В остальном праифрианин, должно быть, весьма напоминал земных птиц. - На экране появилось несколько изображений гипотетических ископаемых существ. - У него имелась аналогичная водосберегающая система выделения - без отдельных мочевыводящих органов, - которая позволяла сохранить вес и компенсировала потерю влаги жабрами. Развился у него также легкий костяк - однако кости были сложнее птичьих и складывались из замечательно прочного двухфазного материала, органическим компонентом которого был не коллаген, но субстанция, выполнявшая функции костного мозга земных млекопитающих. Однако животное не стало облегчать свой вес путем замены зубов на клюв, как поступили многие ифрийские орнитоиды, например уот - это существо напоминает ястреба, но исполняет функции собаки. Прасофонт продолжал жить в своих влажных джунглях, не изменяясь, соответственно образу жизни.
То, что детеныши рождались крошечными и беспомощными - ведь самка не могла летать на дальние расстояния с тяжелым плодом, - возможно, объясняет сохранение и развитие пальцев на крыльях. Детеныш мог цепляться по очереди за каждого из родителей, когда они летали в поисках пищи; а до того как научиться летать, он мог спасаться от врагов, влезая на деревья. Ноги же приобретали все большую способность хватать добычу и манипулировать предметами.
Кстати, короткий внутриутробный период не означает, что ифрийский младенец рождается со слаборазвитой нервной системой. Благодаря быстрому обмену веществ клеточное деление зародыша тоже происходит быстро. Этот процесс скорее формирует тело, нежели увеличивает его размер. Однако ифрийскому младенцу требуется больше заботы и больше пищи, чем человеческому. Родителям приходится ухаживать за ним совместно и вдвоем нести его в полете. Возможно, здесь ключ к тому равенству полов - или состоянию, близкому к равенству, - которое мы находим во всех ифрийских культурах.
Кроме того, в первобытных условиях невозможно было бы сохранить большое количество младенцев. Этим, возможно, объясняется то, что женские особи овулируют только раз в год - в ифрийский год, равный примерно половине земного, - и не овулируют в течение двух лет после родов. Сексуальное влечение открыто проявляется у них лишь в эти периоды - но тогда достигает почти непреодолимой силы и у мужских, и у женских особей. Возможно, поэтому с развитием разума территориальный инстинкт получил культурную поддержку. Родители заинтересованы в том, чтобы уберечь своих овулирующих дочерей брачного возраста от случайных самцов. А супружеские пары не желают делить свои редкие, богатые ощущения с посторонними.
Половой цикл не является абсолютно жестким. Например, отрицательные эмоции, горе часто вызывают овуляцию. Это, безусловно, древний природный механизм, позволяющий быстро восполнить потери. Такое слияние Эроса и Танатоса в ифрийской психике делает почти все их искусство общения и особенно мышление недоступными для человека. Некоторые женщины могут овулировать по желанию, хотя это считается ненормальным; в прежние времена таких убивали, теперь избегают из боязни подпасть под их власть. Излюбленный злодей ифрийской беллетристики - это мужчина, который гипнозом или иными методами может вызвать у женщины это состояние. Главное проявление гибкости половой системы - это тот факт, что ифриане сумели приспособить свой цикл воспроизводства, как и все остальное, к условиям многих колонизированных планет.
- По мне, человеком быть лучше, - сказал Рошфор.
- Не знаю, сэр. На первый взгляд их сексуальные отношения выглядят проще, чем у вас или у нас: либо ты в настроении, либо нет - и кончен разговор. Однако мне иногда думается, что они тоньше и сложнее, чем у нас - и лучше приспособлены ко всей их психологии.
- Вернемся, однако, к эволюции, - говорил лектор. - По всей вероятности, большая часть ифриан пережила нечто похожее на плиоцен в земной Африке. Орнитоидам пришлось выйти из редеющих лесов в богатые растительностью саванны. Там они развились из пожирателей падали в охотников на крупную дичь, аналогично тому, как это происходило у древних людей. Ноги превратились в руки, способные изготавливать орудия. Локтевые когти стали ступнями для поддержки туловища и передвижения по земле, а сложенные крылья начали заменять ноги.
