* * *
К четырем часам вечера, когда стало понемногу темнеть, к активу Найза прибавилось десять мозолей, шесть заноз, пять синяков, два ожога и четыре медяка. Сколько еще оставалось хотя бы до двух тигров - думать отчаянно не хотелось: головная боль была хоть и всего одна, но зато огромная, пульсирующая и отупляющая. День тяжелой работы с непокрытой головой под палящим солнцем не прошел даром.
Едва переступая ногами, натертыми и обожженными о горячие, как свежеиспеченные кирпичи, булыжники, Найз доплелся до знакомой аптеки.
Хозяин оторвался от созерцания пламени горелки и устремил на вошедшего сладкий подобострастный взгляд, при виде мальчика моментально сменившийся разочарованием и неприязнью.
- Деньги принес? - чтобы покончить с назойливым клиентом, сразу выпалил он.
- Да… То есть, у меня только шесть башен… Но я хочу сказать, что я заработаю и принесу потом, честное слово, принесу! Я буду искать работу каждый день, с утра до ночи, я ведь сегодня нашел, я доски разгружал, и картошку в кабаке чистил, я распла…
- Пошел вон!!! - свирепо рявкнул толстяк, грохнув кулаками по стойке, и мальчик от неожиданности подпрыгнул и прикусил язык. - Ты своей рваниной и грязью мне всех покупателей распугиваешь! Убирайся, и без денег больше не показывайся! Я нищим не подаю!
Ах, так! Нищим! Вот как!..
Фалько бы сейчас выволок этого зарвавшегося хама из-за стойки и проучил его так, что тот до конца жизни обращался бы к последнему попрошайке только на "вы" и снимал при этом шляпу!
Найз же лишь молча развернулся, вышел в вечернюю липкую жару, утомленно опустился на обжигающие ступеньки крыльца и уронил голову на колени. Идти куда-либо у него больше не было ни сил, ни желания. Если за целый день каторжной работы можно было получить только четыре башни и ни медяком больше, с этим ничего не смог бы поделать даже сам Фалько…
* * *
- Эй, малый! - донесся нетерпеливый оклик откуда-то свыше.
Найз сконфуженно поднял голову, ожидая увидеть то ли небесных посланников Святого Радетеля, то ли великана, но вместо этого перед его глазами предстал роскошно одетый по чужеземной моде дворянин лет тридцати с замысловато подстриженной черной бородкой, короткими щегольскими усиками и холодными голубыми глазами. Восседал он с видом небожителя на тонконогом гнедом жеребце с короткой лоснящейся шерстью. Затерявшись в невеселых размышлениях, Найз, должно быть, не услышал стука копыт. Но и иностранец чувствовал себя в Ласточкиной Горке явно неуютно.
Прежде, чем спешиться, он оглянулся пару раз - через плечо и полностью повернув коня - будто готовый при первом же признаке неведомой опасности пришпорить своего скакуна и унестись, сломя голову, к ближайшей границе.
Загороженные ставнями окна заброшенных домов напротив аптеки и заколоченные двери соседних лавок удостоились его самого пристального внимания. Трое прохожих нервно шарахнулись и перешли на другую сторону улицы под его сверлящим взором. Пегая трехногая собака, не спеша ковылявшая по своим делам, только глянув на него, поджала хвост и ускорила шаг.
Больше никого и ничего вокруг не было.
- Вроде, все спокойно… - оставшись довольным результатом осмотра, пробормотал франт едва слышно себе под нос и снова воззрился на Найза. - Подержи коня, оборванец, пока я зайду в эту лавку по делу.
- Пять тигров, - даже не успев изумиться собственному нахальству, выпалил Найз.
Щеголь походя кивнул - то ли соглашаясь, то ли уворачиваясь от толстого жука, в последний раз оглянулся, взбежал по истертым каменным ступенькам и захлопнул за собой дверь.
Поддавшись тревожному настроению иноземца, Найз тоже заозирался по сторонам, пытаясь угадать, какую угрозу тот ожидал встретить здесь, на улочке настолько сонной и тихой, что сюда не залетали даже мухи. Но, как ни приглядывался, не заметил никого, кроме одинокого прохожего в старой бесформенной шляпе и залатанном легком плаще поверх сутулой спины - по виду то ли приказчика из бедной лавки, то ли обнищавшего мастерового. И тогда, наконец, с восхищением, обожанием и чистой совестью посвятил все свое внимание коню. Настоящему такканскому скакуну - сухощавому, выносливому, с маленькой изящной головой и огромными умными глазами, скакуну, готовому в любую минуту нести своего хозяина хоть на охоту, хоть в дальний путь, хоть в битву.
