Бойцы уже занимали свои места. Поклонившись, повернулись вбок к мишеням, одинаковым движением поднесли стрелы к лукам, вдевая в тетиву.
– Красиво, – выдохнул Эвите, тоже приникая к окошку. – Представляешь, через пару лет там будем мы.
Тенки криво усмехнулся. Лучше уж ему там не быть, готов отречься от возможности подобным образом покрасоваться. Зато – если удастся поступить в третий младший – жалеть о потерянном шансе он не станет. Даже если и так "красиво".
Поднялся лук Намари.
Тенки оторвался от окошка, присел на корточки. В проёме выхода виднелся длинный земляной вал с четырьмя кружками мишеней в профиль. Деревянные ободы, насаженные на бамбуковые колышки. Ткань истыкана попавшими в первом заходе стрелами, зияют круглые прорехи. После пятого мишени поменяют – для заключительной церемонии.
Эвите коротко выдохнул – и в тот же миг стрела вонзилась совсем рядом – хлопок! – в центр первой красно-белой мишени. Задрожала, ещё не растратив до конца боевую энергию, а пламя уже расцветало вокруг деревянного обода.
Тенки отпрянул невольно, но пламя не жглось. Иллюзия!
– Верно! – раздался далёкий хор.
– Молодец, Намари-оодиэ, – одобрительно заметил Эвите. – Бьёт без промаха.
– Слушай, – Тенки решил дать волю любопытству, в кои-то веки можно раскрыть рот, не опасаясь шиканья со стороны старших, – а этот, Мурасе-Ито, хорошо стреляет, да?
Одноклассник захихикал:
– Мурасе-Ито? Ну ты даёшь...
– А в чём дело?
– Прямо по фамилии, без никаких суффиксов? Мурасе-Ито-оодиэ!
Ох, опять эта их вежливость! Тенки с трудом подавил досадливую гримасу.
– Ну да, короче, он. Хорошо стреляет ведь, а?
Хлопок! Пламя.
– Верно!!
– Как видишь, – ухмыльнулся Эвите, жмурясь на языки прозрачно-алого огня вокруг второй мишени.
– Да-а...
– На празднества Весны плохих бойцов не поставят, – небрежно заметил одноклассник, снова заглядывая в окошечко.
Объективно говоря, второй заход оказался неудачнее первого. Чуть больше промахов, чуть дальше расстояние между всаженными в мишень стрелами. Даже хвалёный Мурасе-Ито пропустил свою третью стрелу, не говоря уж о "дыме" и "пепле" – и только Намари втыкал стрелы в сердце мишени, впритык друг к дружке.
– Пять промахов! – ужаснулся Эвите. – В первом заходе был только один!
– Скоро нам выходить, – негромко предупредил напарника Тенки. – Кто докладывает?
– Давай я, – сокурсник с сомнением посмотрел на нинъе, видно, не доверяя его произношению. – Ты тогда, когда закончу, начинай собирать стрелы от "великого пламени".
Тенки кивнул.
Свист стрелы, хлопок! Третья мишень выплюнула иллюзионный огонь. "Дым".
Следующая стрела – последняя.
Эвите протиснулся к выходу, ненавязчиво отодвигая соученика.
Мальчишки замерли.
Смотреть в окошко Тенки уже не полез: вот-вот послышится звон высвобождаемой тетивы – и свист.
Хлопок! "Пепел" расплылся в огненной занавеси.
– Верно!! – вопль из зала потонул в аплодисментах. "Венец"?
А – и правда, горизонтальный "венец", попали все стрелки в одном кругу.
– Прошу подтверждения! – донёсся до них крик.
– Произвожу подтверждение! – Эвите выскочил из кабинки, остановился справа от мишени, лицом к стрельбищу. – "Великое пламя" – "венец"! "Второй всполох" – три есть! "Дым" – половина! "Пепел" – половина!
– Принято!
– Есть! – вместе с этим возгласом Эвите нырнул к мишеням, нагнулся над "дымом", вытаскивая стрелы.
Тенки поспешил присоединиться к сокурснику, оставил кабинку, склонился у "великого пламени". Стрелы вонзились неожиданно глубоко, приходилось прилагать ощутимые усилия, чтобы вытаскивать тонкие бамбуковые стволы. Как назло, в голову полезли посторонние, совершенно идиотские мысли.