И все же разумные ифриане остались чисто плотоядными существами, притом неуклюжими на земле. Первобытные охотники, как правило, наносили удары сверху - копьями, стрелами, топорами. Поэтому для того чтобы убить самую крупную добычу, достаточно было немногих воинов. Им незачем было объединяться, чтобы вырыть ловушку мамонту или встать против грозного льва. Общество по-прежнему делилось на семьи или кланы, которые редко воевали друг с другом, но и особо не общались.
Эволюция, покончившая с каменным веком, была обусловлена не развитием земледелия, как это было у человека. У ифриан все началось с систематической пастьбы, а затем и одомашнивания крупных травоядных - таких, как мауки, и более мелких длиннорогих майо. За этим последовало изобретение полозьев, колеса и прочего, что позволило ифрианам легче передвигаться по земле. Земледелие появилось позднее как придаток к скотоводству, для выращивания кормов. Избыток пищи освободил время для путешествий, торговли и широкого культурного обмена. Отсюда возникли более сложные и крупные социальные ячейки.
Их нельзя назвать цивилизациями в строгом смысле, поскольку на Ифри никогда не было настоящих городов. У крылатого и поэтому мобильного народа не было нужды селиться тесными группами ради поддержания более близких отношений. Однако центры оседлости все же возникали. Они были промышленными - например, горнодобывающими и металлургическими; торговыми и религиозными; укрепленными на случай поражения одной группы другой в воздушном бою. Но все они были мелкими, и население не оседало в них надолго. Кроме баронов с их дружинами, в таких поселениях обитали в основном рабы с подрезанными крыльями а в наши дни их заменили автоматы. Подрезка крыльев - самый простой способ удержать раба; но поскольку перья отрастают быстро, пленных обычно обещали отпустить на волю после определенного срока верной службы и тем обеспечивали их покорность. Поэтому рабство так глубоко укоренилось в доиндустриальном ифрийском обществе, что не полностью исчезло и по сей день.
"Ну а мы воскрешаем его в Империи, - подумал Рошфор. - В рамках закона, конечно, - как наказание, скажем, чтобы получить какую-то пользу от осужденных преступников; и все же мы воскрешаем то, что у ифриан уже отмирает. В чем мы тогда нравственнее их? И в чем правее? - Рошфор выпрямился на стуле. - Я - человек".
Гибкая блондинка со старомодным эсперансийским пристрастием к простоте туалета, Ева Дависсон составляла приятный контраст с Филиппом Рошфором, что ясно сознавали они оба. Он был высокий, худощавый, хотя и атлетически сложенный молодой человек с правильными чертами лица, широким носом и полными губами, смуглый и с блестящей гривой вьющихся черных волос. Его форма граничила с пределом пышности, допустимой для офицера - пилотка набекрень, выгоревшая под солнцем Империи, окаймленный золотом голубой мундир, алые кушак и плащ, белоснежные брюки, заправленные в низкие сапоги из настоящей бычьей кожи.
Они сидели в тихом флервильском ресторанчике у окна, открытого в сады и звезды. Живой сонорист играл что-то старое и сентиментальное; ароматные, чуть пьянящие испарения наполняли воздух; парочка небрежно поглощала горячее, больше внимания уделяя шампанскому. И несмотря на все это, Ева не улыбалась.
- Эту колонию основали люди, верившие в мир, - сказала она скорее скорбным, чем обвиняющим тоном. - Здесь много поколений подряд не было никакой армии - люди полагались на добрую волю тех, кому помогали.
- Добрая воля кончилась с приходом Смуты.
