А6
Гильермо снял тяжелый фотоаппарат со стола и застыл, ощущая, как затекают пальцы от угловатой тяжести. Потом решил проверить, все ли детали на месте… Под дулом пистолета он не смог бы сейчас вспомнить и рассказать об устройстве фотоаппарата, но руки помнили больше, чем их хозяин. Гильеро усмехнулся. Забавно быть сторонним наблюдателем - наблюдателем себя.
Он двинулся в угол, перешагнул через коробки, угловато топорщившиеся ненужными вещами, и заглянул под диван. Так и есть - ванночки, красная лампа… - почему именно красная? - жидкость для проявки, серая фотобумага с загибающимися краями.
Гильермо снял перчатку и подцепил завернувшийся картонный край. Тот, вместо того, чтобы расправиться, осыпался белесой трухой.
А7
- Постойте! - слово застряло в горле и никак не хотело выбираться наружу. Гильермо сжал руку в кулак, ногти вонзились в ладонь. - Постойте!
- Да? - она замедлил шаг и обернулась.
Желтые. У нее были желтые глаза. С красноватыми пятнышками. Будто припорошенные кирпичной кошкой. Гильермо казалось, что это его любимый цвет глаз. Был. Или не был?
- Про… Простите. Вы мне… Мы…
- Да? - она вопросительно подняла бровь. Не засмеялась ему в лицо. Не убежала. Просто стояла и ждала, а пешеходы текли справа и слева. Ее не задевали, а Гильермо то и дело пихали в бок. Он неудобно встал. На самой середине тротуара.
- Фото… Фотографию. Сделать хотел. А вы?
- Что - я?
- Вы… - Гильермо зажмурился и до крови прикусил губу. Потом облизнулся. Кровь чуть горчила, как воздух в конце рабочей смены. - Вы не хотели бы сфотографироваться?
- Почему бы нет, - она провела ладонью по лбу, убирая выбившийся из прически волосок. - Только я спешу.
- Это не важно, совсем не важно, - Гильермо суетливо вытаскивал из сумки фотоаппарат. - Я быстро вас сфотографирую, а портрет отдам потом. Скажем, завтра. Вы согласны?
- Да.
Вспышка выстрелила белым цветом ей в лицо и осыпалась на брусчатку закопченными осколками. У этих ламп такое тонкое стекло.
А8
В лампе треснула и погасла проволочка. Гильермо беззвучно выругался. В последние дни всего не хватало, в том числе самого необходимого - а тут еще и лампы начали лететь. Просто нет нормального трансформатора, из-за генераторов напряжение постоянно скачет, лампы мрут, как мухи. Воюют на износ, как и люди. Вот уже третий год. Ничего, подумал Гильермо. Ничего, я что-нибудь придумаю.
На белом глянце выступали черты ее лица. Такие правильные. Такие нежные. Такие…
У Гильермо защемило в груди. В памяти вдруг всплыло слово - ностальгия. Тоска по лицам без масок. По небу без смога. По ночам без канонады и взрывов. Он осторожно подхватил один из портретов за уголок - второй она получит в подарок завтра, уже завтра, подумать только! - и выбрался из-за стола.
Оттащить диван в сторону - минутное дело. Тяжелая дверь приоткрылась сразу, как только ее перестала подпирать спинка. Гильермо с облегчением вздохнул. Будь она заперта, найти в этой комнате ключ было бы невозможно.
Он потянул дверь за ручку и шагнул в темноту, широко распахнув глаза. Поправил очки, нервно протер стекла. Распахнул дверь пошире, чтобы впустить свет.
А9
На стенах висели цветные фотографии.
Пожилые мужчины в костюмах песочного цвета. С внушительным брюшком и скучным выражением лица.
Семейные портреты - из тех, где обязательно кто-то закрыл глаза, чихнул или потянул сестру за косичку.
Девушки с кружевными зонтиками - в изящных шляпках, с мечтательными улыбками и темными, как вишни, глазами.
Нарядные девочки.
Целующиеся пары.
А вот родители Гильермо кормят уток на берегу того самого пруда…
На стенах висело прошлое - десятки людей. Которые умели хмуриться, улыбаться, гримасничать, щуриться, морщить лоб и надувать губы. Которые были уместны в осеннем парке, но их совсем невозможно было представить идущими по приказу Механического Бога. Вперед.
Скорее, их души взлетели на небеса, вслед за дирижаблями в изрезанном молниями небе.
Гильермо поднял новую фотографию к глазам и долго разглядывал.
Потом сполз по стене и уселся прямо на пол, уронив карточку лицом вниз.
- Я слишком соскучился по вам, - прошептал он. - По нам. И забыл - какие мы с открытым лицом на самом деле. Я перепутал.
Лицо девушки было как будто собрано из осколков. Аккуратный шов на подбородке - искусно прилаженная нижняя челюсть. Трещины на щеках, глубокие борозды на лбу - ровно три горизонтальные полосы, темно-синие. Товарный знак завода "Трес".
Если внимательно приглядеться к прическе, то видны отдельные пучки волос, приклеенные к блестящему пластику.
Нарисованные брови. И белая, беззубая челюсть, прячущаяся внутри улыбки.
- Ты… - беззвучно проговорил Гильермо. - Ты же кукла.
Он так и заснул, скорчившись, на полу. А наутро поднялся и долго стоял, покачиваясь с пяток на носки. Потом вышел из комнаты, где жило прошлое, громко хлопнув дверью. С потолка посыпалась бетонная крошка.
