- Я сейчас думал, - сказал он, - что в девяти случаях из десяти, когда я просто говорю "Хэлло", проходя мимо кого–нибудь, или если человек, к которому я обращаюсь, сам куда–то спешит, я провожу последующие пятнадцать минут, воспроизводя случившееся и размышляя: то ли моя улыбка была принята за проявление чрезмерной фамильярности, то ли выражение моего лица получилось слишком холодным. Я повторяю снова, дюжину раз изменяя свой тон и пытаясь экстраполировать изменения, могущие приводить к нужной реакции другого человека…
- Ну–ну, - Мышонок взглянул поверх сиринкса. - Не расстраивайся. Ты мне нравишься. Я просто занят сейчас, вот и все.
- О, - улыбнулся Катин. Затем его улыбка сменилась выражением глубокого раздумья. - Знаешь, Мышонок, я завидую капитану. Он выполняет миссию. И его страсть сводит на нет все то, что возникает вокруг него, все, что другие думают о нем.
- Я иду через все это не так, как ты думаешь, - сказал Мышонок. - Совсем не так.
- А я так, - Айдас огляделся. - Где бы я ни был, я все делаю… - он опустил свою черную голову, разглядывая пальцы.
- Просто замечательно с его стороны позволить нам сейчас отдыхать, а самому вести с Линчесом корабль, - произнес Катин.
- Да, - согласился Айдас, - я полагаю…
Он повернул руки, рассматривая темные линии на ладонях.
- У капитана есть о чем позаботиться, - вмешался Мышонок. - А он не хочет об этом и думать. На этом отрезке пути не ожидается ничего интересного, поэтому он должен был чем–то заняться, чтобы отогнать мысли. Вот что я думаю.
- Ты считаешь, что у капитана тяжело на душе?
- Может быть, - Мышонок извлек из инструмента запах корицы, такой резкий, что запершило в ноздрях и защипало нёбо. У Катина выступили слезы.
Мышонок замотал головой и повернул верньер, который раньше трогал Айдас.
- Прошу прощения.
- Валет… - на той стороне каюты Себастьян взглянул поверх карт и сморщил нос, - …мечей.
Катин, единственный, у кого ноги были достаточно длинны, потрогал воду носком сандалии. Закачался разноцветный гравий. Катин вытащил диктофон и щелкнул кнопкой записи.
- Романы пишутся прежде всего о человеческих отношениях, - он вглядывался в мозаичный рисунок стены, полускрытый листьями. - Их популярность объясняется тем, что они заполняют одиночество людей, которые их читают. Людей словно гипнотизирует то, что происходит в их собственном сознании. Капитан и Принс, например, посредством своих стремлений связаны между собой…
Мышонок быстро наклонился к диктофону и произнес:
- Капитан и Принс не сталкивались лицом к лицу, наверное, лет десять.
Катин с досадой щелкнул переключателем, попытался подыскать подходящую шпильку в ответ и не смог. Снова щелкнул тумблером.
- Помните, что общество, позволяющее таким вещам происходить, есть общество, способствующее вымиранию романа. Зарубите себе на носу, запомните это как следует. Если вы думаете, что сюжет романа - это то, что происходит, когда люди встречаются лицом к лицу, когда они разговаривают друг с другом, то вы глубоко заблуждаетесь и невольно способствуете вымиранию романа, - он выключил диктофон.
- Зачем ты пишешь эту книгу? - спросил Мышонок. - Я имею в виду - что ты хочешь с ней сделать?
- Зачем ты играешь на сиринксе? Мне кажется, примерно по той же причине.
- Только если я буду все время проводить за репетициями, я вряд ли что–нибудь сыграю. Это намек.
- Я начинаю понимать, Мышонок. Это для меня не цель, а только способ ее достижения, который перестает интересовать, как только цель достигнута.
- Катин, я понимаю, что ты хочешь сказать. Ты хочешь создать нечто прекрасное. Но у тебя ничего не получается. Я тоже должен долго практиковаться, прежде чем сыграть что–то. Но если ты собираешься сделать то, что задумал, ты должен заставить людей почувствовать, что такое - окружающая их жизнь, заставить их бояться ее, даже если у них не будет к этому никаких иных причин, кроме того парня, что рыскает сейчас по подвалам Алкэйна. И твоя вещь не получится, если ты сам не чувствуешь этою хотя бы немного.
