Плечи расправила, лук со стрелой на изготовку. Взгляд посуровее сделала. Глаза выпучила, по–эльфийски так. Иду неспешно, чтобы и ушастые распознали во мне союзницу.
– Не с места! – визжу, все семь свинячьих рыл на меня поворачиваются, глаза шальные. А я продолжаю, остановившись в пятнадцати шагах: – Сдавайтесь! Вы окружены! Ваша армия разбита!
Мечи посыпались с копьями, орки стали подниматься. В глазах испуг. Стрелы тоже уже не летают.
– Зачем орать так? – раздается писклявое женское.
Я выдохнула с облегчением.
Со всех щелей повылазили эльфы, луки с натянутыми тетивами. Смотрят на меня, на орков.
– Я за вас, – говорю ушастым.
– Так ты одна что ли? – кривится ближайшая эльфийка.
– Там еще пацан мой прячется к траве, – пожимаю плечами.
Орки между собой переглянулись, резко мечи похватали и на эльфов! Тех хоть и больше в два раза. Вот только они без доспехов!
Началась суматоха. Я в паническом ужасе стрелу выпустила, та прямо в глаз орку угодила!
За мной другой урод погнался! Я от него. Слышу шелест характерный впереди. Впереди на листе сидит кузнечище! Морда с пастью безобразной, непонятно как сложенной, с кучей пластин и зубцов, смотрит на меня. А позади у него ноги мощные на взводе и усы прижаты! Резко в сторону поворачиваю. Будто волна ударная меня цепляет. Электричка московского метро миновала! Оборачиваюсь. Кузнец на орке сидит! Скрежет металла резанул по ушам. Я теряться не стала, побежала куда глаза глядят.
А за мной кто–то! Я еще быстрее! Страшно ведь! Оборачиваюсь минут через двадцать с мыслью, что ж за настырная скотина такая. Соер мой бежит, вот умница. Остановилась. В руке лук, собираюсь его зашвырнуть уже. Бесполезный агрегат, только позорю свою "человечковую" расу. А мальчишка мне охапку стрел дает, мол я твой оруженосец.
Может чего не понимаю, но как можно цель в доспехах пробить?! Это надо уметь щели эти искать, уязвимые места. А если цель в движении. То как тогда?!
Замаялась. Присели на землю, устроив привал. Соер отбежал на пять минут, думала по своим делам, а он коренья белые принес. Поели, заодно и попили кислого сока из них. Только прилегла отдохнуть. А в траве шуршание началось. Приподнимаюсь. Опять муравьи лазят.
Взбесилась я. Покоя в этом мире нет. Чувство поганое, когда хочется отдохнуть, а уродцы всякие норовят за пятку ухватить. Муравейчики вроде скромные, но стоит зазеваться, они уже где–то у соседней травинки скребутся.
Заночевали на стебле. На этот раз попросила парня примотать меня веревкой. У усталости отключилась почти сразу. Утром двинулись дальше.
Трое суток еще шли. Несколько раз встречали залетных орков одиночек. Но уже выбившихся из сил, пошарпанных, неадекватных. Соер насобирал мне стрел пятьдесят, а я от скуки начала пулять по чем зря. Подстрелила даже муравья.
И вот, настал момент. Когда мальчишка остановился, посмотрел на меня тоскливым взглядом несостоявшегося собственника и изрек:
– Валерия, дальше сама, в направлении тени от солнца. А я обратно. Был рад помочь, надеюсь, ты найдешь свой путь и свое предназначение.
Обнялись. Чересчур интимно, учитывая, что я без лифа. С неловкостью отлепила парня. Посмотрела на него с укоризной, улыбнулась. Кивнула и пошла дальше сама. Уже не так страшно, ибо насекомых к третьему дню стало меньше, звуки их трели все дальше, а суета где–то там, очень–очень далеко. Дикая часть Поляны позади. Похвастать могу, что умею теперь пищу добывать сама, знаю под какой травой коренья съедобные копать.
Настроение приподнято. Впереди же меня ждет цивилизованный мир человечков.
Вскоре лес резко поредел, стал более солнечным. Поваленных высохших стеблей прибавилось. Часть уже в труху превратилась. Витает запах подопревшего. Так недолго и на опарышей злобных нарваться.
