- Тогда вы не знаете ее окрестностей; раз вы там были только один вечер, - хриплый шепот Мышонка то поднимался, то опадал. - Вы идете вверх по каменным ступеням, пока открыты все ночные клубы, и там нет ничего, кроме грязи, травы и гравия, но вы все идете, а стены развалин покрыты оспой. Потом вы попадаете в место, называемое Анафиотика. Это означает "маленький Анафи", понимаете? Анафи был островом, который почти исчез после землетрясения много лет тому назад. Там есть маленькие домики, построенные прямо на склоне горы, и улицы семнадцати дюймов шириной со ступеньками, по которым карабкаешься, словно по приставной лестнице. Я знаю парня, у которого там дом… А когда я кончал работу, я брал какую–нибудь девушку. И вина. Даже когда я был ребенком, я уже мог проводить время с девушками… - Мышонок покусал пальцы. - Мы поднимались на крышу его дома по ржавой винтовой лестнице, начинающейся у входной двери, распугивая котов. А потом мы играли и пили вино и смотрели вниз, на город, раскинувшийся под горой подобно сотканному из огней ковру, и вверх, на вершину горы с маленьким монастырем, похожим на обломок кости. Однажды мы играли слишком громко, и старая женщина из домика сверху запустила в нас кувшином. Но мы только посмеялись над ней и стали кричать еще громче и уговаривали ее спуститься вниз за стаканом вина. А небо над горами уже становилось серым. Мне нравилось это, капитан. И го, что сейчас, мне нравится тоже. Я играю гораздо лучше, чем умел тогда. Это от того, что вижу вокруг себя. И я вижу вокруг себя много того, чего вы не замечаете. И это я тоже должен сыграть. Просто это не трогает вас - я не хочу сказать, что вы не чувствуете, не видите и не слышите. Я иду туда - в одном мире, и сюда - в другом, и мне нравится то, что я вижу в обоих. Вы знаете, как лежит ваша ладонь в ладони человека, который вам всех ближе? Изгибы ладоней - это спирали Галактики, задерживающиеся одна в другой. Вы знаете форму своей ладони, когда другая ладонь покидает ее, и вы пытаетесь вспомнить ощущение, которое было? Другого такого изгиба не было и не будет. Я хочу сыграть ладонь в ладони. Катин говорит, что я боюсь. Что я боюсь всего, что вокруг меня. Потому что все, что я вижу, я заталкиваю в свои зрачки, вонзаю в это мои пальцы и язык. Я люблю сегодня. Это значит, что я должен жить в страхе. Потому что сегодня - страшно. Но, в конце концов, я не боюсь искать в страхе, жить в страхе. Катин - он все смешал с прошлым. Конечно, прошлое - это то, что делает сегодня, как сегодня делает завтра… Капитан, мимо нас несется грохочущая река. Но мы можем спуститься к ней, чтобы напиться, только в одном месте, и это место называется "сейчас". Я играю на сиринксе, понимаете, и это - словно приглашение каждому спуститься и напиться. Когда я играю, я хочу, чтобы мне аплодировали. Потому что когда я играю, я стою наверху, понимаете, и держу натянутый страховочный трос, к которому они привязаны, балансируя на той грани сумасшествия, где мой разум еще способен работать. Я танцую в огне. Когда я играю, я веду других танцоров туда, куда вы, и вы, - Мышонок тыкал пальцем в прохожих, - и он, и она не могут попасть без моей помощи. Капитан, - три года тому назад, в Афинах, когда мне было пятнадцать лет, я запомнил одно утро на крыше. Я стоял, прислонившись к решетке, по которой вился виноград, и огни города гасли перед приближением рассвета, и танцы затихли, и две девушки спали, завернувшись в красное одеяло, около железного столика. И я вдруг спросил себя: что ты здесь делаешь? И спросил опять: что ты здесь делаешь? Это была словно навязчивая мелодия, приходящая снова и снова. Я испугался, капитан. Я был возбужден и счастлив, и до смерти испуган и, готов поручиться, я широко ухмылялся, совсем как сейчас. Вот так все и началось, Капитан. Не было никакого голоса, пропевшего или прокричавшего это. Но я играю на своей арфе… А что я делаю сейчас, капитан? Поднимаюсь по другой улице, по каменным ступеням в нескольких парсеках оттуда. Восход тогда - ночь сейчас. Что я здесь делаю? Да! Что я делаю?
