Она спокойно действовала с своем мире серости и теней, стараясь не думать о том, насколько все было мрачным. Она воображала цвета, которых не видела, пыталась вспомнить интенсивность оттенков, когда стала выбирать свою одежду, и радовалась, когда ей это удавалось, но в то же время раздражалась, когда она не могла этого сделать.
Она рисовала в голове цвета мебели и деревянных плинтусов, стен, пола и потолка, краски небольшого портрета женщины у колодца, который так любила мать Пана и который он сохранил на стене даже после того, как ее не стало. Она пыталась угадать цвет его одежды, затем штор и его старого покрывала.
Прекрати! наконец упрекнула она себя. Оставь все в покое!
Она почувствовала, что снова плачет, и резко вытерла слезы. Для этого не время и не место. Она должна сдержать свой плач. Она больше этого, сильнее. Пан не должен больше видеть, как она плачет.
Когда они закончили и взвалили на плечи свои рюкзаки, то воспользовались минутой, чтобы оглядеть дом, якобы для проверки, не упустили ли они что–нибудь, но на самом деле, если копнуть глубже, возможно, из–за того, что они здесь находятся в последний раз.
- Не волнуйся, - сказал ей Пан, как будто нуждаясь высказать то, о чем оба они подумали. - Теперь, когда мы снова вместе, мы справимся с чем угодно, что встанет на нашем пути.
Пру кивнула, ободряюще улыбаясь. Сказать это и согласиться с этим было правильным.
- С чем угодно, - повторила она.
Спустя несколько мгновений, они вышли за дверь и тронулись в путь в предрассветной мгле.
* * *
Спрятавшись глубоко в лесу, где его практически невозможно было обнаружить, Боннесант наблюдал, как они покинули дом. Они не повернули на юг к Холд-Фаст-Кроссинг и Адриану Эсселлину, как утверждал Скил Эйл, а направились к Арборлону.
Боннесант улыбнулся. Именно поэтому никогда не стоит доверять другим, даже если это тот, от кого вы обычно зависите, но только не самому себе. Если бы он послушался Серафика, то уже был бы в нескольких милях отсюда, и для выполнения своего задания потратил бы уйму времени на поиски того, кто никогда туда не придет. Серафик оказался не прав и в том, что мальчик будет один, а девчонка пропала. Он поразился себе, насколько он оказался прав, однако оставил этот вопрос в покое, был ли он прав или нет, никак не повлияет на то, как успешно Боннесант справится с поставленной перед ним задачей.
Никогда не влияло.
Он оставался на месте, наблюдая, пока мальчик и девочка не удалились настолько, чтобы исчезнуть из поля его зрения, прежде чем покинуть свое укрытие. Он не станет пытаться скрытно следовать за ними, хотя это и был бы самый легкий способ. Он кое–что знал об их репутации Следопытов и уважительно относился к их навыкам, чтобы не рисковать их преследованием, когда он так же легко и безопасно мог подождать, чтобы они сами пришли к нему. Он знал, что они направились в Арборлон, потому что именно там они найдут своих друзей эльфов. Поэтому он пойдет впереди них, совершенно другим путем, найдет подходящее место, где они должны будут пройти, и подождет.
Рано или поздно, они появятся. Когда это произойдет, он положит им конец.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Благодаря тому, что она была принцессой и заслужила уважение, несмотря на обвинения, выдвинутые против нее, Фрину Амарантайн не заключили в тюрьму, в которой содержали обычных преступников. Вместо этого ей выделили комнату без окон в нижней части здания, в котором располагались палаты Совета, комнату, обычно используемую для хранения припасов. Таким образом, посчитали, что она не будет подвергаться излишней опасности во время ожидания суда.
Комната имела вполне приемлемые размеры, почти двенадцать на четырнадцать футов, но казалась гораздо меньше из–за коробок с записями, сложенных у двух стен от пола до потолка. Ей предоставили раскладушку для сна, постельные принадлежности, горшок, небольшой столик и стул, а также набор для письма. Чтобы было светло ей приходилось пользоваться свечами, поскольку солнце никогда не проникало в эту комнату и день здесь ни чем не отличался от ночи. Все двадцать четыре часа в сутки у ее двери находился стражник; дверь все время была заперта и открывалась на короткое время, когда маленькая служанка приносила ей пищу на подносе. Дверь оставалась открытой достаточное время, чтобы внести поднос и поставить его на пол, а также заменить горшок - служанке запрещалось проходить дальше и что–либо говорить, - а потом снова запиралась.
