- Скажи, Четыре достаточно благосклонны к своему Мудрому, чтобы он не испытывал нужды в деньгах?
Вот уж если я и не ожидал какого-нибудь вопроса, то это был именно он.
- Что ты хочешь сказать? - Воин рассмеялся:
- Только то, что вчера потратил последние. Не могу же я в самом деле отправиться исполнять свой долг перед Всеблагими и при этом не расплатиться с хозяином этого гостеприимного места!
Герб. Наследник
- Сильвест! Луатлав! Ард-Ри Предела!
- Этайн! Певунья Этайн! Соловей Ардкерра!
- Слава! Слава! Слава!
За окном всё было белым-бело. Будто извиняясь за долгую задержку, густой снег валил, не переставая, вот уже неделю. Наверстывал упущенное. Я сидел рядом с Этайн во главе праздничного стола. Только что вернувшийся из священного места Лиа Мор, где в окружении гигантских стоячих камней вечно горит жертвенный огонь. Только что официально принявший титул Ард-Ри Предела Мудрости. Только что связанный брачными узами с самой красивой, самой нежной, самой желанной женщиной, когда-либо жившей во всех Четырех Пределах. Сидел, улыбался, отвечал на гремевшие вокруг здравицы - и мучительно думал.
Счастлив ли я, имея всё это? О да, счастлив. Почти…
Это началось на следующий день после того, как закрылись навсегда глаза Ард-Ри Меновига. Когда с утра резко похолодало, всё небо заволокло густыми серыми тучами, из которых повалил долгожданный снег. Черный месяц наконец-то вступил в свои права.
Поначалу я довольно часто думал: прав ли был отец Этайн, когда считал задержку зимы исключительно своей виной? Или это всего лишь случайность? Потом я стал стыдиться этих мыслей. В конце концов, я - воин, а разве пристало истинному воину забивать голову подобным? Всё - на ладонях Четырех, и раз так свершилось, то свершиться должно было именно так. К тому же с каждым днем у меня осталось всё меньше и меньше времени на то, чтобы думать. Отшумела пышная тризна, и Меновиг навеки упокоился под высоким курганом. А я - еще не увенчанный - уже стал новым господином Ардкерра.
Незаметно пролетело время, и вот уже настал день, когда к Лиа Мор съехались все величайшие мужи Западного Предела. Съехались на Праздник Быка, чтобы, как исстари повелось, в честной борьбе избрать того, кто станет супругом дочери Ард-Ри.
И новым властелином Предела.
Я не был единственным претендентом. Конечно, вряд ли нашелся бы в Пределе Мудрости человек, который мог бы похвастать столь же древним и славным родом. Конечно многие считали, что наследник крови Сильвеста Кеда не нуждается в дополнительных испытаниях. Но не меньше было и тех, кто говорил: я - исключение, человек, которого не должно было быть. А по закону не важно, какого мужчина рода если он славен своими деяниями, если Четыре - да не оставят Они нас! - благосклонны к нему. Да, Коранн Мак-Сильвест, Воитель Скорая Рука - великий герой. Но разве только он один? Разве лишь о нем поют медоречивые барды и вздыхают украдкой прекрасные девы? Нетрудно сказать - нет! Нет и нет, достойные! Негоже нарушать законы, угодные Четырем уже которое поколение. А законы требуют, чтобы Ард-Ри был избран из нескольких претендентов в честной борьбе. Вот и пусть состязаются воители: на колесницах быстрых скачут, копья острые в цель мечут, мечами длинными рубятся, силой и ловкостью меряются. Себя, как говорится, тешат и весь честной народ. А мы посмотрим, да подумаем…
Сейчас, окидывая взглядом пирующих, я невольно задерживал взгляд на некоторых из них. Вспоминал.
- Славен Илбрек Лоннансклех Мак-Аррайд, Владыка Гор! Как кровь красны его уста, чернее воронова крыла волосы, волной ниспадающие на плечи. Богато изукрашены красным золотом ножны его меча с витой серебряной рукоятью, цветом ясного неба переливается длинная рубаха, стянутая в талии прекрасным кованым поясом из белого золота. Древен и славен род героя, и трясутся в страхе враги, когда на своей колеснице мчится он по полю боя, подобно щедрому сеятелю разбрасывая вокруг отрубленные головы мужей.
