Она нежно поцеловала его и выпрямилась.
Неловкий разговор продлился еще немного, а потом он отпустил ее под предлогом, что ему надо отдохнуть - в этом была доля правды. Когда она ушла, он в самом деле закрыл глаза и надел наушники, чтобы не слышать голосов своих сотоварищей.
"Может, она и права. И моя жизнь не кончена. Переживу, наверно, и это". Он вспомнил девушку из Флервиля и подумал, что хорошо бы его перевели в госпиталь на Эсперансе, когда - и если - перемирие станет миром.
Табита остановилась надеть гравиранец, оставленный в гардеробной. Госпиталь построили наспех на окраине Грея. (Она вспомнила, какие протесты встретило распоряжение маршала Холма, когда часть военной промышленности начала работать на медицину - и это в то время, когда война должна была вот-вот возобновиться. Комментаторы заявляли, что планируемые им мощности недостаточны для жертв массовой бомбардировки и слишком велики для пострадавших в сражении меньшего масштаба. Маршал ворчал в ответ: "Делаем что можем" - и упорно пробивал свой проект. Помогло то, что его поддержало командование гражданской обороны. Они знали, что замышляет маршал на самом деле - те, кто ценой нелегких усилий заставлял молчать орудия.) Табита стояла на склоне холма, покрытом изумрудным сузином и усеянном кустами ризника и чашами Будды - под ним раскинулся город, весь в садах, а дальше поднимался крутой берег и сверкал Фолкейнский залив. Ветер гнал ватные облачка и нес аромат жизнецвета, нашептывая что-то.
Она вдохнула его прохладу, такую пьянящую после Экватории. Да - для кого-то. Табита чувствовала себя странно опустошенной.
Зашумели крылья, и рядом опустилась ифрианка.
- Доброго тебе полета, Грилл, - сказала она.
Табита заморгала глазами - и узнала.
- Эйат! А тебе - доброй посадки. - "Какой унылый у нее голос, какие тусклые перья. Я не видела ее с того дня на острове". Табита взяла когтистую ручку в обе свои. - Как чудесно, что ты здесь, дорогая. Как поживаешь?
Поза Эйат, ее перья и пленка, затянувшая глаза, ответили на это без слов. Табита склонилась и обняла ее.
- Я тебя искала, - пробормотала та. - Всю битву я просидела дома - и еще долго оставалась там, пасла скот; мне надо было побыть одной, и говорили, что планета нуждается в мясе. - Она прислонилась головой к груди Табиты. - И вот я освободилась и прилетела сюда…
Табита поглаживала ее по спине.
- Я узнала, где ты служишь, и мне сказали, что в свой отпуск ты хотела побывать в Грее. Я ждала тебя и спрашивала в отелях. Сегодня в одном мне сказали, что ты остановилась у них, но сразу же куда-то ушла. Я подумала, что ты, наверно, здесь, и решила проверить - это легче, чем ждать.
- Что мне сделать для тебя, небесная подружка? Скажи.
- Это тяжело. - Эйат, не поднимая головы, до боли стиснула руки Табиты. - Аринниан тоже здесь. Он уже некоторое время работает в штабе своего отца. Я хотела встретиться с ним, и… - Она издала сдавленный звук - ифриане не плачут.
- Он избегает тебя, - догадалась Табита.
- Да. Он старается быть со мной добрым. То, что ему приходится стараться, хуже всего.
- Это после того случая…
- К-а-а-х. Я для него уже не та, что прежде. - Эйат взяла себя в руки. - Да и для себя самой не та. Но я надеюсь, что Аринниан поймет меня лучше, чем я сама.
- Разве он единственный, кто готов тебе помочь? А твои родители, братья и сестры, чотовики?
- Они ко мне не изменились. Да и с чего бы? В Воротах Бури такое… несчастье, как случилось со мной, считается именно несчастьем - не позором, не изъяном. Им не понять, что я чувствую.
- А ты страдаешь из-за Аринниана. - Табита хмуро поглядела на возмутительно прекрасный день. - Чем мне тебе помочь?
