Именно это очевидное, несмотря на все принятые меры, и просмотрели. Руководящий состав исследовательского центра состоял из высококвалифицированных специалистов, но каждый был таковым в своей, отдельной области, а следовательно, невежественным в остальных. Главный бактериолог мог часами разглагольствовать о новом и опасном виде бактерий, при этом понятия не имея, сколько лун у Сатурна - две или десять. Глава баллистического отдела мог изобразить на диаграммах сложнейшие траектории, но не смог бы ответить на вопрос: к какому семейству принадлежит окапи - оленей, лошадей или жирафов? В общем, учреждение кишело специалистами любой области, кроме одной, той самой, представитель которой по уже ставшему достаточно прозрачным намеку мог определить грозящую опасность.
Так, например, никто не обращал внимания на тот факт, что сотрудники предприятия, с покорной стойкостью переносившие меры безопасности, подслушивание и подглядывание, терпеть не могли систему, основанную на цветовых различиях. Цвет стал символом престижа. Люди, обитающие в желтых отделах, считали себя униженными по сравнению с коллегами из голубых отделов, несмотря на то что получали за свой труд такую же зарплату. Человек, работающий за красной дверью, считал себя существом на несколько порядков выше человека, сидящего за белой дверью. И так далее.
Добавляли масла в огонь женщины как социально более активный пол. Женщины-рабочие и жены трудящихся на предприятии мужчин вынесли сложившийся порядок за стены центра. В обществе верховодили жены мужчин, обитающих в черных отделах; оказавшиеся внизу общественной лестницы жены мужчин, работающих за белыми дверями, злились. Нормальной формой общения между ними стали сладкие улыбки, воркующие голоса, скрывающие змеиный яд.
Все знали о сложившемся положении дел и в разговорах упоминали о нем как о неизбежном зле. Однако зло не было таким уж неизбежным, и сами разговоры о нем свидетельствовали о том, что на предприятии работают вовсе не роботы со стальными нервами. Недостающий специалист - какой-нибудь первоклассный психолог - с первого же взгляда разглядел бы проблему, пусть и не умея отличить трубку Вентури от носового обтекателя ракеты.
Вот тут-то и обнаружилась основная слабость - не в цементе, граните или стали, не в механических или электронных приборах, не в рутине мер безопасности или бумажной волокиты, но в плоти и в крови.
Поданное Хаперни заявление об отставке вызвало скорее раздражение, нежели тревогу. Сорокадвухлетний, темноволосый, слегка склонный к полноте мужчина, он работал в красном секторе, будучи специалистом в области высокого вакуума. Его считали умным, работящим и добросовестным, при этом обладающим эмоциями гипсовой статуэтки. Помимо работы Хаперни, насколько было известно, мало что интересовало. А тот факт, что он был закоренелым холостяком, лишь подтверждал вывод, что его интересовала только работа.
Глава его отдела Бейтс и старший офицер Службы безопасности Ледлер вызвали Хаперни на собеседование. Когда он неуклюже вошел, подслеповато помаргивая глазами за толстенными стеклами очков, начальство сидело рядышком за большим письменным столом. Бейтс положил на стол лист бумаги и подтолкнул его вперед.
- Мистер Хаперни, мне передали вот это. Ваше прошение об отставке. Что это вам взбрело в голову?
- Хочу уйти, - нервно ответил Хаперни.
- Это я понял! Но почему? Нашли местечко получше? Если так, то где? Мы обязаны знать.
Хаперни смущенно переминался с ноги на ногу.
- Нет, у меня нет никакой другой работы. Я даже еше и не искал другого места. Пока не искал. Может быть, позже.
- Тогда почему вы решили уйти? - потребовал ответа Бейтс.
- Мне надоело.
- Надоело? - не веря своим ушам, спросил Бейтс. - Что надоело?
- Работать здесь.
