– Ну, давай, давай… – поторопил он меня.
– Господь наш, Ты принёс Слово и Меч народу своему… –
начал я.
– Громче! – прикрикнул он сурово. – И тот, второй, пусть тоже молится!
Я вздохнул и посмотрел извиняющимся взглядом в сторону Нейшалька.
– Молись, – шепнул я ему, – иначе он нас не впустит.
Он кивнул с мрачным выражением лица, и мы начали молитву ещё раз, произнося её слова почти стройным хором. Привратник некоторое время бурчал нам в такт, но потом я перестал слышать его голос. Я старался чётко проговаривать слова и говорить в меру медленно, чтобы дать ему как можно больше времени. И у меня была скромная надежда, что то, что я делаю, вообще имеет какой-то смысл. Когда мы в третий раз договорили:
и дай нам силы не простить должникам нашим
(мы оба уже немного устали от громкой декламации), привратник захихикал и вместе с нами произнёс слово "Аминь".
– Теперь хорошо, – сказал он, явно довольный. – Что бы ещё, хмм? Может быть, споёте "Иерусалим, о, неверный Иерусалим"? Очень люблю эту песню.
– Я не буду петь, – прошипел мне Нейшальк почти в самое ухо.
– Могу и спеть, и сплясать, лишь бы меня только впустили, – сказал я безропотно, вновь задирая голову.
– Ну, ладно. Что излишне, то вредит, – проворчал монах. – К тому же, судя по вашим голосам, не особая радость слушать ваше пение.
Он громко охнул, с явно притворным усилием, и, похоже, налёг на ворот, потому что мы услышали громкий скрип. Решётка, преграждающая нам путь в монастырь, дрогнула и начала медленно подниматься.
– Только смотрите за лошадьми, если обожрут нам кусты, то брат Серафим вас за яйца повесит, – строго предупредил нас привратник.
Наконец, мы вошли в Амшилас, и, как и прежде, нас встретил почти пустой двор. Только один из молодых монахов, не обращая на нас внимания, с трудом катил большую бочку, в которой что-то громко хлюпало.
– Ждите, – приказал нам привратник с высоты стены.
Нам не пришлось, однако, долго ждать, потому что вскоре я увидел старшего монаха, который быстрым шагом двигался в нашу сторону. Когда он подошёл, я поклонился ниже, чем привык это делать. Однако в монастыре Амшилас не стоило демонстрировать жёсткую шею и твёрдый позвоночник. Здесь никогда не было известно, кто кем является. Нейшальк не сподобился даже на то, чтобы кивнуть.
–Я Казимир Нейшальк, доктор богословия, профессор императорского университета и магистр тайных знаний, которые вы называете тёмным искусством, – сказал он надменно. – У меня к вам дело неизмеримой важности, но я буду говорить только перед Советом Монастыря. Да, да, я знаю, что двенадцать старых монахов составляют этот совет, и я буду говорить только с ними.
– Чернокнижник требует, чтобы его принял Совет Монастыря? – сказал брат голосом, в котором удивление боролось с негодованием. – Ты с ума сошёл, человече?– добавил он, не отрицая, однако, утверждения Нейшалька о Совете Монастыря, хотя я сам в первый раз слышал о таком учреждении.
– Именно так!
– А если нет? – тихо спросил монах.
– Тогда мои знания умрут вместе со мной, – сказал он, морщась. – Потому что, только предположим, что у меня на пальце отравленный перстень, и мелкой травмы достаточно, чтобы я отправился в путешествие, из которого уже не возвращаются. Вы хотите взять на себя ответственность за это, старик? А может, у меня есть яд в зубе? – спросил он, оборачиваясь в мою сторону. – Я говорю это, Мордимер, чтобы отговорить вас от каких-либо насильственных действий...
– Я не собираюсь ничего предпринимать без ведома и согласия хозяев, – объяснил я спокойно. – Потому что, прежде всего, нам нужна поддержка мудрых братьев.
– Я передам твою просьбу, чародей, – ответил монах после минутного молчания, и я был уверен, что, по крайней мере, он понял истинный смысл моих слов. – Но не стоит надеяться на скорый ответ.