Короткоухий Мурасе-Ито промазал один раз, его третья стрела торчала совсем рядом с краем мишени: чуть влево – и попадание оказалось бы засчитано. Но – не повезло.
С таким умением стрелять, захоти короткоухий подбить его, Тенки, небось, хватило бы одной стрелы. И выпускать эту стрелу надо было бы как раз сейчас, когда нинъе маячит на поле, согнувшись перед мишенью. Даже не стоит особо напрягаться – всё равно что пытаешься попасть в свой обычный "второй всполох".
Иррациональный страх холодил загривок.
Тем более иррациональный, что Тенки отлично понимал – это невозможно. Бойцы располагают всего четырьмя стрелами – и все они сейчас торчат здесь, ждут, пока их вытащат младшие и вернут хозяевам, для продолжения церемонии. Хотя, конечно, у них есть и другой комплект...
Но это всё равно было невозможным – да и кто даст вдруг короткоухому стрелять? Да и не похож он на любителя действовать исподтишка, да и готовности рисковать местом в школе у него не наблюдалось, да и разве мыслимо нарушить таким образом праздник? Нет уж, для помешанных на церемониях элхе подобное точно должно считаться невозможным.
И всё же, невзирая за все попытки призвать здравомыслие, страх не оставлял Тенки до самого конца – пока они с Ллайне не покинули поле и быстрый взгляд, брошенный в зал, не сказал нинъе, что опасения его и впрямь напрасны: бойцы сбились в кучку и, похоже, вовсе не интересовались происходящим на поле.
Только тогда получилось вздохнуть спокойно и поразиться выступившему под мышками поту.
Собранные стрелы первокурсники вытерли специально предназначенными полотенцами, стряхивая влажный песок, приставший к бамбуку. Мимо метнулись два элхе – следующие наблюдатели.
– Сразу не понесём, – предупредил Эвите. – Они уже пошли на третий.
– Угу.
Они остановились в коридорчике рядом со входом в зал, уселись на скамеечку, бережно придерживая ладонями стрелы. Отсюда лучников видно не было, только мишени и вздымающееся вокруг них пламя.
– Хорошо стреляют, – отозвался о старших Эвите, – заглядеться можно.
Тенки молчал, уставившись в сторону мишеней.
– У тебя сколько рекорд? Больше всего попаданий?
– У меня? – нинъе усмехнулся. – Два.
– Из двадцати?! – Эвите вылупил глаза.
– Тише ты. Услышат – по ушам надают. Ага, из двадцати. Что, много? – Тенки откровенно смеялся.
– Мало! – Эвите то ли принял насмешку всерьёз, то ли действительно изумился настолько, что забыл о вежливости. – У меня – восемь, почти половина!
– Ну молодец, что тут скажешь, – философски ответил Тенки.
Сокурсник замолчал, словно не находя подходящих для дальнейшей беседы выражений. И вовремя – из зала выглянул старший, второкурсник.
– Тихо! – строго оглядел младших. – Ли!
Тенки невольно выпрямился. Вскинул глаза на второкурсника.
– Когда ты выскочил стрелы собирать, ты к залу спиной повернулся. Это невежливо, постарайся так больше не делать.
Мальчишка застыл. В голове заметались красочные эпитеты, подходящие к ситуации.
– Понял?
Через силу сглотнув, Тенки кивнул – иначе не отстанут.
Второкурсник исчез, скрываясь в зале. Эвите сидел как пень.
Какого хрена?! Огонь бы их всех побрал, какого хрена их не устраивает обычная человеческая задница?! Не в лицо же он им её суёт?! И всего-то мельком, небось, увидели, всё остальное время он на корточках сидел и ощущал лопатками воображаемый удар!
Идиоты... Безнадёжные эльфийские идиоты...
– Три промаха, три промаха, – шептал Эвите, провожая взглядом предпоследнюю стрелу. – Если Дени-эльви-оодиэ попадёт, три... плюс пять... плюс...
– Один, – подсказал Тенки, сам удивляясь, что помнит цифру. – Всего девять промахов.