- Давайте разберемся, - сказал Бейтс. - Вы ценный сотрудник и работаете с нами уже четырнадцать лет. И до сего дня казалось, что вы всем довольны. Работали вы отлично, и никто не критиковал ни вас, ни вашу работу. И если бы вы продолжали в том же духе, то могли бы не беспокоиться за свое будущее. А теперь почему-то хотите бросить спокойную и высокооплачиваемую работу. Я правильно излагаю?
- Да, - тупо, но решительно заявил Хаперни.
- Не имея ничего лучшего в перспективе?
- Именно так.
Откинувшись на спинку кресла, Бейтс задумчиво уставился на него:
- Знаете, что я думаю? Я думаю, что вы просто устали. И думаю, что вам надо показаться врачам.
- Не хочу, - заявил Хаперни. - Более того, не желаю. И не собираюсь.
- Но врач мог бы определить, не страдаете ли вы переутомлением от излишней перегруженности работой. Он мог бы порекомендовать длительный отдых, - принялся уговаривать Бейтс. - Вы могли бы получить отпуск с сохранением содержания. Отправились бы в какое-нибудь тихое, безмятежное местечко, поудили бы рыбу и вернулись, чувствуя себя, как новенький.
- Рыбная ловля меня не интересует.
- А что же тогда вас интересует? И чем вы собираетесь заняться после того, как уйдете отсюда?
- Хочу какое-то время просто погулять. Идти куда глаза глядят. Хочу идти туда, куда захочется.
В разговор вмешался нахмурившийся Ледлер:
- Вы собираетесь уехать из страны?
- Не сразу, - сказал Хаперни. - Если только придется.
- Придется? Это еще почему? - Не получив ответа, Ледлер продолжил: - Из вашего личного дела следует, что вы еще никогда не обращались с просьбой о выдаче вам паспорта. И мой долг предупредить вас, что в случае подобного обращения вам придется столкнуться с весьма неприятными вопросами. Вы обладаете информацией, представляющей интерес для врага, и правительство не может позволить себе игнорировать данный факт.
- Вы хотите сказать, что я могу начать торговать знаниями?! - в гневе прорычал Хаперни.
- Вовсе нет, во всяком случае, в нынешней ситуации, - умиротворяюще сказал Ледлер. - В данный момент вы вне всяких подозрений. Никто не сомневается в вашей лояльности. Но...
- Что "но"?
- Обстоятельства меняются. Человек существует без работы, без доходов, кончаются сбережения. Затем наступает первое испытание бедностью. И вот он уже начинает задумываться о тех вещах, которые раньше получал гарантированно и в избытке. Понимаете, что я хочу сказать?
- Я не собираюсь становиться безработным бродягой. Когда придет время, я найду работу.
- Вот как? - Бейтс иронически поднял брови. - А как вы думаете, что скажет нормальный работодатель, когда вы войдете и спросите, не нужен ли им физик-вакуумщик?
- Моя квалификация не помешает мне мыть посуду, - возразил Хаперни. - И вообще, если вы не возражаете, я бы сам хотел заняться решением своих проблем. Это ведь свободная страна, не так ли?
- Именно об этом мы и печемся, - вмешался Ледлер.
Бейтс тяжело вздохнул и высказался:
- Если человек намерен внезапно сойти с ума, я не могу ему в этом препятствовать. Поэтому я принимаю ваше заявление и передаю дальше, в штаб-квартиру. Не сомневаюсь, что там на это дело посмотрят по-другому. Но если они решат, что вы заслуживаете расстрела на рассвете, то пусть сами этим и занимаются. - Он махнул рукой, отпуская посетителя. - Ладно, я позабочусь о том, чтобы ваше заявление пошло по инстанциям.
Хаперни удалился, а Ледлер сказал:
- Ты обратил внимание на выражение его лица, когда прозвучали слова о расстреле на рассвете? Конечно, он понимал, что ты шутишь, но тем не менее как-то напрягся. Возможно, он чем-то напуган.
- Показалось, - фыркнул Бейтс. - Я сам за ним наблюдал. Он выглядел вполне нормально со своим ослиным упрямством. Я думаю, что просто наконец Природа берет свое, пусть и с запозданием.
- В смысле?