- Славен Ронан Мак-Дегайд, господин Эората! Недаром прозывается он Нехт - Светлый, - ведь белым огнем сияют его прекрасные кудри, обрамляя лицо, что белее первого снега. В руке его - длинное копье с широким и острым лезвием, что извивается подобно лепестку огня, украшенное восемью золотыми гвоздями и еще одним. На поясе героя - длинный меч в ножнах, усыпанных горящими каменьями, как и золотая застежка, скрепляющая на плече тонкий плащ цвета первой листвы. Хоть юн Ронан годами, давно гремит слава о его подвигах по всему Пределу, и не могут девы отвести взора, когда ловко правит он своей колесницей.
- Славен могучий Трен Броэнах Мак-Нейл, сын и наследник правителя Кернана Калада! Огнем сверкают его зоркие глаза, способные пересчитать перья ястреба в поднебесье, и равно прекрасно каждое движение его белого тела, когда пляшет герой среди друзей или лососем в бурном потоке мечется по полю брани! С только что пролитой кровью сходны цветом его одежды, искусно расшитые дивными узорами, золотые браслеты в ладонь шириной блестят на его могучих руках. От пенных порогов Эсс Лиат до Маг Инир слагают песни о доблести героя, и множество прекрасных жен лишил он мужей в яростной схватке.
Да, мои соперники были более чем достойны. Не зря восхваляли их - могучих воителей, красивых мужей, щедрых и богатых хозяев. Любой из них был достоин трона Ард-Ри. Но когда отзвучали хвалебные речи, вперед выступил Лаурик Искусный, Уста Четырех, Мудрый Западного Предела.
Он говорил долго, и в тот момент звук волоса, упавшего на землю, показался бы громче лязга жестокой сечи. Он говорил о Сильвесте Кеде, величайшем Ард-Ри Предела. Он говорил об умершем Ард-Ри Меновиге, и после смерти оставшемся в памяти людей мудрым и справедливым владыкой. Он говорил, говорил, говорил, а мы все слушали его, затаив дыхание. Нет, он не восхвалял меня. Он даже ни разу не произнес моего имени, но как только он замолчал, я чуть не оглох от дружного крика, исторгнутого сотнями людей:
- Сильвест! Сильвест! Сильвест!
А когда я поднял глаза, то встретился с взглядом Этайн. Этайн Певуньи, моей Этайн. Она кричала вместе со всеми и звонкий ее голос, схожий с нежным колокольчиком, не могли перекрыть прочие голоса. Только его слышал я тогда видел только этот взгляд, наполненный любовью и гордостью.
И были устроены состязания между нами четырьмя. Воистину, стремителен был Ронан, ловок Илбрек и могуч Трен. Но что вся их доблесть и все их умения значили для меня, в ушах которого продолжал звучать голос Этайн? Звучал, делая непобедимым…
- Коранн! Кто это?
- Коранн, любимый!
А, это моя жена. Прекрасная в своем свадебном наряде, как полуночная звезда. О, Четыре! Кажется, я совсем задумался, хотя это - мой праздник. Все собравшиеся здесь сегодня прибыли ради меня и Этайн. Улыбаются, кричат здравицы, подносят дорогие дары. Даже не слишком-то общительный Трен сегодня изменил себе. Сумел забыть свое поражение, утопил хмурость в чаше золотистого меда. Вон, говорит что-то Ронану, склонившись к его уху, оба хохочут. Не иначе как очередное любовное похождение Светлого обсуждают. Что и говорить, любят его девы… А вот и Илбрек. Похоже, он здесь трезвее всех, хотя и выпил немало. Смотрит внимательно на Этайн, ус длинный теребит. Знаю, знаю я, о чем ты сейчас думаешь, Лоннансклех. Так же, как и то, что ты - единственный из всех моих соперников, кто никогда не простит мне сегодняшней победы и не в том дело, что издавна враждует род Сильвеста с родом Аррайда, хоть это и так.