- Знаю, знаю. Я не участвую в демонстрациях, и мне все равно, что скажут мои друзья, когда узнают, что я встречалась с имперским офицером. И все же, Фил, солнце по имени Паке, планета по имени Эсперанса готовятся к войне. И это горько.
- Было бы горше, если бы напали на нас. Авалон недалек, и они скопили там большие силы.
Ее пальцы сжали ножку бокала.
- Чтобы Авалон напал на нас? Я встречалась с авалонцами, с обеими расами. Они прилетали сюда торговать или как туристы - я и сама не так давно побывала там. Я хотела просто посмотреть живописную планету, но меня так чудесно принимали, что не хотелось возвращаться.
- Должно быть, люди там переняли ифрийские манеры. - Рошфор сделал длинный глоток, смакуя вино и надеясь, что оно прогонит его раздражение. Он не собирался этим вечером говорить о политике. - Как приятные, так и менее приятные.
Она пристально посмотрела на него в слабом свете и тихо сказала:
- У меня такое впечатление, что вы не одобряете смешанных колоний.
- В общем, да. - Он мог поддакивать ей, со всем соглашаться, увеличивая тем свои шансы уложить ее потом в постель. Но это было не в его духе, причем девушка нравилась ему и чисто по-человечески. - Я считаю, что надо быть самим собой и отстаивать свое мнение.
- Вы прямо супрематист, - сказала она - довольно мягко, впрочем.
- Если это означает, что человечество - правящая раса и большинство лидеров Технической цивилизации происходит из нее - да, меня, пожалуй, можно назвать супрематистом, - признался он. - Это не значит, что мы за свою историю не нагрешили и не натворили глупостей или что мы имеем какое-то право угнетать других. Я признаю, что мы можем быть наилучшими друзьями с ксенософонтами. Просто не надо им подражать.
- Вы считаете, что Терранская Империя - это сила, творящая добро?
- В целом да. Она совершает и зло - но этого никому из смертных не избежать. Наш долг - исправлять ущерб… и насаждать ценности, которые Империя, несмотря ни на что, хранит.
- Вы, наверное, видели не так уж много зла.
- Потому что я с Терры? - хмыкнул Рошфор. - Дорогая, вы напрасно воображаете, будто родную систему населяют исключительно аристократы. Мой отец - мелкий чиновник Социодинамической Службы. Его работа вынуждала нас постоянно странствовать. Я родился в Селенополисе - это космический порт и промышленный центр. Несколько впечатляющих лет я провел на Венере, бедной и преступной планете, которая так и не сумела достичь уровня Терры. Во флот я поступил рядовым - не из протеста, а из мальчишеского желания посмотреть Вселенную, и в школу пилотов меня направили только через два или три года; тем временем я познакомился с изнанкой не одного мира. В космосе есть что исправлять. Давайте же исправлять, а не разрушать. И защищаться! Черт, - сказал он откровенно, - я хотел разговорить вас, чтобы вы не были так серьезны, и вот вам результат.
Девушка засмеялась и подняла свой бокал:
- Тогда давайте поможем друг другу выйти из серьезного настроения.
Так они и сделали, и отпуск Рошфора стал оправдывать себя. К счастью, потому что через две недели его отозвали: "Анса" уходила в космос. За много световых лет от Пакса она присоединилась к флоту, который скрытно группировался в темных просторах Вселенной, - и сотни кораблей двинулись к Ифрийской Сфере.
Глава 5
Совещание велось по селектору - как почти все совещания в эти дни. Это противоречило старым авалонским правилам хорошего тона, зато экономило время, а времени, как сознавал Дэниел Холм, оставалось в обрез.
Обстановка была достаточно накаленной. Два из трех голоизображений, казалось, вот-вот соскочат с экранов в кабинет Холма. Он, несомненно, производил на своих собеседников такое же впечатление.