- Ты ударился в самокритику, Мышонок, - Лок обошел столб, стоящий на верху лестницы. - Давай вернемся в Таафит.
- О, конечно, капитан, - Мышонок неожиданно заглянул в искалеченное лицо. Капитан посмотрел на него. В глубине ломаных линий Мышонок увидел улыбку и сострадание. Он засмеялся. - Хотел бы я сейчас иметь сиринкс! Я бы сыграл ваши глаза отдельно от головы. Я бы вывернул нос через обе ноздри, и вы бы стали в два раза уродливее, чем сейчас, капитан. - Потом он посмотрел на улицу. Мокрый тротуар, люди, огни завертелись перед наполнившимися слезами глазами. - Хотел бы я сейчас иметь сиринкс, - снова прошептал Мышонок. - Иметь с собой… сейчас…
Они направились к остановке монорельса.
***
- Процессы питания, сна, передвижения. Как я могу объяснить их современную концепцию кому–нибудь, скажем, из двадцать третьего века?
Катин сидел в стороне от остальных членов экипажа, глядя на танцующих, на себя меж ними, смеющихся у кромки Золота. И там он тоже склонялся над диктофоном.
- Способы, которым мы осуществляем эти процессы, абсолютно выше понимания человека, родившегося семьсот лет назад, даже если бы он смог понять, что такое внутривенное питание и концентрированная пища.
И даже если он окажется поблизости от информатора, то ему будет очень сложно понять, как люди в этом обществе (за исключением очень богатых или очень, очень бедных) принимают пищу. Половина процессов окажется полностью непонятной, другая половина - неприятной. Единственно процесс питья остался прежним.
За тот же период, когда имели место эти изменения - благословение Аштону–Кларку - более или менее отмер роман. Не удивлюсь, если здесь существует связь, раз уж я выбрал эту архаическую форму искусства, должен ли я рассчитывать на людей, которые, прочтут мой роман завтра, или же адресовать его во вчера? Прошлое или будущее? Если я выпущу эти элементы из моего повествования, это может придать труду инертность…
Сенсорекордер уже ставили и на воспроизведение, и на повторное воспроизведение, поэтому комната была забита танцующими и их призраками. Айдас извлекал бесчисленные звуки и образы из сиринкса Мышонка. Разговоры, настоящие и записанные, заполняли комнату.
- Несмотря на всех тех, кто сейчас танцует около меня, я создаю свое искусство для мифологического разговора с одним единственным человеком. При каких иных обстоятельствах я могу рассчитывать на понимание?
Тай шагнула от Тай и Себастьяна.
- Катин, над дверью сигнал горит.
Катин щелкнул диктофоном.
- Мышонок и капитан должны вернуться. Не беспокойся, Тай. Я их встречу, - Катин вышел из комнаты и заспешил через холл к двери.
- Эй, капитан, - Катин широко распахнул дверь, - гости собираются… - он уронил руку с кнопки. Сердце стукнуло дважды где–то в горле и, похоже, остановилось.
Он отступил от двери.
- Я полагаю, вы узнали меня и мою. сестру? Тогда нет нужды представляться. Можно нам войти?
Две фигуры в дверях казались невозможно реальными. Катин тщетно пытался открыть рот, чтобы хоть что–нибудь произнести.
- Мы знаем, что его нет. Мы подождем.
***
Железные ворота со стеклянным узором закрывала лента пара. Лок взглянул на заросли, темным силуэтом выделяющиеся на янтаре Таафита.
- Надеюсь, что веселье еще идет, - сказал Мышонок. - Проделать такой путь и застать их дремлющими по углам!
- Блаженство встряхнет их, - начав подниматься в гору, Лок вынул руки из карманов. Легкий ветер развевал полу его куртки, холодил кожу на груди. Он положил ладонь на диск дверной пластины. Дверь распахнулась. Лок шагнул внутрь.
- Что–то уж слишком тихо, как будто здесь никого нет. Мышонок усмехнулся и с разбегу ворвался в комнату. Вечеринка была прокручена на рекордере, потом еще и еще.