- Мышонок, ты замечательный, хороший, прекрасный человек. Но что–то с тобой не так. Все эти прекрасные образы, которые ты извлекаешь из своей арфы… Я достаточно долго вглядывался в твое лицо и знаю, в какой мере они движутся страхом.
Мышонок вскинул голову, на лбу его прорезались морщины.
- Я могу часами сидеть и смотреть на твою игру. Но она только временами радость, Мышонок. Это происходит только тогда, когда все то, что человек знает о жизни, абстрагируется и подчеркивается в твоей многоголосой и разукрашенной вещи. Это прекрасно и непреходяще. Да, внутри у меня есть большая область, которую я не могу использовать для этой работы, той самой, которая бьет ключом, фонтанирует в тебе, рвется с твоих пальцев. Но внутри тебя тоже есть нечто, что играет только для того, чтобы заглушить рвущийся наружу вопль, - он кивнул, встретив нахмуренный взгляд Мышонка.
Мышонок что–то промычал.
Катин пожал плечами.
- Я бы почитал твою книгу, - сказал Айдас.
Мышонок и Катин повернулись к нему.
- Я читал… ну, разные книги, - Айдас снова перевел взгляд на свои руки.
- Ты бы стал читать?
Айдас кивнул.
- Люди Окраинных Колоний читают книги, иногда даже романы. Только они не очень… ну, они старые… - он поглядел на каркас на стене: Линчес лежал, словно неживой дух. - В Окраинных Колониях иначе, чем… - он обвел рукой помещение, обозначая созвездие Дракона. - Скажи, ты знаешь место, где все было бы хорошо?
- Никогда там не был, - сказал Катин. Мышонок покачал головой.
- Было бы просто глупо, если бы ты знал, не сможем ли мы где достать немного… - Айдас опустил голову и посмотрел себе под ноги. - Не обращай внимания…
- Спросил бы их, - сказал Катин, ткнув пальцем в игроков у стены. - Это их дом.
- А, - сказал Айдас. - Конечно. Я полагаю… - он оттолкнулся от пандуса, плюхнулся в воду, поскользнулся на гравии, выбрался из бассейна и направился к картежникам, капая на ковер.
Катин посмотрел на Мышонка и покачал головой.
Мокрые следы тут же поглощались голубым ворсом.
- Шестерка мечей.
- Пятерка мечей.
- Простите, никто из вас не знает?..
- Десятка мечей. Моя взятка. Паж чаш.
- …на том мире, куда мы идем, нельзя ли достать?..
- Башня.
- Хотел бы я, чтобы эта карта не была перевернутой, когда капитану гадали, - шепнул Катин Мышонку. - Поверь мне, она не предвещает ничего хорошего.
- Четверка чаш.
- Моя взятка. Девятка жезлов.
- …достать немного…
- Семерка жезлов.
- …блаженства?
- Колесо фортуны. Моя взятка.
Себастьян поднял голову.
- Блаженства?
***
Исследователь, решивший назвать внешнюю планету Дим, Умершей Сестры, - Элизиум, просто пошутил. Несмотря на все рельефоизменяющие машины, она оставалась продрогшим, покрытым шлаком эллипсоидом на трансплутоновом расстоянии от звезды, голая и безжизненная.
Некто выдвинул однажды сомнительную гипотезу о том, что все три оставшиеся планеты на самом деле были спутниками, которые находились в момент катастрофы в тени гигантской планеты и поэтому избежали ярости светила, испепелившего их защитницу. Бедные луны, если вы действительно луны, - подумал Катин, когда они пролетали мимо. Быть планетами вам ничуть не лучше. Дело только в претенциозности.
Когда исследователь двинулся дальше, к нему вернулось чувство меры. Усмешка мелькнула на его лице при виде средней планеты - он назвал ее Дис (то есть - ничем).
