Река снов. Кольцо Зеркал - Сергей Сезин 13 стр.


Помучившись вот так, вдали от истины, я пошел умываться. А после завтрака позвонил Снорри и договорился встретиться с ним после обеда. Нам было о чем поговорить.

… – Вот так я и съездил в эти леса. Удовольствий было много, но вернулся.

Снорри хмыкнул, повертел в руках рюмку.

– Зря Двалин испугался сына с тобой отпускать. Глядишь, у него мозги бы на место и стали. От желания жениться на эльфийке он вылечился, но теперь у него другие глупости. То ему хочется в наемники пойти, то еще что-нибудь такое отмочить. Ты еще одно такое путешествие не хочешь затеять?

– Хочу. Только кажется мне, что в первом путешествии мне он пригодился бы. А вот во втором – уже не совсем. А если пойду в третье, то твой племянник мне лишним видится.

– Это почему же, Юра?

– Ощущение такое. Что там должен быть только я. А компаньоны туда даже не дойдут.

Снорри вновь вертел рюмку в руках. Молчание затягивалось.

– Мы с тобой говорили о возможном едином патроне для ружей и револьверов. Что ты по этому поводу думаешь?

– Я не только думал, но и прикинул. И получается, что задумка интересная, но малопригодная. Для людей в револьвере патрон очень мощным выходит. Они будут не любить револьвером пользоваться. Лучше было бы попробовать сделать под него пистолет вроде маузера, чтобы часть отдачи гасилась, – тогда было бы легче. Но ты знаешь, почем маузеры продают. Это не оружие для рядового охранника. Гномам можно было бы продавать, им такие патроны вполне по силе подходят. Но… ты знаешь про гномские традиции тоже. И если в клане принято другое оружие, то никто их не купит. Дополнительно продажу испортят патроны увеличенной цены, потому что производить их будут не на заводе, а в мастерских, малыми партиями. Так что идея пока останется на полке. Хотя кто-то может заказать для себя такую парочку и за ценой не постоять. И про тебя, Юра, не забудут.

– Это радует, что не забудут, особенно благодаря тому, что гномы дольше нас живут.

Но пока я средь удивительного ходил и плавал, пришла мне в голову еще одна идея.

– Как бы обрадовался Двалин, когда его непутевый Дарри, домой вернувшись, побежал в родовую кузницу свои идеи воплощать! Ну или твои, если ты их вслух выдавал в беспокойном сне и забывал добавить в конце: "Дарри, не меньше тридцати процентов с прибыли!" И что это за идея?

– А вот был раньше такой пистолет-пулемет Томпсона…

Мы его долго обсуждали, пытались чертить… Снорри сказал, что его больше беспокоит внутреннее устройство, особенно затвор и спусковой механизм. Ствол, магазины, съемный приклад – это все мелочи. Но вот УСМ он под стрельбу очередями никогда не делал. Там должны быть какие-то дополнительные детали, но какие – он не имеет точного представления. Поэтому о возможности изготовления "томпсона" он пока умолчит. Вот если мне удастся раздобыть чертежи, то он точно скажет, возможно ли это вообще и по какой цене соответственно.

Значит, придется ехать в Ярославль.

Я также показал Снорри ту самую монету. Снорри долго и внимательно рассматривал ее, потом сказал, что серебра здесь не больше половины. Чеканил ее какой-то аборигенский сеньор, на гномском оборудовании, потому так хорошо и получилась. И у меня монета из первых партий, потому что не видно результата износа. Делали ее явно давно, он таких монет не помнит. Вообще это ходовой размер и вес для серебряных монет Великоречья, только содержание серебра сильно прыгает. Да, еще один признак старости монеты – нет гурта. Раньше так деньги и чеканились, что позволяло ножницами аккуратно обрезать монету и получить драгоценный металл. Монета же хоть и становилась легче, но выглядела по-прежнему круглой. А у мошенника собиралось некое количества серебра, к его радости. С тех пор как появился гурт, любой мог точно определить, обрезалась монета или нет. Гурт пришел в Великоречье вместе с пришлыми. То есть монета чеканена либо до Воссияния Звезды, либо в достаточно недолгий период после него.

Но период Воссияния Звезды или даже попозже хорошо документирован, так что Ефрем Иванович должен был легко определить, чья это монета, по гербам. А он не смог. А что из этого следует? Следует приятная новость, что монета еще старше.

И раз гербы Ефрему Ивановичу ничего не напоминают, значит, монета принадлежала к ныне исчезнувшему государству. И если монеты его не широко известны, значит, оно существовало очень недолго. Все это радует и гипотетически свидетельствует об ее редкости. Вот только вопрос с ценой, как прежде, висит в воздухе. Ну и ладно, я на ней разбогатеть не планирую.