Многочисленные мелодии колыхали дюжину Тай в различных ритмах. Близнецы были растащены в стороны, Себастьян, Себастьян и Себастьян, на разных стадиях опьянения, глотали красную, голубую и зеленую жидкости.
Лок остановился позади Мышонка.
- Линчес, Айдас! Мы достали вашего… Я не могу понять, кто тут кто. Минуточку. - Он нащупал на стене выключатель сенсорекордера…
С края песчаного бассейна на него смотрели близнецы.
Тай сидела у ног Себастьяна, обхватив руками колени. Серые глаза поблескивали сквозь полуприкрытые веки.
На длинной шее Катина подергивался кадык.
Принс и Руби оторвались от созерцания Золота и повернулись к нему.
- Мы, кажется, испортили собравшимся веселье. Руби полагала, что они будут развлекаться и забудут про нас, но… - Принс пожал плечами. - Я рад, что мы встретились здесь. Йоги так не хотел мне говорить, где ты находишься! Он тебе хороший друг. Но не такой друг, как я - враг, - под расстегнутой черной виниловой курткой белело что–то изысканно–элегантное. Плотно сжатые губы подчеркивали контраст черного и белого. Черные брюки, черные ботинки. Вокруг левой руки, там, где кончалась перчатка, - белый мех.
Что–то сжало сердце Лока, еще и еще.
- Ты много грозил мне и довольно интересным способом. Как же ты намерен все это выполнять? - охвативший Лока страх был смешан с восхищением.
Принс шагнул вперед, и крыло зверя Себастьяна коснулось его ноги.
- Пожалуйста… - он бросил взгляд на Себастьянова питомца. Около песчаного бассейна он остановился, наклонился между близнецами, погрузил протез в песок и сжал кулак. - Ах–х–х… - дыхание со свистом вырвалось сквозь плотно сжатые губы. Он выпрямился и разжал кулак.
Кусок мутного стекла упал, дымясь, на ковер. Айдас отдернул ногу. Линчес только заморгал чаще обычного.
- Как же это отвечает на мой вопрос?
- Считай это демонстрацией моей любви к силе и красоте. Ты понял? - он пнул осколки горячего стекла. - Ба! Слишком много примесей, чтобы соперничать с Мурано. Я пришел сюда…
- Убить меня?
- …с объяснением причин.
- А что ты принес помимо этого?
- Свою правую руку. Я знаю, у тебя нет оружия. Я же доверяю своему собственному. Давай послушаем друг друга, Лок. Аштон Кларк установил некоторые правила.
- Принс, что ты пытаешься сделать?
- Оставить все по–старому.
- Статис - это смерть.
- Но он менее разрушителен, чем твои бешеные рывки.
- Я - пират, помнишь?
- Ты очень быстро двигаешься к тому, чтобы стать величайшим преступником тысячелетия.
- Ты хочешь разъяснить мне вещи, которых я не понимаю?
- Искренне надеюсь, что нет. К нашему благу, к благу окружающих миров… - Принс засмеялся. - По всей логике спора, Лок, я прав с той самой поры, как началась эта драка. Тебе не приходило это в голову?
Лок сузил глаза.
- Я знаю - ты хочешь иллирион, - продолжал Принс. - Единственное объяснение, зачем тебе это нужно, - это чтобы нарушить равновесие сил. В противном случае, это не имело бы для тебя никакой ценности. Ты знаешь, что тогда случится?
Лок разжал губы.
- Я скажу тебе: это разрушит экономику Окраинных Колоний. Хлынет гигантский вал перемещения рабочих. Они будут скапливаться. Империя подойдет настолько близко к войне, как она не стояла со времени волнений на Веге. Ред–шифт поразит застой, а это равносильно разложению. Это уничтожит такое количество рабочей силы, сколько людей в созвездии Дракона. То же самое - застой моей компании - будет трагедией для Плеяд. Это не убеждает тебя?
- Лок, ты невозможен!
- Теперь ты понял, что я продумал абсолютно все?
- Я в ужасе.
