Вовка как всегда в своем репертуаре! Блин, по уши в г… гадости всякой, а сам еще ехидничает! Язва стоеросовая!
Уже отойдя на порядочное расстояние, я обернулся. Светлые длинные волосы, свернувшиеся тугими локонами, полностью скрывали лицо девушки.
Попетляв некоторое время по темным переулкам, мы вышли к злополучному Ботаническому Саду. И что этим вампирам – толкиенистам не сиделось в Соловьиной Роще возле Змиевской балки?!
– Ч-черт! Если бы я успел, она бы сейчас была еще жива! – Вовка уныло пнул камень, лежащий под ногами, тот улетел куда-то в темноту за моей спиной. Там раздался чей-то тихий сдавленный стон и сдержанный мат, но мы тогда не обратили внимания на сей случай…
– Вов, прекрати себя казнить…
– Прекрати – прекрати! Что "прекрати"?!
Я промолчал, а он продолжил свое унылое бурчание. Я бы и сам с радостью побурчал, да только вот постоянно упоминаемое Вовкой "генеалогическое древо" вампира сбивало с мысли… А он вдруг поднял на меня глаза:
– Вот только я не могу понять…
Ну хоть что-то осмысленное!
– Чего?
– Если тот хмырь – вампир, то кто тогда мы?
– У них и спроси!
– У к-кого?
– А вон, за твоей спиной.
Вовка резко обернулся.
А что? Я не вру. За его спиной стояло человек пятнадцать "шкафчиков", и все такие добры-е-е-е, улыбчивы-е-е-е, голодные-е-е… В первых рядах находился уже знакомый нам "комарик" с разбитой челюстью:
– Фот! Эфи вот гафы беффубые на менфя и нафали!!! – заявил он, некультурно тыча в нас с Вовкой пальцем.
Вовка мрачно хрустнул костяшками пальцев и вежливо попросил:
– Слышь, хлопец, подойди поближе, я тебе кой-чего покажу. Я тебе такого "гафа беффубого" покафу… тьфу, покажу, мало не покажется!
Комарик побледнел и спрятался за спины своих товарищей (мать моя женщина, да я же в темноте вижу!!!), а Вовка, желая еще больше испугать его, широко улыбнулся, блеснув острыми клыками.
Лучше бы он этого не делал: до клыкастиков дошло, что их обидел кто-то такой же зубастый, и воздух разорвал еще один дикий вопль:
– Бей ренегатов!!!
Ой, мля… Никогда не подозревал, что я могу так быстро бегать…
Когда я наматывал пятый или шестой круг по Ботанике, мне под ноги попал какой-то булыжник. Я споткнулся, упал, а когда попытался подняться, мне между лопаток врезалась большая такая каменюка, и вставать тут же расхотелось.
Уже в следующий момент меня бесцеремонно подняли за шкирку и поставили на ноги. Причем пара "шкафчиков" вцепилась мне в руки, а третий – своими грязными, немытыми руками полез мне в рот, наверное, затем, чтобы проверить, не накладные ли у меня клыки.
Выдержать этого я, конечно, не мог, (особенно, если учесть, что в детстве, всякий раз, как мы ходили к зубному врачу, маме приходилось меня уговаривать: "Андрюшенька, пожалуйста, открой ротик и этот вредный, противный доктор сможет вытащить палец у тебя из зубов…") а потому, не раздумывая, сжал челюсти, вцепившись этому "стоматологу" в руку. Дать ему в торец я не мог, так что приходилось мне действовать подручными (точнее, подзубными) средствами. Тот взвыл как Витас, подрабатывающий сигнализацией на автостоянке, и начал судорожно выдергивать палец у меня изо рта. Разумеется, это ему не удалось.
И вдруг этому хмырю ни с того, ни с сего надоело дергаться и он, коротко взвыв, двинул мне под дых. От неожиданности я дернулся и, разумеется, выпустил его. Я не мог даже согнуться (за руки меня по-прежнему крепко держали все те же зубастики, не предпринимая никаких попыток помочь покусанному товарищу), вот и стоял я как гордый дуб, хватая ртом воздух.
– Твафь!!! – процедил мой палач.
О, так это ж наш с Вовкой "комарик" с разбитой челюстью!