Иду аккуратно, лук на взводе, вторая стрела под рукой. Вроде лес и посветлел, вот только мрачности неясной прибавилось. Толи от запахов уже менее сказочных, толи тех коконов белых, что впереди висят на паутине, которая между трех стеблей сплетена.
Где паутина, там и паук. Холодеет в груди. Коленки трясутся. Решила по дальнему радиусу это зловещее место обойти. Коконы гроздями развешены, штук двадцать. Паук деятельный попался. А еще меня сомнения дикие распирают, не люди ли в этих самых коконах, очень уж форма подходит под габариты людские.
Мухи, они жирнее и круглее.
Мурашки катаются по гусиной коже и истерично хихикают.
Слышу визг. Очень напоминает Алинкин! Я ее визг знаю, догоняла нашкодившую не раз. Организм будто в боевую трансформацию переходит. Уже не так боюсь, я словно кошка, готовая биться за своих котят насмерть.
– Алина! – Ору во все свое настрадавшееся горло и мчусь мимо всех этих сплетений и коконов.
Картина мне открывается метров через сорок: паук здоровенный, размером с джип пятится в мою сторону, тащит запутавшуюся в паутине сестру!
– А ну брось! – реву на тварь.
Прицеливаюсь. Тетиву так сильно еще не натягивала, наконечник аж до самого древка дошел. Стрела эльфийкая, качественная.
Выстрел! Прямо в брюхо! Тварь завизжала истошно и как прыгнет в сторону! На лету прямо на меня разворачивается. Струю белую пускает. Я, как истинная королева воинов, отпрыгиваю. И не теряя ни секунды заряжаю еще.
Пуск! Прямо в фасетки черные стрела впивается. Паук где стоял, там и завалился. Видимо, мозг пробила.
Бегу к сестре. Та в коконе, одну голову видно. Выдыхаю разочарованно. Волосы–то русые, в косы две толстые сплетены. Это не Алина. Девушка молодая, испуганная, возраст примерно такой же.
Но это не она.
Беру нож. Дернулась девочка, взвизгнула.
– Тише, подруга! Я за ваших, сейчас, сейчас.
Девка успокоилась, смотрит на меня зареванными круглыми карими глазами. Аккуратно прорезаю путы, нож эльфийский хорош. Она вроде успокаивается, но вижу, что даже дышать боится. Высвобождаю. Липкая паутина, двусторонний строительный скотч позавидует.
Избавила ее от паутины, кое где куски остались на кремовом платье, на них и грязь прилипла. Девочка на ноги встала. Трясется бедная, чую вот–вот стошнит ее от нервного потрясения.
– Далеко до твоих? – спрашиваю.
А в ответ руку вытягивает, указывая мне что–то за спиной, и снова визжать начинает.
Разворачиваюсь, одна рука лук держит, вторая стрелу из колчана вынимает. Все на автомате уже.
Кто бы сомневался: два паука на ветках и паутине сидят, метрах в тридцати. Смотрят на нашу мышиную возню своими гроздями бусинок. Видимо договариваются, чье мясо будет.
Девка помчалась прочь, пронзительно визжа. Зря, они ж все, как дикие собаки, стоит начать убегать, и бросятся в атаку.
Прицеливаюсь, прямо в глаза страшилище. Тряску в руках стараюсь унять, силой подавить. Ибо понимаю, либо они меня, либо я их. Но странное умозаключение выходит: одного прикончу, что не факт, второго не успею, паутиной накроет. И они чего–то ждут, не атакуют.
Начинаю пятится, увеличивая расстояние. Иду, постепенно ускоряясь. Пяткой напарываюсь на что–то. Едва не падаю, но держу равновесие, перешагиваю. Понимаю, что у ног моих чей–то труп. Отхожу еще, теперь видно, да… труп крестьянина, или даже воина, доспех кожаный, истерзанный. Паучьих лап дело. Не всех они на потом, некоторых и сразу…
В груди уже нет сердца, оно бьется у горла. А эти два уродца стоят и ждут!
– Сзади! – визжит девка.
Оборачиваюсь. Первое, что увидела – паутина, прямо перед лицом. Чуть дальше моя спасенная барахтается. Сетка тонкая, едва заметная, лучики солнца ее игнорируют хорошо. Если бы не вибрация попавшейся, вряд ли бы заметила.
Поворачиваюсь обратно. Паука одного недосчиталась!