Давным-давно сошлись в бою у Кнок Ан Ар Сильвест, которому еще только предстояло сменить прозвище на Кед - Первый, - и Аррайд Лысый, также претендовавший на звание верховного правителя. И трещали щиты, и ломались копья, и пропиталась земля кровью на ширину ладони. И пал в том бою гордый предок Илбрека, предпочетший смерть подчинению сопернику. С тех пор многое прошло, многое забылось. Кнок Ан Ар, где бушевала битва, стал одним из трех священных мест Предела. Мудрый Лабрайд Рехтмар, друг и советник Сильвеста, учредивший большинство современных законов, донес до людей волю Четырех: на земле, орошенной кровью всех главных родов Предела, отныне будет проходить обряд инициации. Мальчики поднимутся на его вершину, но спустятся мужи. Стало по слову Мудрого, но даже с годами натянутость между двумя родами не исчезла, осталась, как напоминающий о схватке рубец, что всегда ноет в сырую погоду.
Впрочем, причина нынешней неприязни Илбрека была в другом. Давно, ой давно добивался могучий Лоннансклех руки дочери Меновига. Засыпал дарами, великие подвиги в ее имя свершал. Знал - не вечен Ард-Ри. Знал - по праву будет он, Илбрек, среди претендентов на его место. Да и жена моя всегда была именно той женщиной, за обладание которой любой, у кого есть глаза, отдаст многое…
Неожиданно для себя я встал, высоко подняв тяжелую золотую чашу, и мигом замолчали все вокруг.
- Пью эту чашу во славу самой прекрасной женщины в Пределе Мудрости! За Этайн!
- За Этайн! - восторженно взревел сотнями глоток большой пиршественный зал. - За Певунью! За Соловья Ардкерра!
- За Этайн! - отчетливо проговорил Илбрек. - За то, чтобы получила она то, чего достойна!
И глядя мне в глаза, медленно осушил свою чашу до дна. Вот на место садиться не спешил, как и я. Будто чувствовал, что я не закончил. Да и все остальные, судя по всему, догадывались. Наступило время клятв.
Подождав, пока кравчий вновь нальет мне золотистого хмельного меда, я провозгласил:
- Я, Коранн Луатлав из рода Сильвеста Кеда, Ард-Ри, в этот светлый, праздничный день клянусь, и да услышат мои слова Четыре! Клянусь забыть всё зло, которое причинили мне мои враги по умыслу или без него. Клянусь, что любой преступник, Лишенный Благодати, начиная с сегодняшнего дня и до конца следующего года может без страха прийти в Ардкерр, чтобы получить из моих рук прощение, дары и стать членом моего рода. Клянусь никогда не сходиться в бою с братьями моими - Илбреком Мак-Аррайдом, Ронаном Мак-Дегайдом и Треном Мак-Нейлом, что бы ни случилось. Всегда будут они в моем доме желанными гостями, вольными требовать в нем всего, чего ни пожелают, всегда вольны приходить и уходить из него, когда им вздумается, даже если между нами случится война!
Даже желай я сказать что-то еще, мои слова вряд ли кто-нибудь расслышал - такой шум поднялся вокруг. Даже после провозглашения меня Ард-Ри не славили мое имя так, как теперь.
- Я, Ронан Нехт Мак-Дегайд, господин Эората, в этот светлый, праздничный день клянусь, и да услышат мои слова Четыре! Клянусь дать Коранну Мак-Сильвесту, господину моему и Ард-Ри, всё, чего бы он ни пожелал в моем доме! Клянусь, что всегда по первому его слову встану против его врага, будь то даже мой родной брат!
- Я, Трен Броэнах Мак-Нейл, в этот светлый, праздничный день клянусь, и да услышат мои слова Четыре! Клянусь что если случится так, что Коранн Луатлав, господин мой, будет враждовать с братьями моими Ронаном и Илбреком, кто бы ни был прав, не приму я ничью сторону, но буду стремиться разрешить спор их к всеобщему удовольствию, торжеству справедливости и прославлению Всеблагих.