– Сам такой! – не остался я в долгу, отдышавшись.
"Правильно поется: если в сердце дверь закрыта, надо в печень постучаться!" – успел подумать я, увидев двигавшийся мне куда-то между глаз ба-а-альшой кулак, и, уже в следующее мгновение отключаясь.
Ночь… Шаги едва слышны… Этот город… Он ничем не отличается от других: люди, оборотни, "ночные охотники"… И нигде нет ее. Как и его – того, из-за которого она стала на этот путь…
Город ничем не отличается от других. Вот только… Раньше никогда не было нападений.
И не было обращенных…
Первые за столько лет… Это хорошо или плохо?…
Ох, болять мои крылья! А, точнее, голова… Причем болит так, что мозги через уши лезут… Я медленно расклеил глаза. Все плыло и качалось, как на теплоходе. У меня аж морская болезнь началась, но я смог согнать свой желудок в кулак и собраться чуть ли не по частям.
Обстановочка в комнате, где я находился, была шикарной: лепнина на стенах и потолке, мраморные колоны… Любой новый русский от зависти бы помер. Комната была пуста, лишь в дальнем углу притаился офигенный стул с гнутыми ножками, оббитый какой-то тканью… Весь пейзажик портила только избитая Вовкина морда: под глазом расцветает бланш, бровь рассечена, губы разбиты… Сам Вовка был крепко прикован к стене… Впрочем, я и сам находился рядом с ним в такой же позе и стоял на ногах лишь благодаря все тем же оковам: наручникам, шириной сантиметров пятнадцать, накрепко прикрученным к стене у меня над головой.
В этот момент Вован раскрыл глаза и посмотрел на меня:
– Шо смотришь? Хреново выгляжу?
У меня не хватило сил даже на то, чтобы сказать хоть слово. Я смог лишь уронить голову, а потом поднять ее, что и было правильно расшифровано Вовкой как кивок. Он ухмыльнулся:
– Ты еще их не видел…
– А ты видел?
Надо же! Осилил такую длинную фразу!!!
– Нет, но представляю…
Юморист.
В этот момент где-то сбоку оглушительно заскрипела дверь (сигнализация, блин!) и в комнату (хотя, какая, на фиг, комната! Зала, не меньше!) вошел высокий парень лет двадцати трех – двадцати четырех. Черный строгий костюм, красная, цвета венозной крови, рубашка и тонкая смоляная ниточка усов над верхней губой. Все впечатление портил только тонкий длинный белесый шрам, начинающийся у внешнего уголка правого глаза, проходящий через всю щеку мимо уголка рта и скрывающийся на подбородке. Хотя, с другой стороны, моя мама всегда балдела от Жофрея де Пейрака. А у него физиономия была разукрашена еще похлеще. А, кто этих женщин поймет!
– Пиж-жон! – тихо фыркнул Вова. – Хоть бы галстук одел, Бандерас недорезанный!
Парень, похоже, услышал Вовкину критику, но промолчал и, лишь слегка сжав губы, остановился перед нами. За его спиною топтался "беффубый" шкафчик, тревожно пряча глаза. Еще тройка бритоголовых накачанных амбалов замерла в дверях.
"Бандерас", как его вполне удачно окрестил Вован, чуть приподнял над плечом руку и "комарик" тут же услужливо подал ему толстенную кубинскую сигару. Уже зажженную. Хлопец неспешно затянулся, выпустив в воздух струю дыма, затем тщательно затушил сигару о собственную ладонь (меня аж передернуло), бросил окурок себе за спину ("комарик" быстренько подхватил его и выкинул в открытую зарешеченную форточку) и лишь потом обратил свой "светлый" взор на меня с Вовкой.
Наконец, ему наскучило скользить взором по нашим избитым физиономиям, он полез во внутренний карман пиджака и вытащил оттуда пару белоснежных перчаток. Натянув их, "Бандерас" осторожно, одним пальцем поднял мне верхнюю губу. Я угрожающе щелкнул зубами. Он, скорее от удивления, чем от испуга, отдернулся. Вовка подавился коротким смешком.
