– Обуза? – тихо рассмеялся Тотлант. – По-моему, это слово к Ранну подходит меньше всего. Он отнюдь не слюнявый малыш, отлично соображает, а насчет кормежки… Уж извини, но сегодня именно он кормит всех нас, включая тебя, а не мы – его. Если называть вещи своими именами, ты самым удивительным образом получил почти взрослого сына в самом подходящем возрасте. И я не знаю, как истолковать это веление судьбы. Может, боги решили сделать тебе подарок?
– Подарков от богов я давным-давно не жду, – признался Конан, сгреб ладонями снег с выпирающего валуна, слепил шарик и запустил его в ствол голой безлиственной березы. – Все подарки, какие я от них получал, оказывались с подвохом, да причем таким скверным, что и вспоминать не хочется. Оставлю Ранна в Брийте.
– Хорошо, – согласился Тотлант, – скажу по-другому: подарок судьбы. Если боги к тебе не благоволили, то судьба всегда стоит на твоей стороне. А если ты оставишь мальчика в поселке, он либо бросится за тобой, либо умрет от тоски. Это я вижу ясно. Не думай, что все волшебники – шарлатаны. Хочешь разумный совет?
– Хочу, – согласился варвар. От Тотланта можно было выслушать совет. Маг хоть молод, но не по годам умен, это даже Конан признавал.
– Ранна нужно на некоторое время оставить с нами (Конан сморщился). Магия, особенно сопровождающая Бури Перемен, со временем имеет свойство исчезать. Если угодно, выветриваться. Окажись я прав, через несколько седмиц Ранн вспомнит своих родных и мы сумеем вернуть его домой. Сейчас бросать парня на произвол судьбы я бы не стал. Хотя, конечно, решение остается за тобой, варвар.
– Просил же! Много раз! – воскликнул Конан. – Сколько можно называть меня варваром! Что, если я буду постоянно тебя кликать "колдуном", забыв имя, данное тебе матерью при рождении? Ладно, уговорил. Пускай остается. А ты за это время попробуй докопаться, кто он, откуда и что мне с ним делать дальше. Только…
– Только – что? – переспросил Тотлант. – Опасаешься, что магия не исчезнет? Тогда, боюсь, ты получил одновременно и сына, и неплохого напарника. Года через два-три он совсем повзрослеет и надежнее союзника, спутника, соратника тебе будет не найти. Может, ты не замечал, но Ранн на тебя смотрит, как на полубога. Любимый отец. Человек, который учит, как выжить в этом донельзя беспокойном мире. Понимаешь?
– Не понимаю, – шумно выдохнул Конан. – Но все равно попробую последовать твоему совету. Только лишь попробую. Не знаю, что из этого получится.
– 6 -
В бург въехали ближе к вечеру. Темно-красный глаз солнца уже заползал за едва виднеющиеся с Брийтского холма зазубринки Немедийских гор, стало значительно холоднее и к ночи должен был ударить мороз.
Эртеля, светлейшего королевского посланника, и его сопровождающих пропустили в Брийт беспрепятственно. Ну, а далее дорога пролегала известно куда – мимо одноэтажных длинных деревянных домов к подновленному, покрашенному светло-коричневой краской зданию не под соломенной или дощатой крышей, а под черепичной. Вывеска простая – на зеленом щите гарцует поднявшаяся на дыбы пузатенькая белая лошадка. Знаменитый трактир семьи Бюттов, главная достопримечательность Пограничья, если, правда, не считать оборотней, гномов и громадных снежных ящериц. Правда, гномов и дрохо редко кто видит, а оборотень в полуночном королевстве имеет равные права с людьми. Значит, "Танцующая лошадь" все-таки главнейшее украшение королевства Эрхарда.
Барли Бютт, нынешний владелец, образцовый трактирщик как по облику, так и по характеру, содержал множество слуг – нужно помогать гостям на конюшне, разносить еду в обеденном зале, готовить на кухне, стелить постели, следить, чтобы не было клопов и тараканов – трактир должен быть прежде всего чистым и опрятным. Род Бюттов владел "Лошадью" уже лет четыреста, а значит, наследники знали все особенности своего нелегкого ремесла – как накормить, напоить, развлечь и уложить спать почти сотню постояльцев. Еще одна немаловажная особенность – не допустить буйства, именуемого "кабацкой дракой", когда и само заведение и непричастные гости страдают от излишней ретивости подвыпивших забияк. Таковым искусством месьор Барли владел в совершенстве.
