* * *
Свежий воздух немного привёл меня в чувство. Я подошёл к колодцу, набрал в пригоршню воды из ведра и умыл лицо. Потом поднял ведро (и поверьте, любезные мои, что это было не так уж легко) и вылил оставшуюся воду себе на голову. Ледяные струйки потекли мне на шею и за воротник. Я фыркнул и почувствовал, что если ко мне и не вернулось желание жить, то появилась небольшая надежда, что в один прекрасный день оно вернётся. Курнос уже стоял рядом с лошадьми и помог мне забраться в седло.
– Куда? – спросил он.
– Эй, ты, там! – крикнул я мальчику, смотревшему на нас с открытым ртом, в котором он ковырял короткой палочкой. – Где тут водопад?
Он довольно долго смотрел на меня, и наконец махнул рукой назад.
– Там, господин, – ответил он, не вынимая палочку изо рта.
– Бери его, – приказал я Курносу.
Мой товарищ подъехал, схватил парня за шиворот и одним движением посадил в седло перед собой. Парень был слишком ошеломлён, чтобы протестовать. Впрочем, когда люди видели вблизи лицо Курноса и чувствовали тошнотворный запах гнили, исходящий от его тела, то слова, как правило, застревали в горле.
Давным-давно я научился правильно читать мои видения, хотя мир, отображаемый в них, так сильно отличался от мира реального. Великан, выдыхающий радугу разных оттенков синего, должен быть водопадом, а зелёные, вросшие в землю колоссы символизировали старые деревья, скорее всего, дубовый лес. Однако по реакции парня я предположил, что, слава Богу, в этой округе был только один водопад, так что нам не придётся искать долго.
Поездка заняла у нас не больше часа, и местный повёл нас среди зарослей тропками, о существовании которых он, вероятно, сам не догадывался. Водопад стекал вниз с известняковой поросшей низкими кустами скалы и растекался внизу небольшим мелководным озером, полным белых, нагретые солнцем скал, выступающих над поверхностью воды. Когда мы были уже на месте, Курнос согнал мальчика с седла и приказал ему возвращаться в деревню. Затем он протянул мне руку, чтобы я благополучно спустился с лошади. Ну, ну, какая проницательность и забота, подумал я с лёгким удивлением, хотя, признаю, был ему благодарен, так как упасть, соскакивая с седла, было бы для вашего покорного слуги и впрямь весьма унизительно.
– Лопату взял? – спросил я.
– Ты ничего не говорил про лопату, – обиженно ответил он чуть погодя.
– Ясссно, – процедил я. – Ну, тогда, можешь начинать копать там. – Я указал ему место в нескольких метрах справа от берега.
– И чем мне копать? – Он смотрел на меня, наморщив лоб.
– Раз ты не взял лопату, наверное, руками, – объяснил я.
Он ещё некоторое время посмотрел на меня, потом сказал "ага" и опустился на колени в месте, которое я указал. Начал разгребать землю руками. Я тем временем снял обувь и портянки, сел на один из валунов и опустил ноги в холодную воду. Сразу же мне стало лучше.
– Правее, – приказал я, наблюдая, как Курнос роется в зеле. – И поживей, во имя меча Господня, мы не можем здесь весь день сидеть…
Он что-то недовольно фыркнул, но начал копать немного быстрее. Я закрыл глаза и повернулся лицом в сторону солнца.
– Есть! – Вырвал меня из дрёмы крик Курноса. Я открыл глаза.
– Что есть? – Спросил я.
– Кость! - Он взмахнул выкопанной из земли берцовой костью словно волшебной палочкой.
– Ну, вот мы и на месте. – Я встал и, не обуваясь, подошёл к нему. – Копай выше, и мы найдём остальное.