- Он задержался в плане сексуального развития, а теперь Наконец созрел. Даже в сорок два года еще не поздно подумать об этом. Держу пари, что он сейчас мчится отсюда галопом, как возбужденный бычок. И будет носиться, пока не найдет себе подходящую подружку. Натрахается, угомонится и попросится назад на работу.
- Возможно, ты прав, - согласился Ледлер, - но деньгами я бы не рискнул, ставя на это. Инстинкт мне подсказывает, что Хаперни чем-то здорово встревожен. И было бы неплохо узнать чем.
- Ну, это не тот тип людей, которых легко встревожить, - заверил его Бейтс. - Его ничем не прошибешь. Все, что ему нужно, - это вдосталь накувыркаться. Но ведь в этом нет ничего незаконного, разве не так?
- А мне иногда кажется, что следовало бы и тут ввести свой закон, - загадочно сказал Ледлер. - Во всяком случае, когда на высококлассного специалиста вдруг нападает хандра, мы не можем с уверенностью утверждать, что все дело в том, что человеку настала пора размножаться. Наверняка причина лежит глубже и представляет собой нечто более опасное. И мы обязаны понять, в чем дело.
- И что же ты предлагаешь?
- Продолжать наблюдать за ним до тех пор, пока не убедимся, что он не собирается причинить нам неприятности. Пусть за ним последит пара агентов контрразведки. Правда, придется раскошелиться.
- Не из твоего же кармана?
- Нет.
- Ну так чего же ты переживаешь?
- Если ты со мной согласен, - сказал Ледлер, - тогда мне не из-за чего переживать.
Слухи о Хаперни расползлись по предприятию, лишь у немногих вызвав удивленные взгляды да краткие комментарии. Ричард Брэнсом, металлург из зеленого отдела, разговаривал об этом деле со своим коллегой, Арнольдом Бергом, в столовой. В будущем им обоим предстояло стать объектами таинственных событий, о которых, разумеется, в данный момент они и не подозревали.
- Эрни, ты слышал, что Хаперни отваливает?
- Да. Он сам мне сказал об этом несколько минут назад.
- Хм! Ему что, надоело окружение? Или кто-то предложил ему больше?
- Если верить его словам, - сказал Берг, - ему надоело жить по расписанию и он хочет свободы. Должно быть, в крови у него есть что-то цыганское.
- Странно, - протянул Брэнсом. - Он никогда не казался мне человеком непоседливым. Наоборот, своей неподвижностью напоминал мне каменную гору.
- Да, бродяжничество как-то совершенно не соответствует его характеру, - признал Берг. - Но ты же знаешь, как говорят: в тихом омуте черти водятся.
- Наверное, ты прав. Мне тоже временами надоедает эта рутина. Однако же не до такой степени, чтобы бросить хорошую работу.
- Так тебе надо заботиться о жене и двух детях, - сказал Берг. - А Хаперни предоставлен самому себе. И волен поступать, как ему заблагорассудится. И если ему взбрело в голову переключиться с научных изысканий на сбор мусора, то я могу лишь пожелать ему удачи. Кто-то же должен убирать наш мусор, дабы мы в нем не потонули! Ты когда-нибудь думал об этом?
- Мой ум занят явлениями более высокого порядка, - важно ответил Брэнсом.
- Но ему быстренько придется спуститься на землю, как только твой двор превратится к помойку, - не остался в долгу Берг.
Пропустив эти слова мимо ушей, Брэнсом сказал:
- Хаперни хоть и зануда, но далеко не тупица. Мыслит он медленно, но четко. И если он решил уйти, то по причинам гораздо более серьезным, нежели он счел возможным сообщить публично.
- Например?
- Не знаю. Могу только догадываться. Может быть, он получил где-нибудь официальную должность, и ему приказали держать рот на замке?
- Возможно. В этом изменчивом мире все возможно. В один прекрасный день я и сам могу исчезнуть и возродиться вновь в качестве стриптизера.
- Что? С таким-то брюхом?
- Это только добавит пикантности, - засмеялся Берг, любовно оглаживая свой живот.