- Не знаю. Может быть… Если бы ты поговорила с ним… объяснила… попросила его за меня…
- Ах, попросила? - вспылила Табита. - Где он сейчас?
- На работе, наверно. Его дом…
- Я знаю адрес. - Табита встала. - Пошли, девочка. Не будем больше говорить. Погода замечательная, и мы с тобой полетаем всласть - у меня мотор, и я уже постараюсь измотать тебя как следует, - а к вечеру вернемся туда, где ты остановилась, и я уложу тебя спать.
…Настали сумерки. Над серебристыми водами еще светилась шафрановая заря, а вокруг уже залегла глубокая синева и проглянули ранние звезды. Табита опустилась перед дверью Аринниана. В окнах был свет. Она, не касаясь звонка, застучала в дверь кулаком.
Он открыл. Она заметила, что он тоже похудел, небрежно одет, устал и каштановые волосы не причесаны.
- Грилл! - воскликнул он. - Вот неожиданность… Входи же, входи.
Она решительно вошла, почти отпихнув его. В комнате стоял кавардак - хозяин, как видно, здесь только спал и наспех ел. Он нерешительно приблизился. До начала сражения они общались только по службе и всегда по телефону. А потом удостоверились, что другой жив - вот и все.
- Я… я так рад тебе, Грилл, - заикался он.
- Не могу того же сказать о себе, - оборвала она. - Сядь. Мне надо ткнуть тебя кое во что носом, святоша ты поганый.
Он растерянно подчинился. Она увидела, как он ошарашен, и ей вдруг не хватило слов. Несколько минут они молча смотрели друг на друга.
На Дэниела Холма смотрели с экранов Лио с Каровых Озер, Мэтью Викери, президент парламента, и Хуан Кахаль, адмирал Империи. Четвертый экран только что погас, показав видеозапись речи Траувэя, Верховного вивана планеты Ифри, в которой тот призывал Авалон сдаться, пока не случилось худшего и всей Сфере не продиктовали более жесткие условия мира.
- Слышали, господа? - спросил Кахаль.
- Слышали, - ответил Лио.
Холм чувствовал, как стучит в груди и висках - не то что быстро, но тяжело, словно молот. Сейчас бы сигару, которой нет - или выпить, что ему не рекомендуется - или проспать год, чтобы никто не будил. Хотя мы еще не в таком состоянии, как адмирал. Если кто и смахивает на ходячую смерть, так это он.
- И что вы на это скажете? - старческим голосом продолжал Кахаль.
- У нас нет желания сражаться, - объяснил Лио, - или усугублять страдания наших братьев. Однако мы не можем отдать то, что стоило нашему народу таких жертв.
- Маршал Холм?
- Не станете же вы атаковать нас, пока на планете ваши люди, - напрямик сказал тот. - Правда, и мы не станем вечно держать их здесь. Я уже говорил вам, что мы не собираемся заключать сделки за счет мыслящих существ. Надо только обговорить сроки и порядок их возвращения.
- Президент Викери? - Адмирал перевел взгляд на следующий экран.
- Обстоятельства заставили меня изменить свое мнение относительно стратегической обстановки, адмирал, - с улыбкой ответил политик. - Но я по-прежнему не приемлю никакого абсолютизма. Мой уважаемый коллега губернатор Саракоглу всегда производил на меня впечатление столь же разумного деятеля. Вы недавно имели с ним продолжительную беседу. В ней, безусловно, участвовали и другие хорошо осведомленные умы. Не говорилось ли там о возможности компромисса?
Кахаль поник:
- Я мог бы спорить и торговаться с вами еще много дней. Но что толку? Я поступлю по собственному усмотрению и сразу изложу вам тот максимум, который уполномочен предложить.
Холм вцепился в ручки кресла.
- По мнению губернатора, можно считать, что Авалон уже выполнил многие условия перемирия, - тягуче говорил Кахаль. - Орбитальных укреплений больше не существует. От флота осталось немного, так что его реквизиция не будет иметь для вас большого значения. Более того, у вас на планете фактически находятся имперские войска. Остаются лишь технические детали. Будем считать, что наши раненые и медики - это и есть оккупационные силы. Вашу военную технику нужно будет взять под контроль; довольно одного-двух людей на станции для того, чтобы соблюсти условие неиспользования этой техники в случае разрыва перемирия. Ну и так далее. Общая мысль вам ясна.