Оборотни, Конан, Тотлант и шествовавший за варваром, как тень, Ранн, ввалились в общую обеденную залу. Осмотрелись опытным взглядом. Справа, как и предупреждал десятник Гарт, устроились шадизарцы – шумная, ярко одетая компания наемников и два молодых разбитных купца. В дальней части громадной комнаты четверо гномов из Граскаальского королевства – наверняка приехали торговать оружием или драгоценными украшениями. Десятка два оборотней из местных, причем между столами разгуливают несколько крупных темно-серых волчар – эти ходят не в человеческом, а в зверином обличье. Толстый аквилонец с двумя телохранителями. Наверное, посланник одного из торговых домов Тарантии, едущий с поручением на Восход. Дюжина ополченцев из стражи Брийта – суровые немногословные дядьки, целеустремленно напивающиеся после полного дня трудов.
– Дорогие гости! – невысокий розовощекий толстячок, в котором, однако, угадывалась недюжинная сила, появился перед Эртелем, словно вынырнув из пустоты. Хозяин трактира. – Комнаты, обед? Может быть, хотите поразвлечься с девицами мамаши Бютт?
– И то, и другое, и третье, – радостно ответил "принц Пограничья". – Конан, смотри, свободный стол! Бросай вещички!
Обустройство в "Танцующей лошади" заняло совсем немного времени. Барли выделил приезжим две комнаты, клятвенно пообещав, что страшный зверь клоп там не водится. Если увидите хоть одного – завтра возвращу всю плату за постой. Вот тут, извольте видеть, судари мои, лесенка вниз, к отхожему месту. Выйдете на улицу и прямиком увидите. Только в выгребную яму спьяну не падайте, а то случалось вылавливать господ постояльцев… Здесь можно набрать воды. Вам персонального слугу надо или как? Ах, не надо? Уважаю самостоятельных людей. Можно потянуть вот этот шнурок и прибежит мальчик с кухни, принесет кушанья прямо в комнаты. С человека – один аквилонский кесарий за ночь, с ребенка – полторы серебряшки. Пять кесариев за лошадей. Еда и выпивка оплачиваются отдельно. Вы надолго, благородные месьоры?
– На ночку, на две, – ответил Эртель. – Завтра хотим купить припасы и ехать дальше. Спасибо, Барли. Сами разместимся. Конан, Эмерт, оставьте мешки здесь пошли вниз, обедать. Ранн, небось, заждался.
Варвар оставил Ранна в зале, приказав охранять стол – желающих выпить и закусить все прибавлялось, и даже трех десятков громадных длинных сооружений из толстых досок к вечеру на всех гостей не хватило бы.
Конан прогрохотал сапогами по деревянной лестнице и остановился в тихом недоумении. Его незваный отпрыск уже успел с кем-то сцепиться. Ранн сидел верхом на поверженном противнике (которому было лет пятнадцать) и вовсю молотил его кулаком по физиономии. Взрослые хохотали, а компания только что явившейся в трактир молодежи, наверное, сыновей здешних торговцев или охотников, сгрудилась вокруг стола и поглядывала на Ранна весьма зверски. Сейчас начнут бить. Причем всерьез.
Конан, а вслед за ним Эртель с Велланом прошли через небольшую толпу одетых в короткие шубы парней, как аквилонская боевая триера через льдинки. Молодежь посторонилась.
– В чем дело? – поинтересовался киммериец, за шкирку поднимая Ранна, а другой рукой приостанавливая готового снова броситься в драку рыжеватого парня, которого охаживал найденыш. – Ну, отвечай быстро!
– Хотели занять наше место, – шумно потянув носом воздух, ответил Ранн. Рядом маячила розовощекая физиономия месьора Барли, нутром почувствовавшего разгорающийся конфликт. – Я сказал, чтобы уходили и поискали другое место. А этот с кулаками полез.
– Молодец, – похвалил Ранна Конан. – Так и надо. Великие боги, как ты умудрился его завалить? Он же на голову тебя выше!
