Долго ждать не пришлось, так как я увидел фигуру, бегущую прямо в мою сторону. Бегущую, добавлю, с нечеловеческой скоростью и держащую в руках короткий лук. Как из такого лука можно было выстрелить с такой силой, оставалось загадкой, на которую я не смог найти хорошего ответа. И, наконец, фигура приблизилась ко мне и остановилась. Замерла в десятке шагов от меня. Женщина с торчащими во все стороны седыми волосами, с обожжённым солнцем лицом, покрытым глубокими бороздами морщин. Но не это выделяло её среди других человеческих существ, а тот факт, что у неё были зашиты веки. Я отчетливо видел толстые, вросшие в кожу швы около её невидящих глаз. Я бесшумно сделал шаг влево, плавным движением сдвинув ногу. Её голова сразу же повернулась в мою сторону, а лук, который она уверенно держала в руках, изменил положение. Так она видела! Но каким образом она могла увидеть мой шаг, если закрытые и зашитые веки не могли пропускать в глаза даже солнечный свет?
Она сказала что-то на незнакомом мне странном языке с мелодичным звучанием. Когда она говорила, её губы двигались, но лицо оставалось мёртвым и безвыразительным. Она повторила фразу громче, и мне казалось, что я слышу в тоне её голоса нетерпение. Я уже видел, что она обладала мастерством в искусстве стрельбы из лука, и у меня не было сомнений, что она успеет прицелиться и выпустить стрелу прямо мне в сердце прежде, чем я успею до неё добежать.
– Кто ты такая? – спросил я, стараясь отчётливо выговаривать слова.
Она не поняла моих слов, а я надеялся на то, что она знает хотя бы простейшие фразы нашего языка. Она снова что-то сказала нетерпеливым тоном и махнула головой, как бы давая мне знак, чтобы я ушёл с её дороги и отступил от входа в пещеру. Безусловно, я мог так поступить. Определённо она охотилась не за мной, а только за Нейшальком, также определённо она была настолько великодушна, чтобы не отнимать мою жизнь в процессе уничтожения своей жертвы. И это была ошибка, ибо в таком случае я должен был отнять её жизнь. Я даже не представлял себе, что инквизитор Его Преосвященства епископа Хез-Хезрона, слуга Божий и молот ведьм мог бы отступить перед слепой старухой. Хотя бы она и была равно искусной лучницей и искушённой в своём тёмном искусстве ведьмой. Кроме того, я должен был доставить Нейшалька в монастырь Амшилас, ибо его умения будили мой самый живой интерес. А доставку монахам трупа вместо живого чернокнижника я счёл бы личным провалом.
У меня было мало времени на принятие решения что делать. Не мог же я надеяться, что мы так и будем стоять перед входом в пещеру и греться в лучах летнего солнышка. У неё свои задачи, у меня свои. А эти задачи, к сожалению, друг друга исключали, что означало, что уже через минуту один из нас избавится от мирских забот. Каким образом старуха замечала мои движения? Может быть, слышала? Нет, любезные мои! Мордимер Маддердин, когда только захочет, может двигаться, как кот на охоте, и под моей ногой не имеет права зашелестеть даже травинка. Может тогда, она чувствовала мой запах? Кто знает? Стояла она, правда, в добрых двадцати шагах от меня, но если у нее собачий нюх, глаза и в самом деле не были ей нужны, чтобы выследить жертву.
Меня осенило. Так вот, когда-то давно я слышал историю о человеке, который велел выколоть ему глаза, чтобы зрение не мешало ему видеть истинную природу людей. Поэтому, возможно, эта старая женщина замечала ауру моих мыслей? Ха, стоило попробовать.