- Спасаете лицо, - буркнул Холм. - Угу. Это понятно. Но что потом?
- Предстоит составить мирный договор, - ответил безжизненный голос. - Скажу вам строго по секрету: губернатор Саракоглу настоятельно рекомендовал Империи не аннексировать Авалон.
Викери забормотал что-то. Лио сохранил спокойствие. Холм испустил вздох и откинулся назад.
Они все-таки добились своего. Все-таки добились.
Разговор, конечно, еще не окончен. Впереди бездна всяких придирок и мелочей. Но это уже неважно. Авалон останется ифрийским - останется свободным.
"Сейчас заору от радости. Нет, не сейчас - слишком устал. Может, потом".
Главное его счастье, тихое и глубокое, заключается в том, что сегодня можно будет пойти домой - к Ровене.
Глава 19
Не было никаких внезапных прозрений, драматических сцен и прощений. Но был один час, который Аринниан всегда будет вспоминать.
Работа у отца перестала отнимать у него все время Он получил возможность вернуться к своим занятиям. И решил, что нет ничего непрактичнее практической деятельности, если она направлена не туда, куда надо. Табита согласилась с ним Она сама подала в отставку с действительной службы. Вскоре, однако, ей пришлось вернуться на свой остров и заняться делами - хотя бы ради семьи своего компаньона. А он все еще был привязан к Грею.
Он позвонил Эйат, которая снимала в городе комнату- Не хочешь ли покататься на лодке?
- Да, - ответила она каждым перышком.
Погода не совсем благоприятствовала прогулке. Когда они вышли из залива, пошел дождь. В борт хлестали оливковые волны. С пасмурного неба били длинные копья, колющие кожу и выбивающие фонтанчики из воды.
- Пойдем дальше или вернемся? - спросил он.
- Пойдем дальше. - Она смотрела на берег, чуть видный за кормой. В море не было никого, пусто было и в воздухе. - Такое одиночество, такой покой.
Аринниан кивнул. Он был раздет, и чистая влага копилась у него в волосах, стекая потом по телу.
Она глядела на него через кокпит с крыши каюты.
- Ты хотел мне что-то сказать, - сказала она мимикой, добавив в помощь пару слов.
- Да. - Румпель трепетал у него в руке. - Прошлой ночью, перед ее отъездом… - На планха говорить больше ничего не требовалось.
- Небесный мой друг, - выдохнула она. - Я так рада за тебя, так рада. - Она протянула к нему крылья, вздрогнула и убрала их.
- Это навсегда, - с торжественной дрожью в голосе произнес он.
- Я никого бы так не желала для тебя, как Грилл. - Эйат присмотрелась к нему. - Но тебя что-то беспокоит.
Он закусил губу. Эйат ждала.
- Скажи, - вымолвил он наконец, опустив глаза, - ты видела нас со стороны. Как по-твоему - стою ли я ее?
Она ответила не сразу. Не услышав "да, конечно", которого ожидал, Аринниан испуганно взглянул на нее, но не осмелился прервать молчания. Волны гремели, и смеялся дождь. Наконец она сказала:
- По-моему, она обязательно добьется того, чтобы ты стоил.
Он проглотил пилюлю. Эйат начала извиняться, но как-то нерешительно.
- Я давно уже чувствовала, - сказала она, - что тебе нужен кто-то вроде Грилл, чтобы ты понял: то, что плохо для моего народа, хорошо для твоего… в этом смысл и цель вашей жизни.
Он собрался с духом и сказал:
- Да, я знал это - в теории. Табита предстала передо мной как блистательный факт. Раньше я ревновал. Да и сейчас ревную, а может, буду ревновать до самой смерти, не в силах себя побороть. Но она стоит того - стоит всего на свете. Я наконец-то понял, Эйат, сестренка, что она - не ты, а ты - не она, и хорошо, что вы обе такие, какие есть.
- Она подарила тебе мудрость. - Эйат съежилась под дождем.