– В прошлом году было шестьдесят восемь попаданий, – считал Эвите, – значит, двенадцать промахов... Ещё есть шанс!
Зал взревел: стрела "пепла" вонзилась в мишень.
– Жаль, не "венец", – удручённо вздохнул сокурсник. – Был бы, если б не Эвисто-оодиэ.
– Прошу подтверждения! – крикнули из зала.
Маленькая фигурка выскочила на поле:
– Произвожу подтверждение! "Великое пламя" – "венец"! "Второй всполох" – три есть! "Дым"...
– Пойдём! – велел Эвите. – Надо отнести стрелы.
Только вступая под крышу зала, темноватую после залитого солнцем поля, Тенки сообразил, что принёсшие стрелы сами вручают их бойцам – а значит, ему придётся собственноручно передать их Намари и – придурку Мурасе-Ито.
Мальчишка глянул из-под чёлки на непроницаемое лицо темноволосого элхе. После того как на поле перед мишенями на Тенки нашло временное помрачение, он ощущал себя так, словно и вправду был под угрозой, словно короткоухий и в самом деле целился в него и сжалился, убрал лук, оставляя Тенки жизнь. Словно теперь элхе окончательно признал его равным, стоящим соперником, и дал обет подождать случая встретиться лицом к лицу, не стараясь ударить в спину.
Понять придурка-старшеклассника у Тенки никогда не выйдет. Никогда, но, может быть… Может быть, короткоухий и правда окажется достоин уважения. Хотя бы за меткость. За невозмутимость. И за клятое их элхеское умение разделять личные эмоции и чувство долга.
Не ведающий о Тенкиных мыслях старшеклассник принял стрелы небрежно, но – надо же! – соблаговолил ответить снисходительным кивком. Снова четверо стрелков сбились в кучу, кулак к кулаку, затянутые в перчатки руки, крикнули громко: "Соле!". И снова пошли зажигаться мишени.
Бойцы отходили в глубь зала, ставили луки в высокие деревянные стойки, негромко переговаривались. Кажется, "дым" сокрушался о чём-то, может, просил прощения, что подвёл остальных, попал меньше всех.
Виллиэ окончил перекличку с первокурсником-наблюдающим, просматривал тонкую тетрадку на коленях: результаты боя.
Тенки невольно вытянул шею: как там, как они выступили? Перебит ли рекорд прошлого года, те впечатляющие шестьдесят восемь стрел, о которых гудел первый младший? Но отсюда, разумеется, тонкие красные каракули в тетради Виллиэ прочитать было невозможно. Да он, к тому же, наверняка писал на древнем языке, с этими их совершенно не поддающимися расшифровке иероглифами.
Старшекурсник наконец отложил тетрадку, окинул взглядом зал, младших, сидевших позади в несколько рядов, замерших впереди третьекурсников и бойцов, застывших в церемониальных стойках. Встал, сузил глаза. Ровным голосом скомандовал:
– Сбор!
Единым движением зал поднялся.
***
– Здравствуй, сестра.
– Здравствуй.
– Как родители? Здоровы ли все... дома?
– Все здоровы.
– Спасибо, что приехала. Я был рад знать, что ты смотришь.
– Вы замечательно выступили. Огонь теперь надолго будет усмирён.
– Не хватило лишь одной стрелы...
– Что ты говоришь? Вы поддержали честь школы. Продолжили славу старших. А уж тебя точно не в чем упрекнуть, больше тебя не смог бы сделать никто.
– Шестьдесят восемь стрел... ещё бы одну – и мы прославили бы третий класс.
– Друг мой, ты полон самомнения. Желание самосовершенствоваться – хорошее дело, но не стоит забывать о сохранении здравого мышления.
– Твой смех режет мне сердце.
– Твоя серьёзность заставляет меня смеяться!
– ...ты права. Я поистине смешон.
– Вот так лучше. К цвету твоих глаз подходит лёгкая самоирония. Не забывай улыбаться.
– Не буду... все ли здоровы дома?
– Ты уже спрашивал. Все здоровы.
– Прости.
– Не надо.
