XII
Как и предполагал Щука, понеся немалые потери, кулайцы откатились от холма. Снова между ними и городком встали три ряда глубоких нижних рва, крутой склон, два ряда рвов посредине холма и частокол наверху. Однако надо было отдать должное "железным волкам" – своих раненных воинов они не бросили. Подобрали всех, кто подавал хоть малейшие признаки жизни, вытаскивая тела из ледяной воды. Затем, потихоньку, озираясь наверх и ежесекундно ожидая стрел, выволакивали погибших людей. По крайней мере тех, до кого могли добраться. Но им никто не мешал. Остяки проявили благородство. Погибших надо похоронить согласно обычаю. Они уже не враги, они – просто павшие воины.
Окружив городок плотным кольцом, кулайцы разожгли большие костры. Кулайский шаман обходил тех, кто нуждался в его помощи: вырезал стрелы, перевязывал раны, поил отварами лечебных трав. Совсем безнадёжных воинов добивали милосердным ударом в сердце. Рано утром воины сколотят крепкий помост, положат на него погибших в бою при полном снаряжении, принесут жертву. Закроют корой новоявленное кладбище. Потом, совершая обряд, шаман проводит души.
Кулайцы, как и остяки, не сжигают своих мёртвых. Только остяки, в отличие от "железных волков", хоронят своих мёртвых в подвешенных на деревьях лодках, а не на помостах. Но места захоронений у обоих народов считаются неприкосновенными. Вблизи таких кладбищ никогда не охотятся, не ловят рыбу, не шумят: берегут священный покой усопших. Вот и кулайцы не стали кощунственно разорять остяцкое кладбище неподалеку от городка, хотя прекрасно знали, что, провожая близких в дальний путь, остяки складывают в лодки богатые дары. Никому в голову не приходило побеспокоить покой мёртвых. Не приведи боги их оскорбить – бед потом не оберёшься! С убитого на поле боя врага сдирай что хочешь. С уже похороненного – не моги. Таков закон. И никогда не оставляй тела непогребёнными. Хоть своих бойцов, хоть чужих. Мёртвые мстят страшнее живых, это всем известно. Если души не препроводить на Древо Мироздания, каждая такая будет душа бродить по белу свету призраком-оборотнем, пить кровь младенцев, топить рыбаков, убивать охотников.
Поэтому остяки не мешали кулайцам собирать своих погибших воинов. Пусть их! Да, напали на городок враги. Но от врагов можно отбиться. А как будешь отбиваться от злобного бестелесного существа? Перед такими злобными духами порой даже очень сильные шаманы отступают. И даже погибают в схватках с ними. Оно надо?
На следующий день, совершив обряд погребения, кулайцы принялись обстоятельно готовиться к новому штурму. И только кулайский шаман пребывал в смятении. Войдя в тонкие сферы, он не обнаружил ни единой души и очень испугался. Попытался даже отговорить военного вождя от дальнейших действий и призывал его немедленно покинуть "проклятое богами и духами" место, но понимания у вождя не нашёл.
Одни кулайские воины рубили длинные тонкие жерди, на один из концов приспосабливая острый железный крюк; другие в это время мастерили мостки через рвы. Третьи сколачивали лестницы, а также вязали хворост, дабы загатить им верхние рвы.
Работа кипела.
Люди наверху настороженно и молчаливо наблюдали за этими приготовлениями, но помешать им не могли ввиду малочисленности дружины. Оставалось уповать на крутизну склона, меткость своих стрел и военную удачу.
Кулайцы были так увлечены приготовлениями к штурму и так уверенны в безопасности своего тыла, что даже не выставили дальних дозоров, сосредоточив всё своё внимание на остяцком городке. Поэтому, никем не замеченные, ватажники спокойно смогли довольно близко подобраться к "железным волкам".