Судьба рассудила, что остряк спохватился слишком поздно. Рискнувший дразнить богов получает классическую плату. Около 19/25 вещества третьей планеты испарилось в открытом пространстве, когда Дим, Умершая Сестра, стала Новой. В результате этого появилась суша, чуть более возвышенная, чем земная. Атмосфера, которой невозможно дышать, полное отсутствие органической жизни, сверхнизкие температуры. Пустяки, по сравнению с наличием морей - настоящим подарком. А все остальное легко поправить. Поэтому человечество, лишь только начав обживать Плеяды, вторглось на обугленные замерзшие равнины. Старейший город Другого Мира - хотя и не самый крупный, поскольку коммерческие и экономические изменения за последние три столетия привели к перемещениям населения - был очень заботливо назван Городом Ужасной Ночи.
И вот "Рух" опускался рядом с черным волдырем города, высящимся на Дьявольском Когте.
***
(Федерация Плеяд. Другой Мир. ГУН. 3172)
- …восемнадцать часов, - это было окончание сообщения информатора.
- В достаточной ли мере это дом для тебя? - спросил Мышонок.
Лео оглядел поле.
- Никогда по этому миру я не ходил, - признался он. Позади до самого горизонта простиралось море раскрошенного льда. - Но стаи нха по этому морю движутся. Шесть плавников у них и тело из больших сегментов состоит. Рыбаки на них с гарпунами длиной в пять ростов человека охотятся. Это Плеяды. Это дом, - он улыбнулся, и облачко дыхания сделало голубым сияние его глаз.
- Это ведь твой мир, правда, Себастьян? - спросил Катин. - Ты должен хорошо себя чувствовать, вернувшись домой.
Себастьян отвел черное крыло, заслонявшее глаза.
- Мой, но… - он огляделся, передернул плечами. - Я из Тыола. Это город большой, в четверти пути вокруг всего Другого Мира лежит. Отсюда очень далеко он и совсем другой. - Он покачал головой.
- Наш мир, да, - сказала Тай. - Но вовсе не наш дом. Капитан, шедший в нескольких шагах впереди, обернулся.
- Поглядите, - он показал на ворота. Лицо его ниже шрама застыло. - Нет Дракона, свернувшегося на их колоннах. Дом это. Для тебя, для тебя, для тебя и меня - дом это?
- Дом, - повторил Лео, но его голос прозвучал осторожно. Они последовали за капитаном сквозь лишенные Змеи ворота.
В ландшафте преобладали цвета пожарища.
Медь - окислилась до пятнистого желто–зеленого.
Железо - черные и красные хлопья.
Сера - ее окислы были влажными, красновато–коричневыми.
Краски выползали из–за пыльного горизонта и пятнали стены и башни Города. Линчес смахнул серебряную бахрому с ресниц, чтобы поглядеть на небо, где сквозь толчею теней, подобных кошмарным черным листьям, мигало истощенное солнце, не способное даже в полдень создать ничего большего, чем вечер. Он обернулся, чтобы посмотреть на зверя, сидящего на плече Себастьяна, который распростер свои крылья и загремел цепочкой.
- А как твои питомцы чувствуют себя дома? - он потянулся к зверю, но сразу же отдернул руку от черного когтя. Близнецы посмотрели друг на друга и рассмеялись.
Они спускались в Город Ужасной Ночи.
***
На полпути Мышонок начал пробираться по краю эскалатора вверх.
- Это… это не Земля.
- А? - Катин проехал мимо, посмотрел на Мышонка и стал сам протискиваться к краю.
- Это твой первый полет вдаль от Солнца, не так ли? Мышонок кивнул.
- Большой разницы ты не увидишь.
- Но ты только погляди на это, Катин!
- Город Ужасной Ночи, - задумчиво протянул Катин. - Все это огни, правда, их слишком много, но они, наверное, боятся ночи.
Они задержались еще немного, разглядывая грандиозную шахматную доску - инкрустированные фигуры, беспорядочная куча королей, ферзей и ладей, заслоняющая офицеров и пешек.
- Идем, - сказал Мышонок.
Двадцатиметровые лезвия металла, образующие гигантские ступени, понесли их дальше.
- Лучше держаться поближе к капитану.