- Впрочем, не в этом дело. - Брэнсом ненадолго замолчал. - Сейчас я думаю о том, что на нас в последнее время что-то многовато сваливается шишек.
- Что ж поделать, - вздохнул Берг. - Время от времени налогоплательщики поднимают вой по поводу дороговизны, и нас начинают прижимать.
- Да я не об этих пустяках, я вот все думаю о Хаперни.
- От его ухода работа не развалится, - заверил его Берг. - Незаменимых не бывает. Придется, конечно, похлопотать, чтобы на его место назначили другого специалиста. К сожалению, их не так уж много.
- В том-то и дело! И сдается мне, что в последнее время хлопот у нас все больше.
- Что ты имеешь в виду?
- Я здесь работаю уже восемь лет. За первые шесть лет потери в штатах сотрудников не превышали среднестатистических. По достижении шестидесяти пяти лет люди с полным правом уходили на пенсию. Кто-то из работающих серьезно заболевал или даже умирал. Молодые иногда умирали от естественных причин или погибали в результате несчастных случаев. Кое-кого переводили на работу в другое место в силу служебной необходимости. И так далее. Все эти потери имели свое объяснение.
- Ну и?.. - подтолкнул его Берг.
- А теперь давай посмотрим на последние два года, и ты увидишь совсем другую картину. Помимо естественной последовательности смертей, отставок и переводов мы имеем несколько внезапных исчезновений с необъяснимыми причинами. Взять, например, Макклена и Симпсона. Отправились в отпуск на Амазонку и растворились как дым, не оставив и следа.
- Прошло восемнадцать месяцев, - добавил Берг. - Держу пари, их уже нет в живых. Но ведь могло произойти все, что угодно: утонули, подхватили лихорадку, змеи их покусали или пираньи сожрали.
- А теперь вспомни Жакобера. Женился на богатой дамочке, унаследовавшей большое скотоводческое ранчо в Аргентине. Отправился туда помочь в делах. А какой прок от квадратной затычки в круглой дыре? Прекрасный специалист-химик, да. Но он же понятия не имел, из какого места у коровы доносится мычание.
- Можно выучиться. Он поступил так из-за любви и денег. Вполне понятные причины. Если бы мне представился такой шанс, я поступил бы точно так же.
- А Хендерсон? - продолжал Брэнсом. - Случай, как у Хаперни. Уволился из-за каприза. А позднее донесся слух, что он торгует в скобяной лавке где-то на Западе.
- А я слышал, что, как только его там обнаружили, он тут же уволился, - сказал Берг.
- Кстати, о слухах. Я тоже вспомнил - один - о Мюллере. Его нашли застреленным. Вердикт гласил: смерть в результате несчастного случая. Слухи намекали на самоубийство. Но уж Мюллер-то ни за что бы не покончил с собой, и уж он явно не тот тип, чтобы халатно обращаться с оружием.
- Ты предполагаешь убийство? - спросил Берг, с недоверием глядя на коллегу.
- Я предполагаю лишь то, что смерть его выглядит очень странно, если не сказать больше. В сущности то же самое произошло пару месяцев назад и с Эрваньяном. Съехал на автомобиле с причала и затонул на глубине в сорок футов. Сказали, что у него была временная потеря сознания. А ему было всего тридцать два года. Спортсмен с прекрасным здоровьем. Так что теория о временной потере сознания меня не убеждает.
- А ты что, специалист в области медицины?
- Нет, - признал Брэнсом.
- Тот малый, что подписал заключение о временной потере сознания, был квалифицированным врачом. И надо полагать, он знал, о чем говорит.
- Я и не говорю, что не знал. Я-то хочу сказать, что это всего лишь предположение, догадка, а вовсе не диагноз. А догадка остается догадкой, и не важно, кто ее выскажет.
- А ты можешь предложить объяснение получше?
- Да, если бы Эрваньян был запойным пьяницей. В таком случае я предположил бы, что он пришел к своему концу, ведя машину в нетрезвом состоянии. Но, насколько мне известно, алкоголем он не злоупотреблял. Не был он и диабетиком. А может быть, он просто уснул за рулем?