Я взял у него голень и внимательно её осмотрел. Трудно было не заметить, что кость была гладкой, очищенной от мяса, сухожилий и крови. Я увидел следы зубов. По всей вероятности, это не были клыки волка, ни уж тем более медведя. Во-первых, животное не обглодало бы ногу так чисто и не оставило бы кость практически нетронутой. Во-вторых, кто-то явно съел труп, а потом несъедобные остатки тщательно закопал. А так мог поступить только человек. И именно этот вывод показался мне чрезвычайно интересным, хотя и сулящим разные опасные неприятности.
– О, ещё одна…
В этот раз Курнос выкопал таз. Я внимательно его рассмотрел.
– Папуля, – заключил я. – Теперь ищем мамулю.
Курнос хрипло засмеялся и начал рыться в земле с удвоенным пылом. Он, вероятно, думал, что мы приближаемся к цели нашей миссии. К сожалению, я не осмеливался быть столь оптимистичным, поскольку найденные нами объеденные кости родителей Иоганна и Маргариты только усложняли дело.
Я сел рядом и смотрел, как Курнос одну за другой вынимает кости. Берцовые кости, таз, ребра и черепа. Я сложил всё это в два довольно аккуратных скелета. Эффект портил только тот факт, что, особенно на черепах, следы укусов были слишком очевидны.
– Эй, уже всё, – сказал я, видя, что мой спутник не прекращает копать.– Что ты ещё хочешь найти? Третью голову?
– Шутник, – буркнул он и вдруг замер с пальцами в земле. – Постой, Мордимер, у меня тут что-то есть...
– Может, крот? – пошутил я.
И тогда Курнос вытащил следующий череп, а я изумлённо на него уставился.
– Меч Господень, – проворчал я наконец. – Кого тут ещё убили?
– Что-то он маленький. – Курнос разглядывал череп на свету.
– А ведь крестьяне не говорили, что кто-то ещё пропадал, – сказал я, отвечая собственным мыслям, а не Курносу. – Ни женщина, ни ребёнок. Может, это какие-то старые кости?
– Взгляни. – Курнос протянул мне череп. – Снова зубы…
И действительно, на черепе были весьма явственные следы зубов, как и на двух других, уже собранных, скелетах.
– Ладно, роем дальше, – приказал я и сам присел, разгребая землю руками, поскольку это дело всё больше разжигало мой интерес.
После долгой, напряжённой работы мы нашли ещё два скелета. Оба они были маленькими и с большой вероятностью принадлежали детям. Мальчику и девочке.
– Может, это какие-то дети из другой деревни, – предположил я. – Либо эти свиньи не рассказали нам о других пропавших.
– Слепой бы рассказал, – буркнул Курнос.
И в самом деле, он был прав. Вольфи Ламидаб (которого Курнос называл слепым ошибочно, поскольку бельмо у него было только на одном глазу) явно выступал за нас и, конечно, не утаил бы настолько важную информацию.
– Что происходит? – Я встали оглядел скелеты сверху. – Двое взрослых, двое детей, но ведь Иоганн и Маргарита живы, или у меня уже галлюцинации...
Курнос, явно не заинтересованный моими размышлениями, уселся на берегу озерка и снял обувь. Вонь донеслась до меня, несмотря на то, что я находился в десятке шагов от него. Я скривился и отошёл подальше. Тогда Курнос опустил ступни в озеро, так осторожно, словно они могли там раствориться. Через минуту он усмехнулся и зашевелил пальцами в воде.
– Хорошо иногда искупаться, – произнёс он задумчиво, – ну-ка, постой, а когда я мылся в последний раз? В Хезе, на праздник Нисхождения? Не помнишь, Мордимер?
Я только вздохнул и снова присел над вырытой нами ямой. Принялся пересыпать землю между пальцев.
– Пятого уже не найдёшь. – Курнос засмеялся и потёр подбородок. – А впрочем, может и такое быть, а?
Я отбросил в сторону коричневый камешек и вдруг понял, что это был не камень. Я нырнул в траву и быстро заметил круглый предмет. Я вытащил его на свет.
– Перстенёк, – сказал я. – Медный перстенёк с буквой "М".