Все из Стражи Дома, назначенные присматривать за ней, были незнакомыми ей мужчинами. Никому из них не разрешалось с ней разговаривать. Если она пыталась спросить их о чем–то, они заставляли ее написать запрос, который, как они утверждали, они передадут ответственным лицам, обеспечивающим то, в чем она нуждалась. Она написала несколько запросов, но ни на один не получила ответа. Когда она спросила одного из ее тюремщиков, почему она ничего не получила, он сказал ей, что такие вещи требуют времени и терпения. Что–то в сказанных им словах предупредило ее, что терпения не хватит. Вскоре после этого она перестала о чем–либо просить.
К ней не допускали посетителей.
Ей не разрешалось писать письма.
Ей ничего не говорили о том, что происходит за стенами ее клетки.
Ее не известили, когда состоится над ней суд.
Когда она попросила увидеться со своей бабушкой, Мистралью Беллороус, в чем при любых обстоятельствах не должны отказать, ей сказали, что ее бабушка не желает ее видеть. Это была настолько очевидная ложь, что она признала: ничего, о чем она действительно просила, ей никогда не дадут; самое лучшее, чего она могла ожидать, состояло в том, что они просто постараются держать ее живой и здоровой.
Естественно, она знала, кто стоит за этим.
Если бы было возможным ненавидеть кого–то так, чтобы этого оказалось достаточно, чтобы убить их простым желанием, то Изоэльда Северайн уже была бы мертва. Но поскольку ее мачеха по–прежнему чувствовала себя прекрасно, Фрина решила, что ей нужно найти другой способ.
Она проводила часы, оплакивая своего отца. Картины его последних мгновений врезались в ее память и дни спустя, когда ее схватили и заперли, она по–прежнему могла видеть потрясение и мучение на его лице, когда убийца снова и снова колол его кинжалом. Она могла слышать, как он кричал, могла вспомнить, как его голова повернулась и смотрела на нее, в то время как Изоэльда прижимала ее к полу, осознание происшедшего остро и четко отразилось в его глазах. Он понял, что жена предала его.
Она могла ощутить его боль, когда из его тела вынули кинжал и жизненные силы покинули его. Фрина могла увидеть все, даже если и не хотела этого.
Вскоре появилась Стража Дома и утащила ее прочь, несмотря на ее протесты.
Оружие, которым убили Короля, лежало рядом с ней. Настоящий убийца исчез. И Изоэльда, и Первый Министр Теонетт указали на нее, утверждая, что стали свидетелями свершения ее мести, услышав, как она кричала, что ее отец больше никогда не накажет ее, что она натерпелась достаточно. Это должно быть как–то связано с тем ужасным спором, который они устроили всего пару дней назад, тем самым, о котором говорили все в городе. Она кричала на него, нанося удары ножом, что он унижал ее, и она отберет у него жизнь. Она даже обвинила его а том, что он позволил умереть ее матери много лет назад.
Потом было еще хуже. Ее обвинители быстро предположили, что она страдает от мании и испытывает другие психические расстройства, что ее способность рассуждать и действовать рационально подверглось негативному воздействию. Изоэльда была свидетелем такого ее поведения в присутствии Короля, но предпочла промолчать и позволить своему мужу решить данный вопрос. В конце концов, Фрина не была ее дочерью - хотя она очень любила ее - поэтому улаживать все предстояло ее отцу. Однако, она всегда беспокоилась, что рано или поздно девушка сделает что–нибудь ужасное, что ее болезнь возобладает над ней и приведет к катастрофическим последствиям.
Поэтому они заперли Фрину Амарантайн в этом чулане и оставили ее там ожидать решения своей судьбы. Она уже знала, какая судьба ее ожидает. Они постараются обвинить ее в смерти отца, осудят ее и приговорят к смертной казни по–эльфийски. Все об этом знали. Это было старое наказание, применяемое очень редко, только для самых отвратительных преступлений и преступников. Она не могла вспомнить, когда ее применяли в последний раз. Точно не при ее жизни. Эта казнь считалась варварской, чудовищной.
Но именно поэтому она применялась для подобных убийств - сочетания отцеубийства и цареубийства, убийства отца и Короля.
