- Вот как? - Полицейский внимательно осмотрел Брэнсома. Также поступил и его напарник. - А ведь ты более или менее подходишь под описание того малого, которого мы ишем.
- Это-то меня и печалит, - сказал Брэнсом.
- Как тебя зовут?
- Картер.
- А чем на жизнь зарабатываешь?
- Продажей страховок.
- Он правду говорит, - со злобной радостью поспешил на помощь краснолицый. - Мы уже разговаривали на эту тему. И я рассказал ему, как тот грязный болтун чуть не уговорил Мэйзи опутать мое тело сетью и...
- Так, значит, Картер? - спросил первый полицейский, не обращая внимания на краснолицего. - А имя?
- Люций, - сообщил Брэнсом, выкапывая это имя Бог знает откуда и ухватившись за него.
Быстрота ответа несколько насторожила служителей закона. Они поглядели друг на друга, затем вновь осмотрели Брэнсома, должно быть мысленно сравнивая его с описанием, полученным по рации.
- А что ты делал в Ханбери? - спросил один.
- Продавал страховки, - Брэнсом скромно улыбнулся. - Вернее, пытался продавать.
Он похвалил себя за то, что выбрал себе именно эту профессию. В ней человеку нужна лишь практика да крепкие нервы. Тем не менее вряд ли он по-настоящему преуспел бы на таком поприше. Потому что по своей натуре он не любил лжецов.
- А какие-нибудь документы есть? - спросил полицейский пониже.
- Я как-то не подумал о них. С собой нет. Большую часть документов оставил дома.
- И что, ни в портфеле, ни в бумажнике ничего нет? Ни письма, ни карточки, ничего?
- Извините, нет.
- Странно, что продавец страховок путешествует вот так вот запросто, не имея при себе никаких удостоверений. - Полицейский пониже понимающе улыбнулся и бросил на напарника предупреждающий взгляд. - Я думаю, вам лучше покинуть этот разваливающийся катафалк, мистер Люций Картер. - Рывком открыв дверцу, он сделал властный жест: - Нам бы хотелось поближе познакомиться с вами и вашим имуществом.
Брэнсом вылез из автомобиля. Кто-то в его мозгу приговаривал: "Вот оно! Вот оно!" Позади него за рулем злобно скукожился краснолицый. Полицейский пониже сунул руку в автомобиль, взял портфель и выбросил его на дорогу. Второй полицейский, держа руку на рукояти пистолета, настороженно застыл в нескольких ярдах от места действия. Не сбежишь. Не одолеешь и десяти ярдов, как получишь пулю в спину.
- Прошу вас, отдайте бумажник и ключи.
Брэнсом передал требуемое.
Полицейский заглянул в удостоверение, удовлетворенно хрюкнул и сказал партнеру:
- Как же, Люций Картер! Это же тот самый малый, Ричард Брэнсом. - Он махнул рукой краснолицему: - Проваливай, счастливчик.
Краснолицый протянул руку, яростно захлопнул дверцу и заорал из окна:
- Разваливающийся катафалк! Зато я купил эту груду хлама на свои деньги! А как налогоплательщик я содержу вас, как...
Высокий полицейский приблизил свое лицо к окну и сказал медленно и спокойно:
- Послушай, Уилмер. Ты ведь уже большой мальчик. Ты же слышал, что сказал себе добрый дядя. Проваливай!
Уилмер одарил полицейских вызывающим взглядом, его автомобиль дернулся, загрохотал и выплюнул им в лицо целое облако выхлопных газов.
- Полезайте, мистер, - сказал полицейский пониже, указывая Брэнсому на патрульную машину.
- Но почему? В чем меня подозревают? Если у вас есть что-то против меня, так скажите.
- В участке обо всем узнаешь, - рявкнул другой полицейский. - Мы имеем право задерживать на двадцать четыре часа без предъявления обвинений. Так что захлопнись и полезай.
Прекратив спор, Брэнсом полез в патрульную машину. Коротышка устроился рядом с ним на заднем сиденье. Высокий полицейский сел на место водителя, щелкнул выключателем и заговорил в ручной микрофон:
- Машина девять, Хили и Грегг. Только что взяли Брэнсома. Везем.