– Я даю вам время до заката, – сказал демонолог сухо. – И это моё последнее слово. Только при условии, что Совет примет меня до захода солнца, я поделюсь знаниями. И знайте, что оно касается, между прочим, того, что вы так тщательно охраняете сотни лет…
Мне всегда казалось, что монастырь Амшилас не является местом, в котором чернокнижники, демонологи и еретики могли требовать чего-либо, кроме ощущения спасительного страдания. Но, видимо, времена менялись, так как седой монах, не спуская глаз с Нейшалька, медленно кивнул.
– Если такова окончательная цена твоих услуг, – ответил он скрипучим голосом, – мы согласимся на неё с полным смирением.
– Я думаю, другого вам и не остаётся? – Засмеялся демонолог.
Я был свято уверен, что на моём лице не дрогнул ни один мускул. Так и лицо монаха казалось лишь мёртвой маской, вырезанной из желтоватого сухого дерева. Я посмотрел на его руки, скрытые до середины запястья обширными рукавами серой рясы. Они тоже не дрогнули. Ну что ж, нас, смиренных служителей Святого Официума, учат, чтобы мы сохраняли спокойствие даже в самых унизительных ситуациях. Наконец, брат кивнул и повёл нас вглубь монастыря. После короткой прогулки мы оказались в просторной комнате с большими окнами. Под стенами стояло несколько монахов, но их лица скрывались под широкими капюшонами.
Нейшальк оглядел комнату, и в его взгляде таилась наглая издёвка.
– Я не думал, что интерьер этого монастыря отличается такой сермяжной строгостью, – сказал он. – Ну, не волнуйтесь, я в любом случае не останусь здесь достаточно долго, чтобы он успел мне чрезмерно опротиветь. – Он вздохнул с притворным сожалением. – А пока принесите мне чего-нибудь позавтракать, прежде чем соберётся этот ваш совет.
Монах даже не махнул рукой в сторону стоящих у стен братьев, а только слегка повернул в их сторону голову. Они сразу знали, что делать, потому что двое из них быстрым шагом направились в сторону двери.
– Хорошо вышколены, – сказал Нейшальк с насмешливым восхищением в голосе.
– Смирение и послушание, – сказал я, видя, что монах не откликается, – являются правилами, направляющими каждый наш шаг, в соответствии с учением Господа нашего.
– Каковое учение он недвусмысленно сформулировал, спускаясь с креста с мечом в руках, – съязвил демонолог.
– Но до того дал себя арестовать, бичевать и распять, – сказал я спокойно. – Но вы ведь пришли сюда не спорить о теологии, доктор, не так ли? Тем более, что человек со столь скромными знаниями, как я, вряд ли будет для вас интересным собеседником.
– Тоже верно, – буркнул он и отошёл от нас, встав у окна с широким каменным подоконником.
Нейшальку принесли еду: хлеб, холодное мясо и кувшин воды. Он театрально поморщился, но потом начал молча есть, всё это время стоя у каменного подоконника, на котором стоял поднос. Наконец, спустя уже довольно долгое время после того, как демонолог проглотил последний кусок, в комнату вошёл молодой монах.
– Совет собрался, – объявил он тихо. – И ожидает вас, доктор Нейшальк, вас, отец Бонавентуро, и вас, мастер Маддердин. Прошу следовать за мной.
– Наконец-то, – проворчал чернокнижник.
Он подошёл к нам, прочищая щели между зубами с громким чмоканьем.
– На обед приготовьте что-нибудь более удобоваримое, - сказал он.
Ведомые молодым монахом, мы двинулись сначала по коридору, потом простирающимися над садом галереями, а затем снова по коридору в ту часть замка, где ожидал нас Совет Монастыря Амшилас. Комната, в которую мы вошли, была огромна, с арочными сводами, поддерживаемыми каменными колоннами, настолько толстыми, что мужские руки не были бы в состоянии их обхватить. Комната делилась на две части, и вторая часть – та, что находилась дальше от двустворчатой двери – находилась на возвышении, к которому вели широкие ступени. Именно там, за прямоугольным столом, на стульях с резными спинками, сидели двенадцать монахов. Я видел их руки, почти скрытые в широких рукавах сутан и сложенные на столешнице. Я не мог, правда, видеть затенённых капюшонами лиц, но мог догадаться, что монастырь Амшилас выбрал этих людей с особым тщанием. В нижней части комнаты у стен стояли простые монахи, низко склонив головы и словно погрузившись в горячую молитву.