- В девять утра. В парке.
А10
…Мелькнуло - белый разрыв в воздухе, высоко, цепеллин покачнулся, но продолжал плыть… В него уперся луч прожектора, застрекотал пулемет - Гильермо видел, как бьется на земле злой огонек. С дирижабля вдруг сорвалось нечто маленькое, темное… мешок с песком? Гильермо почему-то вспомнил, что в кабину аэростата кладут мешки с песком, чтобы сбрасывать их и подниматься выше… Но тут?
Маленькое и черное падало.
Пологая траектория. В следующее мгновение маленькое и черное достигло земли.
Взрыв.
Вспышка ослепила Гильермо на несколько секунд, он зажмурился, чтобы не видеть мечущихся фигурок… отблесков взрыва…
…
Она не пришла.
Гильермо сел, прислонился спиной к обгорелому стволу. Удобно, неудобно - какая разница? Механическое ощущение собственного тела. Он поднял голову - на окуляры медленно падали хлопья сажи, в следующую секунду порыв ветра - и хлопья закружились в траурном танце.
Черная обгорелая осень.
Все тело как затекшая конечность. А есть ли во мне еще живые части? Гильермо закашлялся, уронил голову на грудь.
Когда-то здесь падали желтые листья. Стоит закрыть глаза - он закрыл глаза, увидишь - он увидел: листья лежат плотным слоем, еще видишь? - еще вижу. Желтые и красные. Он моргнул. Порыв ветра, и листья осыпаются. Понимаешь? Пони… нет, не понимаю.
Зачем?
Все дело в маске. Он поднял руку, нащупал защелку. Металл холодил пальцы. Нажать и… нет, не так. Я хочу видеть.
Он поднялся, помогая себе руками. Между черных стволов поднимался зеленый, клубами, дым. Цеппелины все-таки сбросили бомбы, подумал Гильермо. Зеленый дым плыл, с виду безобидный и даже радостный. Вдруг Гильермо увидел, как сквозь дым медленно идет знакомая фигура…
Гильермо ждал. Высокий старик в пенсне неторопливо брел по парку, держа зонт на плече. "Так я и знал", - подумал Гильермо. Не настоящий. Старик - механическая игрушка.
Старик шел. Гильермо видел его аккуратный костюм, кремовый галстук и беззащитное лицо с бородкой. Ни маски. Ни респиратора.
Коричневый зонт вдруг вырвался из руки старика, ветер подхватил его и понес - кувыркаясь, зонтик влетел в крону и застрял. Ветер трепал его, с обнажившихся спиц слезала ткань. Дыра в зонтике становилась все шире.
Гильермо перевел взгляд на старика. Не может быть! Клуб бледно-зеленого дыма медленно разворачивался в воздухе над лежащим телом. В следующее мгновение Гильермо понял, что бежит - усилием воли переставляя неподатливые столбы ног. Быстрее, быстрее.
Старик умер. В блестящих открытых глазах застыл некто в черной маске.
- Да это же я, - понял Гильермо. Дрожащими пальцами стянул резину с головы, провел ладонью по лбу и снова уставился в блестящие глаза старика. Там отражалось бесчувственное кукольное лицо с покосившимся провалом рта и серыми глазами навыкате. Гильермо сел на землю и расхохотался.
* * *
Механический бог с площади яростно смотрел в небо, откуда проклятые "киты" стреляли в армию его послушных игрушек. Те души, что он не успел украсть, вели цеппелины за горизонт, чтобы назавтра вернуться с новым огнем.
Старик, обернувшись, долго глядел на Гильермо.
Но когда ветер швырнул в него горсть обгорелых листьев, дрогнул и полетел вослед своим, прочь из железного города-клетки.
Нигде
- Сколько ты наших убил, а? - Колго отступил на шаг и стоял, играя лезвием и громко прищелкивая пальцами. - Не помнишь? А сколько дряни в людскую кровь запустил - тоже не помнишь? Не твоими руками делалось… А приказы тоже не ты отдавал? А сколько ублюдышей-творцов напутствовал? Один, вишь, оступился, сдал тебя. Чтобы ты, тварь, не ушел безнаказанным и не привел сюда…
Колго не договорил, из-под руки его, как из-под земли, выскочил вихрастый парнишка с хлыстом - тот самый, что забирал Иншека с обоза. Оскалился по-волчьи, тоненько взвизгнул и коротко щелкнул кнутом перед лицом сероволосого.
- Показалось, - прошептал Иншек. Ему вдруг до боли понадобилось говорить, выталкивать слова наружу, лишь бы они не оставались внутри и не давили потом на память. - Показалось, что перед…
Лицо пленного будто расцвело - плеснуло кармином, лохмотья кожи завернулись в разные стороны, обнажая костяной оскал и глазное яблоко, которое, хлюпнув, покатилось вниз по красно-белому… тому, что секунду назад было похоже на человека, а теперь напоминало учебный муляж в училище, мертвую голову, первый неудачный опыт на трупе, если кемь отказалась тебя слушаться. Не дожидаясь, пока жертва упадет, Колго выхватил из-за пояса самострел и трижды выстрелил в упор.
Тело глухо упало на землю.
За хибарой трое свободцев, распотрошив захваченные мешки, жгли кемь - дымило до облаков и пахло неожиданно тонко, лимонной цедрой и пирожными.
…