Глава шестая
В участке с ним обращались странно, если не сказать по-другому. Бесцеремонно, но без той грубости, с которой обычно относятся к главному подозреваемому. Казалось, они не были уверены в том, кто же он на самом деле. То ли обокрал Казначейство Соединенных Штатов, то ли представлен к медали конгресса. Еще раз проверив его документы, его накормили, поместили в камеру и ни о чем не стали расспрашивать.
Он же в ответ на свои вопросы получил краткий ответ:
- Заткнись и жди.
Три часа спустя прибыл Риардон. На лице его красовались две наклейки из пластыря, но других следов от побоев видно не было. Ему выделили небольшой кабинет, где он терпеливо ожидал, пока не привели Брэнсома.
Оставшись вдвоем, они бесстрастно уставились друг на друга, и наконец Риардон произнес:
- Надеюсь, вы понимаете, что можете быть обвинены в нападении?
- Что ж, валяйте, - ответил Брэнсом, пожимая плечами.
- Почему вы так поступили? Почему вы так обошлись со мной?
- Чтобы научить вас не лезть в чужие дела.
- Понятно. Ты против того, чтобы я крутился рядом?
- Разумеется. Кому бы понравилось?
- Большинство людей не возражало бы, - заявил Риардон. - А знаешь почему? Потому что им нечего скрывать. А вот что ты скрываешь?
- Вот и выясняйте.
- Вот и пытаюсь. Не хочешь поведать?
Брэнсом отсутствующим взглядом уткнулся в стену.
Тема убийства пока не затрагивалась. Странно, если учесть, что за ним следили и даже схватили. Возможно, Риардон припасет этот разговор напоследок, чтобы посмаковать своими разбитыми губами это обвинение. Садистское развлечение кошки с мышкой.
- А ведь я мог бы помочь тебе, - спокойно и сосредоточенно продолжал Риардон. - И я даже хочу помочь тебе.
- Как благородно! - ухмыльнулся Брэнсом.
- Но как тебе помочь, если я не знаю, что там таится, под твоей шляпой.
- Вши, - сообщил Брэнсом.
- Послушай, это не дешевый водевиль! - сердито произнес Риардон. - Дело серьезное. Если ты оказался в тупике и нуждаешься в помощи, то лучше скажи.
- Я сам о себе позабочусь.
- У тебя плохо это получится, если ты и дальше собираешься бегать от работы, дома и семьи.
- Мне лучше знать.
- И мне - тоже! - рявкнул Риардон. - И заруби себе на носу, что в конце концов я пойму, в чем дело.
- Какое дело? - иронично спросил Брэнсом. - Я взял небольшой отпуск, обратившись к своему начальству и получив официальное разрешение. И когда я покинул предприятие, все было вполне законно. И я что-то не слышал, будто с тех пор законы изменили.
Глубоко вздохнув, Риардон сказал:
- Я вижу, ты не намерен говорить правду. Пока. В таком случае у меня не остается выбора. Я должен отвезти тебя домой. По дороге и поговорим.
- Не имеете права, - возразил Брэнсом. - Обычное нападение не является преступлением, влекущим за собой обязательную выдачу преступника.
- А такого обвинения не было и не будет, - в свою очередь возразил Риардон. - Не хватало еще, чтобы после каждой полученной мной оплеухи я обращался к защите закона. Ты вернешься со мной по собственной доброй воле...
- Или что?
- Или я предъявлю тебе федеральное обвинение в измене и передаче секретных сведений. А после этого ты отправишься туда, куда тебе скажут, и при этом бегом и улыбаясь.
Брэнсом почувствовал, как краснеет, и выдохнул:
- Я не изменник.
- Никто так и не думает.
- Но вы же только что меня в этом заподозрили!
- Ничего подобного, - возразил Риардон. - До настоящего момента у меня не было никаких оснований сомневаться в вашей лояльности. Но когда обстоятельства меня вынуждают, я отвечаю огнем на огонь. Поэтому я и сообщаю вам о том грязном трюке, которым воспользуюсь без колебаний, лишь бы доставить вас обратно и выяснить, что же вы все-таки скрываете.
