И станешь ты богом - Александр Костожихин 13 стр.


Но он просит их о помощи. Хазарский каган и булгарский князь дали разрешение франкам на строительство в этих краях своей фактории. Земля под неё выделена в одном дневном переходе от его лагеря – совсем рядом! То, что его тайное гнездо ещё не обнаружили – большое чудо! Что такое фактория? Фактория – это крепость. Крепость – это войска. Укрепится здесь фактория – ему жизни не будет. Ведь крепость – это ещё и место, где можно сосредоточивать воинов для удара. Сейчас здесь леса да болота. Ну, кое-где еще деревни и деревеньки. Но большое войско не прокормить. Фактория же – это крепкий тыл, провиант, укрытие. Скопят нужное количество воинов и сожмут разбойников в смертельном кольце. Франки тоже пособят: своих купцов просто так не оставят, будут караваны сопровождать большой военной силой. Построят пристани, основной путь проляжет по воде. Его влияние упадёт. Людям будет плохо. Он, Волчий хвост, много кому и щедро платит за сведения, и за постои, и простой народ не обижает. За налогами сюда княжеские слуги да хазарские данники лишний раз не суются – боятся ватаги. Людям дышится легче. Многие за счет этого живут в достатке. А придут мытари княжеские да хазарские? Всё выгребут! Недоимки будут плетями сдирать вместе с кожей. Или в рабство продадут. Кому это надо? А так – всем хорошо, даже купцам. С них-то мзда невелика – иначе заглохнет в этих краях торговое дело, Волчий хвост это прекрасно понимает. Заплатит ему купец малую монетку – и ступай дальше безбоязненно: атаман даёт ему своих провожатых до определённого места. Крупных шаек здесь больше нет – этих они уничтожили своими силами, а мелкие, видя его людей, караван сопровождающих, сами боятся лезть в драку. Только тронь – найдут, догонят и на кол посадят.

Сами же ходят за добычей далеко, никого из соседей никогда не зорят.

Вот и получается, что плохо только князю да кагану. Шиш с маслом они имеют. Вот, видимо, решили, франками прикрывшись, покончить с вольностью в этих краях.

Нужно эту факторию-крепость, пока она не достроена, уничтожить! Но у ватаги Волчьего хвоста нет должного опыта взятия подобных укреплений – они больше умельцы по засадам да открытым боям.

Тут вчера ещё беда одна приключилась. Бывший их сотоварищ продал месторасположение лагеря булгарскому воеводе за кисет с золотыми монетами. Спасибо псам, что вовремя подняли лаем тревогу. И то благо, что отряд вражеский был небольшой – около ста воинов. Встретили непрошеных гостей со всеми почестями, накормили стрелами калёными да мечами острыми, спать уложили навечно. Тех, кто честь воинскую посрамил, в плен сдавшись, распяли, содрав кожу. Бывшего сотоварища сумели изловить живьём. В суде богов ему отказали. Перешёл он грань, когда честь можно защитить в честном поединке. Опчество решило его связать крепко, да опустить на трое суток в яму. Раз он в душу всем нагадил, продав за золото кровных братьев своих, пусть теперь каждый на него в отместку нагадит. Око за око, зуб за зуб. Потом выволокут его из ямы, дерьмом измазанного, зашьют ему во рту кисет с золотыми монетами, и на опушке распнут зверям и птицам на потеху.

Ещё Волчий хвост просит Кудыму провести погребальный обряд над павшими воинами. Был у них в дружине священнослужитель, из тех, кто богу Христу поклоняется. Самим Папой из города Рима – главным жрецом этого бога – был он послан в эти края, чтобы нести людям новое знание и приводить их в веру христианскую. Один он шёл по дорогам, деревням, городам и весям. Захватили его в плен ары, а выкупил из рабства Волчий хвост. Однако убили монаха. Хоть не брал он в руки оружия, в боях не участвовал – издали стрелой поразили. Пусть ругался служитель бога Христа, когда сжигали умерших согласно старому Покону, обзывал их язычниками, грозил карами страшными, однако обряды погребальные проводил справно. Махал чашей специальной на цепи, кадильницей называется, куда клал и зажигал ароматные масла, заклятия прощальные произносил. Пусть по-своему, но богам то лепо, когда своих не бросают на поругание. Какая разница, каким обрядом? Обрядов много – душа одна. Надо её уважить. Как теперь быть? Кто проводит души в последний путь?