Варвар посмотрел на хмурых молодых брийтян и вежливо посоветовал:
– Топайте отсюда, мальчики. Если уж не сумели с моим… сыном справиться, то, думаю, со мной связываться не будете?
Связываться с Конаном никто не хотел. Тем более, что за плечами киммерийца громоздились отнюдь не обделенные силушкой Веллан, Эртель и Эмерт. На заднем плане вздыхал унылый Тотлант.
– Пап, садись, – гостеприимно пригласил Ранн. – Трактирщик сказал, что сейчас еду принесет. А вино уже стоит. Мне можно?
– Разбавь водой, – Конан опустился на скамью и подвинул Ранну деревянную стопку. – Вдвое. Только смотри, не особо увлекайся. У нас в Киммерии…
Раздался дружный хохот. Ну конечно, Веллан с Эртелем веселятся. Ржут над отцовскими поучениями. Один Тотлант согласно кивает, а Эмерт, как всегда, непроницаем и невозмутим.
– Так вот, – сдвинул брови варвар, – у нас в Киммерии мальчикам до четырнадцати лет даже пиво не дозволялось. После охотничьего посвящения – сколько угодно, а до того – ни-ни. Понял?
– Ты мне это уже рассказывал, – кивнул Ранн. – Сделаю, как говоришь.
– Хоро-оший мальчик, – задыхался от смеха Веллан. – Весь в папашу! Сначала в морду кому ни попадя… Гы-ы… Потом вина. Сначала разбавленного. Потом обычного. Хы-хы!
Оборотень сам не понял, как очутился на соломе возле стола. Конан запросто поднялся и съездил Веллану кулачищем между глаз. Его, между прочим, предупреждали.
– Сет и все его змееныши! – взревел бритуниец и опять получил кулаком, на этот раз по лбу.
– Не ругайся в присутствии ребенка.
Сызнова приходится подниматься с пола, но теперь менее твердо.
– Великие боги и всеблагая Иштар, поиметая…
Бум! Бум! Веллан в третий раз на полу. Держится за надбровье.
– И уважай богов. Понял?
– Понял, – теперь уже куда осторожнее сказал оборотень. – Отцовство – страшная сила. Молчу, молчу. Не бейте меня больше. Я ни в чем не виноват. Просто язык в детстве забыли укоротить.
Трапезничали в угрюмом молчании, лишь Тотлант тихонечко посмеивался. Конан и Ранн ели из одной миски. У Веллана на разбитой брови выступила капелька крови.
– Расплатись с хозяином, – Конан порылся в кошельке и добыл два золотых кесария, выдав их Ранну. – И… И вот еще монета. Скажи месьору Барли, пусть принесет два кувшина вина. Если хочешь, купи себе орехов в меду.
Ранн вскочил и убежал к стойке, за которой хлопотал Барли Бютт.
– Вот что, – многозначительно сказал Конан, обводя взглядом маленькое сообщество своих друзей. – Я беру этого парня под покровительство. Не знаю почему, но он мне нравится. Еще услышу хоть один смешок, буду разговаривать с вами очень серьезно. Веллан, Эртель, вы поняли?
– Поняли, – одноголосо сказали оборотни. – Смеяться нельзя, улыбаться нельзя. Сами понимаем, семья – дело святое.
– Вы поняли или нет? – проникновенно вопросил варвар, чуть стукнув кулаком по изрезанным ножами доскам столешницы. Кружки едва заметно подпрыгнули. – Зубоскальте над чем угодно, но Ранна не трогайте. Иначе уши надеру…
– А я, между прочим, добавлю, – Тотлант извлек из указательного пальца правой руки малиновую искорку, похожую на миниатюрную молнию, и отправил ее в лужицу пива на столе, прямиком под носом Веллана. Пиво зашипело и испарилось. Бритуниец дернулся в сторону. – Парни, поймите, мы столкнулись с крайне удивительной загадкой. Я знаю и чувствую, что Ранн не причинит нам никакого вреда, а будет только полезен. Если он считает Конана своим отцом, не следует его разубеждать. Поэтому оставьте ерничество и принимайте мир таким, каким он стал с сегодняшнего утра. Надеюсь, я довольно ясно изъясняюсь?