Идею с дробовым стволом вместо цевья я пока придержал. Попозже. Заказы на пули с магической начинкой есть, так что я займусь работой с кристаллами.

Ладно, пора и честь знать. Время идет к вечеру, пора дать отдохнуть Снорри от меня. Да и меня уже домашний любимец заждался. Будет вертеться вокруг ног, демонстрируя, что заждался и желает общения. Сейчас я таксиста направлю к магазину за вкусностями для Лёвчика, а потом, когда он поест, посидим в садике рядом.

Лето двигалось дальше. Я писал второй роман, уже перевалив за половину. Хозяйством занимался мало. Нанял людей покрасить забор, и они это сделали. Ну и генеральную уборку в доме. Можно было и больше, но за тружениками всегда нужен хозяйский надзор, а у меня с этим возможностей не было из-за службы. Дергали меня и в выходные дни, поэтому не было времени самому кистью махать. Если и получится свободный день, так хочешь его провести спокойно, ни самому не принося проблем, ни другим. Но пару раз я собрался с силами и, вызвав людей, совершил вот это.

Я не зря берег силы, ибо меня ждал очередной сюрприз судьбы в виде командировки в Вирац. Опять пришлось нести Лёвчика к родителям Марины и рвать сердце, выдерживая жалобный взгляд котика. Впрочем, это не единственное, что меня терзало в этой командировке.

…В Вираце уже была значительная группа офицеров и чиновников контрразведки, где они очередной раз давили крамолу. Часть арестантов была уже в Твери, и я успел наглядеться на них, обеспечивая допросы с пристрастием и оказывая им лечебную помощь после них или просто так. Меня и еще двух резервистов-магов перебрасывали им на усиление, как и еще нескольких чиновников. Видно, арестантов было много, и все требовали неусыпного внимания. Ехали мы туда "под прикрытием" – черную форму обязали взять с собой, но в дороге быть в форме либо военной, либо приближающейся к ней по расцветке. Чтобы случайные зрители, видя набитую "военными" "копейку", не так беспокоились, а агенты супостата не ощущали внезапного позыва к бегству, наблюдая большую группу охотников на них.

По дороге туда мы не жалели рессор и моторов, а въезжали в город уже в сумерках, чтобы меньше свидетелей было. Но это было еще не последним сюрпризом – объявили, что мы все время будем находиться в замке и выход за его пределы запрещен. Ну и вылезать на стены и на балконы, высовываться в окна – тоже. Питанием нас обеспечивают на замковой кухне, кроме того, можно через день заказывать напитки и блюда в трактире "Побежденный дракон", но под псевдонимами, которые должны изображать, что заказ делают обыкновенные армейские офицеры. Псевдонимы будут меняться, чтобы изобразить смену офицеров в замке. Ориентировочное время нахождения здесь – неделя. Дальше господин, изображавший армейского полковника, предложил задавать вопросы, если они имеются, но голос его говорил об обратном. Поэтому вопросов не было.

Мне расклад не понравился, хотя я не первый год наблюдаю игры в секретность и уже перестал реагировать на очередной приступ этой болезни. После работы на допросах хотелось бы чего-то для отдыха души, а что здесь можно получить для этой цели: алкоголь из трактира? Можно было бы посмотреть на замок, но опять же – в этом зале будет то, в этом – это, сюда нельзя… И что увидишь? А вот завтра надо будет спросить – можно ли будет почитать что-то в замковой библиотеке? Все же не демаскирую я ничего при этом. Лишь бы ее не заперли из каких-то неясных соображений. Только интересно – кто будет разрешать это?

Проснемся – разберемся.

После ужина меня поселили вместе с поручиком-следователем в одну из комнаток. Условия не роскошные, но куда уж денешься. Поручик выглядел выжатым досуха, потому свалился и заснул в течение пары минут, не обращая внимания на еще горящий ночник. Я тоже последовал его примеру, не преминув отметить, что в замке есть электрическое освещение: сам видел. А вот в нашем каземате – керосиновая лампа. Значит, эта комната – для гостей или придворных понятно какого ранга. Не первого, это точно. Заснул я тоже быстро и наслаждался сном про Лёвчика в саду.