- Есть еще аргумент, который ты можешь привести, Принс: ты сражаешься не только за созвездие Дракона, но и за экономическую стабильность Окраинных Колоний. Если я одержу победу, треть Галактики пойдет вперед, а две трети - падут. Если ты - две трети Галактики останутся на прежнем уровне, а падет одна треть.
Принс кивнул:
- Теперь сокруши меня своей логикой.
- Я должен выжить.
Принс ждал. Нахмурился. Недоуменно засмеялся.
- Это все, что ты можешь сказать?
- Почему я должен дергаться и говорить тебе, что перемещение рабочих вопреки всему произойдет без каких–либо трудностей? Что войны не произойдет, так как для них существует достаточное количество планет и пищи - при правильном их распределении. Что рост количества иллириона породит достаточное количество новых проектов, в которые будут вовлечены все эти люди?
Черные брови Принса выгнулись дугой.
- Так много иллириона?
Лок кивнул.
- Так много.
Стоящая у громадного окна Руби подняла с пола несколько уродливых осколков стекла. Она разглядывала их и, казалось, не обращала никакого внимания на разговор. Но вот Принс отвел руку, и она положила осколки ему на ладонь. Оказывается, она чутко ловила каждое слово.
- Я удивлюсь, - сказал Принс, глядя на стекло, - если это сработает. - Его пальцы сжались. - Ты настаиваешь на возобновлении вражды между нами?
- Ты дурак, Принс. Силы, которые растревожили старые тени, оказали на нас свое давление еще тогда, когда мы были детьми. К чему же притворяться, что они только сейчас стали на нашем пути?
Кулак Принса начал часто дрожать. Ладонь раскрылась. Светлые кристаллы были прострочены голубым лучом.
- Гептодиновый кварц. Ты знаком с ним? Слабое давление, действующее на стекло с примесями, всегда приводит к появлению… Я сказал "слабое". Это с точки зрения геологии, там есть такой термин.
- Ты снова грозишь. Уходи. Или ты должен будешь убить меня.
- Ты не хочешь, чтобы я ушел. Мы лавируем, стараясь избежать единоборства, которое определит, чьи миры и когда падут, - Принс сжал кристаллы. - Я могу очень аккуратно пробить одним из них тебе череп. - Он повернул руку ладонью вниз, осколки посыпались на пол. - Я не дурак, Лок. Я обманщик. Я стараюсь заставить все миры вращаться у меня перед глазами, - он наклонился и сделал шаг назад. Снова его нога задела зверя.
Зверь рванулся, натягивая цепь. Паруса крыльев рассекли воздух.
- Назад! Назад!
Цепь вырвалась из руки Себастьяна. Зверь взмыл, метнулся назад и упал на Руби. <
Она закрыла голову руками. Принс прыгнул к ней, нырнул под крылья. Рука в перчатке взметнулась вверх.
Зверь вздрогнул и отлетел к стене от страшного удара. Принс снова выбросил руку навстречу черному телу. Оно забилось в воздухе.
Тай закричала, подбежала к своему питомцу, который, лежа на спине, слабо шевелил крыльями. Себастьян поднялся со стула, сжимая кулаки.
Принс повернул руку в черной перчатке ладонью вверх. Пурпур запятнал ворс.
- Это было существо, напавшее на тебя на Эскларосе?
Руби поднялась, все еще безмолвная, откинула с плеч тяжелые волосы. Она поправила платье на груди, там, куда упали капли крови. Принс посмотрел на слабо мяукающего зверя в руках Тай и Себастьяна.
- Лок, ты задал мне вопрос: когда я приведу в исполнение свои угрозы? Максимум через шесть секунд! Но между нами стоит звезда. Слухи, о которых ты говорил Руби, дошли до нас. Паранджа, которой укрылась Великая Белая Сука Севера - твоя тетушка Циана, была довольно эффективна. Но она упала в тот самый момент, как ты покинул ее оффис. Мы подслушивали у другой замочной скважины, и мы услышали новости о звезде, готовой стать Новой. Она или звезды, подобные ей, были фокусом твоего интереса определенное время, - его голубые глаза оторвались от окровавленной ладони. - Иллирион. Я не вижу связи. Но это неважно. Люди Аарона уже работают над этим.