– Позвольте, господа, – заговорил тихо приведший нас брат. – Совет ждёт вас.
– Смотрите внимательно. – Обратился ко мне Нейшальк горделивым тоном. – Ибо скоро вы станете свидетелем триумфа несокрушимых знаний и несгибаемой воли.
– Так я себе это и представляю, – ответил я, слегка склонив голову.
– Ну, пошли. – Чернокнижник щёлкнул пальцами молодому монаху, губы которого двигались в беззвучной молитве.
Они двинулись в сторону возвышения. Демонолог шёл быстрым и уверенным шагом, молодой брат прямо за его спиной. Нейшальк поднялся по лестнице, но даже не отодвинул предназначенный для него стул, поставленный с торца стола. Он вдруг развёл руки и что-то крикнул мощным голосом. Его фигура, напоминающая теперь большую, чёрную птицу с распростёртыми крыльями, казалось, выросла до самого потолка. И прежде чем я смог что-либо подумать или сделать, из тела Нейшалька выплеснулись потоки огня. В один момент двенадцать монахов и брат - проводник демонолога были сожжены в прах. Не осталось ничего. Даже остатков костей или кусочков одежды. Жар был настолько силён, что я почувствовал, как меня овевает жгучее дыхание, и, с трудом сдерживая стон, закрыл лицо. Тем не менее, у меня было впечатление, что и так через некоторое время кожа сойдёт кусками с моих щёк, носа и лба.
Но тогда монахи, стоящие до сих пор смиренно у стен, подняли головы и дружным хором, подняв над головой руки, выкрикнули слова, ни смысла, ни значения которых я не был в состоянии понять, но которые несли столь великую силу, что я упал на землю, видя, как из моих ноздрей бьют фонтаны крови. Я пытался подняться с колен, но мне казалось, что на моей спине появился прижимающий меня к полу груз. Единственное, что я мог сделать, это смотреть. И не думаю, что многие среди живущих видели когда-нибудь то зрелище ничем незамутнённой, чистейшей мощи, которому у меня была возможность и счастье быть свидетелем.
Все монахи (только сейчас я заметил, что на самом деле среди них был аббат) засветились, словно окружённые священным ореолом, а их буро-серые одежды вдруг стали белее снега. С пальцев, вытянутых в сторону существа, которое не так давно было Казимиром Нейшальком, ударили серебряные полосы и окутали его пламенем. Однако жара этого пламени я не чувствовал на коже, а даже наоборот: казалось, он гасит и подавляет жар, бьющий от чудовища с чёрными крыльями. Оно закричало от боли и повернулось в сторону монахов. Его лицо сохранило ещё остатки черт доктора богословия, но я уже видел, как рождается другое лицо. Смуглое, искажённое настоящей жестокостью лицо с чёрными спутанными волосами. Но не это лицо было самым страшным, хотя горящие светом глаза, казалось, дышат ненавистью. Самым страшным было то, что я увидел, как из плеч демонолога вырастают две чёрные змеи с головами размером с человеческий кулак. Эти змеи пронзительно шипели, а их длинные раздвоенные языки и истекающие ядом острые клыки я видел куда более ясно, нежели мог себе пожелать.
Монстр пытался вырваться из окружающего его серебристо-голубого пламени, но мощные крылья только беспомощно месили воздух. Я прекрасно видел, что существо, которое до недавнего времени принимало форму Нейшалька, пытается сделать хоть шаг, но поток священного огня был слишком силен, чтобы оно было способно двигаться. И я до сих пор слышал мощнейший рёв, только сейчас полный уже не столько необъятной ярости, сколько тоски и боли.
