, настроило на тот же лад.
Внутри я нашел небольшой белый конверт, который, по-видимому, надписывали несколько человек. Адресован он был Роланду Маллесону в Лондон (Уэст-Хит, ЮВ2), Харвелл-Кресент, д. 1, но все это было перечеркнуто и помечено: "ПО ДАННОМУ АДРЕСУ НЕ ПРОЖИВАЕТ". Кто-то написал на месте, где полагалось бы быть марке: "Почтовый сбор не оплачен". На обороте я прочел написанное уже другим почерком: "АДРЕС ПЕРЕСЫЛКИ НЕ УКАЗАН", – а некто пятый, вооружившись розовым маркером, начертал: "Вернуть отправителю". Предназначалось ли все это для того, чтобы запутать меня окончательно, чтобы я и не думал, что извлекаю из конверта? Одно в особенности насторожило меня. Хотя извещение про "НЕ ПРОЖИВАЕТ" было выписано синим маркером, его, несомненно, исполнила та же рука, что и мой адрес на всем пакете. Письмо Роланда Маллесона не вернулось на почту, хотя мне внушалась мысль, что его вернули.
Другие особенности тоже не говорили о правдивости. Конвертик был грубо вскрыт, но если адресат действительно неизвестен, то зачем было получателю вовнутрь заглядывать? Во всяком случае, это позволило и мне поступить так же. В конверте лежала пара картонных прямоугольников примерно два с половиной на четыре с половиной дюйма, грубо вырезанных из большого куска картона и перетянутых лентой так плотно, что места между ними хватало только для клочка бумаги. Мне пришло в голову, что во времена наркотика ЛСД на промокашке именно так его, возможно, и рассылали по почте. Еще раз назовите меня параноиком, если пожелаете, Конрад, но я испугался, что кто-то меня подставил, что если я вскрою картонную упаковку, то сам буду себя винить или меня осудят за содеянное. Даже подумалось, а не причастна ли к этому почта.
Была суббота 24 апреля, и сортировочный цех все еще был открыт. Я задержался ненадолго у раковины в туалете: руки казались грязными, и, помню, я разглядывал их, убеждая себя, что грязи на них нет, – а потом пошел в сортировочный. Он в пятнадцати минутах ходьбы от этого дома, в трех минутах езды в моем возрасте. Несколько женщин стояли в ожидании, готовясь забрать почту, и я видел, как быстро росла очередь у туалета, поскольку за стойкой сидел всего один почтовый служащий. Когда наконец я добрался до окошечка, то показал ему пакет, но из рук его не выпустил.
– К кому мне нужно обратиться с этим?
– Зависит от того, что это. Я не подойду? – Его гладкое круглое лицо выглядело так, будто он тер его, стараясь сделать помоложе, и мне показалось, что я уловил запах мыла сквозь щелку под окошком (может быть, у него под ногтями кое-где даже кусочки розового мыла застряли).
– Могу я видеть заведующего?
– В данный момент она занята. – Профессиональная выучка не помогла ему совсем скрыть обиду, когда он добавил: – Я могу помочь.
– Если скажете мне, почему я получил это.
Он уставился на написанное на лицевой стороне пакета, который я сунул в окошко.
– Это вы? Потому и получили.
Когда он толкнул пакет обратно, мне показалось, что он несколько нетерпелив в желании вернуть его.
– Загляните вовнутрь. – Я и впрямь уловил намек на нежелание или мне показалось?
Он ткнул во внешний конверт указательным и большим пальцами, ощупал его, а потом вытряхнул из него на стойку конверт поменьше. Прочел написанное на обеих сторонах, затем повернул конверт адресом Маллесона ко мне.
– Вы отправляли это?
– Конечно же, нет. Я и не слышал никогда о нем.
– Так, кто бы ни переправил письмо вам, он, должно быть, считал, что отправили вы.
– А с чего бы им считать?