И ещё Волчий хвост клянётся в том, что если они ему помогут сегодня, он никогда не забудет это ратную помощь. Глядишь – и его ватага на что сгодится. Не только днём вчерашним жив человек, но и будущим.

Кудыма без колебаний согласился провести обряд сегодня вечером. Он также настоял, чтобы на костёр возложили всех погибших. Тех, кто распят и пока ещё жив – избавить милосердным ударом меча от дальнейших мучений. Они, для людей подневольных, воевали достойно. Известно, что свободный человек в битве всегда сильнее раба. Не их вина, что они сдались в плен. Не за что им было класть свои животы. Но всё-таки эти невольники шли в бой, спаянные дисциплиной. Это нужно уважать. Поэтому они тоже достойны погребения вместе со всеми.

Предателя же оставить как есть. Пусть подыхает, подобно бездомному, безродному смердячему псу. Но и с псом его сравнивать нельзя. Он стократно хуже. Тот, кто предал кровное братство, тот – мерзота. Как гнида. От таких скользких гадов даже самые милосердные боги с презрением отворачиваются.

У Кудымы сжались кулаки, глаза полыхнули недобрым огнём. Он вспомнил своего кровного брата Пислэга.

Над остальным вожди обещали подумать. Окончательный ответ они дадут завтра с восходом солнца. На том и порешили.

VI

Едва солнечный круг осветил верхушки деревьев, Кудыма и Щука пришли в шатёр к Волчьему хвосту. В лагере ещё стоял запах сожженной плоти. Но, вместо огромного костровища, около капища высился плотно утрамбованный курган в два человеческих роста. Шаманский чум разобрали сразу после действа.

Как ни ругался клирик в своё время, капище было и до него, и при нём, и после него. Здесь нашли пристанище лики многих богов. Грозно и непримиримо глядели они грубо вырезанными лицами на своих детей – человеков. Глубоко спрятанными в складках дерева глазами спрашивали с них грозно и непреклонно: Всё ли соблюдается согласно тому, что завещали нам пращуры? Чтится ли Покон?

Среди языческих богов резко выделялась фигура распятого Христа. Монах сумел обратить в христианство нескольких ватажников. Однако остались они ещё с языческим мышлением. Веруя во Христа, вырезали фигуру бога и отнесли её к фигурам других богов на капище, где водрузили и начали молиться. Неумело, но искренне. Приносили Христу жертвы, как привыкли приносить в язычестве: клали к подножию распятия, добытые в бою мечи и срубленные головы, мазали губы бога кровью, чтобы умилостивить его. Монах неистовствовал, топал ногами, кричал, ругался площадной руганью на пяти языках, но ничего пока не мог поделать. Однако продолжить дело просвещения кровожадных язычников идеями Христа не успел – случайная тяжёлая стрела ударила под левый сосок во время последнего боя, выпила жизнь.

Монах никогда не брал в руки оружия, но свое присутствие на поле боя считал необходимым. Он лечил раненых, причащал умирающих, приносил баклаги с водой страдавшим от жажды, не деля людей на своих и чужих. Его уважали, ценили, берегли. Да не уберегли вот…

Волчий хвост встретил шамана и воеводу приветливо, усадил за стол. Хлопнул в ладоши. Внесли блюдо с запечёнными на углях карасями и линями; жаренного до хрустящей, золотистой корочки гуся; гороховую кашу; три каравая ещё горячего хлеба; брусничный напиток.

– Вначале, как полагается настоящим мужичинам, слегка перекусим. Дела будем решать после. О своих людях не беспокойтесь, голодными не останутся – им отнесут двух баранов и корову.

После завтрака завязался разговор.