- То есть вы готовы оклеветать меня, предъявив фальшивое обвинение?
- Совершенно верно. Причем без всяких колебаний.
- И одновременно хотите помочь мне?
- Определенно хочу.
- Что ж, - сказал Брэнсом. - Тогда я могу сделать лишь один вывод: или вы сумасшедший, или считаете таковым меня.
- Насколько мне известно, у вас действительно не все дома, - ответил Риардон. - И если это так, то я хочу понять, почему это случилось с вами так внезапно.
- А почему вы вообще так думаете?
- Потому что вы не первый и, по всей вероятности, не последний.
Брэнсом прищурился:
- О чем это вы толкуете, черт побери?
- О помешанных. О нормальных и разумных людях, внезапно сбрендивших. Что-то уж больно много их у нас. Пора это дело прекратить.
- Я вас не понимаю и, более того, не хочу понимать. И могу лишь сказать, что если вы считаете человека, взявшего небольшой отпуск, чтобы отдохнуть, сумасшедшим, то у вас самого с головой не все в порядке.
- Вы взяли не отпуск.
- А что же?
- А то, что если бы вы взяли отпуск, то поехали бы вместе с женой и детьми.
- Ну, значит, вы лучше разбираетесь в причинах моего поведения, - сухо заметил Брэнсом. - И что же, по-вашему, я сделал?
- Сбежали, скрываясь от чего-то. Или, может быть, сбежали после чего-то. Скорее всего, последнее.
- И от чего же я сбежал?
- Вот и расскажите мне, - предложил Риардон, не спуская с него глаз.
- Так ведь это вы развили теорию, а не я. Вот и доказывайте ее. Или прекратим болтовню.
Нахмурившись, Риардон посмотрел на свои часы:
- Я не могу позволить себе торчать тут целый день, занимаясь бессмысленным препирательством. Отсюда каждые двадцать минут уходит поезд. Если мы выйдем прямо сейчас, то успеем на очередной - Он помолчал и добавил: - Пойдете по собственной воле или предпочтете, чтобы вас тащили волоком?
- Пусть волокут. Тогда, может быть, мне удастся содрать с вас деньги за нанесение тяжких телесных повреждений.
- Не тешьте себя иллюзиями! Любой компетентный адвокат скажет вам, что содрать деньги с государственного служащего - бессмысленная затея. Кроме того, я знаю, как делаются такие дела. Я могу обратиться за санкцией в суд.
- Ну хорошо. Пошли на поезд.
Брэнсом поднялся, чувствуя, что опять перестал понимать, что происходит. Об Арлен Лафарж не было произнесено ни слова. Над ним и так висела угроза лишения если не жизни, то по крайней мере свободы. А вместо этого его пугают какими-то невнятными угрозами.
Если мужчина совершает преднамеренное убийство женщины, то это убийство со всех точек зрения - моральных и законотворческих - является простым, ясным делом, с какими закон сталкивается по дюжине, а то и больше раз в месяц. Тем не менее в данном случае гражданский закон оказался бессильным, позволив вмешаться военному закону, который готов снять с него обвинение, объявив ненормальным.
Почему?
Он ничего не понимал.
Когда поезд, извиваясь змеей, пополз среди полей, Риардон вновь насел на него:
- Слушайте, Брэнсом. Я хочу быть с вами искренним. И прошу от вас такого же одолжения, ради вас же. Я собираюсь сообщить вам, почему проявляю к вам особый интерес. От вас, в свою очередь, я жду рассказа о том, что вы скрываете и что заставило вас пуститься в бега.
- Я не в бегах.
- Сейчас, может быть, и нет. После того как я поймал вас. Но по сути - да.
- Нет. Вы заблуждаетесь.
- Что ж, так мы можем стучаться друг о друга черепами, ничего не получая, кроме боли. Но хочу вам напомнить о факте, о котором вы забыли. Идет война. На этой войне не стреляют, но от этого она не перестает быть войной. А иначе почему же вы и другие работаете не разгибаясь над созданием все более эффективного оружия?