Почтовый служащий заглянул вовнутрь, но картонную упаковку не тронул.
– Что это?
– Полагаю, вы должны проверить. Разве это не ваша обязанность? Собственность Королевской почты.
– Перестает быть таковой после доставки, – сказал служащий и просунул пакет в окошко. – Это ваше, и вы вольны делать с ним что вам угодно.
Я не мог не подумать, что служащий осторожен так, как имел все права быть я сам. Уж не пытался ли он сделать вид, будто считает, что пакет несет смертельную угрозу?
– Я вскрою это здесь, – заявил я, – если вы будете свидетелем. – Я вполне мог вообразить, что почтовик пытается состязаться со мной в осторожности.
– Свидетелем чего? – уперся он.
– Того факта, что я только сейчас вскрыл это.
– Вы могли уже проделать это раньше, а потом скрепить обратно.
– Я не делал ничего подобного, – сказал я с куда как меньшим раздражением, чем то, которое испытывал. – Даю вам слово.
Он сосредоточенно уставился в никуда, в нечто незримое. Потер руки ладонь о ладонь, явно ощущая, что они недостаточно чисты, а я тем временем извлек картонки из конверта. И проделал это так, чтобы он наверняка видел, как плотно льнула лента к картону, когда я ее отдирал. Высвободив концы картонок, выудил то, что лежало между ними. Будь я один, так рассмеялся бы от разочарования: наградой мне послужили две игральные карты, двойка треф и шестерка червей.
– Пользуетесь почтой для игры? – предположил почтовый служащий.
– За свой счет, вам бы следовало иметь в виду.
– Есть люди, которые играют в шахматы по переписке, ведь так? Может, кто и в карты играет.
– Я бы так не считал. – На тот случай, если он меня имел в виду, заметил: – Я в карты не играю с тех пор, как ваш возраст миновал.
– Так что вы намерены делать с этим?
– Карты я возьму домой. Как вы сказали, они были посланы мне.
Подумал ли я уже тогда, что они, возможно, подскажут мне идею рассказа для вашей антологии, Конрад? Если мы с вами схожи, то вы никогда не отбросите материал, каким бы тривиальным он ни казался. Я положил карты в конверт, конверт – в плотный пакет и уже пошел к выходу мимо очереди, собравшейся за моей спиной, как раздался оклик почтового служащего:
– А это взять не желаете? – Он размахивал пустой картонной упаковкой.
– Бросьте это в мусор, сделайте одолжение, – произнес я, а теперь думаю, не стоило ли забрать картонки с собой? Хотя понятия не имею, что бы это изменило. Направляясь к машине, поймал себя на том, что потираю большим пальцем сложенный указательный. Прямо будто тик одолел, особенно если учесть, что не было для него никакой причины, и это отгоняло почти все мысли о Маллесоне. Была ли эта фамилия вовсе мне незнакома? Не имела ли она отношения к какому-то сборищу, в каком я состоял много лет назад? Наверняка я держал в голове имя Майлза Маллесона. Он был занят во многих хаммеровских фильмах ужасов, которые я отыскал сразу, как только одолел планку шестнадцати лет, а десятилетия спустя видел, как у него брали интервью на Фестивале фантастических фильмов в Манчестере. Тем не менее это не помогло мне ухватить витавшую в мозгу, но никак не дававшуюся мне мысль. Казалось, она была слишком расплывчатой, чтобы иметь отношение к актеру.
Добравшись домой, я отправил вам, Конрад, сообщение по электронной почте с вопросом, не вы ли отправили мне тот пакет, невзирая на то что мне пришлось отклонить изначальное предложение. Само собой, вы не замедлили заявить, что не вступаете ни в какую переписку по поводу направленного вами участникам вашей антологии. После вашего ответа я, не теряя времени, сделал то, что следовало бы сделать с самого начала: стал искать в Интернете Роланда Маллесона и его адрес.