– Ссориться с диким киммерийцем и полоумным стигийским колдуном? – вздохнул Эртель. – Нет, спасибо. Я лучше к дядюшке вернусь. Ладно, обещаю. За себя и за Веллана. Бритуниец, ты слышишь?
– Слышу, – угрюмо ответил оборотень. – Можно последнее слово? Конан, может, я и не прав, но не следует так быстро променивать верных друзей, с которыми вместе проливал кровь, дрался и воевал, на какого-то щенка, с которым знаком меньше суток. Все, заткнулся. Больше ни слова.
– Вообще? – округлил глаза варвар. – Не верю! Эй, Ранн, тебе помочь?
Приемыш волок два тяжеленных глиняных кувшина, запечатанных деревянными круглыми пробками и еще сжимал в зубах слипшийся кусок сладостей – лесные орехи, вываренные в сладкой воде и обмазанные медом.
Тотлант завел какую-то беседу с Эмертом Боссонцем – последний недаром происходил из полуночной аквилонской провинции и мог претендовать на благородное дворянское происхождение вместе с неплохим образованием: Эмерт рассказывал, будто полтора года даже обучался в тарантийском Университете. Веллан с Эртелем трепались о том, о сем, припоминая недобрыми словцами Бешеного вожака, дядюшку Эрхарда и бывшего короля Хьярелла, Конан же пытался наладить отношения с Ранном. Расспрашивал о прошлом. Осторожно так, чтобы не дать понять мальчишке о собственном неведении. Варвар понял, что начинает постепенно сходить с ума: Ранн по-прежнему утверждал, что ездил несколько лет с отцом, упоминал виденные города, страны, людей, о которых мог знать только сам Конан. Или?.. Или Конан мог кому-то это рассказывать? Тьфу! Киммериец подумал, что начинает заболевать опасной душевой болезнью, когда видишь врага во всяком встречном и подозреваешь всех в заговоре.
Опыту Конана в общении с людьми мог позавидовать любой. Киммериец с его истинно варварскими интересом и настойчивостью, а заодно и с непринужденным киммерийским обаянием мог завоевать уважение и туранского императора Илдиза, и распоследнего шадизарского воришки. Конан умел не выделяться в любом обществе – с годами он научился и куртуазии королевских дворов и жаргону грязных притонов. А самое главное, без всяких мудрых наук Тотланта умел разбираться в людях, видел их насквозь благодаря незаменимой практике общения.
Так вот, киммериец подсознательно почувствовал, что Ранн, или если ласково, Рани, относится к нему искренне. С непосредственностью, достойной восхищения. Подделка, ложные чувства всегда можно распознать, уличить на чем-нибудь. Поймать на слове, взгляде или движении. Ранн был влюблен в Конана, как любимый сын в любимого отца. Правильно сказал Тотлант – мальчишка варвара боготворил. Ранн знал, что Конану нравится, а что нет. Знал, что красное вино предпочтительнее белому, а сухое – сладкому. Понимал, что любой обман, даже самый мелкий, вызовет недоверие. Видел, что одинокий бродяга с течением долгих лет хочет наконец-то обрести свой дом (пусть это будет даже королевский дворец где-нибудь в Зингаре, Офире или блистательной Аквилонии) и родных людей. И Ранн делал все для того, чтобы Конан почувствовал – беловолосый, с круглой стрижкой, проведенной грубыми ножницами, маленький человек – для варвара родной.
Невероятно! Просто невероятно! Киммериец отказывался верить и в то же время верил. Верил, не понимая, как можно проникнуться отцовскими чувствами всего за один день. Колдовство? Быть не может! Тотлант распознал бы! Значит, наружу лезут затаенные, подавленные и старательно позабытые чувства. Почему-то начали вспоминаться синие горы Киммерии, кузня отца, теплые ладони матери и запах козлиного молока. Ничего подобного Конан не ощущал с детства и ранней юности.
Что же такое со мной происходит? Старею? Становлюсь, как это называет умный Тотлант, сентиментальным? Или все-таки время пришло? Сколько же можно бродяжничать, зная, что тебя никто нигде не ждет и нет стен дома, который был бы рад твоему возвращению?