Такому, какой был у Фалько…
И какой когда-нибудь обязательно будет у него.
* * *
Десять минут спустя дверь аптеки за его спиной распахнулась, и вышел хозяин коня, кутаясь в розовый летний плащ.
- Пожалуйста, ваша светлость, - любезно улыбаясь, Найз протянул ему поводья.
Не удостоив мальчика ни взглядом, ни словом, дворянин перекинул их через голову скакуна и сунул ногу в стремя - мысли его явно были где-то далеко.
- Извините, господин?.. - мгновение поколебавшись, Найз осторожно взялся за край его плаща.
- Что? - словно впервые заметив, что рядом есть еще кто-то, дворянин остановился и брезгливо уставился на босоногого мальчишку под локтем.
- Вы обещали, ваша светлость, если я подержу вашего коня…
- Отвали, сопляк!
Отброшенный сильным, но точным ударом, Найз кубарем отлетел к стене дома и, оглушенный, распластался в вездесущей желтой пыли.
- За что?.. за что?.. что я?..
И тут, как из-под земли, но, скорее всего, из ближайшей подворотни вынырнул тот самый сутулый прохожий в бесформенной шляпе, похожий на приказчика.
- Немедленно извинись перед ребенком, трусливый мерин! - не терпящим возражений тоном приказал он дворянину.
Тот застыл с поднятой в стремя ногой, словно не веря ни глазам, ни ушам, и всерьез обдумывая, уж не галлюцинация ли это перегретого мозга.
- Ну, чего вытаращился? Ежа проглотил? - доброжелательно поинтересовался приказчик и заговорщицки подмигнул Найзу.
И тут благородного хама прорвало.
- Что ты сказал?!.. Да как ты посмел, скотина?! Как ты меня назвал, крысиное отродье, повтори?!
- Трусливым мерином, - любезно напомнил незнакомец. - С рыбьими мозгами и совестью макаки.
- Что?!.. Что?!.. Что?!.. Да я тебе язык отрежу, мерзавец!!! Вместе с твоей тупой вонючей башкой!!! - побелевший от гнева дворянин соскочил с коня и вырвал из ножен меч.
- И что же тебе мешает? - оскалил в издевательской усмешке белые зубы приказчик и, к величайшему изумлению как дворянина, так и сумевшего приподняться на локтях Найза, сорвал плащ, и одним текучим движением выхватил меч из заплечных ножен, принятых Найзом за горб.
Нелепая шляпа с обвисшими, как уши спаниеля, полями то ли свалилась, то ли была сброшена с головы приказчика, и участник и единственный зритель назревавшей дуэли впервые увидели смуглое волевое лицо незнакомца, безжалостный прищур зеленых глаз, и ровные шрамы, рассекающие лоб и правую щеку. На вид новому участнику драмы можно было дать не больше сорока пяти.
- Ты?.. Ты?.. Это ты?.. - при виде противника заносчивый дворянин отчего-то побелел еще больше, и рука его с оружием невольно опустилась.
- Да уж не боишься ли ты меня? - насмешливо вскинул брови незнакомец. - Доблестный рыцарь в расцвете лет, герой карательных набегов, гроза дикарей, первый фехтовальщик при дворе его величества, так? Или всё врут подхалимы?
- Ты не уйдешь отсюда! - свирепо прорычал дворянин сквозь зубы, и без предупреждения кинулся на врага.
Что произошло дальше, Найз понять не успел: брызнули в лучах заходящего солнца клинки, зазвенела сталь, метнулись навстречу друг другу фигуры бойцов… И совершено неожиданно одна из них отчего-то застыла на месте, накренилась, сложилась пополам, кулем повалилась на мостовую и осталась лежать.
Мальчик вздрогнул и сжался, дурное предчувствие охватило его и залило ледяной ртутью желудок…
- Честно говоря, я ожидал от тебя большего, - разочарованно произнес оставшийся в живых противник, вытирая клинок о плащ того, кому он больше не понадобится, и Найз глупо захихикал от радости.
Горячие булыжники поливал горячей кровью голубоглазый дворянин.
Покончив с эпитафией, незнакомец встал перед усопшим на одно колено, расстегнул камзол на его груди, пошарил и выудил маленький синий флакончик на белом шнурке. Вытянув пробку, он осторожно поднес пузырек к лицу и помахал ладонью, подгоняя волны запаха, поднимающиеся из узкого горлышка, к носу. Мальчик не понял, огорчил или утешил его результат, потому что зеленоглазый сначала поморщился, потом удовлетворенно кивнул и снова закрыл сосуд.