Я закрыл глаза и погрузился в тихую молитву. Я избавился от мыслей, как нас этому учили в нашей преславной Академии. Старуха что-то крикнула раздражённым тоном, но звук дошёл до меня словно с большого расстояния и не вызвал даже тени мысли. Инстинктивно, неосознанно я отошёл на несколько шагов в сторону, и чувствовал себя так, словно я плыву над землёй. Молитва текла во мне и вокруг меня, окутывала непроницаемой завесой, хранила, успокаивала и формировала связь, соединяющую меня с нерушимой гармонией мира. Я услышал свист стрел. Сначала одной, потом второй, но этот звук не затронул ни одной струны в моём сознании. Я просто его отметил. Я был лишь пылью, гонимой ветром вселенной, я был всем, и всё было мной. Я даже не должен был произносить слова молитвы, ибо молитва была частью меня самого, я погрузился в неё, а она в меня.
Старуха была очень быстра. Но не настолько быстра, чтобы остановить кинжал, который я всадил ей под лопатку. Выход из молитвенного спокойствия и разрыв связей с гармонией мира ощущался как удар в самое сердце и разум. Я знал, что женщина в течение короткого мгновения перед смертью поняла, что я стою за её спиной с кинжалом в руке. Но у неё не было времени, чтобы что-то сделать. Лезвие пронзило её сердце, и она умерла практически мгновенно. Ещё несколько мгновений её ноги в высоких кожаных сапогах взрывали траву, а потом она замерла, лёжа в луже крови. Её зашитые глаза неподвижно смотрели в небо, а на морщинистом, как кора старого дерева, лице утвердилось выражение спокойствия. Я вытер кинжал о край куртки и повалился на колени. Из моего носа полилась кровь и смешалась в траве с кровью, текущей из раны старухи.
– Вы справились! – В голосе Нейшалька я услышал изумление и восхищение.
Я с трудом поднял голову. Демонолог стоял у входа в пещеру, и солнце освещало его профиль. Я прищурился, потом сел, глядя в сторону.
– Мне нужно поспать, – сказал я и сам услышал, насколько невнятно звучит мой голос. – Разбуди меня через несколько минут...
* * *
Она сидела рядом со мной, держа за руку. В своей ладони я чувствовал её тонкие холодные пальцы, а когда поднял голову, увидел, что она улыбается. Ленивым движением она отбросила со лба золотые волосы и наклонилась надо мной. Её очерченные в форме миндаля глаза были синими, как горные озёра, освещённые полуденным солнцем...
– Вставайте, вставайте, – нетерпеливо сказала она хриплым голосом Казимира Нейшалька.
Сон исчез, я поднял голову и увидел наклонившегося надо мной демонолога.
– Уже время, - сказал он, и из его рта донёсся гнилостный запах, который сразу доказал мне, что из прекрасного мира снов я вновь попал в эту столь реальную, хотя и несчастливую, юдоль слёз.
– Встаю, – буркнул я в ответ.
Я злился, что он меня разбудил. Однако я знал, что надолго ещё останется в моём сердце память о сладости этих сонных грёз. Как и горечь от осознания того, что эти грёзы останутся только грёзами, ибо я сам выбрал эту, а не иную дорогу.
Я огляделся. Мы по-прежнему были недалеко от пещеры, послужившей колдуну убежищем, но солнце уже прошло по небосводу немалый путь.
– Где труп? – рявкнул я.
– Сбросил его в реку вместе со всем… – Он пожал плечами.
– Сбросил в реку, – повторил я с иронией. – А ты немало потрудился, чтобы убрать её с моих глаз.
– Не медлите, - сказал он, и его голос внезапно потвердел. - Мы должны гнать изо всех сил, чтобы завтра до заката добраться в Амшилас.
Вот, и это была вся его благодарность вашему покорному слуге за спасение его жизни. Ха, может, он был и прав, поскольку его жизнь стоила для меня ровно столько, сколько стоили знания, содержащиеся в его голове.
–Подожди здесь, – приказал я. – Мне ещё нужно кое-что проверить.
