Дорожка 4. Прислушайтесь к воде
Я просыпаюсь в своей постели и таращусь в потолок, на афишу китайского фильма, которая осталась от того, кто здесь жил до меня. Красивая женщина в кружевном платье того же оттенка слоновой кости, что ее кожа, красные виниловые туфли цвета ее губной помады. Со стоном, чувствуя что-то кислое в горле, я перекатываюсь на бок. Кто-то аккуратно сложил одежду, положил стопку на стул у окна - не я, я никогда так не складываю. Наверное, кто-то помог мне добраться до постели. Фелисити? Или, может быть, Клауд?
Господи Иисусе, надеюсь, что нет. При мысли о том, что Клауд снимал с меня джинсы, мое лицо делается жарче, чем теплица Ванессы, и краснее, чем ее, скажем прямо, жалкие помидоры.
Вылезаю из кровати и натягиваю чистую пару джинсов, а на кухне меня встречает новый сюрприз. Потрясный диджей "Грей Сити", опершись локтями о стол, ждет, когда вскипит вода для кофе в ковшике, стоящем на плитке.
- Солнечные батареи? - говорит она, указывая на плитку татуированной рукой.
Это самое странное "доброе утро" из всех, что я когда-либо слышала.
- Да, - говорю я. - Над задним крыльцом.
- Умно. Большинство пользуется газовыми генераторами.
Я фыркаю в ответ, вспомнив грузовик Фелисити, и достаю из шкафа овсяный батончик.
Пока варится кофе, я жую свой батончик и рассматриваю ее более внимательно.
Вчера, наверное, она была в белом гриме, потому что в утреннем свете цвет ее лица оказывается красновато-коричневым и немного пятнистым. Ее волосы собраны в узел на затылке и скреплены светло-зеленой пластиковой заколкой, которую я видела у Фелисити. Одежда та же, что была прошлой ночью: кожаные штаны, полосатый жилет, только теперь я вижу, что под жилетом была майка телесного цвета.
- Рада, что ты хорошо себя чувствуешь, - говорит она, поймав мой взгляд. - Мы с твоей матерью вспотели, пока дотащили тебя домой.
- Фелисити не моя мать, - автоматически говорю я. Но замолкаю, прежде чем добавлю что-то неловкое, типа, что моя мать умерла. - Что ж, спасибо. Очень признательна.
Она наливает две чашки растворимого кофе, одну для меня и одну для себя. Пока я размешиваю подсластитель, она разворачивает небольшой клочок бумаги и кладет его на стол между нами. Я узнаю свой рисунок драккара.
- Это ты нарисовала?
Рисунок был у меня в кармане, вспоминаю я. Наверное, выпал, когда она меня раздевала.
- Да. То есть я его срисовала. С какого-то граффити возле… - я останавливаю себя, чтобы не сказать "Вонючего парка". Не задалось утро. - Недалеко от университета.
- Знаю, - говорит она. - Это я его там нарисовала.
Она барабанит пальцами по рисунку. Длинные ногти, покрытые лаком совершенно черного цвета.
- Хорошая реклама, - говорю я после паузы, которая тянется на долю секунды дольше, чем это уместно. И пытаюсь припомнить, найти что-то викинговское, скандинавское в музыке "Грей Сити". Не нашла. Правда, я не эксперт. Жаль, Клауда нет.
- Пятница, мне нужно тебя кое о чем спросить.
Я высыпаю еще пакет подсластителя в кофе.
- Я думаю, ты можешь мне помочь найти одну мою подругу. Она должна сейчас жить рядом с университетом. Ее зовут Ванесса. Ванесса Новак.
- Почему ты думаешь, что я ее знаю? - Я слизываю каплю слишком сладкого кофе с конца чайной ложки.
- Прошлой ночью, в машине по дороге домой, ты просила меня слушать воду.
Я стараюсь говорить равнодушным голосом:
- Зачем бы мне такое говорить?
Она убирает руки со стола и, упирая их в бедра, выпрямляется в полный рост. Довольно впечатляющий. Но я не уверена, что она хочет меня запугать. Ее глаза, темные, желто-коричневые, задумчиво прищуриваются.
- Моя подруга, Ванесса, думает, что в дожде что-то есть. Не кислота. Машины. - Она облизывает губы кончиком бледно-розового языка. - Типа микроскопические механические вирусы. Они ищут минералы, элементы, с помощью которых создают новые машины, подобные себе. Она говорит, что можно услышать, как они работают над городом. Переваривают, не разъедают предметы. - Она подносит чашку к губам, но не пьет. - Она когда-нибудь говорила тебе такое?
- Я не сказала, что твоя подруга вообще говорила мне хоть что-нибудь.