Аринниан воскликнул, видя ее печаль:
- Позволь мне передать этот дар тебе. То, что случилось с тобой…
Она растерянно взглянула на него.
- Разве это хуже того, что случилось с ней? И я не прошу пожалеть меня (человеческое слово), сам виноват, но думаю, что мне пришлось еще тяжелее, чем вам обеим, когда я воображал, что телесная любовь грязна, что она в корне отличается от той любви, которую я питаю к тебе, Эйат. Теперь нам надо помочь друг другу. Я хочу, чтобы ты разделяла мои надежды.
Она спрыгнула вниз, приковыляла к нему, обняла его крыльями и положила голову ему на плечо, шепча что-то. Капли дождя сверкали в ее гребне, словно бриллианты короны.
Договор был подписан во Флервиле, в конце зимы. Церемония была самой скромной, и ифрийские делегаты почти сразу же отправились домой.
- Не слишком разгневанные, - заверил Экрем Саракоглу Луизу Кахаль, которая отклонила его приглашение присутствовать. - Они, в общем, философски отнеслись к своей потере. Но было не слишком-то удобно настаивать, чтобы они проделали весь наш ритуал. - Он достал сигарету. - Я и сам, откровенно говоря, рад, что все уже позади.
Собственно говоря, он просто выступил по телевизору и уклонился от дальнейших торжеств. Во Флервиле немыслимо было отметить конец враждебных действий без медленных шествий и благотворительных молебнов.
Но все это происходило вчера. На сегодня мягкая погода сохранилась, и Луиза пришла к нему на обед. Отец, сказала она, не очень хорошо себя чувствует - и это, несмотря на симпатию и уважение, которые Саракоглу питал к адмиралу, не слишком его расстроило.
Они гуляли вдвоем по саду, как в былые времена. По обе стороны расчищенных дорожек снег лежал на клумбе, на кустах и деревьях, на гребне стены - еще белый, хотя таяние уже началось и кое-где под сугробами журчала и позванивала вода. Все цветы зимовали в доме, и в саду пахло только влагой, а небо было окрашено в ровный сизый цвет. Стояла тишина, только гравий скрипел под ногами.
- Кроме того, - продолжил губернатор, - было большим облегчением увидеть, как представитель Авалона и вся его когорта садятся наконец на свой корабль. Тайные агенты, которых я нарядил охранять их, чуть с ума не сошли от радости.
- Правда? - Она подняла глаза, и он смог насладиться их блеском, полюбоваться чуть вздернутым носиком и всегда полуоткрытыми, как у ребенка, губами. Но смотрят эти глаза чересчур серьезно - и чересчур долго это продолжается, черт побери. - Я слышала, были какие-то идиотские анонимные письма, угрожавшие им смертью. Вы из-за этого так беспокоились?
Он кивнул:
- Я уже достаточно знаком со своими дражайшими эсперансийцами. Когда Авалон подпортил им то первое празднество - ну, вы сами видели и слышали все, что говорилось насчет "оголтелых милитаристов". - Саракоглу хотел бы знать, скрывает его меховой капюшон лысину или, наоборот, напоминает о ней Луизе. Может, он в конце концов сдастся и займется пересадкой волос.
- Неужели они никогда не забудут… ни те ни другие? - с тревогой спросила она.
- Думаю, со временем обида утихнет. У нас, у Терры с Ифри, слишком много общих интересов, чтобы превратить семейную ссору в кровавую междоусобицу. Надеюсь.
- Мы действительно повели себя великодушнее, чем могли бы. Например, оставили им Авалон. Разве это не в счет?
- Да, это должно засчитаться. - Саракоглу усмехнулся левым углом рта, затянулся последним горьким дымом и бросил сигарету. - Хотя всем ясно, что тут прямая политическая выгода. Авалон показал себя твердым орешком. Его аннексия повлекла бы за собой бесконечные хлопоты, в то время как анклав не вызовет таких трудностей, для разрешения которых понадобилась бы война. Кроме того, этой своей уступкой Империя добьется выгодных для себя торговых соглашений, которых в противном случае ей бы не видать.
- Я знаю, - с легким нетерпением сказала она.