– Атаман, лично мы согласны тебе помочь, – Щука прихлопнул ладонью по столу, – но ты пойми нас вот в чём: хоть ватага у нас и небольшая, народец этот за нами шёл не за туманом да запахом тайги. Добычу мы сейчас прибрали богатую. У людей серебро да золотишко в кисетах и кошелях весело зазвенело. Вопрос такой: после открытого боя много ли нас в живых останется? Без сомнения, что будет в кошелях убитых, то перейдёт в кошели живых. Если кто живой останется. Только вот скажи по совести: велик ли шанс вообще этот бой выиграть? Нам ведь пока надежнее бить из засады, чтобы без лишних потерь и хлопот. Так что, здесь мало нашего согласия. Нужно, чтобы опчество приняло твою просьбу о помощи. Прониклось. Понимаешь? Вот как тут быть?

– Передайте опчеству: кто не рискует – тот пива пенного не пьёт. Только воду тухлую. Думаю я тряхнуть обоз с франкскими послами, которые от арабов добираются на родину. По имеющимся у меня сведениям, послезавтра они здесь будут. Сначала на них нападём и захватим дары арабов для императора, а потом уничтожим факторию. Отдам вам половину общей добычи, да плюс всю свою долю. Моя же доля – каждая двадцатая монета.

– Не слишком ли смело – на послов нападать? Да и по доле, не слишком ли много предлагаешь? – Кудыма побарабанил твёрдыми пальцами по краю стола.

– Нет. На сей раз – дороже камушков и монет сто́ит разгром этой твердыни. Она нам – как рыбья кость в горле, как заноза в заднице. Если эта крепость наберет полную силу, наша сила закончится. В будущем мы потеряем всё. Зачем тогда суетиться в настоящем? А то, что послов ухайдакаем – так мне безразлично, что послы, что купцы, что князья. Мы же разбойнички, а не из благородных. Грабим, убиваем. Тем и живём. Рано или поздно нас тоже уничтожат. Поэтому, не всё ли равно, кого и когда подвесим за яйца? И ещё – если помощь окажете, повторяю, можете просить всего, чего душа пожелает. Всё, что будет в моих силах, клянусь перед богами на крови – исполню.

Кудыма и Щука согласно кивнули. Оба подумали об одном и том же, глядя, как атаман надрезал острым лезвием ладонь и выдавил струйку крови. Клятва на крови – очень серьёзная клятва. Нарушить её – значит вызвать гнев богов. Хоть верь в них, хоть не верь, но к клятвопреступнику больше никогда в этом мире удача лицом не повернётся. Как это проявится – никому не ведомо. Но вряд ли станут кормить медовыми пряниками.

– А как твоя ватага к этому отнесётся?

– Я говорил с воинами. Несогласных нет. Все всё поняли.

– Хорошо, атаман. Сейчас мы выйдем с твоей просьбой к нашим людям. Думаю, долго это обсуждать не придётся. В крайнем случае останемся впятером: Я, Щука, Гондыр, Ингрельд, Пятка. Лично нам из богатств ничего не надо. Не забывай, атаман, есть ещё такое понятие, как честь. Разве что Пятке что-нибудь отсыплется. Просьба наша в другом будет состоять. Она тоже не о богатствах. Есть у тебя честь – поможешь. А на нет – и суда нет.

– Добро.

– Так ты ещё не знаешь нашу просьбу.

– А зачем? Лишнего не попросите. Всё, что смогу – сделаю. Мне моя честь и слово также очень дороги. Потому и верят мне мои люди. Не нарушаю я слов.

Кудыма и Щука подошли к ватажникам. Те только что окончили трапезу и лениво валялись на земле подле затухающего костра.

– Вот что, ребята. Есть предложение – франкских послов тряхнуть, совместно с ватагой Волчьего хвоста. Но ещё он просил помочь разобраться с одной, пока недостроенной, факторией. Как на это смотрит опчество? Наша доля в этом деле – половина от всего захваченного, плюс Волчий хвост отдаёт в наши карманы всю свою долю.

Ватажники переглянулись между собой. Наконец один из них выразил общую мысль:

– Видимо, дело слишком трудное, раз он обращается даже к нам, такой малой силе против его ватаги. И платит за дело как нельзя щедро.

– Да, возможно, здесь многие полягут. Но и возьмём мы много. А разве не за этим идём? Или есть здесь кто-то, кто пошёл за другим? Ну так как, браты?