– Боже мой, – прошептал я сам себе, ибо не думал, чтобы кто-нибудь мог меня услышать в этом постоянно нарастающем шуме.
Вдруг пламя, окружающее демона напоминающими молнии языками, сформировалось в огромный шар. В тот же момент я заметил, что один из монахов схватился за грудь и с лицом, искажённым гримасой боли, упал на пол. Другой облокотился на стену, а искры, бьющие из его пальцев, потускнели. Однако демон был пойман в ловушку. Он бессильно бил изнутри по светящемуся шару, а змеи бросались на него с разинутыми пастями. Теперь лицо монстра уже ничем не напоминало лица Казимира Нейшалька. Оно было бородатым, тёмным, будто сожжённым солнцем. Посреди лица был изогнутый нос, спутанные густые волосы спускались до плеч. Вдруг пылающие тёмным светом глаза уставились прямо на меня. Этот взгляд в один момент овладел мной и подчинил. Одновременно я почувствовал, как в моё сердце и разум вливается, как поток кипящего золота, такая необычайная мощь, что я понял, что за один миг приобрёл силу, о которой никогда не смел даже мечтать. А после этого кто-то ударил меня и подсёк мне ноги. Я потерял зрительный контакт с демоном, и это было так больно, словно кто-то вырвал мне глаза из черепа. Я упал и ударился лбом об пол. Съёжился, обнимая голову руками, и с моих губ, помимо моей воли, сорвался жалкий болезненный скулёж. Эта огромная сила была так близко от меня, что её потерю я ощущал, будто меня лишили самого прекрасного из даров. Тогда я почувствовал чьё-то успокаивающее прикосновение к плечу, и боль начала исчезать, пока, наконец, не рассеялась. Я огляделся. Рядом со мной стоял на коленях аббат и с закрытыми глазами беззвучно произносил молитву. Когда он закончил, он поднял веки и встал, воспользовавшись помощью одного из монахов.
–Почти его заполучил. – Я услышал чей-то шёпот от стены, но у меня не было сил, чтобы повернуть голову.
Поддерживая себя руками, я встал и пошатнулся в сторону аббата. Кто-то меня поддержал.
– Не ожидал нас здесь, Мордимер, не так ли? – спросил аббат без улыбки.
У него было усталое лицо, и я также заметил, что его руки слегка дрожат. Борьба с демоном, должно быть, сильно ослабила его и всех братьев из Совета. Я знал и то, что он извлёк меня из бездны, к которой я шёл, когда неосторожно встретился взглядом с демоном.
– Нет, отче, – ответил я, склонив голову. – И признаю, что, видя, как пламя испепелило тела почтенных монахов, я подумал, что всё уже потеряно...
– Маловер! – перебил меня аббат, но на этот раз на его бледных губах появилась тень улыбки. – Это были не наши возлюбленные собратья, а переодетые в их одежду заключённые. Мы потеряли в огне демона двенадцать нераскаявшихся еретиков и чернокнижников... Невелика потеря...
– Вот как... – только и сказал я, потому что меня удивила как хитрость аббата, так и скорость, с которой ему удалось провести маскарад.
– Только брат Альберт веселится уже в Царстве Небесном, помилуй, Господи, его душу, – произнёс старый монах, стоящий рядом с аббатом.
Я догадался, что он говорит о молодом брате, который был нашим проводником, и тоже перекрестился, но я был настолько слаб, что моя рука едва подчинялась приказам, исходящим из разума.
– Он знал, что идёт на смерть, и покорно отдался воле Господней, – ответил торжественно аббат. – Вспомните, в конце концов, что Писание гласит:
большей любви никто не имеет, как если кто душу свою положит за други своя.
Я подумал, что демон, скрытый в Нейшальке, или, скорее, демон, который принял образ доктора богословия, был чем-то вроде брандера, посланного, чтобы уничтожить вражеский флот. Но потом я вдруг понял, что на самом деле страшная и поражающая воображение атака демона не навредила ни в чём ему самому. А значит, он не был секретным оружием, отчаянно посланным на самоубийственную миссию, инструментом, лишённым интеллекта и инстинкта самосохранения. Его задача заключалась в том, чтобы убить благочестивых монахов и использовать их смерти в ему одному известных целях.