Затем "Бандерас" повторил ту же операцию с Вовкой, медленно стянул перчатки и бросил их на пол. Один из придверных амбалов тут же подскочил, схватил перчатки и выбежал из комнаты, унося их в мусор. Остальные же услужливо подтащили "Бандерасу" тяжелый стул и вновь замерли в дверях. "Бандерас" неспешно опустился в кресло, закинув ногу на ногу, и обратил взор на "комарика", который замер чуть спереди и сбоку, опустив взгляд в пол.
– Так ты говоришь, – лениво, с легким, певучим, каким-то непонятным, то ли болгарским, то ли эстонским акцентом, начал "Бандерас", – что двое этих детей, у которых даже клыки толком не стали, смогли помешать тебе позавтракать?
"Комарик", не поднимая взгляда, молча кивнул.
– И после этого ты еще на что-то претендуешь?! – по-прежнему тихо и скучно поинтересовался этот пижон. – Вон с глаз моих. И чтобы я тебя ближайшие пятьдесят лет не видел.
– Но…
– Убирайся.
"Комарик", тихо вздохнув, вышел из комнаты, а "Бандерас" вновь посмотрел на нас с Вовкой:
– Итак, кто вас инициировал? – поинтересовался он.
ЧЕГО????
А этот хмырь, не давая нам ни слова сказать, продолжил, разговаривая как бы сам с собою:
– Странно, очень странно…, – он переплел пальцы и облокотился на них подбородком. – Вы не похожи ни на чьих обращенных… Хотя я знаю всех… Хельга? Она оставляет на шее своих учеников длинные шрамы… Роллан? Он никогда не обращает больше одного за раз… Петр? Он бы разъяснил все правила…
В этот момент, когда наконец вернулся уходивший амбал, я почувствовал, что мне полегчало. Не так, конечно, что бы вообще хорошо стало, но, по крайней мере, я не упал бы, если с меня снять наручники:
– А ты кто вообще такой?
"Бандерас" поперхнулся и уставился на меня так, словно я спросил у него, что там такое большое и желтое виднеется высоко в небе:
– Та-а-ак… Ну что ж… Будет лучше, если я назову себя… Меня зовут Дракула. Влад Дракула.
Ага. Бонд. Джеймс Бонд.
– Однофамилец? – внезапно хриплым голосом спросил Вова.
"Бандерас" злобно цыкнул зубом. Острым. Коренным. Похоже даже без единой дырки:
– В мире есть только один Дракула. Я. Это имя дано мне при рождении и не принадлежит никому кроме меня.
Да… От скромности он не умрет. Тут осиновый кол нужен.
Дракула же продолжил:
– Что касается вас…, – в его руках появились два пистолета, направленные прямо на нас с Вовкой. – Можно, конечно, вас пристрелить: вы не знаете элементарных правил поведения, мешаете спокойно завтракать, – но это слишком кроваво. Тем более, что пули серебряные, разрывные… Александр, Сергей, Карл, – скомандовал он своим качкам (тоже, между прочим, зубастым), – отведите их в гостевую комнату, а завтра на закате, когда их сожжет солнце, не забудьте проследить, чтобы там подмели… А то пепел, рассыпанный по комнате, это так… вульгарно…
Пистолеты, перекочевавшие в руки одному из амбалов, уничтожили у меня всякое желание рыпаться. У Вовки, кстати, тоже. Когда с нас сняли наручники, мы, повинуясь "ласковым" командам Дракулы, заложили руки за головы и пошли по длинному, петляющему коридору, любезно подгоняемые дулами. Наконец, нас затолкнули в какую-то комнату и в наступившей тишине оглушительно громко щелкнул замок. И я, наконец, смог опустить занывшие руки и оглядеться по сторонам.
Мы, двое, находились в комнате, стены и потолок которой состояли из одного, сплошного зеркала. Причем эта комната была совершенно пуста. Хоть бы пару матрасиков положил, жлоб клыкастый! Единственное, что хоть как-то освежало обстановку – это две двери. Через одну, деревянную, дубовую, – нас сюда привели, а за второю – находился, как было сказано в древнем советском фильме, "туалет, типа "сортир", обозначенный на плане буквами Эм и Жо"… Из прочих удобств в этом самом туалете имелись небольшая раковина и кран, из которого тонкой ржавой струйкой текла вода.