А утро началось с трудов тяжких и неприятных. До обеда я ходил по камерам и оказывал помощь узникам. Оружие велели сдать, но охраняли меня аж три шкафоподобных гражданина. Кто они такие – я не понял, не то жандармы, не то какие-то призванные из резерва урядники. Это я заключил по тому, что они к работе с запорами, решетками и прочими вещами были явно непривычны. Путешествие же в аборигенские тюрьмы – за это надо вдвойне приплачивать! У барона Морна была и такая "камера", если можно так выразиться, – ниша с дверью. В двери прорезаны дырка для лица, две дырки под кисти рук и две дырки под стопы. Дверь открывается внутрь коридора, в нее вставляют (именно так) заключенного, крепят его части тела в этих дырках – и дверь возвращается в нишу. Спина жертвы при этом упирается в стену ниши. И вот в ней его оставляют. Периодически ему дают поесть и попить. Все остальные проблемы – как он хочет. Хоть в туалет, хоть то, что ноги уже не выдерживают, – тебя сюда не отдыхать прислали. Раз в три дня дверь открывают, и другой заключенный, менее виноватый, убирает в нише. Дверь возвращается на место. Интересно, кого так карали при бароне Морне и его благородных предках?

Кстати, сейчас барон Морн сидит на Дворянской улице – далеко отсюда и глубоко. И скорее всего, еще долго не выйдет. Что-то такое с сибаритом-бароном внезапно произошло, что он стал смертельным врагом Твери. Таких врагов из плена и заключения не выпускают. А вот как и когда он умрет… Думаю, что причиной смерти будет сердечный приступ – барон раньше баловался "белым кроликом", который часто дает осложнения на сердце. А в тюремной камере, при сидячем образе жизни, сердце не менее часто сдает.

Жалко ли мне барона Морна? До этого могло быть и жалко. После камеры-двери – не очень.

Еще мне показали другую камеру, которая ныне не используется, хотя при занятии Вираца там кто-то сидел. Она тоже в тюремном коридоре, на повороте. В толще стены, близ пола, железная решетка размером полметра на полметра. А за решеткой – еще полтора метра пространства такого сечения. Говорят, заключенного, не помещавшегося в эту камеру, вгоняли туда, как гвоздь в стенку. Если ноги при этом сломаются и деформируются, то он поместится с гарантией.

Большинство заключенных, что я видел сегодня, были явно не нищими, но не из вассалов Морна. Купцы, небедные ремесленники, менялы или что-то в этом роде. К недомашним условиям они не привыкли, потому пребывали в угнетенном настроении и дружно жаловались на одолевшие их болячки. Ну да. Человек в черной форме, не требующий признаться в чем-то, могущем привести на эшафот, и только спрашивающий, что их беспокоит, – ему-то можно и не врать. Или чуточку преувеличить – вдруг поможет. А он смотрит, спрашивает, делает какие-то пометки в списке и уходит. И за ним захлопывается дверь, отрезая от хорошего вчерашнего и возвращая в ужасное настоящее. Есть у русского народа поговорка: "От тюрьмы да от сумы – не зарекайся". Лично мне за свои прегрешения в тюрьме сидеть не приходилось. Но чужие прегрешения все приводят меня в нее же. И часы, проведенные в узилище, складываются и складываются. Уже можно считать, что в тюрьме я побывал за дебош в кабаке. За это бывает и побольше, но не всем дебоширам так не везет…

Я закончил обход и погружение в чужие ужасы и вышел наверх. Устроился на свободном столе, начертал краткий рапорт – какие заключенные нуждаются в медицинской помощи, а какие в магической. Адресовал же его "руководителю следственной группы", без уточнения чина и фамилии. Так мне сказали, ибо это тоже секретно. А дальше начальство наложит резолюцию, в зависимости от ценности узников для следствия. Кстати, есть фамилии знакомые… Понятно, отчего – та самая группа, где студенты на меня глядели как на их палача. Вообще-то они не сильно ошибались…

На обед меня отпустили, а после него было нечто интересное – собрал нас, четверых магов, статский советник Печенин и поставил задачу: есть тут такой арестант, очень важную информацию знающий, но пребывающий явно под заклятием Огненной Печати. Поэтому на него всей силой не наваливались и даже делали вид, что его забрали случайно и скоро выпустят. Чтобы он нужными словами заклятия не активировал и не сгорел на глазах у следствия, надо как-то обойти эту Печать или нейтрализовать ее. Поэтому собравшиеся пусть до вечера сидят либо в этой комнате, либо в своих и думают над решением. В восемь вечера всем собраться здесь и доложить, что придумали. Печенин, прихрамывая, вышел из комнаты, а мы сели и стали думать.

