- Он мог бы и позвонить, - не сдавался Ледлер. - Уж как пользоваться телефоном, надеюсь, Берг знает. Он уже достаточно взрослый человек, чтобы позаботиться о себе. А если он даже слег в постель в каком-то другом месте, а не дома, мог бы попросить кого-нибудь позвонить вместо себя.
- А может, его срочно госпитализировали и у него не было возможности попросить, - предположил Брэнсом. - Порой такое случается. В любом случае у телефонного провода два конца. Если бы вы позвонили ему...
- Потрясающая идея! Она делает вам честь. - Ледлер презрительно фыркнул. - Мы уже звонили ему пару часов назад. Никто не отвечает. Мы позвонили соседям. Те барабанили ему в дверь. Никто не отзывается. Отыскали домовладельца. Он открыл дверь своим ключом. Внутри никого не оказалось. В квартире порядок, ничего не тронуто. Соседи не знают, когда он вышел из дому, и не знают, ночевал ли он дома вообще. - Ледлер задумчиво погладил подбородок. - Берг - мужчина разведенный. Вы не знаете, была ли у него подружка?
Брэнсом тоже задумался.
- Несколько раз он упоминал о некой девушке, с которой встречается; говорил, что она ему нравится. Встречался он с ней раза четыре или пять. Но он не выглядел уж слишком увлеченным. Так, случайное знакомство. Насколько мне известно, всерьез он никем не увлекался. Вообще он занимал по отношению к женщинам прохладную позицию. Они чувствовали это и отвечали ему тем же.
- Значит, он не мог оказаться в каком-нибудь любовном гнездышке. - Ледлер вновь задумался и кивнул: - Разве что возобновил отношения с прежней женой.
- Сомневаюсь.
- А он не упоминал о ней в последнее время?
- Нет. Он и думал-то о ней раз в несколько лет. Если верить его словам, они оказались абсолютно несовместимы и поняли это сразу после свадьбы. Она хотела страстей, а он жаждал покоя. Она сочла такое положение вещей интеллектуальной жестокостью и рассталась с ним. Года через два она вновь вышла замуж.
- В его личном деле сказано, что детей у него нет. Ближайшей родственницей является мать, ей сейчас восемьдесят лет.
- Может быть, она слегла и он поспешил к ее постели? - предположил Брэнсом.
- В таком случае в его распоряжении был целый день, чтобы позвонить. А он не позвонил. Более того, с его матерью ничего не произошло. Мы и это проверили.
- Ну тогда я не знаю, чем вам еще помочь.
- Последний вопрос, - продолжал Ледлер. - Может, вам известен еще кто-то из работающих на предприятии, кто обладает достаточной информацией о личной жизни Берга? Кто разделял с ним его вкусы и привычки? Кто проводил с ним вечера и уик-энды?
- Извините, не знаю. Берг не был человеком замкнутым, но и особо общительным я бы его не назвал. И похоже, в часы, свободные от работы, он довольствовался собственной компанией. Я всегда считал его самодостаточным индивидуумом.
- Тогда хочу вам сообщить, что если он появится завтра широко ухмыляясь, то ему понадобится вся его самодостаточность. Он будет вызван на ковер за то, что решил развлечься, никому не сообщив об этом. Он нарушил правила и доставил нам массу хлопот. А правила созданы не для того, чтобы их нарушали, и хлопоты нам не нравятся. - Раздраженно посмотрев на Брэнсома, он закончил: - Если он объявится или вы из какого-нибудь источника что-то услышите о нем, ваш долг немедленно сообщить нам об этом.
- Я так и сделаю, - пообещал Брэнсом.
Покинув кабинет, он вернулся в зеленый отдел, смятенно размышляя о Берге. Может быть, стоило рассказать Ледлеру о мрачном настроении Берга в последние дни? И что бы это дало? Объяснить состояние Берга он все равно бы не смог, не мог он и выдумать какую-нибудь причину, из-за которой тот на него обиделся и не явился на работу. Но Берг вовсе не принадлежал к тому типу людей, которые молча баюкают свое огорчение. И уж тем более он не стал бы забиваться в какое-нибудь укромное местечко и переживать, надув губы, подобно капризному ребенку.