- Вы знаете и то, - ухмыльнулся он, - что я люблю послушать сам себя.
- Мне очень бы хотелось побывать на Авалоне, - задумалась она.
- Мне тоже. Из чисто социологического интереса. Хотел бы я знать, не станет ли эта планета проблемой в ближайшем будущем.
- Каким образом?
Он, ступая все так же медленно и не забывая о ее руке, лежащей на его рукаве, посмотрел вперед и высказал то, что всерьез заботило его:
- Причиной может стать двурасовая культура, которая там создается. Сама создается или ее создают: нельзя ни предугадать, ни направить новое течение в истории. Может быть, отсюда и проистекает их упорство - они словно сплав двух разных металлов, который намного прочнее, чем каждый металл в отдельности. Нам предстоит заселить всю Галактику, весь космос… - "О Господи, сколько метафор, включая и эту". Он внутренне засмеялся, пожал плечами и заключил: - Впрочем, я до этого не доживу. Пожалуй, мне не придется даже распутывать последствия того, что Авалон оставил Ифри.
- Но как же иначе? Вы сами сказали, что это был единственный выход.
- Что ж, возможно, во мне говорит пессимизм человека, который весьма неудовлетворительно позавтракал в Доме правительства. Однако можно себе представить, что из этого выйдет. Авалонцы, обе расы, начнут ощущать себя большими ифрианами, чем сами ифриане. Предвижу, что будущие их поколения заселят Сферу в непропорционально большой степени, причем большинство их адмиралов, возможно, тоже будут из авалонцев. Надо надеяться, что они при этом не распространят повсюду реваншизм. И в мирных условиях Авалон, этот уникальный и уникально расположенный мир, притянет к себе непропорционально большую часть торговли - а значит, и мозгов, которые всегда ищут выгоды. И последствия этого предсказать я не берусь.
Она чуть сильнее сжала его рукав:
- Слушая вас, я радуюсь, что я не государственный деятель.
- Я тоже радуюсь, что вы не деятель, потому что мужской род к вам неприменим. Ну довольно об этих важных, но неприятных делах. Поговорим, например, о вашей экскурсии на Авалон. Я уверен, что ее удастся устроить через пару месяцев.
Она отвернулась от него. Видя, что молчание затягивается, он остановился и спросил испуганно:
- В чем дело?
- Я улетаю отсюда, Экрем. Скоро. И насовсем.
- Что? - Он едва удержался от того, чтобы не схватить ее за плечи.
- Отец. Сегодня он подал в отставку.
- Я знаю… его осаждают злобными обвинениями. Если помните, я написал об этом в Центральное Адмиралтейство.
- Да. Вы очень добры, - она снова взглянула ему в глаза.
- Я всего лишь исполнил свой долг, Луиза. - Страх не оставлял его, но он с удовольствием отметил, что говорит твердо и сохраняет на лице одну из лучших своих улыбок. - Империи нужны такие, как он. Никто не мог предвидеть скорпелунскую катастрофу, или, когда она уже произошла, совершить больше, чем Хуан Кахаль. Упрекать его, настаивать на военном суде - значит проявлять бессильную злобу, и уверяю вас, из этого ничего не выйдет.
- Но он-то себя упрекает еще больше, - тихо заплакала она.
"А вот на это у меня ответа нет", - подумал он.
- Мы возвращаемся на Нуэво Мехико, - сказала она.
- Я понимаю… эти места должны вызывать у него тяжелое чувство. Но надо ли вам сопровождать его?
- А кто еще у него есть?
- Я. Вероятно, меня вскоре отзовут на Терру…
- Извините, Экрем. - Тень ее ресниц упала на тонкие щеки. - Терра тоже не для него. Я не допущу, чтобы он терзался в одиночестве. Дома, среди своих, ему будет лучше. - Она улыбнулась дрожащей улыбкой и вскинула голову. - Нам будет лучше. Я уже и сама немного заскучала по дому. Навестите нас как-нибудь. - Она старательно подбирала слова: - Я, конечно, со временем выйду замуж. Мне бы хотелось, если вы не против, назвать своего сына в вашу честь.