Начинаю спиной обходить преграду. Пока эти две твари живы, не до девки. Слышу пшик, рефлекторно отпрыгиваю. Ниточка паутины мимо пролетает. Вот зараза! Вижу, как из темноты его зловещие сотни глаз выглядывают, челюсти ходят туда–сюда недовольные.
Стреляю, прямо в его наглую морду. Визжит истошно. Заряжаю, и палю по зрителю на ветке. Расстояние большое, но стрела угодила прямо в лоб. Еще с полминуты под истерику девки, я с заряженным луком высматривала пауков. Но больше никого.
Подошла к паутине. Стала подрезать ее аккуратно, по одной ниточке. Возилась долго, постоянно оглядывалась и озиралась по сторонам. Девка заткнулась, когда поняла, что от этого зависит, придет ли кто еще попытать счастье человеченкой полакомиться.
Девушку освободила. Та прижалась ко мне, ревет.
– Отродясь эти звери здесь не хаживали, – причитает сквозь слезы. – Они на экипаж напал, пожрали прям там половину, а меня потащили. Воины отцовы за мной, а эти, эти их…
– Тише, тише, – глажу по головке русой. – Давай, показывай, куда идти. Пока еще не нагрянули.
Девка успокоилась. Слезы вытерла и повела. Дорогу нашли легко. Все трупами воинов усеяно, бороздами паучьих лап. Трупы еще двух зарубленных пауков встретились. И вот он долгожданный просвет!
Свет в конце тоннеля! Блики воды на которые смотришь со дна! Я живая! Я выжила! Я…я…
Навстречу бегут люди.
– Папа! Папа!! – ринулась девушка.
– Дочь моя! Душа моя! – взревел отец. – Так? А это кто?! Беглая?! Взять ее!
Стою и понять не могу. Кого взять–то? На меня шесть мужиков в коричневых клепанных кожаных доспехах идут. Мечи со звоном вынули. По флангам два лучника стоят и прицеливаются. У меня на затылке волосы зашевелились.
– Я вашу дочку спасла! – рычу с обидой, голос на визг срывается.
– Беглой дикарке место на каторге, – рычит папаша. – Да, дочка?
– Да, папа, – шепчет маленькая сука.
ГЛАВА ШЕСТАЯ. НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА
Ком обиды подступил такой, что говорить не могла. Одни эмоции. Меня посчитали беглой рабочей с их плантации, которую они каторгой назвали. Вот так и помогай людям! Тащусь привязанная за телегой. Местные поля, вышки из бревен, сарайчики, лошадки – все кажется таким малюсеньким. А душонки их так вообще меньше муравьиных.
Я озлоблена.
Едет карета с папашей и дочкой, за ней телега с тюками и бревнами, а дальше я на веревке плетусь. Караван наш идет вдоль границ зловещей Поляны. Дорога проселочная вытоптана хорошо, значит, обитаемая тут местность.
Папаша этот – владелец плантации. Ехали они посмотреть, как дела обстоят на производстве, по дороге напали пауки. А тут еще и я подвернулась.
По обеим сторонам от меня всадники. Едут, о своем трещат, из их речей и поняла, что к чему. А еще узнала, что плохи дела у этого неблагодарного человека: рабочих подъедают периодически всякие создания с Поляеы, от того план и не выполняется.
– Лорд скоро и эту лавочку прикроет, – смеется один из всадников с нотками горечи. – Что тогда делать будем?
– А что делать? Пойдем к Ролану, у него народа больше, охрана нужна, участок поспокойнее. Я уже подумываю об этом.
– У нас договор, – с грустью говорит первый.
– Мы сегодня чуть не сдохли, за дочку его глупую. Оно нам надо? Сматываться в пору, пока жаренным не запахло. Ты помнишь, что было у Северных?
– Ты про пожар?
– Ага, прилетел владыка Кселаны и спалил всех к чертям собачьим за сбои в поставках.
– Северные имели прямые обязательства. Мелкое, но королевство. А тут сюзерен есть. А у того вассалов с десяток. Все пашут. Кто–то халтурит, так другие за тех и перерабатывают.
– Ребят? – вмешалась деловито.
– Чего тебе?
– Давайте в мой отряд, м? – начала интригующе. – Я вашей лучницей буду. А вы два мечника.