Поразмышляв таким образом, он вспомнил о странном высказывании, сделанном Бергом два месяца назад: "В один прекрасный день я и сам могу исчезнуть и возродиться где-нибудь вновь в качестве стриптизера". Что это - просто болтовня или намек? И если намек, то что он подразумевал под "стриптизером"? Непонятно.
- Да ну его к черту! - пробурчал себе под нос Брэнсом. - Что мне, больше не из-за чего переживать? В любом случае наверняка он объявится завтра с каким-нибудь правдоподобным объяснением.
Но Берг не появился ни завтра, ни послезавтра. Он исчез навсегда.
Глава вторая
В течение последующих двух месяцев предприятие распрощалось еще с тремя высокопоставленными специалистами. Причем при таких обстоятельствах, что должны были бы взвыть все сирены тревоги. Но не взвыли. Один, подобно Бергу, исчез в неизвестном направлении, очевидно повинуясь прихоти. Двое других ушли, соблюдя формальности, но предложив столь неубедительные и бессвязные объяснения причин ухода, что Бейтс и Ледлер чуть не взбесились. Ледлер, не в силах что-либо предпринять, лишь раздраженно ворчал. И то сказать, свободный человек в свободной стране делает что хочет, и его даже нельзя арестовать и поместить в тюрьму за неискренность, не говоря уж о том, чтобы подвергнуть лоботомии.
И тут пришел черед Ричарда Брэнсома. В мире, как и положено, наступила пятница, тринадцатое число. До этого дня мир пребывал в безмятежности, несмотря на отдельные недостатки. Конечно, в нем существовали рутина и скука, нужда и страх, а также тысяча и одна мелких неприятностей, которые люди вынуждены терпеть. Но тем не менее жизнь шла своим чередом - жизнь, наполненная событиями такими обычными и неоцененными лишь до той поры, пока вдруг о них не узнают.
Обычный утренний поезд в 8.10. Привычные лица на привычных местах, обычный шелест разворачиваемых газет, обычный приглушенный шум разговоров. А вечером раннее возвращение домой по привычной улице, обсаженной деревьями, на которой кто-то из соседей всегда или моет машину, или подстригает газон. На дорожке, ведущей к дому, привычно скачет, резвясь, щенок. Лицо Дороти, раскрасневшееся от кухонного жара, радостная приветственная улыбка, и вот двое ребятишек уже виснут, визжа, на руках, прося покрутить их.
Все эти мелкие, но драгоценные мгновения, наполняющие каждый день, от одного удара потеряли свою привычность, реальность и необходимость. Они смазались и утратили резкость видения, растаяв, как нерешительный призрак, не знающий, оставаться ему или уходить. Они отступили от человека, оставив его в жутком одиночестве. Отчаянным усилием воли ухватился он за них, и они на мгновение вернулись, но лишь затем, чтобы вновь растаять.
И все из-за слов, обычных слов из нечаянно услышанного разговора. Вечером он возвращался домой, наслаждаясь прохладой, в которой уже чувствовался намек на приближающуюся зиму. Сгущающуюся тьму прорезали клубы испарений. Как обычно, при пересадке на другой поезд ему предстояло прождать двенадцать минут. Следуя издавна заведенной привычке, он зашел в закусочную выпить кофе. Он присел у стойки, справа, и сделал заказ, который делал уже бесчисленное количество раз.
- Кофе, черный.
Рядом сидели двое, держа чашки и ведя бессвязный разговор. Они походили на водителей-дальнобойщиков, готовых вот-вот отправиться в ночную дорогу. У одного из них был какой-то странный акцент, который Брэнсом никак не мог определить, акцент, при котором растягиваются слова.