Кулайцев недаром называли "железными волками проток". Жил этот воинственный народ за Каменным поясом на огромных просторах Оби и её притоках. Обширные, топкие, непроходимые болота, бесчисленные запутанные протоки делали этот край почти недоступным для пришельцев. И только кулайцы на своих утлых, вёртких челноках свободно передвигались по этой земле. Совершали они дерзкие набеги на хуннов, славян, саргатов, кыргызов и многих других.
В отличие от большинства других народов, для кулайцев зима была самым временем для совершения ими военных походов. Замерзали бездонные топи, бесчисленные реки, речушки и ручейки. И тогда, надев лыжи, уходили за многие и многие километры от родных мест кулайские воины, становясь зимним кошмаром для своих, особенно южных, соседей. Выныривая из снежной круговерти, наносили они неожиданные удары, грабили, убивали и исчезали в снежной пелене. Ни знаменитая бронированная хуннская конница, ни славянские дружины, ни шеренги саргатов не могли им противостоять. Там, где в глубоком снегу вязли кони и люди, легко и свободно скользили на своих деревянных полозьях "железные волки проток". Осыпая стрелами вражеских воинов, прорывали они оборону строя, а вклинившись, резали утонувших по пояс в снегу, неповоротливых людей. Отсюда и прозвище своё получили: "железные волки". Доспехи по большей части носили кожаные, с набитыми или наклеенными на них рыбьим клеем костяными пластинами из рогов, копыт и костей лося. Снаружи доспехи лакировались. Поверх них знатные воины надевали кольчугу. Основным вооружением были сложный лук, короткое копьё или пальма, топор, нож, изредка – меч.
Зная особенность данного народа в отношении зимних походов, Щука про себя недоумевал, почему на этот раз кулацы пренебрегли своими военными привычками и пошли войной так рано, да ещё таким значительным отрядом. Жили кулайцы, как и остяки, небольшими общинами, и, чтобы собрать столь значительные силы, нужно было объединить несколько родов.
К несчастью для остяков, снова стало тепло, обледеневшие склоны оттаяли. Хотя сырая, плотно утрамбованная глина была скользкой, но цепляться за неё баграми было намного легче, чем пробивать лёд. Да и воткнутый багор держался намного прочнее. Глядя на серьёзные приготовления к штурму, ватажники всё больше приходили к выводу, что на этот раз остякам вряд ли удастся отбиться от кулайцев. Если "железные волки" дружно ударят и будут штурмовать городок, невзирая на потери, они смогут ворваться внутрь, а там уже скажется их численное превосходство.
У ватажников возникал один, мучивший всех вопрос: чем они смогут помочь остякам? Ударить нападающим в тыл? Это общего положения не исправит. Сами полягут, а взятие городка лишь оттянется на короткое время – на то, в течение которого их будут убивать. Кулайцы, быстро оправившись от первого шока, сообразят, что им противостоит всего лишь небольшая горстка людей. Воины они добрые. Вне всякого сомнения, любой из ватажников по отдельности сильнее любого кулайца. И жизни свои они продадут очень дорого. Но только какой смысл идти в бой, заранее зная, что его проиграешь? И во имя чего? Другое дело – прикрыть отход, например, своих товарищей. А здесь?
Ещё более удивились ватажники, узнав о планах Кудымы идти на штурм.
– Это как? – горячился Пятка. – Выйдем навстречу готовым к битве воинам, превосходящим нас числом во много раз! Ты, шаман, в своем уме? Нет, я давал клятву верности, и я от неё не отступлю. Надо выйти – выйду. Надо принять бой – приму. Да и все остальные тоже. Но выйти из этой битвы живым из нас никто не сможет.
– Пятка, не всё ли равно, когда погибать? – Ингрельд был спокоен и хладнокровен.
– Нет, не всё равно. Мне добыча плечи оттягивает. Я не против боя. Но чтобы меня заведомо убили – на это я не согласен.
– Кудыма, да объясни же ты, что ты задумал? – Щука потёр рукой лоб. – Я не поверю в то, что ты ничего не обдумал и не взвесил. Не кажется ли тебе, что пора бы уже поделиться своим планом.