– Расскажи, как течёт твоя жизнь в школьных стенах? Твои соученики вытянулись за этот год и не похожи уже на тех детей, что смотрели прошлую церемонию стрельбы с открытыми ртами.
– Забавно, прошёл всего год... Прошлой весной ты произвела впечатление на Дени-эльви, он потом месяц твердил нам, что хочет подобную старшую сестру.
– Мне это очень льстит. Дени-эльви-диэ повзрослел и замечательно стреляет. И, конечно, Эвисто-диэ и Мурасе-Ито-диэ тоже.
– Последний меня беспокоит.
– Что-то случилось?
– Я сообщал вам, что в прошлом году в первый младший пришёл валиссиец.
– Юный гений? Да, я помню. С ним что-то не так?
– С ним – нет. Но он ухитрился задеть Мурасе-Ито – по незнанию. И теперь тот злится и нападает на младшего при каждой встрече.
– Вот как.
– А Орувери умело подогревает конфликт. Ослеплённый же обидой Мурасе-Ито ничего не замечает.
– Вот как...
– Ты хладнокровна. Детские раздоры ничуть тебя не беспокоят.
– Не упрекай меня. Младший Мурасе-Ито неглуп и со временем поймёт свою неправоту. Тебе не стоит беспокоиться об этом.
– Мне кажется, ты слишком просто смотришь на обстоятельства. Одно дело, если бы младший был элхе, но он – нинъе.
– И что же?
– Тебя не пугает возможный конфликт между расами?
– Ни капли. И не смотри на меня с таким ужасом. Словно я кощунствую перед Огнём.
– Но Мурасе-Ито действительно злится.
– Это пройдёт. А был ли тот мальчик на выступлении?
– Нинъе? Конечно, среди первокурсников. Сейчас они чистят зал.
– Покажи мне его.
– Сейчас... А, вон он. Посмотри на поле, они снимают мишени. Он – тот светловолосый, самый маленький, с башней мишеней в руках.
– Из-за них не видно лица.
– Да и дорогу ему сейчас вряд ли видно. Подожди, сейчас отдаст другому, пойдёт обратно.
– А. Похож на элхе.
– Разве? Вблизи он самый настоящий нинъе, никакого сходства.
– Целеустремлённый взгляд.
– Как ты углядела на таком расстоянии? Соколиные глаза.
– Это у нас семейное, дорогой братец. От тебя не убегает ни одна мишень, от меня – человеческие лица.
– Ты разбираешься в нинъе лучше, чем в элхе.
– Прости.
– Я не обиделась.
– Прости.
– Не надо.
Апрель, Огненный Город
– Ацу, Ацу! – Тардис запыхался и дышал тяжело. – Ты слышал, ты слышал?
Соученик стоял на пороге, возбуждённый, жадно глотал ртом воздух. В глазах плескалось лихорадочное желание сообщить новость.
– Можно войти?
– Пожалуйста, – Ацу небрежно повёл рукой. – Что случилось?
Выпускные экзамены четвёртого младшего курса закончились.
Сегодня по этому случаю для будущих старших устраивали праздничный вечер. Кто-то из оодиэ просто перейдёт в западный, "взрослый", корпус, но кто-то покинет Королевскую школу навсегда – и для них сегодняшняя ночь станет последней из проведённых здесь.
Поэтому школа гудела в предвкушении вечера, а служители и надзиратели сбивались с ног, пытаясь даже не уследить за почуявшими дух свободы четверокурсниками – просто принять с комфортом их родителей и родственников. Полюбоваться на своих отпрысков сегодня приехали многие. Чужими людьми полнились коридоры школы и классные помещения: взрослые разговаривали, делились успехами детей и ахали, выслушивая истории других; младшие в семье мальчики глазели на гордых адептов, представляя себя на их месте, а их сёстры, пользуясь шансом, который не представился бы девочкам никак иначе, разгуливали по школе и наблюдали за жизнью будущих королевских магов изнутри.
До начала вечера оставалось несколько часов.
– Нинъе! – выпалил Тардис.
В ярко освещённом коридоре жилого корпуса за спиной Тардиса появился Виллиэ. Глянул свысока, прислонился плечом к дверному косяку. Ворот "илерам", как всегда, беззаботно расстёгнут, но сегодня никто не станет придираться к форме одежды.