Раз за разом она пыталась рассказать всем, кто приходил к ней, что это была ошибка, что она невиновна в этом преступлении, что она не была психически больной или невменяемой. Но если она была вменяемой, однажды сказала ей Изоэльда, посетив ее вскоре после случившегося вместе с Теонеттом, тогда убийство должно квалифицироваться как умышленное. Что делает ситуацию еще хуже, не так ли? Однако, конечно, как добропорядочная мачеха, она доставит это послание членам эльфийского Высшего Совета, которых назначили определить ее судьбу, так что они смогут составить свое собственное мнение.
Она ничего не могла сделать, ей оставалось только ждать, когда ее выпустят из этой комнаты и она предстанет перед другими эльфами. Тогда, и только тогда у нее будет возможность выступить перед теми, кто сможет достаточно долго и внимательно выслушать то, что она должна сказать. В самом деле, она знала всех членов Высшего Совета и вполне разумно полагала, что сумеет убедить их в своей невиновности.
По крайней мере, именно это она говорила себе.
Она все время раздумывала о способах послать сообщение Оруллианам или Пантерре Ку. Она продолжала надеяться, что браться найдут способ прийти повидаться с ней, понимая, что к этому моменту они должны были узнать о ее участи. Возможно, слухи уже распространились и на юг до Гленск Вуда, так что Пан тоже знает. Если любой из них услышал об этом, несомненно, они придут, разве не так?
Но никто не явился и спустя какое–то время ее надежды начали таять. Она стала думать о способах побега. Когда она не думала об отце, то думала о том, как выбраться из этого чулана. Однако у нее не было никакого оружия, инструмента или приспособления, которые помогли бы ей расшатать или сломать стены и двери, преграждавшие ей путь к свободе. У нее не было никакой реальной надежды преодолеть стражников. Казалось, что она искала то, чего не существовало.
События не стали лучше, когда, через неделю ее заточения, ее мачеха второй раз пришла ее навестить.
Фрина не имела никакого понятия о времени суток, когда появилась Изоэльда. Щелкнули замки, дверь открылась и ее мачеха вошла в комнату в компании Теонетта.
Фрина, которая сидела за крошечным столиком, работая над рисунком цветов на лугу, закрыла свой блокнот и встала перед своими посетителями, неприятно удивленная. Визит Изоэльды не мог принести добрых вестей.
- Как ты себя чувствуешь, Фрина? - спросила Изоэльда, в ее голосе прозвучала искренняя заинтересованность. Она тепло улыбнулась и подождала, пока стражник снаружи закроет дверь, после чего ее улыбка исчезла с лица. - Не думаю, что тебе идет на пользу быть запертой в этой темной комнате. Может быть, тебе хочется поговорить о том, что выведет тебя отсюда?
Фрина напряглась:
- Не могу придумать ни одной причины, чтобы ты этого хотела, Изоэльда. Если меня выпустят, то ты рискуешь оказаться в темнице, не так ли? Ты и твой супруг. Ты рискуешь, что кто–то обнаружит того, кто на самом деле убил моего отца.
- О, не думаю, что это представляет какую–то настоящую опасность. Кажется, все приняли мой рассказ о твоих отношениях с отцом. Я им рассказываю все то же самое. Ты являешься бредящей, почти невменяемой молодой девушкой, которой нужна помощь в ее страданиях. Конечно, твоя настойчивость в отказе принимать ответственность за свои действия приносит осложнения и трудности для тех, кто хотел бы тебя пожалеть. Некоторые начинают рассматривать возможность того, что твои действия были умышленными и ты должна понести наказания за их последствия.
- Мы обе знаем, кто должен понести наказание за убийство моего отца, - ответила Фрина, пристально глядя на другую женщину. - Подойди поближе и я покажу тебе, что я имею в виду.
Изоэльда рассмеялась:
- Думаю, я останусь на месте. Я предпочитаю держаться на расстоянии от находящихся явно не в себе, какой, очевидно, являешься ты.
Фрина на самом деле рассматривала возможность устремиться к своей мачехе и вырвать ей глаза. Она оценила расстояние между ними и решила, что если бы Теонетт не стоял рядом с ней, она могла бы попробовать.
- Зачем ты здесь? - наконец, спросила она, отворачиваясь. - Чего ты хочешь?
Изоэльда откинула свои длинные белокурые волосы и пожала плечами.
- Скажу еще раз. Ты хочешь отсюда выбраться? Ты хочешь вернуться к своей жизни? Потому что я могу это устроить. Я могу похлопотать, чтобы тебя поместили под домашний арест. Я могу сделать твою жизнь намного комфортнее, если посчитаю, что для этого есть хорошая причина.