- Я, Илбрек Лоннансклех Мак-Аррайд, клянусь, и да услышат мои слова Четыре! Клянусь до того дня, когда истечь следующий год, совершить трижды по три славных деяния: одно - во славу Ард-Ри, одно - во славу его жены и лишь третье - во славу себя и своего рода! Клянусь, что по возвращении домой десять дней будет в доме моем пир, и каждый муж, пришедший туда, получит из моих рук в дар драгоценный меч, белую собаку и белую лошадь, а каждая жена -драгоценный плащ, белого быка и белую свинью!
- Я, Гуайре Менд…
- Я, Комгалл Мунремур…
- …и да услышат мои слова Четыре!..
- Войди, господин мой и муж, ибо всё в этой комнате - твое!
Закончен пир. Давно выпит последний мед, съедено последнее мясо, смолкли последние голоса, погасли последние огни. Я стоял на пороге своей опочивальни, у дверей которой по обычаю были сложены самые драгоценные из преподнесенных мне сегодня даров. А в глубине комнаты, рядом с супружеским ложем, встречала меня моя прекрасная Этайн, как жене и правительнице надлежит встречать своего мужа и господина.
И в тот миг, когда платье ее соскользнуло на пол, когда я прижал ее к своей груди и почувствовал, как бьется ее сердце, когда нашел губами ее губы, я впервые за всю жизнь почувствовал себя полностью счастливым.
Кто мог предположить, что этой ночью я увижу во сне себя, держащего руку в змеином гнезде?
Кто мог предположить, что совсем скоро реальность станет страшнее всех снов?..
Голова. Мудрый
- Ну, что скажешь?
Фрэнк не ответил. Он внимательно обшаривал глазами окрестности, и вряд ли какой-нибудь сторонний наблюдатель сейчас мог бы предложить, что воин до крайности взволнован.
Я это знал. Знал, потому что еще не забыл того дня, когда сам впервые совершил свой самостоятельный Переход через Границы. Как раз сюда, в Восточный Предел. Да, это было очень давно - когда Мудрым Южного Предела еще был полный сил Наксор, а будущие родители Оллара - такими же детьми, как и их выдающийся сын, - но такое не забывается. Как первый поцелуй. Как первое осознание того, что ты не такой, как все. Особенный. Избранный.
Мне тогда было всего пятнадцать зим. Скажу не без гордости - я представляю собой тот самый редкий случай, за всю историю Пределов повторявшийся лишь восемнадцать раз, когда умершему Мудрому наследует не родившийся ребенок, а обычный до того момента человек. "Раскрывается", как говорят у нас.
Я даже не видел ни разу своего предшественника, хотя, конечно, как и любой человек в Западном Пределе, много слышал о нем. Да где я, четвертый ребенок в большой семье простого колесничего, мог встретиться с Мудрым?
Да, мне было пятнадцать. Вот уже год как я считался полноправным членом рода моего отца и готовился пойти по его стопам. И скажу сразу, я ничем не отличался ни от своих братьев и сестер, ни от других людей, разве что хорошей памятью и любовью к преданиям старины, когда это произошло.
В нашем селении была девушка… сейчас, многое повидав и пережив, я понимаю, что она не отличалась такой красотой, но тогда… Не только я, многие юноши моего возраста, и даже мужчины много старшие заглядывались на нее, мечтали назвать ее своей женой. Разумеется, она никогда и не смотрела в мою сторону, и в тот год, о котором я говори вышла замуж за нашего кузнеца - первого силача и танцора в селении. Все жители селения от мала до велика гуляли на веселой свадьбе, как это принято в наших краях. И так же по традиции все взрослые мужчины рода принесли молодоженам дары. Да, я считался полноправным мужчиной, но что я мог подарить? Две шкурки росомахи, добытых мной осенью, казались мне столь ничтожными дарами, недостойными красавицы, а идти на медведя сейчас, зимой, да еще и в одиночку, было безумием. Но я всё же преподнес их, и счастливый кузнец с должным почтением принял дар, ведь кое-кто у нас не мог сделать и такого. И когда я увидел, как легли мои шкурки в общую груду приношений, сразу потерявшись в ней, я испытал… нет, не стыд - гнев на себя. Да, меня душила беспричинная злоба за то, что не мог я швырнуть к ногам молодой женщины медвежьей шубы, доверху насыпанной красным золотом, а ее мужа не мог одарить драгоценным мечом или чистокровным жеребцом. И сжигаемый этим чувством, я заговорил.