Не слушая его всё более горячих протестов, я только вскарабкался в седло (а слово " вскарабкался " хорошо отражает ту ловкость, с которой я сел на лошадь) и поскакал обратно в лес, через который не так давно мы убегали от старухи. Ясное дело, я направлялся в сторону дерева, в котором застряла летящая в Нейшалька стрела. Я хотел поближе её рассмотреть, поскольку запомнил её как предмет весьма оригинальный.
Я без труда нашёл дерево, в стволе которого застрял наконечник стрелы. К сожалению, однако, я был не в состоянии его вытащить. Остриё вошло настолько глубоко, что мне пришлось бы трудиться над выдалбливанием ствола вокруг стрелы, так как не думаю, что здесь помогли бы даже клещи. Но и того, что я увидел, мне вполне хватило. Стрела была сделана из чёрного дерева, тщательно отшлифованного и покрытого едва заметными руническими знаками, или, скорее, знаками, которые казались мне рунами. Оперение было сделано из перьев какой-то чёрной птицы, но я не смог определить, какой. Впрочем, в этом не было ничего удивительного, поскольку я не принадлежал к экспертам в определении видов животных.
Я сломал стрелу у самого ствола и спрятал обломок за пазуху. Тем не менее, не могло ускользнуть от моего внимания, что, когда я дотронулся до чёрного дерева, через мои пальцы пробежала ледяная дрожь. В этой стреле, любезные мои, была сила. Кто-то не только тщательно её вырезал, но и со всей очевидностью напитал магией. Почему старуха решила поохотиться на Нейшалька с помощью этого оружия? Почему она думала, что чёрная руническая стрела лучше всего подходит, чтобы лишить его жизни? Ха, над ответами на эти вопросы я должен серьёзно подумать. А также над тем, что демонолог явно не хотел, чтобы после прихода в сознание я осмотрел мёртвую женщину и её оружие.
* * *
– Он идёт, – сообщил Нейшальк бесцветным голосом.
Я тоже почувствовал приближающуюся к нам тёмную мощь. А, значит, приближалось время второго разговора с Белизариусом. Я покрепче стиснул распятие в руках, и окружающий его серебряный свет добавил мне сил. Демон на этот раз появился так внезапно, словно спрыгнул с ветки дерева. Вот, только что я видел участок вытоптанной травы с растущей на нём молодой берёзкой, а в следующую секунду на этом месте стоит красный рогатый монстр рядом с дымящимся пнём.
– Я здесь, инквизитор, – прогрохотал он трубным голосом. – Пришёл за своим колдуном.
– Здравствуй, достойный Белизариус, – ответил я вежливо, не спуская со зверя глаз. – Однако осмелюсь напомнить, что сперва мы должны договориться о цене.
Он протянул когтистую лапу, в которой что-то мерцало зелёным светом.
– Камень друидов, – сказал он. – Дотронешься им до тела – вылечишь любую болезнь…
– И в чём подвох? – спросил я. – Впрочем, не утруждай себя ответом. Я знаю, где подвох. Этот камень восстановит здоровье, высасывая жизненные силы из находящегося ближе всего человека.
– Да кого волнует участь других людей? – спросил он, немного помолчав.
– Это правда лишь отчасти. – Не согласился я с ним. – Ибо для чего же я становился инквизитором, как не для того, чтобы, отказавшись от судьбы обычного человека, следить за жизнью ближних? Однако ты не рассказал о самом коварном свойстве, скрытом в камне друидов, не так ли? – Я улыбнулся одними губами. – Попробуй исцелить им близкого человека, и он заберёт жизнь у тебя самого. Разве не так это работает?
– Значит, не хочешь его? – зарычал он.
– Твои дары словно сладкое вино, отравленное цикутой, – сказал я. – Каким будет следующее предложение?
Он хотел сделать шаг вперёд, но сила моих молитв и моей веры остановила его на середине движения. Он зарычал ещё страшнее, чем раньше, а из его треугольной пасти потекла зеленоватая слюна. Её запах я почувствовал гораздо яснее, нежели того хотел.
– Ты испытываешь моё терпение, инквизитор, – захрипел он. – Я думал, что мои дары принесут тебе радость.