- Ну и что?
- Работа над оружием подразумевает лишь одно - холодная война может стать горячей. В промежутках же между горячими войнами - на войне, на которой не стреляют, - используются совсем другие методы. Каждая сторона при этом стремится выкрасть друг у друга самые лучшие мозги, или купить их, или вывести из строя. Или уничтожить. Мы теряем людей, идеи и планы. Теряет их и другая сторона. Мы покупаем мозги у них. Они - у нас. Понимаете, о чем я?
- Конечно. Старая история.
- Старая или не старая, но по-прежнему актуальная. Оружием в войне, на которой не стреляют, являются воровство, взятки, шантаж, соблазн, убийство, а также все, что способствует достижению целей. Обе стороны несут потери. С точки зрения логики эффективный метод ведения такой войны заключается в том, чтобы всеми доступными средствами увеличить потери противника и уменьшить собственные. И то и другое одинаково важно. Так вот, моя работа подразумевает успешную реализацию второго пункта - уменьшение наших потерь. Мой департамент как раз и отвечает за отражение атак на наши лучшие мозги.
- Ничего нового вы мне не сообщили, - недовольно пробурчал Брэнсом. - Что же касается меня, то чертовски неприятно сознавать, что, если ты решишь взять даже небольшой отпуск, тебя тут же начинают подозревать в распродаже секретов.
- Вы упрощаете ситуацию, - заявил Риардон. - Существует два основных способа ослабить врага. Или вы используете его мозги в ваших целях, или не позволяете ему пользоваться ими в собственных. То есть политика собаки на сене: если не мне, то и не тебе, понятно? Теперь допустим, что вы слишком лояльны, чтобы продавать секреты, имеющиеся в вашей голове. Что тогда?
- Что тогда?
- Враг сделает так, что ни вы не сможете воспользоваться вашей головой и никто другой.
- Ба! Не думаю, что он будет обременять себя проблемами и обезглавливать меня.
- Так мог бы сказать и какой-нибудь солдат: какой смысл затевать всю эту возню, чтобы отправить меня на фронт? И как единица, индивидуальность он прав. Но, став составной частью грозной силы из сотен, тысяч и десятков тысяч бойцов, он может внести уже существенную поправку в дело победы или поражения. - Риардон помолчал, ожидая, пока до собеседника дойдет смысл его слов, затем сказал: - И лично мне наплевать на одного конкретного Брэнсома. Меня беспокоят сотни и тысячи таких Брэнсомов.
- Ну, одно утешение у вас уже есть, - усмехнулся Брэнсом. - Моя голова еще крепко держится на плечах.
- Вы должны понимать, что я выражался метафорически. Мозг, внезапно оказавшийся не в состоянии работать на свою страну, - погиб для нее. Это и есть потеря в необъявленной войне. В наш высокотехнологичный век самым смертельным ударом по врагу является тот, в результате которого выводятся из строя мозги, пусть они и не послужат на благо другой стороне. В любом случае потери неизбежны.
- Ну это понятно, - согласился Брэнсом, - любому дураку. Я и сам пришел к этому выводу - скажу без хвастовства - много лет назад. Я одного не пойму - какое это имеет отношение ко мне?
- Я к тому и веду, - ответил Риардон. - За прошедшие пару лет не только наше предприятие, но и ряд других потеряли несколько ценных работников. Эти потери никак не вписываются в средние цифры, выведенные в связи с уходами на пенсию, заболеваниями и смертями. И если мы не отыщем способа перекрыть поток уволившихся по непонятной причине или сбежавших, то рота выбывших превратится в полк, а полк - в армию. - Он взмахнул рукой. - И затем - фьюить!
- Вы уверены, что эти потери произошли не по естественным причинам? - спросил Брэнсом, припомнив те подозрения, что он сам высказывал Бергу.