Я говорил о красоте невесты, о том, что сейчас, зимой, нечему сравниться с ней, потому что она подобна нежному цветку, что распускается лишь ранней весной на лесных проталинах. Я говорил, говорил, говорил, и замолчал лишь тогда, когда послышались удивленные крики. Когда увидел, как набухают почки на ветвях старого дуба, как они оборачиваются молодой зеленой листвой, а вокруг ствола дерева исчезает снег, и из земли появляются цветы…
- Где мы находимся?
Я настолько погрузился в воспоминания, что от неожиданного вопроса Фрэнка вздрогнул:
- А?
- Я спросил, где мы?
- Насколько я вижу, не так уж далеко от дома Керволда. По крайней мере я очень старался, чтобы это было именно так. Староват я, знаешь ли, чтобы долго ходить пешком, да еще и по снегу.
Моя шутка возымела действие, и воин слегка расслабился. Хотя руку с меча и не убрал. Вот Кольна, напротив, казался совершенно невозмутимым. Как только произошел Переход, толстяк спокойно выбрал самое удобное с его точки зрения место - большой, вмерзший в землю камень - и уселся скрестив руки на груди. Весь его вид говорил: ладно, вы умные и сильные, вот и думайте, что дальше делать. Как надумаете - скажете.
Еще раз оглядев горную долину, Фрэнк пожал плечами:
- Тут люди вообще живут?
- А как же, живут. Пастухи, когда пригоняют свои стада. Говорят, что на горных лугах Восточного Предела лучшая трава, и лично я с этим вполне готов согласиться… А обиталище моего собрата должно быть вон там, за той горой, похожей на лежащего быка.
- Прости, господин, я знаю, что ты ничего не делаешь просто так, но…
- Но почему мы сразу не очутились у дома Керволда, старый друг?
- Да. Ведь обычно…
- Сразу видно, что ты не военный человек, - перебивает Кольну Фрэнк. - Сейчас мы фактически находимся на вражеской территории, не зная, что нас ждет впереди. Если Мудрый… если случилось что-то плохое, то у дома нас может поджидать засада. А отсюда у нас есть шанс вовремя заметить ее признаки.
Кольна вопросительно взглянул на меня. Я улыбнулся и кивнул:
- Я бы выразился немного по-другому, но я ведь тоже человек не военный…
Воин задумчиво прикусил нижнюю губу:
- М-да… И всё-таки почему твой собрат поселился именно здесь? Я хочу сказать, ведь в этом Пределе должны быть селения, города…
- Разумеется. И поверь, они ничуть не уступают твоей родине. Но я, кажется, уже говорил, что Керволд - самый нелюдимый и малообщительный из всех нас, да и вообще большой оригинал. Я, впервые попав сюда, задал ему примерно такой же вопрос, что и ты сейчас. Он, помнится, отшутился, что здесь, в горах, самая чистая вода и воздух, да и тишина просто волшебная. Конечно, всё так и есть, но главное, по-моему, в том, что Керволд просто не любит людей.
Фрэнк явно удивился, да и Кольна тоже, хоть и не подал виду.
- Поймите меня правильно. Разумеется, Мудрый Восточного Предела отнюдь не человеконенавистник, иначе бы он не стал тем, кем является… являлся до недавнего времени. Просто он одиночка по натуре и любому обществу предпочитает свое собственное. Впрочем, вместе с ним постоянно живут несколько слуг, таких же нелюдимых и бесконечно преданных своему господину одиночек. Но если у жителей Предела возникает нужда в своем Мудром, он немедленно откликается.
Кольна задумчиво потер переносицу:
- Прости, господин, если я лезу не в свое дело… Ты пробовал по прибытии сюда послать Мудрому Керволду Зов?
Нет, всё-таки у моего старого друга отлично работает голова!
- Пробовал, Кольна. Два раза. И результата никакого, а это значит, что без визита в дом Керволда нам никак не обойтись. Фрэнк, ты идешь первым.