– С июня нинъе перейдёт в нашу группу! – не скрывая эмоций, сообщил Дени-эльви.
Вот как.
Что же, нинъе всё-таки добился своего.
Ацу не удивился. Словно знал: рано или поздно нинъе был обречён появиться в их классе, у него на пути, впиться в противника злыми зелёными глазами, и не уступать, пока не выяснится, кто сильнее. Кому суждена победа.
– Вот как, – повторил Ацу вслух.
– Ты не сердишься? – Тардис выглядел изумлённым.
– Сердиться? – нет, он не сердился. Все ощущения вообще будто ушли куда-то, пропали, и в сознании оставалось одно лишь рутинное "надо". Что надо? Не понять.
– А сейчас он в зале на первом этаже. Флиртует с какой-то мадемуазель, – слова Виллиэ слышались тонкой издёвкой, ледяной насмешкой – над кем?
Лицо Тардиса медленно проплыло мимо – с расширившимися глазами, рот приоткрылся. Виллиэ выпрямился, блеснул глазами, сжал губы. Отодвинулся, освобождая путь.
– Ты куда? – сзади раздался крик Тардиса.
– Пойдём за ним, – и холодная интонация Виллиэ.
Опять наступило молчание. Тенки не знал, о чём с ней говорить. Ему никогда раньше не приходилось разговаривать с эльфийкой.
Кажется, она испытывала похожие трудности. В лицо ему не смотрела, всё больше оглядывалась по сторонам. Вдалеке слышались оживлённые голоса. У дальней стены весело смеялись и звенели бокалами.
– Я думала, здание школы гораздо больше, – вежливо сказала девочка.
– А-а... – протянул нинъе, проклиная себя за идиотизм.
– Я здесь впервые.
– М-м... Э-э... Нравится? – он ведь правильно говорит?
– Что нравится? – огонь, неужели слямзил что-то не то? – Школа?
Она наконец-то посмотрела на мальчишку, с удивлением приподняла брови.
– Мне здесь не учиться. Королевская школа это Королевская школа.
Разговор опять издох.
Тенки уставился на свои руки, вывернул ладони линиями наружу. Как назло, в голову не приходило никакой хорошей темы. О чём вообще полагается беседовать с эльфийскими девами?
Украдкой он глянул на девчонку. Она сидела на самом краешке стула, чинно выпрямив спину, рыжевато-жёлтые волосы заплетены в высокую причёску. Большие эльфийские глаза, со складкой века, что начиналась прямо от внутренних уголков глаз – ещё одна расовая черта, – медленно двигались, осматривая зал.
Она, верно, сейчас жутко злится, что в собеседники ей попался неотёсанный нинъеский болван.
Надо срочно что-нибудь сказать.
– Э-э, – неопределённо пробормотал Тенки, с ужасом вдруг понимая, что не знает, как к ней обратиться – забыл имя!
Большие глаза – тёплого тёмно-карего цвета – повернулись к нему, взглянули вопросительно-высокомерно.
– Скорей бы начался вечер, не правда ли? – промямлил Тенки, теряя малейшую нить смысла в страшном кошмаре, что по недоразумению звался светской беседой.
– Вам надоело моё общество? – она усмехнулась краешками губ, а глаза оставались равнодушными.
– Что вы, – поспешил мальчишка ответить ходовой фразой – благо помнил её до малейших смысловых интонаций, – мне очень приятно с Вами беседовать.
– Говорят, Вы – настоящий гений? – спросила вдруг рыжая, и на бесстрастном лице появился наконец проблеск живой эмоции – слабого интереса.
– Э-э-э... – опять растерялся нинъе. По эльфийским правилам прямую похвалу надлежало отрицать, но как назло в голову не лезла ни одна подходящая формула отрицания. – Что вы, – сил хватило лишь повторить недавнее выражение.
– Да-да, – настаивала она, – даже мой кузен упоминал Ваше имя. Да и когда меня представляли Вам, было ведь сказано, что с июня Вы переходите на четвёртый младший курс? Это потрясающе.
– Что вы... – ох, чтоб огонь тут всё пожрал! Когда же эта пытка кончится?