– Дикарка, нас вообще–то двенадцать человек.
– Я буду тринадцатой. То, что меня схватили – недоразумение. Я не дикарка, а свободная женщина, гуляла по лесу, цветы собирала, в смысле пыльцу. А тут три, то есть пять…тнадцать пауков. Я со всеми одна справилась. Делайте выводы. Нужна ли вам такая боевая самка. Или мне место грядки копать да стиркой заниматься.
Оба рассмеялись. Ну… попытка не пытка.
– Слушай, а она ничего так, – говорит один из всадников. Я ему сразу глазки состроила.
– Ага, надо будет попросить барона дать нам на ночь.
– Вот и я думаю.
Сглотнула. Не, не. Я не то имела ввиду!
Прикатили в лагерь. Кое–кто пешком дошел… Шум от работы пил и топоров известил еще на подступах. Лагерь, как лагерь. Одна сплошная пилорама и лесорубка. Только валят не деревья, а цветы. Добывают пыльцу. По разговорам всадников поняла, да и раньше ту же тему заводили, что пыльца на вес золота. Употреблять в пищу ее нельзя вообще. Хозяева, что покровительствуют над всей округой, за километры чуют нарушение. Если кто–то съест хоть каплю, того смерть ждет мучительная. Бррр.
Пришлось признаться, что недавно тут. Меня взял в оборот пузатый мужичок, в общую кучу женщин согнал и давай инструктаж проводить:
– Собираем не до краев. Что сыплется, ручками подбираем. Если из леса белозубка покажется, не бежим, сразу падаем на землю, и ни звука…
– Постоянно одно и тоже талдычит, – фыркает старушка из строя. – Новых не отличают, вот всем вторят и вторят, башка набекрень.
Смотрю вокруг. Ищу Алину, в каждое девичье лицо заглядываю с надеждой. Попутно местность изучаю. Лагерь скудный. В основном палатки. Из бревен только несколько сараев. Похоже, для хранения пыльцы. Везде кучи стеблей порубленных навалены, служат, видимо, преградой для вторжения. Судя по тому, как местные вгрызлись в цветочный лес, тут уже давно промысел организован. С трех сторон зловещие границы с Поляной миров. Наблюдаю подобия рогатин, они повсюду стоят, меж бревен воткнуты. На территории лагеря какие–то телеги с клетками коваными, турникеты из бревен сколоченные, лошадки около них стоят, хвостами с себя назойливых мух смахивают.
– Убежища, – шепнула на ухо местная, кивая на клетки.
Окинула девушку взглядом. Такая грязная вся, неопрятная. Я бы такую сама на веревку, да на каторгу.
Тут о себе подумала. Голову почесала, под ногтями что–то скрипнуло. Смотрю на свои пальцы, ногти черные от земли. Фу. А что на голове творится… боюсь даже в зеркало смотреть. Ну и кто я после этого?! Беглая, кто ж еще!
Надо что–то менять! Помыться, кудри завить, и заявить – я графиня, чтоб вас всех, Английская! Или маркиза? Кто по титулу выше? На ус намотала, у них тут точно есть бароны и сюзерены. Кто выше, не знаю. О! Маркиза! Звучит как–то эротичнее и соблазнительнее. А Герцогиня? Хм, это уже бабка старая. А я на баронессу похожу. Надо будет имидж проработать. Красота правит миром, это везде и всюду так. А мы, как бы не последние красавицы с селе. Я вообще–то самая популярная девушка четвертого курса МГИ!
Мир средневековья, мечи, луки, кареты. Значит и рыцари есть! Мммм… А я стану леди! В мечтательной голове прокрутились эпизоды из кино про баллы и красивые сказочные платья…
Развели нашу группу на работы. Участков немного, все на зоны поделено, и разделение труда присутствует. Воины рядом околачиваются, делая вид, что охраняют и следят, чтобы не сбежали. Мужская невольничья часть активно рубит цветы. А мы собираем пыльцу с поваленных.
Но вот самый главный нюанс: не все цветы с нужной пыльцой. А только "Красный Ирис" дает необходимую! Рубят десяток цветов, а накидывается на красный бутон. Они все не раскрыты, приходится еще и ковырять вилами. Нам, конечно, колюще–режущие не доверяют. Этим занимаются специально подготовленные наемники. Но острые и настырные куски лепестков, что сравнимы по прочности с арбузной коркой, приходится ручками оттопыривать.