– Инквизиторы люди мрачные, и трудно порадовать их сердца, - сказал я. - А я, признаться, считаюсь наименее весёлым из них всех. Впрочем, я искренне этим опечален...
Блестящий камешек исчез с ладони демона. Длинные, как человеческий палец, когти с хрустом сжались. Я подозревал, что Белизариус мог бы разрезать ими на куски человека в полных доспехах и даже этого не заметить.
– Не шути со мной, человечек! – прогремел он. Как видно, он довольно быстро научился распознавать моё чувство юмора.
Я был нечеловечески утомлён поединком со слепой женщиной и изматывающей поездкой. Я не хотел ни играть в игры, ни шутить, ни часами вести борьбу с демоном. Кроме того, во мне проросли (а может быть, даже буйно цвели!) довольно сильные подозрения относительно истинной природы происходящих вокруг меня событий. Поэтому я решил поставить всё на одну карту. Если я ошибся – что ж, мне придётся заплатить высокую цену. Если я прав или если мне повезёт – я смогу спокойно выспаться. А в тот момент эта перспектива казалась мне весьма заманчивой.
– Уходи, - сказал я спокойно. – У тебя нет того, что я хочу. Оставь в покое колдуна и возвращайся туда, откуда пришёл.
Он уставился на меня своими глазищами, в которых горели адские огни и кипели озёра, полные крови. Выпрямился, распахивая пасть и раздвигая мощные плечи.
– Ч-ч-что ты сказал?! – Его голос походил уже не на рычание огромного пса, а на рёв приближающейся бури.
– Прочь! – Приказал я, поднимая распятие.
Белизариус был разъярён. По всей вероятности. Но, по всей вероятности, был также и изумлён. Конечно, если у меня есть право что-либо заключать по его внешнему виду и поведению. В любом случае, он не напал на меня сразу, а принялся яростно клокотать и хрустеть когтями.
– Да, да! Пошёл вон! – прокричал Нейшальк, и демон на миг обратил взгляд в его сторону.
Крест в моих руках сиял светом много ярче лунного, и трудно было не заметить, что Белизариус избегает смотреть на этот свет. Он явно колебался и не знал, что делать. Его раздумья и необычное терпение, с которым он сносил оскорбления, подтверждали мои предыдущие предположения.
– Ладно, – проговорил он наконец. – Дам тебе время до завтра, инквизитор. В знак моих добрых намерений…
Сколько живу, ни разу не слышал о добрых намерениях демонов, но решил ничему не удивляться. Медленно кивнул головой.
– Ну, тогда до завтра, Белизариус, – сказал я, прекрасно зная, что следующим вечером нас уже будет защищать святая вера монастыря Амшилас.
Демон на этот раз не отступил медленно, как предыдущей ночью, но в один момент исчез с наших глаз. Только выжженная земля, почерневший пень берёзки и запах гари остались единственными следами, свидетельствующими о том, что недавно он находился рядом с нами.
–Хорошо, что вы с ним сладили, – с облегчением вздохнул Нейшальк. – Ибо в противном случае мне пришлось бы использовать мощные заклинания, которыми, в конце концов, нельзя раскидываться налево-направо, даже человеку настолько сведущему в магических искусствах, как я.
– Заклинания, – сказал я пренебрежительно. – Это ведь только слова. Помогает лишь жар и сила истинной веры, и ничем непоколебимая уверенность в силе Господа. А этого, – я посмотрел в его сторону, –вы никогда не имели и иметь не будете.
Он лишь скривился, но ничего не ответил.
– До заката мы будем в Амшиласе, – сказал он наконец, уставившись перед собой взглядом, в котором я не смог ничего прочесть. – А там и поговорим о жаре истинной веры...