- Тут уж пятьдесят на пятьдесят, - сказал обладатель акцента, - даже если это и произошло только вчера. Копы больше половины убийств не раскрывают. Они сами это признают.
- Ну не знаю, - заспорил второй. - Цифры - дело ненадежное. Например, вдруг они прищучили малого, который совершил не одно убийство, а дюжину?
- Это ты к чему?
- А вот к чему. Давай посмотрим на вещи реально, а не так, как мы привыкли их воспринимать. За убийство как таковое еще никого не приговорили к казни. Это факт неопровержимый. Если человека приговорили к смерти, то совсем по другим причинам. Во-первых, известно, что он убийца, а во-вторых, это можно доказать - и это доказали. И следовательно, он на самом деле виноват только в этом преступлении, в том самом, на котором попался. И за это его поджаривают.
- Ну и?..
- А допустим, они знают, что он совершил несколько других убийств, о которых известно, но нет доказательств. И эти преступления остаются в разряде загадочных или нераскрытых. Да и что изменится, если их раскрыть и навесить на этого парня? Ровным счетом ничего! Несколько раз казнить невозможно. И, расплачиваясь за одно убийство, он платит за несколько. - Говоривший задумчиво отпил кофе. - Настоящие факты никогда не всплывают, а если бы всплыли, выяснилось бы, что у убийцы шансов избежать правосудия не меньше чем восемьдесят из ста.
- Может, ты и прав, - признал обладатель акцента. - Но только то преступление произошло лет двадцать назад. Вот бы посмотреть сейчас на преступника.
- А какое это имеет отношение к нашему разговору?
- А я тебе сейчас расскажу. Ручьи подмыли большое дерево. Оно нависло над дорогой под опасным углом. Так что я со страхом проехал под ним. Через несколько миль я натолкнулся на полицейский патруль, остановился и предупредил, что пятьдесят тонн древесины могут в любую минуту перекрыть дорогу. Они поехали посмотреть.
- А что потом?
- Пару дней спустя в депо заявился полицейский и вызвал меня. Он сообщил, что дерево вытащили из земли, распилили и увезли. А под корнями обнаружили человеческие кости. Сказал, что они принадлежали женщине и что закопали ее здесь лет двадцать назад. И теперь ожидали специалиста, который должен осмотреть эти кости. - Он отпил кофе и уставился в стену. - Он сказал, что череп расколот. Затем он посмотрел на меня так, словно я был тем самым парнем, которого они ищут. И еще он хотел знать, как давно я езжу этой дорогой и не вспомню ли чего-нибудь подозрительного из тех времен, когда его еще возили в детской коляске.
- Надеюсь, ты не раскололся? - с усмешкой спросил его слушатель.
- А что я мог сказать? Он взял мой домашний адрес на случай, если я передумаю и во всем сознаюсь. Возможно, они даже какое-то время следили за мной, когда я проезжал этот Бэльстоун. Вот что я поимел, когда проявил гражданскую сознательность.
Бэльстоун.
Бэльстоун!
Слушатель на другом конце стойки тупо таращился в кофейную чашку. Она повисла в его пальцах, из которых сила вытекла подобно невидимой воде. Бэльстоун! Чашка наклонилась так, что кофе мог вот-вот перелиться через край. Он выпрямил ее лишь ценой огромного усилия воли, поставил на блюдечко, сполз с табурета и вышел на улицу. Водители не обратили на него внимания. А он шел, едва передвигая ослабевшие в коленях ноги, ощущая озноб на спине и сумятицу в мозгах.
Бэльстоун!
Я, Ричард Брэнсом, высококвалифицированный металлург, находящийся на правительственной службе. Я заслужил доверие начальства, дружбу коллег и соседей, любовь жены, двух детей и собаки. Перед тем как получить допуск к секретной работе, я прошел проверку сотен опытных людей. В моем личном деле ни пятнышка, прошлое безукоризненно. В моем шкафу ни одного скелета.
Ни одного?