Да, забыл сказать. Было в этой комнате еще окно (как же без него!): металлопластиковое, зарешеченное прутьями толщиной сантиметра два. И нет, что бы решетка была как полагается: кружочки там всякие, цветочки… Нет, банальная тюремная решетка…
Оглядевшись по сторонам и не обнаружив ничего боле интересного, я лег на такой же зеркальный, но почему-то не скользкий, пол, закрыл глаза и попытался заснуть. Не тут то было. В тот же момент меня затрясли:
– Андрюх, ты че, с ума сошел??? Вставай немедленно!
Я приоткрыл глаза. Спать хотелось жутко.
– Зачем?
– Что значит "зачем"??? Что значит "зачем"???!!! Сейчас часа два ночи! Через три часа взойдет солнце и нам, по словам этого Дракулы, придет полный каюк! А я, между прочим, "Интервью с вампиром" смотрел! Я видел, как это происходит, и мне это совсем не понравилось! Я, конечно, знаю, что пепел и зола – отличное удобрение для розочек, но я не хочу за счет себя улучшать экологическое состояние в родном городе!
– Вовка, ты идиот! – протянул я, борясь со сном. – Вспомни, когда ты ко мне пришел?
– Дне…
– Заткнись! Тут, наверняка, понатыканы "жучки"!
Лицо Вовки отразило мучительную борьбу. Он хотел поинтересоваться, правильно ли он понял мой вопрос, и боялся спросить это, опасаясь все тех же "жучков". Наконец, он не выдержал и махнул рукой:
– Ладно, ты прав. Давай спа… О ч-черт!!!! Я убью всех этих тварей!!!
– В чем дело?
Голова – как чугунная.
– Ты посмотри, что эти гады сделали с моей "шведкой"????!!!! – та была перемазана грязью и кое-где порвана. – Мне мама ее только вчера купила!!! Она ж с меня три шкуры снимет!!!
– А ты расскажи ей правду, – посоветовал я, роняя голову на пол и, уже засыпая, услышал:
– Я лучше с Дракулы его тряпки сдеру!
Проснулся я от нестерпимой жары. Полуденное солнце, отражаясь в треклятых зеркалах, шпарило вовсю. Я открыл глаза и медленно сел. В противоположном углу комнаты храпел раздетый до пояса Вовка. А я то думал ночью, что это кого-то бензопилой наживую пилят…
Ну, все. Он мне ночью заснуть не давал, а сейчас я – ему устрою. Тихонько пробравшись в ванную, я снял свою "шведку" (все равно она такая грязная, словно мною всю ночь пол вытирали) и долгих пять минут вымачивал ее под краном, а потом, осторожно, стараясь не слишком капать на пол, пробрался к Вовке и резко выкрутил все содержимое моей рубашки прямо ему на голову.
Вован подскочил на месте, взвыв, как разъяренный ягуар, которому наступили на хвост, и добавив пару – тройку, десяток – сотню некультурно-нецензурных слов.
Когда он, наконец, закончил свой страстный монолог, я поинтересовался:
– Все?
– Все, – мрачно буркнул он.
– Тогда давай выбираться отсюда, пока все мирно спят в своих гробиках.
Я подошел к окну. Что тут у нас? Примерно третий этаж. Прямо к нам какой-то полоумный тополь протянул толстую ветку… Ну что ж, проверим, насколько правы фантасты, приписывающие вампирам силу богатырскую. Я распахнул окно (откуда-то издали раздался шум машин) и со всей дури вцепился в решетку, дергая ее на себя.
Лучше бы я этого не делал. Ладонь обожгло так, словно я схватился за раскаленную кочергу. Я мгновенно отдернул руку и с ужасом обнаружил на ладони медленно вздувающиеся пузыри ожога. Что за черт???
Вовка с видом знатока поизучал мою руку и заявил:
– Серебро.
– Что?
– Решетка, говорю, серебряная. А у вампиров на этот металл аллергия.
– Ты серьезно???
– А то, – мрачно буркнул он, направляясь к двери.
– Ты что собираешься делать? – спросил я, помахивая обожженной ладонью в воздухе (как же печет, а!)
– Выбить эту дверь к чертовой матери!