Не редко пыльца сыпется стразу после падения, бутон не выдерживает и дает трещину.
У старых матерых бабок лопатки, у меня ничего, руками тружусь. Бабовщину никто не отменял. Подгоняют постоянно, но работать совсем не хочется. Солнце палит нещадно, лень накатывает волнами. Самый отдых, когда телегу качу, спинка хоть расслабляется. А то работа в три погибели, сразу бабушкины байки про колхоз вспоминаются во времена коммунизма и партии.
Собираю пыльцу, кружочки бежевые размером со сливу каждая. Попробовать тянет. За мной две женщины приглядывают, постоянно осекают. А еще стараюсь местность изучить. В туалет ходим в яму, обнесенную забором с огромными щелями! И охрана смотрит, со стыда чуть не сгорела в первом же порыве. Только когда в животе резануло уж сильно, я не стерпела и быстренько свершила грязные дела.
С водой беда, колодец–то вырыт, вот только вся вода оттуда оранжевая. Девки через ткани пытаются фильтровать. Но это ничего не дает. Привкус гадкий. Никогда бы не подумала, что буду мечтать из росинки попить!
В сотый раз убеждаюсь, по жизни встреваю во всевозможные приключения. Ищу их на одно место. Как и сейчас. Стволом цветка чуть не пришибло. Зазевалась, пересчитывая охрану. Мысль возникла поднять восстание или совершить диверсию. Народ тут ленивый, но за свободу даже континенты горят и ядерные бомбы скидываются.
Первая задача – выявить неформальных лидеров групп, вторая – подрядить их на восстание. Третья – дать хороший стимул и перспективы. Или нет. Второе с третьим местами надо поменять.
Пашу как лошадь. Смотрю на других, угрюмые все лица. Только бабка у нас старая одна – ей все в радость. С улыбкой трудится. Гляжу на нее и думаю, а не с коммунистической ли она партии?!
Так и до вечера провозилась с перерывом на обед. Поесть дали похлебки, в которой мой язык вкусного не встретил, а зуб на зуб ударяясь, ни разу ничего не раскусил.
Поздним вечером загнали в клетки, те самые, что на тележках. Вот так о нас заботятся. И это только с женской частью населения. Мужскую сопроводили в один из сараев.
Ночь под факелами – верх романтики. Накрыла непривычная тишина. Вся трель звериная далеко, а те смешки пьяных мужиков, что шатались между палатками я даже за шум не считаю. В клетке семь женщин, включая меня. Расположиться удалось не сразу, но вскоре пришли к консенсусу, уложившись валетом и полусидя. Мне не привыкать, в последнее время сплю где попало и с кем попало…
Поспать не удалось. Чуяло мое сердце неладное. Оно и пришло. Пьяное и не одно. Клетку нашу открыли.
– Новенькая, выходи, – рявкнула пьянь. Похоже один из всадников.
Сердце заколотилось в тревоге. Их четверо, а я одна, мощная и сильная духом, но одна. И у них мечи, даже сейчас, будучи в рубахах льняных, с поясами и ножнами пришли. Вышла сама, страшно, вот и подчинилась. Меня сразу обнимать полезли. За попу один ухватил. Я взбрыкнула. Решила, что буду биться до последнего, когда уж совсем все будет на грани. Пока только провокации. А может, поиграются и бросят? Надежда умирает последней, вместе с девственностью. Сглотнула…
– Строптивая! – воскликнул пьяный урод.
– А дай я!
– Я первый!
– Эй! – возмутилась бабка в клетке. – Дайте поспать. Ведите в палатку уже, дурни.
Ах ты ж стерва!
Меня повели. Иду послушно. Реветь хочется, страшно так. Они ж насиловать будут! Грязные, немытые, занесут инфекцию. Тут в этом мире мало ли какое болячки, птичий грипп, сифилис. А от орков так вообще свиной грипп и лихорадка. У них тут и о контрацептивах ничего не знают.
Начинаю хныкать.
Уже и щупают меня везде. Боже, вот я попала. А на что надеялась?! Обидно до глубины души. Первый раз и вот так.
Шлепок по попе словила. Не больно – обидно. В палатку захожу. А там еще восемь морд! В свете тусклом кривые рожи ухмыляются! Так зловеще!