Напряжение, подобное боли, захлестнуло тело Лока.
- Ты готовишься к чему–то. Давай. Не стесняйся.
- Я должен решить, как это сделать. Голой рукой?.. нет, - брови Принса поднялись, он поднес к глазам черный кулак. - Нет, этой. Я ценю твои попытки оправдаться передо мной. Но как ты оправдаешься перед ними? - окровавленными пальцами он указал на экипаж.
- Аштон Кларк принял бы твою сторону, Принс. И это было бы справедливо. Я здесь не потому, что желаю такой ситуации. Я борюсь за то, чтобы разрешить ее. Вот причина, по которой я должен драться с тобой: я думаю, что смогу победить. Других причин нет. Ты за стасис. Я - за движение. Все движется. Тут нет места этике, - Лок посмотрел на близнецов. - Линчес! Айдас! Вы знаете, что рискуете в этой игре?
Они кивнули.
- Вы хотите списаться с "Руха"?
- Нет, капитан, мы…
- …я хочу сказать, если все…
- …все изменится на Табмэне…
- …в Окраинных Колониях, может быть…
- …может быть, Тобиас уйдет оттуда…
- …и присоединится к нам. Лок рассмеялся.
- Я думаю, Принс взял бы вас с собой, если бы вы захотели. Руби шагнула вперед.
- Вы! - обратилась она к близнецам. - Вы действительно знаете, что случится, если вы поможете капитану фон Рею, и он достигнет успеха?
- Он может победить, - Линчес отвернулся, серебряные ресницы задрожали.
- Или не победить, - Айдас заслонил брата.
- Этот мир не таков, как ты о нем думаешь, Принс, - сказал Лок.
Руби резко обернулась.
- А ты уверен, что он - твой? - не дожидаясь ответа, она отвернулась к Золоту. - Посмотри на него, Лок.
- Я гляжу. И что же ты видишь, Руби?
- Тебя. Тебя и Принса, желающих управлять внутренним огнем, который отгоняет ночь от планет. А там огонь вырвался наружу. Он изувечил эту планету, этот город, как Принс изувечил тебя.
- Чтобы носить этот шрам, - задумчиво (Лок почувствовал, как сжались его челюсти, как напряглись мускулы у лба и висков) произнес Принс, - ты должен быть сильнее меня.
- Чтобы носить его, я должен ненавидеть тебя. Принс улыбнулся.
Лок уловил, как Мышонок отступил к косяку, держа руки за спиной.
- Ненависть - это привычка. Мы ненавидим друг друга уже много лет, Лок. Мне кажется, я покончу с этим сейчас, - пальцы Принса согнулись. - Ты помнишь, как это началось?
- На Сяо Орини? Я помню, ты был избалован и испорчен, как…
- Я? - брови Принса снова выгнулись. - Я испорчен? Ну а ты был страшно глуп. Никогда не прощу тебе этого!
- За упоминание о твоей руке?
- За что? Странно, этого я не помню. А такого рода оскорбления я редко забываю. Но нет. Я говорю о том, что ты мне показал в джунглях… Все они - мотающиеся около ямы, потные, кричащие, пьяные - и озверевшие. И Аарон был одним из них! Я помню его по сей день: лоб блестит, волосы растрепаны, лицо искажено в диком крике, пальцы сжаты в кулаки… - Принс взмахнул протезом. - Да, его кулаки! Тогда я в первый раз увидел своего отца таким. Это испугало меня. Мы видели его с тех пор много раз в таком виде, правда, Руби? - он взглянул на сестру. - Было слияние Де Тарго, когда он вышел вечером из комнаты правления… или скандал с Анти–Фламина семь лет назад. Аарон - приятный, культурный и абсолютно испорченный человек. Ты был первым, кто показал мне, как на его лице проступает порок. Я никогда не прощу тебе этого, Лок! Этот ваш план - или что там - с этой смешной звездой… Я должен остановить тебя. Я должен остановить сумасшествие фон Реев!
Принс шагнул вперед.
- Если Федерация Плеяд рухнет, когда рухнете вы, это только будет означать, что созвездие Дракона будет жить…
Себастьян обрушился на него.
Это произошло неожиданно для всех присутствующих.