И, разбежавшись, он со всей силы врезался в дверь, надеясь сбить ее с петель. Я еще ночью заметил, что сил одного Вовки (даже плюс Я) будет недостаточно, а потому флегматично наблюдал, как он раз за разом вшибается в тяжелое дубовое полотно (он же не остановил меня, когда я за серебро хватался!):
– Головой попробуй! – посоветовал я, когда он, наконец, остановился, тяжело дыша. – Все равно – деревянная.
В глазах задохнувшегося Вовки ясно читался вопрос: "Что именно деревянное?", но он не стал спрашивать, опасаясь услышать вполне логичный ответ: "голова".
Следующие полчаса мы сидели на жутко твердом полу, мрачно уставившись в потолок. Вовка периодически предлагал самые неимоверные способы, как выбраться из этой комнаты. Был тут и "Пробить стенку, раз дверь – не получается", и "найти где-нибудь веревку, сделать вид, что мы повесились, а когда они удивятся – набить им морды!!!", и еще много чего столь же безумного.
Наконец, я не выдержал его монотонного бубнения и предложил поиграть в "города" (господи, как есть хочется!). Еще через полчаса, когда Вован на слово "Махачкала" сказал: "Арёл", и посмотрел на меня так, что я не решился поспорить, – я понял, что и эта идея изжила себя…(и как эти женщины сидят по неделе на диете, состоящей из стакана воды?!)
И вдруг до меня дошло… Дракула утверждал, что в пистолете – серебряные пули. Значит, необходимо либо что-то стальное, либо – достаточно толстое и плотное в качестве изолятора… Идея с чем-то плотным отпала через несколько секунд, после того, как Вовка, обмотав ладонь рубашкой попытался схватиться за решетку. А стального у нас ничего не было…
Правильно говорят: сделал гадость – на сердце радость… Теперь, по крайней мере, рука была обожжена не только у меня…
Вовка махал ладонью как веером, а потом внезапно замер и спросил:
– Андрюх, а как ты думаешь, мы бессмертные?
Вопрос был настолько неожиданным, что я замер, не зная, что ответить, а потом выдавил:
– Э-э-э… Наверное, да… Он же спрашивал, хотим ли мы стать бессмертными…
Вовка начал осторожно массировать запястье (мне кажется, это не поможет…):
– Знаешь, а я не хочу…
– В смысле?!
– Не хочу быть бессмертным.
– Почему?
– А что в этом хорошего?! Буду я бессмертным, стукнет мне семьсот пятьдесят лет и буду я жить дальше… Ирка к этому времени помрет… Все родственники – знакомые тоже… Не хочу я быть бессмертным, и все!!!
– Встретим Черного Плаща, попросим его, если он сказал правду, убрать бессмертие.
– Договорились, – улыбнулся Вовка.
На этом разговор снова заглох…
И вот, когда уже темнело, я вдруг сообразил, как можно попытаться выбраться из этой комнаты! Дракула скомандовал своим вампирам проследить, чтобы в комнате подмели пепел, значит, убирать здесь будут не его качки, а какая-нибудь "бабушка – божий одуванчик". Вывод: бабку можно будет легко успокоить, а с одним надзирающим вампиром мы как-нибудь справимся. Вопрос только: как???
И тут Вовка обратил внимание, что раковина, оказывается, подсоединена к стене в ванной неправильно, что называется, на соплях… Пара рывков и… вот оно отличное орудие для усмирения всяких плохих амбалов.
Итак, за окном медленно смеркалось. Сколько сейчас? Часов девять? Мы с Вовкой стали за дверью (благо, она открывалась вовнутрь) и вот она тихонько заскрипела, открываясь. Створка скрывала вошедшую "бабушку – божий одуванчик", а она тем временем принялась бухтеть:
– Не хочу я этого делать! В конце концов, почему я должен работать на этих клятых вампиров??? – голосок у "бабушки", был какой-то странный, мужской. – Ну? И где, я вас спрашиваю, пепел?
В этот момент "бабушка" злобно толкнула ногой открытую дверь, и я с ужасом увидел, что на месте "божьего одуванчика" спиной к нам стоит на задних лапах волк. Хотя нет, не волк, волчонок, едва достававший мне до плеча. В одной руке (точнее передней лапе) он держал совок, а в другой – веник.