***
Улицы около стартового поля были полны гостиниц. Над тротуарами возвышались маркизы, отмечая дансинги и психорамы. Мышонок поглядел сквозь прозрачные стены на людей, плавающих в бассейне какого–то клуба развлечений.
- Никакой разницы в этом с Тритоном. Шесть пенсов местной валюты? Цены, впрочем, гораздо ниже.
Половина народу на улицах были либо офицерами, либо членами экипажей. Мышонок слышал музыку - Она лилась из открытых дверей баров.
- Эй, Тай! - Мышонок ткнул пальцем в навес. - Ты когда–нибудь работала в таком заведении?
- В Тыоле - да.
"Опытная гадалка" - буквы на надписи блестящие и растянутые в ширину.
- Мы будем в Городе…
Близнецы повернулись к капитану.
- …пять дней.
- Мы пойдем обратно на корабль? - спросил Мышонок. - Или в город, где можно найти себе развлечения?
Рассеките шрам тремя горизонтальными линиями - капитан наморщил лоб.
- Вы все понимаете опасность, которой мы подвергаемся, - он устремил взгляд поверх зданий. - Нет. Мы не останемся ни здесь, ни на корабле, - он шагнул под арку коммуникационной кабины. Не заботясь о том, что входные панели не закрыты, он положил руку на индукционную пластину. - Это говорит Лок фон Рей. Йогос Седзуми?
- Если консультативная встреча кончилась, я позову его.
- Его андроид сойдет, - сказал Лок. - Совсем маленького одолжения я хочу.
- Он всегда с вами сам, мистер фон Рей, любит говорить. Подождите минуту.
В колонне материализовалась фигура.
- Лок! Давно я тебя не видел. Что я для тебя могу сделать?
- Кому–нибудь понадобится Таафит–на–Золоте в ближайшие десять дней?
- Нет. Я в Тыоле сейчас и буду еще месяц. Я понимаю - ты сейчас в Городе и нуждаешься в месте, где можно остановиться?
Катин уже заметил переход капитана на диалект.
В звучании голосов капитана и Седзуми было сходство, характеризующее их обоих. Катин узнал обычную эксцентричность, которую он определил как своего рода акцент высшего света Плеяд. Он взглянул на Тай и Себастьяна, чтобы узнать, обратили ли они внимание на это. Подрагивание мускулов около глаз, хоть и совсем легкое, но все же было заметно. Катин перевел взгляд на колонну.
- Со мной экипаж, Йоги.
- Лок, мой дом - твой дом. Надеюсь, тебе и твоим друзьям там понравится.
- Спасибо, Йоги, - Лок шагнул из кабины.
Экипаж переглянулся в недоумении.
- Вполне вероятно, - сказал Лок, - что последующие пять дней, которые я проведу на Другом Мире, будут последними, которые я проведу где–либо вообще, - он обвел взглядом экипаж, старательно наблюдая за реакцией. Не менее старательно они пытались скрыть свои чувства. - Мы можем вполне приятно провести время. За мной!
***
Монорельс карабкался вверх, пересекая Город.
- Это Золото? - спросила Тай Себастьяна.
Мышонок, стоявший сбоку от них, вдавил лицо в стекло.
- Где?
- Вон, - Себастьян показал через площадь. Позади домов Город огибала река расплавленного металла.
- Ого, совсем как на Тритоне, - сказал Мышонок. - Кора этой планеты тоже обогревается иллирионом?
Себастьян покачал головой.
- Для этого вся планета большая слишком. Только под каждым городом. Эта трещина Золотом названа.
Мышонок смотрел на хрупкие огненные трещинки, отходящие от основного разлома.
- Мышонок!
- А? - он взглянул на Катина, вытащившего свой диктофон. - Чего тебе?
- Сделай что–нибудь.
- Что?
- Я хочу попробовать провести эксперимент. Сделай что–нибудь.
- Что ты хочешь, чтобы я сделал?
- Все, что взбредет в голову. Валяй!
- Ну… - Мышонок задумался. - Хорошо.
Он сделал.
Близнецы, стоявшие в другом конце вагончика, повернулись посмотреть.