– Медный? – Курнос даже не повернулся в мою сторону, только презрительно пожал плечами. – И что тебе, Мордимер, с медного перстня? Возьми да выброси…
– Маленький. – Я рассмотрел его вблизи. – Такой на палец только ребёнку или девушке. Ха!– Я спрятал кольцо за пазуху.
* * *
В деревню мы вернулись поздно, потому что сначала я велел Курносу закопать скелеты, а потом прочитал над могилой короткую молитву, вручая Господу души несчастных жертв. Я не собирался пугать крестьян новостями о найденных останках, тем более, что следы зубов на костях беспокоили даже меня. Неужели в этой тиши, в этом захолустье существовал культ каннибалов? А если существовал, то употребляли ли они человеческое мясо только для кулинарных надобностей, или же в этом скрывалась часть тёмного обряда или магического ритуала? Вдобавок, человек - довольно большое создание, а здесь очистили от мяса кости четырёх человек. Трудно было не согласиться с тезисом, что это был весьма плотный обед, даже для кого-то, обладающего огромным аппетитом!
Я запретил Курносу упоминать кому-либо о том, что мы видели, и он похлопал себя по голове.
– Я уже и забыл, – ответил он с кривой усмешкой.
Я рассмеялся, потому что это должно было быть шуткой. Поскольку Курнос никогда ничего не забывает, и надо признать, что его необычные способности иногда пригождались. Трудно представить, как я сам смог бы жить с вечной памятью обо всех, даже наименее важных событиях из моей жизни. Может, это словно находиться на вершине огромнейшей помойки, где среди нетронутых куч разного мусора спрятаны настоящие сокровища? Ну, а в пользу Курноса говорил тот факт, что он без труда умел извлечь из бездны любую информацию, которая мне была нужна, а следовательно, как-то этот мусор перекапывал.
Я приказал ему возвращаться к близнецам, а сам отправился на окраину деревни, где у берёзовой рощи стояла хижина Вольфи Ламидаба.
– Господин… – Бывший солдат поднялся от очага, на котором что-то готовил в закопчённом котелке. – Может, хотите поесть? Чем Бог послал…
Я присел на спиленный и обструганный пенёк, который заменял в этом скромном интерьере стул.
– Спасибо, – ответил я. – Я не голоден. Но, может, ты выпьешь со мной?
Я протянул ему флягу с водкой, он улыбнулся, склонил голову в знак благодарности и глотнул так, что аж забулькало. Закрыл глаза.
– Сливянка. Жжёная, – произнёс он мечтательно. – Мужик на одном пиве не проживёт, господин. Никак… – Он вопросительно посмотрел на меня, и когда я с усмешкой кивнул, сделал ещё один мощный глоток.
– Взгляни, Вольфи. – Я вытащил из кармана медный перстенёк. – Видел когда-нибудь эту вещь?
Он взял перстенёк из моей руки и вгляделся в него в свете огня.
– Видел, – сказал он. – Ясно дело, видел, господин. Это же колечко Маргаритки, ей его отец не только купил на ярмарке, но и попросил, чтобы на нём буковку вырезали. Это же "М", правильно, господин?
– Да. Это "M", – ответил я. – Ты уверен, что это её колечко?
– Да чтоб мне сдохнуть. – Он стукнул себя в грудь. – Девчонка будет вам благодарна, что нашли её потерю, последнюю память по родителям…
– Думаешь, не вернутся?
– Нет. – Покачал он головой. – Раз до сих пор не вернулись, то и не вернутся, упокой их Бог…
– Бедные сиротки, – вздохнул я. – Тяжко жить сиротой, а, Вольфи?
– Ох, тяжко, господин, – вздохнул он тоже. – Но мы добрые люди. Убережём, чтобы с ними зла не случилось.
– В деревне говорят, что дети вернулись, как подменённые. – Я снова протянул ему флягу. – Что это может значить? О каких переменах речь?