– Не стесняйся, брат, не ломайся как красная девица в первую брачную ночь, – Волчий хвост был зол и весел одновременно.
Остальные тоже глухо ворчали.
– Боя не будет – кулайцы уйдут… если у меня получится то, что я задумал.
– А если не получится?
– Нас убьют. Только и всего. Вы что, смерти боитесь?
– Не в этом дело, шаман, – снова горячо заговорил Пятка, – одно дело – погибнуть в равном бою. Другое – заведомо зная, что погибнешь. Это надо понимать. И почему не будет боя? Ты объясни.
– Духи Иремель и Ямантау дали мне некий дар. Вы его видели, когда убили Гондыра. Помните? Вот именно им я и хочу воспользоваться. Однако зря убивать я никого не хочу. Сперва покажу свою силу. Беда в том, что я не знаю, получится ли у меня. Тогда ведь я был в гневе. Сейчас – нет. И как, если получится, отнесутся к этому "железные волки"? Люди они бесстрашные. Но гнева богов и духов боятся даже они.
– Хрен с тобой. Ты – выбранный вождь. Наше дело тебе подчиняться.
В ответ на эту тираду Кудыма улыбнулся. От этой улыбки по спинам ватажников пронёсся морозный сквознячок. Улыбались губы. Разноцветные глаза стали мёртвыми, страшными. Что-то потерял шаман после посещения Иремель и Ямантау. Что? Да кто его знает. И лучше не знать. Меньше знаешь – крепче спишь. Вроде так гласит народная мудрость. Мудрость, пришедшая из глубины веков.
XIII
Кулайцы приготовились к штурму. Вот уже подтащены мостки ко рвам, в колонах нетерпеливо переминаются воины. Всех, без исключения, бьёт лёгкий мандраж. Так всегда бывает перед боем. Это нормально. Так было, так есть, так будет. Потом, в диком крике порыва растворятся страх и неуверенность. Из глубины сознания выплеснется священная ярость, подавит сознание. Тренированное тело само определит траекторию движения. Ещё мгновение. И начнётся. Воины начали вдох, чтобы дружно проорать перед штурмом имя военного вождя.
Сзади раздался долгий, пронзительный свист. Некоторые из кулайцев, включая военного вождя, недоумённо оглянулись.
Из леса на поляну вышла, прикрываясь щитами и ощетинившаяся копьями небольшая ватага. Щиты раздвинулись, вперёд шеренги вышел обнажённый по пояс высокий худощавый мужчина с богато татуированным телом. Татуировки указывали его статус – шаман племени Чудь. Длинные волосы, перехваченные на линии лба кожаной полоской, свободно спадали с плеч. Оружия при нём не было. Шаман поднял вверх обе руки с пустыми ладонями, показывая этим жестом свои миролюбивые намерения и желание поговорить. Не спеша, но в тоже время неуловимо лёгкой походкой направился к кулайцам. Военный вождь "железных волков" оценил эту лёгкость движения, гибкость тела, то особенное спокойствие, которое отличает опытного воина от воина незрелого, молодого.
Военный вождь опустил оружие на землю и, в свою очередь, пошёл навстречу Кудыме. Рядом с ним семенил кулайский шаман. В отличие от Кудымы, кулайский шаман был низкоросл, с большим пузом и пухлой грудью, на которой болтались различные обереги и были наколоты магические рисунки и изображения рун. Кудыма в один миг оценил своего соперника. Несмотря на большой живот и по-бабьи свисающие груди, двигался чужой шаман с медвежьей грацией. А медведь, как известно, зверь опасный: внешне неповоротливый, он коварен, необычайно силён, быстр и ловок. Вот и у кулайского шамана, если внимательно присмотреться, можно было заметить, как под толстым слоем жира перекатываются железные мускулы, а заплывшие глазки светятся умом и хитростью. Достойный противник!
Встретились.
По обычаю, Кудыма и вождь коснулись друг друга раскрытыми ладонями, а затем оба шамана, в знак дружелюбия и отсутствия злых помыслов, потёрлись носами.