О Господи, ну зачем покойники встают из своих могил и тычут перстом в настоящее? Ну почему бы им не упокоиться там навсегда, позволив живым жить в мире с самими собой?
Он застыл в смятении, глядя в пространство невидящими глазами, не обращая внимания на грохот приближающегося поезда. Ноги внесли его в привычный вагон, как слепца. Он неловко прошел и, найдя свободное место, уселся, едва сознавая, что делает.
Зачем я убил Арлен ?
Вагон по обыкновению был полон. Напротив и вокруг маячили все те же лица. Его появление приветствовали привычными кивками в ожидании, что завяжется обычная праздная болтовня.
Сидящий напротив Фармло развернул вечернюю газету, кашлянул и прокомментировал:
- Денек прошел неплохо... Это я и сам мог бы сказать. Торговля слегка оживилась. Самое время потребовать прибавки за... - Он смолк, а затем проговорил чуть громче: - Брэнсом, вы не заболели?
- Я? - Брэнсом вздрогнул. - Нет, со мной все в порядке.
- А по виду этого не скажешь, - сообщил Фармло. - Побелели как снег. - Он склонился в сторону, хихикнул и подтолкнул локтем соседа, Коннелли. - Слышал, что я только что сказал? Я сказал, что Брэнсом белее снега.
- Он и в самом деле выглядит неважно, - ответил Коннелли и, криво посмотрев на Брэнсома, отодвинул колени в сторону. - Если стошнит, то не на мои колени.
- Со мной все в порядке. Не волнуйтесь. - Слова звучали так, словно он произносил их чужим голосом.
Почему я убил Арлен?
Фармло оставил его в покое и принялся обсуждать спады и подъемы в бизнесе. Время от времени он посматривал на Брэнсома большими, слегка навыкате глазами. Казалось, он ожидал, что с минуты на минуту произойдет нечто неприятное. Тем же был занят и Коннелли, только не столь явно. Они производили впечатление людей, избегающих малейших неприятностей вроде тех, когда надо спешить оказывать первую помощь человеку, бьющемуся в агонии на полу.
Разговор иссяк, поезд мчался вперед, а трое сидели в молчании и смутной тревоге. Никто из них не знал, что сказать. Наконец за окном замелькали полоски света, а снаружи, в туманной мгле, зазвучали голоса. Мимо их вагона кто-то вез повизгивающую тележку. Коннелли и Фармло выжидательно посматривали на Брэнсома, сидящего с отсутствующим видом и не замечающего устремленных на него взглядов.
Спустя несколько секунд Фармло наклонился к Брэнсому и похлопал его по колену.
- Ваша остановка.
- Да что вы говорите? - недоверчиво посмотрел на него Брэнсом. Он протер стекло и посмотрел в окно. - И точно! - Схватив кожаный портфель, он изобразил фальшивую улыбку и поспешил к выходу. - Замечтался.
Выходя в тамбур, он слышал, как Коннелли сказал:
- Замечтался! Скорее уж кошмар увидел. Так будет точнее.
Затем Брэнсом обнаружил, что стоит на бетонной платформе и таращится на отходящий поезд. Один за другим проходили мимо него ярко освещенные вагоны, постепенно набирая скорость. Ряд за рядом проплывали пассажиры - болтающие, читающие газеты, дремлющие, откинувшись на спинки сидений. Им не о чем было беспокоиться. Тривиальные проблемы занимали их мысли. Что приготовить на ужин? Хорошо бы спокойно посмотреть телевизор. Интересно, захочет ли Мейбл пойти в гости или останется дома? Подпишет ли старина Имярек эти документы завтра без проволочек? Таким и он был до сегодняшнего дня, - ленивым и самодовольным.