- Такое случается, - согласился Берг. - Я сам однажды чуть не заснул. И вовсе не из-за усталости. Просто от монотонности дороги - когда едешь долго, слышишь лишь ровный шум шин да в темноте покачиваются перед тобой лучи фар. Я зевнул несколько раз, а затем - шар-рах! Очнулся в кювете со здоровенной шишкой на голове. Знаешь, после этого я несколько недель не садился за руль.
- Эрваньяна не мог утомить этот путь. К тому моменту он проехал всего двадцать четыре мили.
- Ну и что? На нем мог сказаться тяжелый рабочий день. А может быть, накануне он еще и не выспался. Несколько плохо проведенных ночей притупляют реакцию человека, и он может уснуть где угодно, даже за рулем.
- Тут ты, Эрни, прав. Как отец двоих детей, я вдоволь отведал бессонных ночей. Недостаток сна изнуряет человека. И сказывается на работе. - Он похлопал по столу, подчеркивая значимость своих слов. - Но сказалось это не на работе Эрваньяна.
- Но...
- Более того, он должен был ехать домой. А причалы находятся милях в трех от его обычного маршрута. Он специально заехал туда. Зачем?
- Не знаю.
- Вот и я не знаю. Скорее уж походит на самоубийство. А может быть, и нет. Никто ничего не знает. Я же склонен видеть в происшедшем нечто странное.
- Что ж, ум у тебя пытливый, - согласился Берг. - Почему бы тебе не открыть частное детективное агентство?
- Рискованно и небезопасно, - улыбнулся Брэнсом. - Он посмотрел на часы: - Пора к станку.
Два месяца спустя Берг исчез. В течение дней десяти, предшествовавших его исчезновению, он пребывал в тихом, задумчивом состоянии и ни с кем не хотел общаться. Брэнсом, работавший с ним в тесном контакте, заметив эти тревожные признаки, отнес их на счет плохого настроения. Но поскольку ситуация не менялась, его стало разбирать любопытство.
- Заболел, что ли?
- А?
- Я говорю, заболел, что ли? У тебя вид, как у задумавшейся над старостью курицы.
- Да нет, все нормально, - угрюмо ответил Берг.
- Уверен?
- Со мной все нормально. Нельзя же все время ходить насвистывая от радости.
- Никто об этом и не говорит.
- Тогда о’кей. Я люблю поболтать, когда есть настроение, а когда нет - предпочитаю помалкивать.
После этого задумчивость Берга еще больше возросла. В последний день пребывания на предприятии Берг почти не разговаривал, разве что в случае крайней необходимости. На следующий день он не появился.
После полудня Брэнсома вызвали в кабинет Ледлера. Хмуро поздоровавшись, Ледлер указал ему на кресло.
- Садитесь. Вы ведь работаете с Арнольдом Бергом, не так ли?
- Да.
- У вас с ним крепкие дружеские отношения?
- Достаточно дружеские, но я бы не сказал, что такие уж крепкие.
- Что вы хотите этим сказать?
- Нас в шутку называли "Брэнсом и Берг инкорпорейтед", - пояснил Брэнсом. - Нам вместе хорошо работалось. Я понимал его, он понимал меня. Каждый сознавал свою зависимость от другого. Как коллеги по работе мы прекрасно дополняли друг друга. Вот и все.
- Чисто производственные отношения?
- Да.
- И вы их не переносили на личную жизнь?
- Нет. Помимо работы у нас было мало общего.
- Гм! - Ледлер не скрывал разочарования. - Сегодня он не явился на работу. Официальной просьбы об отгуле от него не поступало. У вас нет никаких соображений, почему он отсутствует?
- Извините, нет. Вчера он ни о чем таком не говорил. Может, заболел?
- Вряд ли, - сказал Ледлер. - Он не прислал медицинского уведомления.
- Может быть, не успел. Если он отправил сообщение по почте сегодня, то вы его получите только завтра.