- Я беспокоюсь о ней, Пятница. Мы были… друзьями… в Колорадо. Она довольно неожиданно исчезла, когда начался дождь. Сбежала из своей лаборатории как раз тогда, когда правительство, по слухам, выплатило им большую сумму денег. Люди думают, она что-то знала. Или напряжение свело ее с ума.
Сегодня утром особенно громко. Так ведь она сказала? Ванесса? По мне, так это прозвучало безумно. И эта женщина, с ее сине-черными волосами и татуировками, похожими на город, съеденный кислотой, звучит так же. На грани. У обрыва.
- Так она права, твоя подруга? - спрашиваю я. - Насчет этих машин?
- Может быть. Я диджей, а не ученый. Откуда мне знать?
Диджей, который дружит с Ванессой. Машины переваривают город. Не знаю, что из этого звучит более невероятно.
- Ну это чертовски страшно, - говорю я.
Я забираю рисунок и оставляю свой слишком сладкий кофе на столе.
Дорожка 5. "Нагльфар"
Моя комната выходит прямо в прихожую, как будто архитектор решил добавить ее к плану дома в последний момент. В прихожей - пол из плитки, вешалка и кожаный барный табурет, на котором стоит обувная коробка, куда Фелисити бросает перчатки, бумажник, ключи и прочую мелочовку. Поверх этой кучи я вижу незнакомое мне кольцо с черной кожаной вставкой, браслет с подвеской в виде крохотного меча и ключ с простым черным бантом. Бросаю его себе в карман и иду к двери.
Фургон "Грей Сити", припаркованный через улицу, пуст. Значит, мы планируем провести еще одну ночь в том же месте. Один из команды, должно быть, остался на ночь в Святой Марии, чтобы присматривать за оборудованием. Сметаю с водительского сиденья пластиковые стаканы и пустые сигаретные пачки, проверяю датчик бензина - на середине шкалы - и завожу двигатель.
"Отлично", - думаю я и, возможно, даже говорю это вслух.
Проезжаю четыре квартала, затем поворачиваю, останавливаюсь перед старым кирпичным домом с рваными зелеными маркизами над окнами первого этажа. Я набираю горсть гравия и бросаю камушки один за одним в эркерное окно над дверью, пока наконец кто-то не выглядывает наружу. Торчок-близнец номер три, на этот раз - девушка.
- Мне нужен Клауд, - кричу я.
- Господи, да ты что? Посмотри на небо. Скоро дождь пойдет!
- Я в машине.
Качая головой, она захлопывает окно. Тридцать секунд спустя Клауд сбегает вниз по ступенькам, на ходу натягивая ветровку.
- Ты знаешь Ванессу Новак? - спрашиваю я.
Продевая вторую руку в рукав, он садится на переднее сиденье рядом со мной.
- Умную подружку Фелисити? Чинит технику, ненавидит вечеринки? - Он оглядывается на заднее сиденье. - Боже, Пятница, скажи, что ты не украла фургон у "Грей Сити".
- Я его потом верну. И да, та самая Ванесса. Диджей "Грей Сити"… - Только сейчас я понимаю, что не спросила ее имя, и гадаю, знает ли его Клауд. - Она сказала, что они были подругами, когда жили на западе. Она ее разыскивает.
- И что?
- И что? Ты можешь представить себе ее и Ванессу подругами? Я - что-то не очень. Посмотрим, что думает об этом Ванесса.
И благослови его бог, он не спрашивает, зачем я тащу его с собой. Только усмехается и предлагает мне сигарету, найденную на полу.
* * *
Впервые за то время, что я знаю ее, Ванесса заперла дверь.
Заперла и забаррикадировала, насколько я могу увидеть, прижавшись лицом к дребезжащему оконному стеклу, затуманенному от влажности. Деревянные поддоны, терракотовые цветочные горшки с чем-то неразличимым, канистры с грязной водой кучей свалены у двери. Я готова начать хвалить себя за проницательность насчет диджея "Грей Сити" с ее ядовито-желтыми двуличными кораблями на тротуаре перед домом, когда чувствую на руке первую каплю дождя.
Холод, холод, холод - хуже, чем снег за шиворот, хуже, чем ссадить колено о ледяной асфальт. Температура не имеет к этому отношения, это отмирают нервы, это разъедается плоть, господи Иисусе. Лихорадочно вытираю руку о джинсы и слышу, как приглушенно ахает Клауд, стоящий на ступеньку ниже меня. Следующая капля ударяет меня в лоб. Успеваю натянуть капюшон.
И обрушивается чертов ливень.