Но вот началась охота, и он, Брэнсом, превратился в добычу. Он один среди пассажиров этого поезда знал, что значит оказаться объектом преследования. И он не ощущал никакого волнующего азарта, который, по утверждению некоторых, он просто обязан был испытывать. А испытывал он неведомые доселе сердцебиение, смятение ума и сдвиг в психике. А в конце этого бегства, как приз выдержавшему длинную дистанцию, вполне возможно, находился электрический стул, чудовищное научное изобретение, прозванное уголовным братством "жарким толчком". Перед мысленным взором встала яркая картина, которая окончательно испортила ему настроение.
И из этого тупика не существовало выхода, по крайней мере он не мог придумать его прямо сейчас. Слишком недавно испытал он шок, чтобы так быстро обрести способность к холодному, логическому мышлению. Оставив позади станцию, он завернул за угол какой-то улицы, не понимая, где он находится. Лишь какой-то автопилот в мозгу, созданный привычкой, вел его домой. Он увидел освещенные окна соседних домов - зрелище, всегда воспринимаемое им как доказательство торжества жизни. Ныне же перед ним сияли просто огни, а сам он размышлял о смерти.
Кости под корнями дерева, которое могло и должно было сохранить их в тайне на целое столетие. Кости, которые должны были и могли остаться нетронутыми до тех пор, пока между прошлым и настоящим уже не останется никакой связи. Казалось, в так называемой теории вероятности произошло дьявольское искажение, извращенный выверт только для того, чтобы обнажить совершенное преступление. Из существующих на Земле миллионов деревьев упало именно это, дав сигнал к началу охоты за человеком.
Навстречу попался маленький Джимми Линдстром, тянущий на веревке красный игрушечный грузовичок, и прокричал:
- Привет, мистер Брэнсом!
- Привет, - механически отозвался он, забыв прибавить слово "Джимми". И зашагал дальше с живостью робота.
Пару месяцев назад он чуть ли не час провел за чтением одного из этих устрашающих криминальных журналов. Кто-то забыл его в поезде на соседнем сиденье, а Брэнсом взял его и из любопытства открыл. В одной документальной истории рассказывалось, как некий пес выкопал из земли руку скелета с простым золотым кольцом. Далее, шаг за шагом, следовало скучноватое действо, задавались необходимые вопросы, вскрывались загадки, пока не сплелась необходимая сеть для ловушки. И тогда шерифы и их помощники, юристы графства и городские детективы разъехались по стране, чтобы собрать воедино все куски головоломки, на что ушло около двух лет. И внезапно картина сложилась во всей ее жестокой призрачности - и человек отправился на электрический стул за преступление, совершенное четырнадцать лет назад.
И вот нынешний случай. Где-то в этой большой стране некая научная ищейка задастся целью установить причину смерти, определит приблизительную дату совершения преступления, узнает пол, рост, вес и возраст жертвы плюс множество других подробностей, на которые горазды судебные медики. Так начнет ткаться паутина вокруг преступника, и его поимка лишь вопрос времени.
От этой мысли пульс его участился. Где настигнет его конец? На работе, дома или в дороге? Может быть, и дома, что было бы самым страшным. Мозг уже с готовностью рисовал яркую картину. Дороти откроет, заслышав звонок в дверь, чтобы предстать перед двумя рослыми угрюмыми малыми, и застынет с широко раскрытыми глазами, как только один из них заговорит:
- Ричард Брэнсом? Мы офицеры полиции. У нас имеется санкция на ваш арест, и наш долг предупредить вас, что...
Дороти вскрикивает. Дети завопят и вцепятся в него. Щенок заскулит и начнет искать укромное местечко, чтобы спрятаться. А полицейские поведут его, сопровождая по бокам, чтобы он не сбежал. Поведут прочь от Дороти, детей, щенка, дома, от всего, что ему бесконечно дорого, уведут навсегда, навсегда, навсегда.
Когда он сообразил, что уже прошел ярдов пятьдесят, удаляясь от собственного дома, его кинуло в пот, несмотря на прохладу вечера. Развернувшись на каблуке, он вернулся, поднялся к парадному входу и неуверенно, словно пьяный, стал искать ключ.