– Добро! Любо! – наперебой раздались выкрики.

– Значит, сейчас мы идём к атаману и заявляем о нашем согласии.

Щука добродушно усмехнулся сухими губами: он не ошибся, когда подбирал людей для ватаги.

VII

В шатре Волчьего хвоста вожди обсуждали набег на факторию и захват посольского обоза. Атаман предложил немыслимый по своей дерзости план.

От деревни до строящейся крепости, расположенной от нее вверх по течению, вёрст десять. Дорога к ней проходит по разделу между старицей и основным руслом. С одной стороны раздела на несколько вёрст тянется унылое верховое болото с редкими, чахлыми берёзами, с другой – узкий перешеек обрывается крутым берегом Камы. Ширина перешейка – от пятидесяти до ста шагов.

Франки очень умно выбрали место для будущей крепости, перегородив проход своей твердыней. Обходить этот короткий путь по лесу, плохой объездной дорогой, которая пригодна только в случае весенней распутицы, когда болото вспухает от переполняющих его весенних вод и перехлёстывает через край, – значит терять два дня. Да и зачем забираться в лес? Напротив, опасности подвергнуться нападению лихих людей на перешейке и раньше почти не было, а теперь, с возведением укрепления, и подавно – ибо негде здесь прятаться разбойникам: в случае опасности – некуда бежать, только в болоте вязнуть или в реке тонуть.

Волчий хвост предложил извлечь из этого пользу. Никому в этих местах не придет в голову ждать нападения. Но задумался ли кто-нибудь о том, что сейчас не весна и не осень и что именно сейчас, после жарких летних месяцев, болото наполовину высохло? Что с его стороны можно подгатить обочину и, замаскировавшись там, внезапно ударить, когда этого никто не ждёт. Таким образом, не лихие люди окажутся в безвыходном положении, а те, на которых они нападут. Двигаться обоз здесь сможет только цепочкой, следовательно, отразить атаку отряда, стоящего в несколько рядов, у них возможности не будет. Коннице не развернуться, пехоте не выстроиться, отступать некуда. Им останется только ломать человеческие да конские ноги, прыгая с крутого обрыва в Каму. Ударим стрелами по обозу в упор. Выбьем основные силы, остальных дорежем.

После того как с обозом будет покончено, отряд переодевается в снятую с убитых франкскую одежду и беспрепятственно, под видом послов и сопровождающих их воинов, вступает в факторию. Тут ей и конец придёт.

– Действительно, – усмехнулся Щука, – правду про тебя рассказывают: Волчий хвост – не лиса. Но если лисой прикинется, да в лисьей шкуре по сараям прошуршит, потом куры три года не несутся.

– Да мы что, мы – так… Против того, что про тебя, Щука, рассказывают… – атаман, в свою очередь, изобразил саму скромность, опустив глаза и слегка поцарапал ногтем по столешнице. – Мы против тебя, воевода, люди простые. Даже слишком простые. Как пареная репа. Нам военные хитрощи не знакомы. Мы всё вскользь, бегом да на ходу.

– Ну, обменялись колкостями и ладно, – Кудыма коротко взглянул в глаза атаману. – Только вот что непонятно. Если тобой всё так хорошо продуманно, зачем тебе мы? Твоя ватага прекрасно обойдётся и своими силами. От нас толку не то чтобы мало, но и не думаю, что очень много. Чего ты опасаешься?

Волчий хвост вздохнул.

– Гладко было углём на бересте письмена выводить… Вдруг сорвётся в крепость на простачка проникнуть? Нет у нас должного опыта твердыни брать. Даже такую, недостроенную. Тут не просто набег на караван купцов или деревню, а военная экспедиция. Нужны командиры. Опыт командовать людьми в бою необходим: когда надавить, когда отступить. Здесь надо всё решать быстро. Решать и действовать. Не приведи боги, помощь к ним подоспеет – зажмут нас, только сок кровавый выдавится. Отступать-то некуда.

– Откуда им здесь может подойти помощь? – недоумённо спросил Ингрельд.