Откровенно говоря, задачу нам подсунули малорешаемую, если вообще не тупиковую. Меня лично учили, что такие заклинания снимает сам накладывающий маг. У прочего, как правило, не выходит. Учителя, правда, добавляли, что у Великого мага может и получиться. Остановить начавшуюся реакцию горения тоже нельзя. Были случаи, человека с Печатью, чтобы не сгорел, совали в фонтан или в реку. Но и под водой он жив не оставался, хотя и не горел. Догорал позже, когда его вынимали из фонтана, поняв, что уже ничего не поделаешь. Но время идет, может, в нынешних школах и университетах до чего-то иного додумались? Поэтому я сидел тихо и только слушал. Остальные маги были помоложе и выше чином, может, они что-то знают или придумают. Или меня на умную мысль натолкнут.

Пока не получалось. Я посидел и решил покинуть собрание и спокойно посидеть или полежать в своем каземате. Особенно хорошо, если следователь-сосед сейчас трудится. Может, я что и придумаю, а не придумаю, так отдохну.

И вообще что-то все много требуют от старого человека. Вызвали бы дух покойного Арсина Бэраха и его и спрашивали, если недостаточно ныне живущих Великих… А что уж обо мне – закрутил столб кукишем, и то не один, а в компании, и даже сам не уверен, что это точно я.

Поручик где-то трудился, оттого я смог спокойно полежать и даже подремать. До восьми оставалось еще много времени, поэтому я вернулся к задаче. Раз нельзя брать лобовым штурмом, то, может, надо найти что-то вроде обхода?

Это правильно, но что конкретно тут может служить обходом?

Я размышлял и размышлял, пока не пришел к следующему выводу: для приведения в действие Печати в данном случае нужно, чтобы человек с нею ее активировал, то есть сказал какие-то слова, на которые заклинание сработает. Обычно это такие слова, которые человек сам по себе говорить не должен, чтобы случайно не сгореть без всякой нужды. То есть если агент – автомеханик, то он может иметь пусковым словосочетанием "Лич Иш-Велер в Арвинде" или что попроще. Но вот слов "коробка передач" – нельзя.

К чему это я? Что-то меня в сторону унесло… Ах да, то есть активация заклинания срабатывает, когда агент желает не попасть в руки врага и произносит его. Если же агент сам желает предать, он спокойно расскажет все, что знает, и заклинание не сработает. Можно даже рассказать тайны на другом языке, чтобы не включилась какая-то потайная активация. И все – тайна выдана. Заклятие есть, но не активировано, агент жив. И что из этого следует? Конечно, если врага перевербовать, то все решаемо. Но это не всегда возможно. А как заставить его выдать тайну мимо воли, если он такой уж неподкупный? Принуждением магическим. Да, можно. Только лич тоже не дурак и это просчитать способен. Потому наложим принуждение – и увидим живой факел.

Но это еще не все. Гипноз. Чистый или с предварительным введением снотворных. Вот здесь личу тяжело, ибо препаратов много, на все не рассчитаешь. И, кстати, "илинден" сравнительно новый, ему лет семьдесят с начала производства. А был тогда Ашмаи? А демоны это ведают…

И еще можно сделать хитрее: дать агенту такую адскую смесь – снотворное и растормаживающее сразу. И попытаться выдавить из него часть информации. Все ведь не успеет сказать. А уже потом ему скажут, что, мол, ты проболтался и тебя не помилуют. Потому можешь претерпеть кару за это, а можешь сменить хозяина. Расскажешь все остальное – и можешь не сжигать себя. Ежели даже он впадет в расстройство и сожжет себя – уже есть что-то от него.

Кстати, это очень старая разработка, из Старого мира. Так называемая "сыворотка правды". В нее входили два препарата – один стимулирующий, а второй снотворный, но с хитрым эффектом: при быстром введении он давал короткую реакцию не засыпания, а, наоборот, возбуждения. Поэтому получивший "сыворотку правды" человек ощущал себя в эйфории, и хотелось ему поделиться с остальными. Разумеется, этот ключ не отпирал всех замков, но… помогал.

А что мы ему дадим с этой целью, исходя из наших условий? Например, "илинден" и "белый кролик". Только надо допрашивающему беречься от попытки агента возлюбить его. Но я бы лично не хотел этим заниматься. И не по причине возможной любви агента. Пусть трудятся более молодые и выше чином, если сами не надумают.

Настал вечер, и я высказал эту идею, причем от личного исполнения попытался уйти, сославшись на то, что легко сам впадаю в транс при введении пациента в гипноз. Это, естественно, преувеличение. Просто никто не любит гипноза, потому им пользуешься крайне редко. У двоих коллег идей не было, третий выдвинул предложение составить Круг и задавить соединенными силами Печать в зародыше.

Обычно инициатор и воплощает свои идеи в жизнь, но мой финт выводил меня в сторону. Поэтому работу взвалили на тех двух, у которых идей не было. Они отправились с начальством, а мы двое – по комнатам.

Назад Дальше