Уселись, скрестив ноги калачиком. За встречей настороженно наблюдали ватажники, кулайцы и остяки. Пятка по привычке слегка подёргивал тетиву гигантского лука. Та в ответ басовито и грозно гудела.
Разговор, на межнациональном языке, начал Кудыма. Опять же, по давно установившемуся обычаю, шаман расспросил о здоровье, семье, рыбной ловле и охоте. Вождь серьёзно и обстоятельно отвечал, после чего задал точно такие же вопросы Кудыме. Тот, так же обстоятельно, не торопясь, удовлетворил любопытство вождя. Поведал о летнем набеге на деревню, о переселении рода на новое место; о том, что на момент отправления в поход его жена и дети, слава богам, были живы и здоровы. Красочно описал встречу с атаманом и совместную с ним битву против объединённого войска булгар и хазар.
Вождь очень заинтересовался новой факторией франков. Подробно расспросил о ней. Чудинец рассказал то, что сам видел.
За время беседы дважды опустошались чары со сладкой брагой, которые им подносились по знаку вождя. Вождь вскользь извинился перед шаманом за скудное угощение, объяснив это тем, что пока не время для пира. Кудыма с пониманием покивал головой. Вождь вежливо предложил ватаге принять участие во взятии городка остяков. А иначе зачем они сюда пришли?
Всё это время кулайский шаман сидел неподвижно и молчал, прикрыв глаза. Кудыма чувствовал, как кулаец пытается осторожно пробиться в его сознание, разгадать тайные мысли и желания. Вне всякого сомнения, как шаман он был очень сильный. Пожалуй, даже не уступал чудинскому. А может быть, и превосходил его. Однако после известных событий Кудыма стал не просто шаманом. Только вот кем он стал, он и сам пока не знал ещё. Знал лишь, что что-то в нём необратимо менялось. И эти потуги кулайца вызывали у него теперь только внутреннюю улыбку. Вот Кудыма в тонких сферах и показал эту улыбку кулайскому шаману, затем превратив её в страшный волчий оскал. Кулаец в ужасе отпрянул и затаился, хотя внешне на его лице ничто не отразилось, лишь на очень короткое мгновение широко раскрылись узкие глазки, в которых промелькнул откровенный страх. И снова шаман застыл, подобно каменному изваянию. Всё-таки, выдержки этому человеку было не занимать.
Кудыма обратился к вождю кулайцев:
– Сейчас, после долгого отсутствия и нагруженные богатой добычей, мы возвращаемся домой. Нам необходим проводник, дабы быстрее попасть в Пермь Великую. Никто, лучше остяков, эти места не знает. Мы шли к остякам с миром, а не войной. Но встретили у городка ваш воинский отряд. Если я правильно понял, ваша разведка донесла, что в данный городок к князю Йолгызы приходил месяц назад караван из Хорезма. Сами остяки ждали его, поэтому ныне не участвовали на Больших Торгах. Сбыли всю меховую рухлядь, выменянный у юкагиров на железо рыбий зуб здесь. Получили хороший куш. Теперь у них знатные мечи и сабли, дорогие ковры, пряности, золотые и серебряные монеты. Без сомнения несколько меньше, чем остяки могли получить за свой товар в Городище, зато с перевозом не пришлось маяться. Так?
– Так, – кулаец теперь с плохо скрываемым раздражением смотрел в разноцветные глаза чудинца. Кулайский шаман упорно продолжал хранить каменное молчание. Вождь перевёл свой взгляд с Кудымы на него, злобно спросил по-кулайски:
– Ну, чего ты молчишь, как язык проглотил?
– Помнишь, вождь, не далее как вчера я говорил тебе о пропаже душ? Думаю, это связано с этим шаманом. Проклято это место. Надо сниматься и немедленно уходить отсюда. Я заглянул в тонкие сферы этого существа. Это не человек. Или уже не человек. Давай, не будем испытывать судьбу, пока она нас не стала испытывать. Уйдём домой. Или найдём другой городок или деревню для набега.