– Ну что ж, – сказал аббат с лёгким вздохом. – Возблагодарим Господа, что из испытания, которому он решил нас подвергнуть, мы вышли не только невредимы, но и сильнее, чем когда-либо.
Через мгновение в комнате царила тишина, и все мы, я и сопровождающие меня монахи, погрузилась в молитвы и благочестивые размышления. Я думал, что чудесно было бы сейчас глотнуть водки, но поскольку просьба о таком одолжении показалась мне крайне неуместной, то я промолчал.
– Расскажи нам всё, что знаешь и что видел, Мордимер, – приказал аббат.
Ничего не скрывая, я рассказал всю историю, как я её помнил, от момента встречи с Нейшальком в церкви в Горлитце и вплоть до прибытия к воротам монастыря. В ходе истории я вынул из-за пазухи обломок стрелы и вручил его аббату. Он долго разглядывал покрытое рунами древко, после чего вздохнул и протянул его стоящему за ним монаху.
– Когда ты догадался, кем является наш гость, Мордимер? – Он обратил на меня взгляд проницательных светло-голубых глаз.
– Не знаю, кто он или кем он был, но, определённо, не Казимиром Нейшальком, чародеем и доктором богословия. Об этом я догадался почти сразу, – ответил я, стараясь преодолеть скованность языка.
– И как ты это узнал? – Стоящий почти напротив меня старый монах прищурил глаза и испытующе меня рассматривал.
Я сглотнул и решил собраться с мыслями.
– Во-первых, демон, называвший себя Белизариусом. Вся эта ситуация показалась мне подозрительной, потому что напоминала народные сказки. Тщеславный всезнайка загадывает глупое желание, которое оборачивается против него или от которого нет никакой пользы... Это было шито белыми нитками. А демон, называвший себя Белизариусом... – Я покачал головой и зашипел, так как это движение вызвало вспышку боли в глубине черепа. – В его предложениях было слишком мало изящества для столь мощной сущности. Словно на самом деле он хотел, чтобы я как-нибудь случайно не согласился. Я начал подозревать, что он в сговоре с Нейшальком, но, судя по тому, что я вижу сейчас, – краем глаза я посмотрел на существо, заключённое в светящийся шар, – осмелюсь предположить, что тот демон был его слугой... Кроме того, с полным смирением признаю, что меня удивила чрезмерная лёгкость, с которой он отказался от нападения на меня.
– Смирение, достойное уважения. – Кивнул монах. – А дальше?
– Страх перед кем-то, кто преследовал нас. Настоящий, ощутимый во всех отношениях ужас. Со всей очевидностью, он не боялся так ни демона, ни тем более посещения вашего святого монастыря. Так что я должен был задать вопрос: кто та слепая женщина, которая охотилась за нами, и что означают символы на стреле, которая чуть не убила Нейшалька? Тогда я впервые понял, что, быть может, именно она была той причиной, из-за которой он искал моей помощи. Она, а не Белизариус...
– Стрела из лука не убила бы его, - прервал меня монах. - Для уничтожения этого отродья тьмы недостаточно силы обычных людей или оружия, ими созданного. Несомненно, однако, что стрела, благодаря заключённой в ней мощи, могла его сильно ранить и лишить сил. А эта рана сорвала бы его дальнейшие планы. Что-нибудь ещё?
– То, как Нейшальк остановил созданное из воды существо, – ответил я. – Ему пришлось использовать свою настоящую силу для того, чтобы вызвать за столь короткое время столь сильное пламя. Я даже не слышал о чернокнижнике, который в один момент, без подготовки, смог бы достичь столь впечатляющего эффекта. Тогда я и узнал, что имею дело с кем-то иным, чем обычный демонолог. Однако я не подозревал... – я обратил свой взгляд на кучки пепла, оставшиеся от тринадцати мужчин, и заключённое в светящийся шар тело демона.
– Что он настолько силён? – подсказал монах.