"Расчувствовался, – отругал себя Конан. – И ведь сам прекрасно знаешь, что пускать слюни – только себе во вред. Ну да, мальчишка выглядит вполне своим, не дурак подраться, умный вроде, хотя и неученый. Уж извини, но ученость приобретаешь не в храмовых школах, а с прожитыми годами. Сожри меня Сет, если бы тогда, когда меня в шестнадцать лет отдали на гладиаторские ристалища Халоги, кто-нибудь сказал, что за два следующих десятилетия я выучу пять языков, смогу писать аквилонским, туранским и зингарийским алфавитами, стану водить дружбу с такими интересными людьми, как принцесса Чабела, королева Тарамис или старый волчара Эрхард, я бы ни за что не поверил самому себе или человеку, который бы мне это предрек. Любопытно, а предсказание о королевском троне действительно сбудется? Ведь мне предсказывали корону целых три раза и совершенно разные люди, никак меж собою не связанные. Правда, никто не назвал времени, страны и обстоятельств… Здесь, в Пограничье, я мог с легкостью стать королем, однако сам не захотел – отдал венец Эрхарду. Старик заслужил трон, а мне чужого не нужно. Вот и получил свое. Вместо короны – ребенок двенадцати лет. Подавись".
– 7 -
Когда трактирное сообщество оживляется? Правильно, при виде развлечений, в состав каковых входят песни бродячих бардов, выступления шутов или фокусников, драки и появление девиц, поведение которых обычно именуется словом "легкое".
Барли Бютт отлично знал, как увеличить доход трактира и своей семьи. Прежде всего следует давать гостям возможность не просто отдохнуть, но отдохнуть с приятностью. Для любителей можно заготовить бочонки с особым вином – розовое пуантенское, фруктовое дарфарское или особое шемское, приготовляемое не из фруктов или ягод, а из, как это ни ужасно звучит, настоя на акридах. Можно позволять гостям азартные игры: кости, нарды или, к примеру, благородную игру аквилонских дворян – тарок. Музыка всегда будет, если нанять хорошего исполнителя баллад, а уж если в отдаленные дебри Пограничья заглядывают мэтры, вроде знаменитого менестреля Тейраза Дю Блайи, то дополнительная выручка обеспечена.
Ну, и девочки мамаши Бютт, конечно. Хозяин запрещал красоткам приставать к посетителям им вынуждать их заказать что-нибудь выпить. В основном девочки выполняли роль разносчиц блюд, а уж если им интересно отправиться в комнаты с каким-нибудь мужественным наемником или охотником – завсегда пожалуйста. Только треть выручки изволь передать хозяину.
Конан и сам был бы не против пообщаться этой ночью во-он с той темноволосой красоткой, которая откровенно строила варвару глазки на протяжении всего вечера, но вдруг понял: Веллана, с которым они делили комнату, еще можно выгнать, а вот Ранна – никак. Когда Конан был в его возрасте, ночами он спал как убитый, однако просыпался при малейшем шуме. Не выйдет развлечься. Вот Эртель, зараза, уже держит на коленях смазливую девицу с длинными пышными ресницами и томным взглядом. И Эмерт туда же. Здоровенный спокойный боссонец женщинам нравится именно из-за своей многозначительности.
Громыхнула дверь. Снова кто-то вошел. Гости Барли Бютта не обратили никакого внимания – очередной посетитель. Только Конан наметанным взглядом оценил вошедшего. Обычный деревенский мужик, темная с проседью борода, шуба из овчины. Только что это он под мышкой держит?
Зал ахнул. Веселящиеся посетители наконец-то рассмотрели, что к чему.
Кмет приволок с собой гуся. Обычного гуся. Серого. Только спрашивается, почему у птицы вместо одной головы змеится целый десяток таковых? Лишние головы гогочут, клюются, ссорятся меж собой.
– Потрясающе! – восхитился Тотлант и вскочил. – Клянусь ядовитыми клыками Сета, работа Бури Перемен! Я пойду посмотрю?
Мужик, ни слова не говоря, прошел к стойке, усадил многоголового гусака прямо под носом Барли Бютта и вдруг выставил деревянную плошку.
– Деньги хочет получить, – пояснил Веллан. – За всеобщее обозрение невиданного чуда. Тоже пойду гляну. За такое представление и кесарий не жалко отдать.