Клауд прыгает вслед за мной на балкон, его рука вытягивается над моей головой. Пытается прикрыть меня своей ветровкой. Мило, но бесполезно.
Быстро, встав на колени, вытряхиваю все из своего рюкзака - старый музыкальный диск, айпод с мертвой батарейкой, кожаный бумажник с идентификационной карточкой штата Иллинойс и не очень много чего еще - оборачиваю холстом рюкзака свой кулак и ударяю в окно.
Стекло уже слабое, поеденное дождем, оно ссыпается внутрь, и осколки стекла орошают анемичные кустики помидоров и клочки лука.
Мы забираемся внутрь. Позади нас остаток стекла в верхней части оконной рамы падает вниз, как нож гильотины.
Сняв пиджак, вытираю лицо подкладкой. Пятно на тыльной стороне ладони выглядит ужасно: оно серое и начинает отслаиваться по краям, но я внушаю себе, что это лишь воображение.
- Молодец, - говорит Клауд. - Быстро сообразила насчет окна.
Я усмехаюсь.
- Ванесса съест меня живьем, когда увидит свои помидоры.
- Теперь скорее тебя, чем помидоры, - говорит Ванесса.
Она стоит в дверях теплицы, на каждую руку накинуто по грязному белому полотенцу. Похоже на крылья. Она выглядит как самый злой на свете рождественский ангел.
- Вы - не те, кого я ждала, - добавляет она без тени улыбки.
* * *
В гостиной Ванессы, обернув полотенцами плечи, мы садимся на обитый бархатом диван, который здесь - единственный предмет мебели. Пол усеян пустыми пластиковыми бутылками. Ванесса уходит через вращающуюся дверь и возвращается с плетеным креслом. С громким стуком ставит его напротив нас, на истертый деревянный пол.
- Простите, что мы испортили ваши растения, доктор Новак, - говорит Клауд. Выключатель установлен на середине, и его обаяние светит во всю мощь.
Вот почему я взяла его с собой.
Но Ванесса не смягчается. Не отводя от него взгляда, садится в кресло.
- Не беспокойтесь, - отвечает она. - Один хрен. Нам в любом случае кранты.
Я впервые слышу, чтобы она так выражалась. Добро пожаловать на конец света.
- Точно, - соглашаюсь я.
- Не абстрактно. Я имею в виду совершенно конкретно: нам кранты. - Она указывает на потолок, на отслаивающуюся штукатурку, желтые трещины вокруг бронзовой люстры, в которой недостает половины лампочек. - Солнечные панели там, на крыше, под дождем. Долго, вы думаете, они продержатся? Еще месяца четыре? - Резкий выдох, как будто она вытолкнула весь воздух из легких. - Вряд ли. Мне пришлось снять одну этим утром. Ее уже не починить. И все делают вид, что не замечают.
У Клауда такой вид, как будто его укусила бродячая собака.
- Чего мы не замечаем? - спрашиваю я.
- У нас заканчиваются припасы. Я имею в виду не "потенциально заканчиваются", я имею в виду - сейчас, сегодня. Так что я сомневаюсь, что мне сильно помогут мои овощи, учитывая все обстоятельства. Я больше не притворяюсь.
Она пинает канистру, лежащую под креслом. Это слабый удар, он только опрокинул канистру, не отправил ее скользить по полу. Удар должен казаться жалким, скорее угрюмым, чем злым, но он мне таким не кажется.
На ее лице жесткое выражение. И вдруг она начинает кричать.
- К ляду этот город! - орет она. - С его гребаными дискотеками по случаю конца света и со всем остальным. Вы убедили себя, что готовы к концу, но это не так! Вы притворяетесь. Все вы надеетесь, что это может продлиться до бесконечности. Все удовольствие от конца света, но без конца, да?
- Хватит!
Думаю, что я удивилась не меньше Ванессы, когда слово вылетело из моего рта. Ее очередь говорить:
- Простите?
- Я сказала, хватит. Не надо мне читать лекцию о конце света. - Чувствую, что мой голос повышается, что я невольно копирую ее тон, и часть меня хочет заткнуться. Она боится и сердится, она не заслуживает того, чтобы я на нее орала. Но, может быть, я не только на нее ору; может быть, я ору на что-то другое. Клауд смотрит на меня изумленно. - Моя мать умерла, - говорю я, - потому что подсела на наркотики. Бензодиазепин. Не от передозировки. Она умерла от приступа во время ломки, потому что не могла купить новую дозу. Так что да, я видела, что происходит, когда все заканчивается. И я не притворяюсь.
Клауд смотрит на меня, нахмурясь, а я чувствую, что мои глаза полны слез.