– В деревне сейчас воевода. Нашей поимкой занимается, мать его. С ним осталось, после того как мы его недавно потрепали, ещё сотни три воинов, да какой-то шальной хазарский род ошивается неподалеку. Род этот хоть и небольшой, но шесть сотен бойцов выставить может. Они ведь ещё не ушли на зиму в свои степи. Здесь луга заливные – любо-дорого для выпаса коней, травы высокие да сочные. В самой крепости около полусотни франкских воинов, не считая работников. Работники тоже могут нас в топоры с испугу встретить. Вот и прикидывай. У меня в ватаге сейчас осталось триста двадцать бойцов, и четыре десятка добрых и опытных воинов в любом случае лишними не будут. Главная задача – уничтожить факторию.

– Да что толку-то! Раз это место франки себе выторговали, на месте уничтоженной крепости отстроят новую. Не сегодня, так завтра. А булгарский князь да хазарский каган столько войск сюда нагонят, что хрен пёрднешь лишний раз.

– Так это когда ещё будет! Мы живём сегодня. Здесь замкнутый круг получается. Пока крепость не достроена, прижать нас к ногтю у них почти нет шансов – войско где-то нужно собирать в кулак, кормить и поить его. Воин воздухом не питается. Для того чтобы он мечом рубил, да стрелы метал, да в походе уютно себя чувствовал, ему необходим тыл. Тылом большому войску служит твердыня. А мы её уничтожим. Где большому войску собираться? В болоте, что ли? А если его рассеять небольшими отрядами по местным деревням, я их всех, как кур, перережу. Большими отрядами разместить у них не выйдет – ведь даже те три сотни, что сейчас в деревне на постое, сидят полуголодные. А что есть три сотни? Невелика числом дружина, согласись. Жители же, их обслуживая, вообще голодают; скрежещут зубами на княжеских постояльцев, но терпят. С вилами да кольями против меча и копья не очень-то попрёшь. Воевода же выжидает до зимы, потом в стольный град уйдёт. К зиме крепость отстроится, зимой её не взять. Весной распутица начнётся. Опять промахнулись. А к лету войска подойдут. Вот такой простой расчёт у воеводы. Простой, да верный. Ну, коли будет возможность нас раньше уничтожить, он своего не упустит. Вояка он добрый, человек смелый. Но осторожный. Видишь, предателю, бывшему брату кровному нашему, не поверил до конца, побоялся ловушки. Дал ему только малый задаток и послал с ним сотню на разведку. Одного не рассчитал – что мы всю сотню, до последнего человека, положим. Но всё же сила у воеводы осталась в наличии, даже без этой сотни. Пусть его дружина теперь невелика, но урон нам нанести могут серьёзный. А то и перебить. Особенно если хазары помогут.

– Ладно. С этим всё ясно. Теперь по фактории. План крепости есть? – обратился Щука к Волчьему хвосту.

– Я нарисую, – атаман взял уголёк, расстелил на столе большой кусок бересты:

– Вот, смотрите. Это – река, это – дорога, это – болото, это – деревня, это – фактория, это – лес и вырубка. У крепости уже стоит башня, две стены излажены полностью, одна – вот здесь – наполовину. Вот тут построен дом для франкского воеводы и его воинов. Здесь – шатры с рабочим людом.

– Получается, северная часть крепости, со стороны леса, и та, что со стороны реки, возведены. С болота – только вот досюда, но обойти трудно – увязнешь в трясине. Хотя нет ничего невозможного. Возьмём. Но когда отстроят – тут я согласен с атаманом: взять эту штуковину малыми силами будет практически невозможно. Только большим войском. Когда будем выходить?

– Да надо бы сегодня, ближе к вечеру. Вот ещё одна загвоздка: как нам мимо крепости пройти? Лес вырубили напрочь, теперь на его месте поляна большая. Днём всё на виду. Ночью здесь идти плохо: пни, сучья, выворотни. Шуму на всю округу. По берегу тоже нельзя идти. Вот здесь кончается обрыв, дальше – полого. Укрыться негде. С крепости берег хорошо просматривается хоть днём, хоть ночью – они вдоль берега ставят факелы. Пристань построили, факелы служат маяками. Мы в их свете будем на водной глади как на ладони.

Назад Дальше