- Да, мы это уже проходили. Предполагая на мгновение, что ты не в своем уме, что для этого потребуется от меня? Я признаю, что крайне любопытна. Ты хочешь, чтобы еще кто–то умер? За чье убийство я должна взять вину?
- Нет. Достаточно принять ответственность за своего отца. Ты признаешь, что убила его в момент безумия. Ты расскажешь Высшему Совету, что действовала в состоянии неконтролируемого бешенства, но сейчас ты понимаешь, как ты была не права. Ты покажешь раскаяние. Если сделаешь это, я смогу отвести тебя от смертной казни. Я сделаю так, чтобы тебя приговорили к чему–то менее фатальному.
Фрина не могла поверить услышанному.
- Ты на самом деле думаешь, что я могу согласиться принять на себя вину за убийство моего отца? Что я могу хоть на долю секунды отказаться от шанса увидеть, как ты заплатишь за то, что сделала. - Она засмеялась. - Я не настолько сумасшедшая, Изоэльда. Не как ты, которая говорит такое!
- Расскажи ей остальное, - резко произнес Теонетт.
Изоэльда скрестила за спиной руки, как довольная маленькая девочка, и наклонилась вперед, явно наслаждаясь моментом.
- Ты не спросила меня, чего я жду от тебя в качестве оплаты за мое великодушие, Фрина. Не хочешь узнать?
- Мне плевать, чего ты хочешь. В этом нет никакой разницы, потому что я не сделаю того, чего ты хочешь.
- Даже, если это спасет жизнь твоей бабушке?
Фрина побледнела от шока. Мистраль! Если бы она смогла двигаться, то набросилась бы на свою мачеху тут же, однако она замерла на месте из–за неприкрытой угрозы, содержащейся в лукавых словах другой женщины. Она собрала все свои силы, чтобы успокоиться, она инстинктивно почувствовала, что ей это нужно сделать.
- Что ты с ней сделала, Изоэльда? Она старая леди и ничего общего со всем этим не имеет. Она редко разговаривала с моим отцом после смерти матери. Ты это знаешь. Какой смысл угрожать ей?
- Смысл очевиден. Я хочу, чтобы ты сделала то, о чем я прошу.
- Ну так я не буду. Даже, чтобы спасти ее. Она этого не захотела бы. Она бы возненавидела меня за это.
Ее мачеха взглянула на первого министра явно заговорщицким способом.
- Если они решат казнить тебя по–эльфийски - чего я постараюсь не допустить, но, может не смогу - тебе захочется быть менее упрямой. А что если они решат казнить также и Мистраль Беллороус? Что, если всплывет доказательство, что она сговорилась с тобой убить Короля? Что, если стало известным, что она признала это и сделала так, зная, что ты, будучи всего лишь в шаге от безумия, действовала по ее настоянию? Ее судьба будет предрешена. Подумай над этим. Смерть по–эльфийски совсем не то, с чем хочется столкнуться в любом возрасте. Давай я расскажу. Тебя накрепко связывают, а затем хоронят в земле вниз головой. Но вокруг твоей головы оставляют воздушный карман, чтобы у тебя было достаточно времени поразмышлять о своем плохом поведении, пока воздух не иссякнет или насекомые не начнут пожирать тебя. Тебя и Мистраль могут поместить бок о бок. Вероятно, вы сможете слышать крики друг друга, прежде чем не выдержат ваши сердца.
В этот момент Фрина потеряла всякий контроль и рванулась через комнату. Она ухитрилась добраться до Изоэльды, прежде чем Теонетт смог ее остановить. Крича от ярости, она разрывала прекрасное лицо своей мачехи ногтями, оставляя кровавые борозды по обеим щекам. Ей удалось нанести несколько ударов, а потом Теонетт оттащил ее и ударил с такой силой, что она пролетела через всю комнату, остановившись только после удара о стену. Она попыталась подняться, голова ее закружилась, но он уже был рядом с ней, снова и снова нанося удары.
- Прекрати! - услышала она, как Изольда крикнула ему. Слова отдались эхом за стеной боли и ярких красок. - Если ты убьешь ее, мы никогда их не найдем! Она нужна нам живой!
Взмахи кулаков прекратились, и она услышала, как Теонетт что–то пробормотал, отходя от нее. Она попыталась заговорить, назвать их имена, которые вертелись на кончике ее языка, но рот был полон крови. Она лежала на месте и слышала, как их шаги удаляются из чулана, а дверь открывается и снова закрывается.
Она снова осталась в одиночестве.