Он наклонил флягу ко рту и осушил до дна, я только и видел, как уверенно движется кадык на покрытой пучками волос шее. Сделав глубокий вдох, он икнул, закашлялся и вернул мне флягу.
– Хорошо, – проворчал он. – Эх, хорошо. На службе, бывало, тоже так сидели у огня и потягивали сливянку…
Видно, Вольфи Ламидаб имел очень приятные воспоминания о службе, и, в общем, неудивительно, что они были связаны с выпивкой и отдыхом, поскольку светлейший император был человеком спокойным и не воинственным. Чего нельзя было, кстати, сказать о его наследнике, известные планы будущих кампаний которого вызвали некоторое волнение среди подданных. Особенно тех, которым выпадала честь умереть на поле славы во имя воплощения смелых имперских замыслов. В конце концов, именно молодой император заявил, что войну с еретиками будет вести до последнего вздоха... своих солдат. Слава Богу, пока у него не было на это ни сил, ни средств.
– Так в чём они изменились? – переспросил я.
– Ну, почём мне знать? – Развёл он руками. – Что-то вроде…
– Ведут себя иначе, чем обычно? Говорят по-другому? – допытывался я.
– Что-то как бы немного, – он покачал пальцем у головы, – не так.
Вольфи казался порядочным человеком, но он определённо не был одарён Господом ни острым умом, ни умением красиво изъясняться. Что ж, и это препятствие нужно было как-то преодолеть.
– А конкретней, Вольфи? Что изменилось? Спокойней, парень, подумай хорошо, не спеши…
– Теперь только вместе держатся... – Левой рукой он загнул указательный палец правой.
Это я как раз был в состоянии понять. Горе сближает людей, особенно когда они теряют семью и остаются одни на свете.
– …говорят теперь как-то по-другому, как будто красивее. – Он наморщил лоб и загнул второй палец. – Или как сказать…
Что ж, мне казалось, что вряд ли Вольфи Ламидаб мог служить экспертом в вопросах грамотности и богатства речи.
– …мне показалось, что они будто и не узнали сразу, кто есть кто, а только потом припомнили... – Загнул он третий палец.
И это я был в состоянии понять, ибо случалось, что пережитая трагедия отнимала у людей даже не часть памяти, а оставляла в сознании лишь жалкие крохи от прежней жизни.
– Ну и какие-то они в общем странные, – подытожил он, загибая четвёртый палец. – Да и в мелочах, – добавил он, нахмурившись.
– Ты очень мне помог, Вольфи, – сказал я искренне, поскольку знал, что больше из него ничего не выжму.
Он воодушевился.
– Всегда к вашим услугам, господин, – сказал он бодрым тоном.
– Знаю, Вольфи. И ценю это. – Я встал и попрощался с ни кивком головы.
– Императорская пехота, господин! – почти выкрикнул он.
Я улыбнулся и вышел, пригнув голову, чтобы не разбить её об низкую притолоку.
Я с облегчением дышал свежим воздухом, ибо подозревал, что, во-первых, Вольфи относился к мытью так же, как и мой друг Курнос, а во-вторых, он явно не был мастером в искусстве кулинарии, и то, что готовилось в его котелке, должно быть, умерло давным-давно.
Разговор с Ламидабом не дал много нового, но я знал одно: наутро я тщательно проверю детей. Если уж знающие их с малых лет местные крестьяне твердили, что они как-то изменились, то ваш покорный слуга хотел узнать причину этих изменений. А кроме того, мне было весьма интересно, каким образом перстенёк маленькой Маргариты оказался в яме, в которой были спрятаны останки четырёх человек.
Однако пока я решил просто посидеть некоторое время у реки. Ночь была тёплая, ярко светила полная луна, и мне ещё не хотелось спать. Тем более что с определённым опасением я ожидал широкую гамму запахов, которая атакует мои ноздри, как только я войду в хибару, где спали Курнос и близнецы.