* * *
Монастырь Амшилас - это настоящая крепость, башни и башенки которой гордо возвышаются над расположенной в долине излучиной реки. Но не сила каменных стен охраняет это место, а истинная святость веры его обитателей. Богобоязненные монахи не только посвящают себя молитвам и благочестивым размышлениям, но и сталкиваются с наиболее закоренелыми еретиками. Сюда попадают чернокнижники, демонологии и ведьмы. А вернее – самые могущественные из них. Здесь собраны книги, амулеты, скульптуры и картины, которые в течение многих лет или веков служили отправлению темных искусств.
Мне довелось не так давно посетить богобоязненных монахов, но этот визит не оставил хороших воспоминаний. Да, мне простили мою небрежность, поспешность суждений и легкомыслие, но осталось, тем не менее, чувство стыда, жгучее воспоминание о том, что я дал себя обмануть хитрому безбожнику, и только монахи Амшиласа указали, в чём была моя ошибка.
– Ну, ну, – проворчал Нейшальк, высоко задирая голову. – Прямо замок, как ни назови. Сам император бы такого не постыдился...
–Не для себя, Господи, не для себя, лишь во славу имени Твоего –
ответил я цитатой, а он засмеялся, будто я только что пошутил.
Конечно, они должны были увидеть нас, когда мы подъезжали по крутой извилистой дороге, но никто не спешил открывать ворота. И это правильно, потому что гость, направлявшийся в Амшилас, должен был сообщить, кто он и с чем прибыл, чтобы вообще даже задуматься над открытием врат. Я громко постучал.
– Ктоооо там? – спросил старческий, но сильный ещё голос. Голос, который я хорошо знал, поскольку у нас с братом привратником не так давно были некоторые незначительные недоразумения по поводу неспешного допуска посетителей в монастырь.
– Мордимер Маддердин, инквизитор Его Преосвященства, – громко сообщил я. – Прошу помощи и защиты.
– А-ха-ха! – Засмеялся он хрипло. – Помню тебя! Торопливый и сварливый инквизитор с поганым языком! На колени, мальчик, и моли о прощении грехов!
Казимир Нейшальк посмотрел на меня с любопытством в глазах. Неужели он думал, что я последую совету привратника, и готовился к забавному представлению? Если так, то я должен был его сильно разочаровать.
– Нет времени для шуток, брат, - сказал серьёзным тоном. - Это дело не терпит отлагательств. Я прибыл с достойным спутником, который нуждается в поддержке мудрых братьев.
Говоря эти слова, я использовал код, известный только инквизиторам. Код, который использовался только в случае крайней необходимости. "Достойный спутник" в данном случае означал чрезвычайно опасного человека, а "поддержка мудрых братьев" велела предпринять все возможные меры безопасности. Я надеялся, что Нейшальк не понимает истинный смысл этих выражений. Правда, привратник тоже никак не показал, что эти слова значили для него что-то ещё.
– Куда вы молодые всё спешите, – заворчал он. – "Открой", "закрой", а ты тут, человече, бегай с рычагом да воротом. Поздно уже, утром приходите…
– Категорически настаиваю, брат, – сказал я, повышая голос. – Ибо дело, с которым я прибыл, срочное и огромной важности.
– Всем вам так кажется, – вздохнул он. – Срочное, огромной важности, – повторил он за мной, иронично выделяя эти слова. – Если б ты знал, сколько раз я слышал подобные глупости...
– Ну, вы видите, – обратился я к Нейшальку, который смотрел на ворота с такой миной, будто размышлял, можно ли взобраться по каменной стене. – С чем ещё приходится бороться инквизитору?
– Да уж вижу. – Он пожал плечами и насмешливо поморщился.
– Окажите мне эту милость и откройте ворота, – попросил я смиреннейшим тоном, глядя вверх.
– Может, может, – ответил на этот раз монах, явно довольный собой. – Но прочти мне сперва, дерзкий мальчик, пять раз "Славу Нисхождения", три раза "Верую" и три раза "Отче наш"...
– Меч Господень, – простонал я, хотя и обрадовался в душе, ибо надеялся, что привратник понял код и теперь ищет способ, чтобы найти время для уведомления начальства и принятия соответствующих мер.