Мэтью Викери, президент людского парламента, грозя пальцем и тряся пухлыми щеками, заявил:
- У нас тут не военный режим - напоминаю вам на тот случай, если вы позабыли. Наше законное гражданское правительство одобрило ваши оборонные меры последних лет, хотя лично я, как вам известно, всегда считал их чрезмерными. Когда я представляю, что можно было бы сделать на эти деньги, деньги налогоплательщиков, останься они в частных руках - какую пользу обществу могли бы принести… Дай вам, военным, волю - и вы начнете строить базы в четвертом измерении, чтобы защитить нас от вторжения из будущего.
- Вторгаются всегда из будущего, - сказал Ферун. - И очередное вторжение ничего хорошего нам не сулит.
Холм скрестил ноги, откинулся назад, выпустил сигарный дым в лицо Викери на экране и процедил:
- Избавьте нас от своих ораторских штучек. У нас тут не предвыборное собрание. Зачем вы созвали нас троих для разговора?
- Причина этому - ваш произвол, - отпарировал Викери. - Чашу переполнил ваш последний приказ о недопущении неифрийских кораблей в систему Лауры. Вы представляете себе, какую торговлю мы ведем - не только с Империей, хотя и этим многие живут, но с независимыми цивилизациями вроде Краокана?
- А вы представляете, как легко терранам запустить замаскированный робот-спутник на авалонскую орбиту? - возразил Холм. - Несколько тысяч мегатонн, взорванные на такой высоте в ясный день, могут поджечь половину Короны. Или, скажем, у нас совершает посадку мирное торговое судно. Компьютеры сознательного уровня сейчас почти не используются, поскольку почти не ведется новых космических исследований, но такой компьютер можно создать - и вложить в него стремление к самоубийству. Бомба взорвется внутри городских защитных экранов; генераторы отключатся, оставив без всякой обороны то, что уцелеет, а радиоактивные осадки загрязнят всю округу. Это вы, Викери, зарезали половину ассигнований, запрошенных нами на строительство убежищ.
- Истерия, - сказал президент. - Чего достигнет Терра, взорвав одну бомбу? Да я и не думаю, что будет война - если мы сумеем обуздать собственные горячие головы. Возьмите эту смехотворную программу гражданской обороны, которую вы нам навязали. - Викери перевел взгляд на Феруна и Лио. - Конечно, у молодежи теперь появился прекрасный предлог всюду лезть, загораживать всем дорогу, распоряжаться движением - они чувствуют свою значимость, и их не волнует ни общественная, ни финансовая цена всего этого. Но если этот флот, который мы строили и укомплектовали по вашему настоятельному требованию, напрягая свои промышленные мощности и истощая свои ресурсы - если этот флот действительно так силен, как утверждают, то терране к нам и близко не подойдут. Если же он не столь силен, то кто здесь пренебрегает своим долгом?
- Мы находимся недалеко от столицы сектора, - напомнил ему Ферун. - Терране могут начать с нас, вложив в удар всю свою мощь.
- Меня уже давно на это программируют. Спасибо, но я предпочитаю программироваться сам. Послушайте, - продолжил Викери, несколько остыв, - я признаю, что ситуация критическая. Мы все здесь - авалонцы. Если я нахожу какие-то ваши предложения неразумными, я открыто заявляю это народу и парламенту. Но в конце концов мы заключаем компромисс как разумные существа.
Ферун взъерошил лицевые перья. Викери, похоже, не заметил этого или не понял, что это означает. Лио с Каровых Озер сохранял невозмутимость. Холм буркнул:
- Продолжайте.
- Я должен выразить протест и против ваших действий, и против того, как вы их осуществляете. У нас не военное положение, и в Соглашении не предусматривается возможность его провозглашения.