- Хм… так и думал… - пробормотал он, оборвал шнурок и спрятал флакон в карман.
Найз уже стоял за плечом незнакомца и с изумленным недоверием разглядывал распростершегося на дороге неизвестного рыцаря, такого самоуверенного и надменного еще несколько минут назад.
- Он… этот дворянин… совсем?.. В смысле, вы… вы его?..
- Похоже, да, - равнодушно отозвался незнакомец и снова засунул руку в окровавленный камзол своего злополучного противника. - Но главное, малый, что сейчас он наконец-то сможет с тобой расплатиться. Где-то тут он любил прятать кошелек… Ага. Вот. Держи, и ни в чем себе не отказывай.
Но кошель убитого не принес Найзу ничего, кроме огорчения.
- Он пустой! - вытряхнул он на ладонь два золотых кольца с большими красными прозрачными камнями и похожую брошь.
- Наверное, отдал всё за зелье… - предположил больше для себя, чем для обиженного слушателя незнакомец и одобрительно глянул на Найза. - Правильно. Связываться с продажей украшений или коня не советую: слишком легко отследить. Что в вашем благословенном городе делают с мальчишками, ворующими коней, или убивающими приезжих герцогов ради их драгоценностей?
Найз в ужасе подскочил.
- Но это ведь не я его!.. Это…
- Верно, это я, но кому будет охота доказывать? Есть краденое, есть продавец… Тут и сказочке конец. Поэтому отдай камни мне. И с рук перстни надо снять.
- Так вы… грабитель? - удивленно вытаращил глаза мальчик.
Незнакомец хохотнул.
- Берегись, иногда я могу быть очень обидчивым, - ухмыльнулся он. - Подумать только, принять меня за вульгарного любителя легкой поживы! Никогда еще в глазах окружающих я не падал так низко, малый!.. Нет. Я прихвачу их с собой и выброшу в реку с вашего замечательного моста. Пусть остальные думают, что его убили из-за побрякушек. Тем более что, в каком-то смысле, это действительно так.
- А зачем же тогда вы его… по-настоящему… убили? - смог, в конце концов, выговорить колючее слово Найз.
- Много будешь знать - вечно будешь спать, - отшутился зеленоглазый, сноровисто скручивая с большого пальца дворянина последнее кольцо - в виде головы тигра с оскаленной пастью, вырезанное из цельного желто-оранжевого камня с косыми черными полосами.
- Он - ваш враг? - не унимался Найз.
Зеленоглазый целенаправленно проигнорировал вопрос, спрятал трофейные драгоценности, и извлек из кармана поношенных холщовых штанов свой кошелек.
- Ну, что ж, - пожал он плечами. - Если бедный самонадеянный Танар с тобой так и не пожелал рассчитаться, то это сделаю я.
- Но вы-то мне ничего не должны!
- Да как это не должен? - усмехнулся незнакомец. - Ты дал мне хороший повод, самый лучший лет за семь, как минимум, а это чего-нибудь да стоит. За сколько вы с ним сговаривались?
- Пять тигров, - мальчик со стыдом вдруг осознал, что за последние несколько минут напрочь забыл и про дядю Лимбу, и про не купленное лекарство, и про упрямого аптекаря…
- Ско-олько?!.. - с веселым изумлением вытаращил глаза незнакомец. - Ну, у тебя и расценочки, малый! Зачем тебе такая груда денег? Будешь давать в рост?
- Нет, вы меня не так поняли… Я не такой… Я вовсе не жадный… Просто мне очень надо… - смутился, густо покраснел и стал сбивчиво оправдываться перед зеленоглазым Найз. - Мне нужно снадобье заказать… для дяди… для моего дяди! Он сильно болен!
- Ну, раз для дяди, - насмешливо хмыкнул, будто не поверил ни единому его слову незнакомец и стал развязывать кошелек. - Эх, провались земля и небо!.. На, держи свои пять серебряных, да поспеши - аптекари тоже люди и спать хотят.
Дважды повторять этот совет Найзу было не нужно - не успел зеленоглазый договорить, как мальчик уnbsp; - Похоже, да, - равнодушно отозвался незнакомец и снова засунул руку в окровавленный камзол своего злополучного противника. - Но главное, малый, что сейчас он наконец-то сможет с тобой расплатиться. Где-то тут он любил прятать кошелек… Ага. Вот. Держи, и ни в чем себе не отказывай. же вскочил на ноги и скрылся в дверях аптеки.