– Да ты что?! Здесь мы знаем, что найдём за частоколом. А что нас ждёт в других местах?
– Охолонись, вождь. Что важнее, богатство или потеря душ? Ведь они никогда более не вернутся к нам. Мы потеряли тридцать два воина. Пропало тридцать две души. Родится тридцать два ребёнка. Мёртвыми. Это сейчас. Сколько нас погибнет? Ты знаешь? Стоит ли эта добыча того, что мы потеряем? Я – шаман. Моё дело думать о сохранении рода, о его защите. Здесь же я бессилен. Берегись этого чудинца. Берегись этой малой ватаги. Больших бед наделают они. Оно нам надо?
– Надо – что?
– Если ум твой тупее колуна, надо его заточить до ножевого острия. Хорошо, я объясню. Как воин, ты должен отлично видеть, что эти вышедшие к нам ватажники – великолепные бойцы. Они не хотят нашего нападения на остяцкий городок. Значит, чтобы не получить удар в тыл, придётся сперва уничтожить их. Сколько наших воинов они за собой унесут? Пять десятков? Шесть? Сколько заберёт штурм? Не обольщайся лёгкой победой. Думаю, более половины дружины ляжет на склонах этого холма. Посчитал? Не менее трёх с половиной сотен наших воинов будет убито. Оставшаяся сотня с честью и богатой добычей вернётся домой. На первый взгляд – ничего страшного. Но потом начнут рождаться мёртвые дети. Душ-то, чтобы вселиться в них, не будет. И у этих мёртвых детей никогда не родятся дети. Протягивай цепочку. Три ли с половиной сотни полягут тут? А может, тысячи и тысячи кулайцев сложат тут свои головы? Как думаешь, а? Кому и зачем тогда будут нужны эти ковры, золотые чаши, монеты, подносы? Тебя проклянут. Неужели ты всё ещё ничего так и не понял? Я бессилен.
– А почему ты думаешь, что души забирает этот чудинец?
– А кто? Души пропали, потом сразу появился этот. Если не он, то кто?
– Зачем ему это?
– Откуда я знаю. Спросить боюсь. Да и не ответит он нам. Мнится мне, что это злой дух. Очень злой. Давай уйдём отсюда, а?
Пока кулайцы разговаривали между собой, Кудыма бездумно смотрел в небо.
Наконец вождь и шаман перевели на него взгляды. Кудыма выкинул руку вбок. Разжал ладонь. Из ладони ударил луч невероятного чёрного света. Пронёсся страшный, раздирающий уши рёв. Повалились на вздрогнувшую землю люди, выплеснулась вода из рвов, осыпался частокол городка. От удара чёрного луча на несколько вёрст пролегла просека. Деревья разбило в щепы, покорёжило.
Кудыма улыбался. Вскинул вверх другую руку, разжал ладонь. Круто взмыл ввысь странной черноты шар. Ничто не отблескивало на его боках. На огромной высоте он лопнул. И снова землю тряхнуло. Потом на неё обрушился рёв. На голубом небе возникла огромная чёрная дыра. Подуло неземным холодом.
Ватажники вжались в землю, прикрылись щитами. На щитах выступил иней. Кулайцы в ужасе разбежались. Впереди всех бежал толстый шаман, за ним, обхватив голову руками, улепётывал вождь. Позади них, подвывая, неслись, побросав оружие и скидывая на бегу доспехи, воины.
Потом, долгими вечерами, вернувшиеся из похода кулайские бойцы будут пересказывать события этого дня своим сородичам. И с каждым разом всё красочнее и подробнее. Им будут верить. Не один, а четыре с лишним сотни опытнейших, бесстрашных воинов, трепеща от пережитого страха перед неведомым, будут твердить одно и то же – как тут не поверить? И станут они героями. И войдут навсегда в народный эпос.
Нет дыма без огня. В любой сказке умный ищет истину. И находит.