- Потому что в прежние времена в этом не было нужды, - сказал Холм. - Опасность была ясна и очевидна. Не думаю, что нам и теперь нужно военное положение. Адмиралтейство отвечает за местную оборону и за связь с вооруженными силами всей Сферы…
- Что отнюдь не дает вам право останавливать торговлю, или заводить потешную гвардию, или делать что-либо еще, нарушающее нормальный ход жизни на Авалоне. До сих пор я и мои коллеги признавали необходимость некоторых мер. Но теперь назрела необходимость напомнить вам, что вы слуги народа, а не его хозяева. Если народ желает, чтобы ваша политика и дальше осуществлялась, пусть он заявит об этом _ своей законодательной власти.
- Но круаты высказались за создание гражданской обороны и за предоставление Адмиралтейству широких полномочий, - проскрипел Лио с Каровых Озер. Старый великан с побелевшими перьями сидел в своем замке с видом на скалы и глетчер.
- Парламент…
- Все еще дебатирует, - перебил Холм. - Терранская Империя таких сложностей не знает. Если вам нужна формулировка, считайте, что мы действуем по законам чота.
- У чотов нет правительства, - покраснел Викери.
- А что такое правительство? - очень тихо спросил Лио, виван Верховного круата.
- То есть как? Законная власть…
- Да. Источник любого закона - это традиция. Источник любой власти - это сила оружия. Правительство есть учреждение, которое принуждает к чему-либо народ на законном основании. Верно ли я прочел ваших человеческих философов и вашу историю, президент Викери?
- Да… но…
- Вы забыли, кажется, что ноты не более единодушны, чем ваши человеческие фракции. Они оставались и остаются при своем. Хотя большинство и проголосовало за последние оборонные меры, меньшинство громко выступило против, считая, как и вы, президент Викери, что опасность преувеличена и не оправдывает таких усилий.
Лио замолчал, и всем стало слышно, как свистит ветер в его жилище. Мимо пролетели двое его внуков. Один держал обнаженный меч - знак войны, который переносили от дома к дому, у другого был бластер. Верховный виван продолжил:
- Три чота отказались внести свой вклад. Я и мои собратья пригрозили им оэрраном. Если бы они не уступили, мы произнесли бы его. Настолько серьезной мы считаем ситуацию.
У Холма перехватило горло. "А мне он этого не сказал! Конечно - с чего бы он стал говорить". Ферун замер на своей скамье, став таким же неподвижным, как Лио. Викери задержал дыхание и вытер внезапно вспотевший лоб.
"Я почти сочувствую ему, - подумал Холм. - Столкнуться с действительностью таким образом!"
Мэтью Викери следовало бы остаться экспертом-ревизором, вместо того чтобы лезть в политику, крутилось где-то в глубине потрясенного сознания Холма. Там он был бы безобиден, даже полезен: межвидовая экономика - подлинная страна чудес, и знать о ней все просто невозможно. Беда в том, что на таком малонаселенном шарике, как Авалон, правительство мало что решает, кроме вопросов экологии и обороны. В последние десятилетия, когда человеческое общество стало меняться под влиянием ифриан, его роль сделалась еще скромнее. (Эта мысль больно кольнула Холма.) Нетрудно было набрать голоса, баллотируясь на такой чисто административный пост. Вот самые реакционные человеческие круги и выбрали Викери, который С Тревогой Смотрел на Угрозу Ифриализации. (Может быть, не без оснований?) Больше у президента нет никаких особых полномочий в эти грозные времена.
- Как вы понимаете, это сообщение строго конфиденциально, - сказал Лио. - Если слух об этом разойдется, чоты, о которых идет речь, могут счесть сопротивление вопросом чести.
- Да, - прошептал Викери.
И снова наступило молчание. Сигара Холма, догорев, обожгла ему пальцы. Он затушил ее. Она воняла. Он закурил новую. "Я слишком много курю, - подумал он. - И, пожалуй, слишком много пью последнее время. Зато работа все же делается, насколько обстоятельства позволяют".
Викери облизнул губы.
- Это тоже усложняет дело… не так ли? Могу я спросить прямо? Я должен знать, не намекаете ли вы на то, что вас могут вынудить совершить государственный переворот?