- Совершенно уверен. Жаль только, что мы слишком поздно спохватились и сообразили, что происходит нечто из ряда вон выходящее. Мы потеряли самых надежных и ценных людей. У них начались сбои на работе, они изменились внутренне и попросту деградировали. Одни продержались дольше, другие ломались сразу. Одни исчезали, даже не попрощавшись. Другие писали заявление об отставке, или попросту не являлись на работу, или брали отпуск, из которого не возвращались. Некоторые скрылись за границей. Мы знали, чем они там занимались, - их деятельность не угрожала интересам нашей страны. И мы не могли вернуть их назад, поскольку преступниками они не являлись. Пока они не доставляют нам хлопот в выбранной ими стране, мы ничего не можем с ними поделать. А недавно мы выследили и вышли еще на троих, оставшихся в нашей стране.
- И что же произошло?
- Все трое настаивают на том, что имеют право жить так, как им нравится, и работать там, где им хочется. Работа у них гораздо хуже той, которую они бросили, но они настаивают на том, что она им нравится, и отказываются от дальнейших объяснений. По мнению присматривающих за ними агентов, все они были чем-то или кем-то напуганы. Такой вывод следует из их явного нежелания отвечать на какие-либо вопросы и их попыток скрыться от наблюдения.
- Я их не виню, - сказал Брэнсом. - Мне самому неприятно, что за мной следят как за преступником. Неспроста же я заехал вам по зубам. Мне очень хотелось дать вам понять, что человек должен жить сам и не мешать другим.
Не обращая внимания на последние слова, Риардон продолжал:
- Вскоре после этого они вновь скрылись. Их обнаружили в других местах и занятых другой работой. И мы решили продолжать присматривать за ними, не беспокоя их. Мы пришли к выводу, что нам надо смириться с потерей этих мозгов и с тем, что у нас нет способа уговорить их вернуться к работе на нашу страну. В наших добродетелях скрывается и наша слабость - любой другой режим нашел бы средства силой заставить их работать.
- Итак, вы сочли меня следующим из бунтовщиков? - спросил Брэнсом, испытывая огромное облегчение от того, что настоящая причина его поведения осталась необнаруженной и вне подозрений.
- Вас и еще одного парня, - сообщил Риардон. - В тот день, когда мы решили сесть вам на хвост, оказалось, что еще один малый проявляет схожие симптомы. И он тоже смылся.
- Уже поймали?
- Нет, но в конце концов поймаем. - Риардон вернулся к прежней теме: - Вы, должно быть, не знаете, но на всех предприятиях, занятых производством оружия, мы разместили своих людей, занятых сбором оперативной информации о тех, кто внезапно бросил работу, или выказывал признаки надлома, или начинал странно себя вести. Вот так мы и вышли на вас.
- Кто же меня заложил?
- Не могу сказать, - решительно заявил Риардон. - Тот, кто решил, что вы стали не похожи сами на себя.
- Держу пари - Кэйн, - предположил Брэнсом. - Он всегда считал себя психологом.
- Я в догадки не играю, и не думайте, что вам удастся установить подозреваемого методом исключения.
- Ну хорошо, пусть эта собачка продолжает лаять.
- Я продолжу. Я искал доказательства, следил за вами и пришел к выводу, что вас что-то беспокоит и срыв уже близок. Согласитесь, не может же человек просто так вот взять и бросить хорошую зарплату, перспективы и спокойное существование! Что-то тут не так. Мы хотели узнать, в чем дело. Если бы мы поняли причину, то смогли бы положить этому конец.
- В моем случае вам придется туго, предотвращая то, что еще даже и не начиналось, - сообщил Брэнсом.
- Я вам не верю. Знаете, что я думаю? Я думаю, что или вам, или вашей жене и детям что-то угрожает, - отсюда ваша реакция.
Брэнсом промолчал.
- Но не существует такой угрозы, которую нельзя было бы ликвидировать, - продолжал Риардон, вдохновленный молчанием собеседника. - И мы могли бы противостоять ей, если бы точно знали, в чем она состоит. А иначе мы обречены бродить на ощупь в темноте. - Он внимательно оглядел Брэнсома проницательным взглядом: - Если кто-то вам угрожает, скажите кто и чем. И можете жизнь поставить на кон, уж мыто с этим разберемся!