Тай с Себастьяном поглядели на Мышонка, друг на друга, снова на Мышонка.
- Характер, - произнес Катин в диктофон, - наиболее ярко проявляется в действии. Мышонок отступил от окна, сделал резкий оборот и еще раз. Из выражения его лица я могу заключить, что он размышляет насчет моего удивления стремительностью его действий и в то же время хочет знать, удовлетворен ли. я увиденным. Он уронил руки на стекло, тяжело дыша, и просунул согнутые пальцы в…
- Эй, - сказал Мышонок, - я просто махнул рукой. Дыхание, пальцы - это не входит…
- …"Эй, - сказал Мышонок, сунув согнутые большие пальцы в карманы брюк, - я просто махнул рукой. Дыхание, пальцы - это не входит…"
- Черт возьми!
Мышонок разогнул пальцы, нервно сжал кулаки и снова воскликнул:
- Черт возьми!
- Существует три типа действий: целенаправленные, вошедшие в привычку и бесцельные. Люди для того, чтобы быть понятыми, должны использовать все три типа, - Катин взглянул вдоль вагона.
Капитан смотрел сквозь гнутую панель, поддерживающую крышу. Его взгляд был прикован к чахлому свету, пульсирующему, словно глазок в дверце гигантской топки. Свет был таким слабым, что он даже не щурил глаза.
- Я ошибся, - признался Катин в диктофон. - Зеркало, отражающее мое видение мира, поворачивается, и то, что сначала казалось бессмысленным, я вижу достаточное количество раз, чтобы признать привычкой. То, что я полагал привычкой, теперь кажется частью великого замысла. В то время как то, что я принимал первоначально за цель, превращается в бессмыслицу. Зеркало поворачивается снова и показывает, что человек, который, как я думал, страстно идет к своей цели, превратил свою страсть в привычку. Его привычки в высшей степени бессмысленны. В то время, как те действия, которые я определил как бессмысленные, оказываются направленными к достижению демонической цели.
Желтые глаза отпустили усталую звезду. Лицо Лока, взглянувшего на Мышонка, исказилось под шрамом в какой–то усмешке, которую Катин не понял.
"Ярость, - подумал Катин. - Ярость. Да. Но как можно отличить ярость от смеха на этом лице?"
Другие тоже смеялись.
***
- Что это за дым? - спросил Мышонок, обходя дымящуюся решетку в булыжной мостовой.
- Водосток, надо полагать, - сказал Лео. Рыбак поглядел на туман, поднимающийся вверх у столба, на котором видел яркий индукционный фонарь. У почвы пар скапливался и оседал.
- Таафит в конце улицы, - сказал Лок.
Они двинулись на холм мимо полудюжины еще таких же решеток, дымящихся в вечных сумерках.
- Я думаю, Золото находится прямо…
- …за этой стеной?
Лок кивнул близнецам.
- Что это за место - Таафит? - спросил Мышонок.
- Место, где мне будет удобно, - слабая болезненная гримаса тронула лицо Лока. - И где нам с вами ни о чем не надо будет беспокоиться, - Лок протянул руку, чтобы похлопать его по плечу, но Мышонок увернулся. - Вот мы и на месте.
Двенадцатифутовые ворота с разноцветными стеклами, обрамленными витыми полосами металла, разошлись в стороны, когда Лок положил руку на пластину замка.
- Нас приглашают.
- Таафит не ваш? - спросил Катин.
- Он принадлежит моему старому школьному другу Йогосу Седзуми, владеющему рудниками на Плеядах. Дюжину лет назад я часто им пользовался. Вот почему замок открылся от прикосновения моей ладони. Я сделал то же самое для него с несколькими моими домами. Мы давно не видели друг друга, но раньше мы были довольно близки.
Они вошли в сад Таафита.
Здешними цветами никогда не любовались при полном солнечном свете. Лепестки были темно–красными, каштановыми, фиолетовыми. Цвета вечера. Похожие на слюду чешуйки паучьей тильды поблескивали на безлистых ветках. Было много низкорослого кустарника, но все более высокие растения были очень гладкими и редкими, чтобы отбрасывать как можно меньше тени.