Смаргиваю их. Вытягиваю рисунок с граффити из кармана и показываю его Ванессе.
- Теперь скажите. Что это?
* * *
Дождь стекает по окнам, вытравливая в стекле белые дорожки.
Где-то вдалеке гремит гром. Или, может быть, что-то рушится.
Ванесса берет бумажку двумя пальцами.
- Это Нагльфар, - говорит она. - Корабль из скандинавских мифов, построенный из ногтей мертвецов. Моя лаборатория использовала его в качестве логотипа для нескольких проектов. Морган помогла мне его придумать.
- Вы использовали корабль Рагнарёка в качестве логотипа? - перебивает Клауд. Я помню, что это именно он узнал в рисунке корабль викингов. - Потрясающе.
- Ну мы не планировали этим вызвать апокалипсис. - Обращаясь к Клауду, она снова становится классической Ванессой, и трудно понять, говорит ли она всерьез. - Нам просто понравился его внешний вид, его двусмысленность. Вперед или назад, кто может сказать? Целью проекта была очистка загрязненного воздуха, восполнение потери кислорода. Я говорила, что мы должны попытаться сделать личинки с возможностью самовоспроизводства. Но не думала, что это на самом деле получится.
- Значит, Морган - это та женщина, которая тебя ищет? Что ей нужно?
- Ее зовут Морган Ларсен. Так ее звали, по крайней мере. Вероятно, теперь она называет себя иначе. В Колорадо она работала менеджером в музыкальном магазине и была моей подругой. - Ванесса выстраивала предложения, словно ставила в ряд алюминиевые банки, которые собиралась опрокинуть камнями. - По крайней мере, так это было.
- А что теперь? - спрашиваю я.
- После того, что сделала моя лаборатория? После того, что я ей рассказала? - Почти незаметное покачивание головой. - Не думаю, что мы с ней остались друзьями.
Конец предложения прозвучал громче - словно подхваченные ветром струи дождя вдруг ударили в оконное стекло. Сидя в своем плетеном кресле, уставившись себе на руки, она говорила таким холодным тоном, что ее голос обжигал. За окнами гостиной все шел нескончаемый дождь, а серое пятно на моей ладони стало чесаться и побелело по краям. Все это токсично. Токсично до тошноты.
- Ну я и дура, - говорю я.
Ванесса подняла голову.
- Дуры мы с Фелисити, - Я смотрю Ванессе в глаза, теплого оттенка корицы и твердые, как стекло. Ну и черт с ней. Я тоже могу быть твердой. - Как давно мы привозим вам воду? Хотите поговорить о том, что припасы на исходе? Давайте начнем с этого! Начнем с очередей в распределительных центрах, по двенадцать, двадцать четыре, тридцать шесть часов. Для вас, Ванесса. Начнем с мужчин, которых привечает Фелисити, потому что они знают, где достать воду. Начнем с чертова пути, который я проделываю на велосипеде, чтобы привезти воду сюда. Вы знаете, как мне повезло, что сегодня меня впервые застал дождь?
Я хватаю полотенце со своих плеч, швыряю его в угол у двери. Оно заворачивается вокруг горлышка канистры.
- И каждый раз, - продолжаю я, - каждый раз я вас приглашаю. Пусть вам не нравится музыка - или больше не нравится, - но, черт побери, мы просто хотели, чтобы вы весело провели время. Хорошо провели время. Но нет, вы говорите, что у вас больше нет друзей. Интересно, почему.
Она вздрагивает.
Теплая рука, рука Клауда, касается моего запястья, но я смахиваю ее со своих пальцев. Глаза щиплет, подводка потекла. Но я еще не закончила.
- Ваша подруга Морган… - говорю я. - Я не поверила ей, когда она сказала, что знает вас. А знаете почему? Потому что она очень похожа на меня. Она такая же, как мы. Я не думала, что вы захотели бы иметь что-то общее с таким человеком. И, наверное, так оно и есть.
Клауд снова хватает меня, и на этот раз я отдергиваю руку. Встаю, натягиваю капюшон, иду к двери. Будь они прокляты, дождь и Ванесса.
- Подожди. - Это голос Клауда, не Ванессы. - Подожди, Пятница.
Я разворачиваюсь и жду, скрестив руки на груди. Мое лицо в тени, и я надеюсь, что им не видно, во что превратилась моя косметика.
Клауд поворачивается к Ванессе. Та снова смотрит на свои руки. Он придвигается к краю дивана, дотрагивается до кончиков ее пальцев, и она не убирает рук.
- Пожалуйста, приходите. Скажем, сегодня вечером? Вы будете в толпе. Вы можете посмотреть на нее издалека. Не обязательно к ней подходить, если не захотите.