Ее хозяин, как предсказал незнакомец, впервые за весь день и впрямь демонстрировал человеческие черты. Зевая во весь рот, он гасил пламя горелки, и при виде третьего явления Найза едва не подавился собственным языком.
- Это опять ты?! - возмущенно упер он руки в бока. - Ты что - тупой?! Не понял, что я тебе…
- Я деньги принес. Все. Пять тигров, - сурово проговорил мальчик и ровным столбиком выложил пять серебряных монет перед носом толстяка. - Лекарство должно быть готово через час.
- Тигров? - переспросил аптекарь, подхватил верхнюю монету двумя пальцами, поднес к лампе и принялся вертеть ее так и сяк. - Это не тигры, парень, а какая-то гельтанская деньга… но серебро настоящее, не волнуйся. Я такие сегодня уже видел. С этого и надо было начинать. А сейчас иди, погуляй. Через час будет готово.
* * *
За окошком уже почти стемнело, и Найз зажег старую лампу, неказистую и дышащую на ладан, как и вся немудрящая обстановка домика Лимбы, не исключая сам дом и его хозяина.
Снадобье помогло, и старик лежал теперь на неопрятно расправленной кровати спокойно, дыша хоть и слабо, но ровно.
- Спасибо тебе… малый… - прошептал Лимба, не открывая глаз и не поворачивая головы.
- Я думал, вы спите, дядя Лимба.
- Нет… успею скоро… высплюсь… Не жилец уж я на этом свете… Заждался меня Святой Радетель… Почитай, двадцать лет уж, как ждет…
- Да что вы, дядя Лимба! С этаким-то лекарством вы еще послезавтра на парад съездите! И на следующий! И еще! Я вас сам в карету подсажу, и провожу до площади, если вы упасть боитесь!
- Съезжу… - горько усмехнулся старик. - Съезжу… Прости меня, Найз… Прости старого обманщика… напоследок…
- Обманщика?..
- Да… Ведь не был я ни на каком параде… никогда… И из дворца за мной… ни разу… не приезжали… Кому я там нужен… Там на руках носят только тех, кто выжил… по праву… тогда… чьи имена… на стене…
Старик отвернулся к окошку, умолк и замер, будто, наконец, и впрямь заснул.
Найз после минуты потрясенного молчания потер виски, мотнул головой, будто отгоняя страшный морок, натужно сглотнул, откашлялся пересохшим вдруг горлом и тихо, еще тише, чем говорил до этого Лимба, прошептал:
- Значит… Вы никогда… не были… там?.. И Фалько не знали?.. И всё, что вы рассказывали… это…
Голова Лимбы повернулась к мальчику, словно ее дернули за невидимую нить, глаза распахнулись, и старая боль брызнула из них в пропитанную дешевым вином, снадобьями и нищетой комнатушку.
- Нет!!!.. Это всё правда!.. Клянусь тебе!.. Ты должен мне верить… в этом… Только это и есть правда, Найз… И я хотел сказать… что я… не должен был выжить тогда… что это несправедливо… что я жив… а он - нет…
- Но вы ведь в этом не виноваты! Ведь там же был бой, дядя Лимба, настоящая резня! - охваченный головокружительным облегчением, что всё, чем он жил эти пять лет, не было ложью, маленький друг старика яростно выступил в его защиту. - А в бою невозможно…
- Это я виноват… я… только я… - словно не слыша мальчика, упрямо продолжал шевелить пересохшими губами больной. - Если бы ты знал… Найз… Фалько… был человеком… каких рождается один на миллион… раз в сто лет… благородный… добрый… верный… отважный… честный… справедливый… с огромной и чистой душой… Если он твой друг… он умрет за тебя… всё отдаст… Он рядом… и ты чувствуешь… с тобой ничего не может случиться… как за каменной стеной… А если бы не я… Найз… если бы не я, может… он был бы жив…
- Но при чем тут вы, дядя Лимба? Их же было восемь тысяч, а вас… Постойте, ведь это не вы его убили? - встревожился мальчишка.
- Нет… что ты… с ума сошел… Я бы скорее себя убил… Но я виноват… Я никогда и никому об этом не рассказывал… но теперь… уже всё равно скоро… будет… Я признаться должен… рассказать тебе… хоть кому-то… не могут так жить… и умереть…
- Вы бредите, у вас, наверное, снова жар поднялся, я сейчас полотенце водичкой холодненькой намочу и на лоб приложу, погодите… - попытался увести его от мучительной темы мальчик и потянулся встать, чтобы выйти вод двор, но старик с неожиданной силой и ловкостью схватил его за запястье и усадил обратно на табуретку у изголовья.
- Нет… ты выслушай… прошу тебя… ты должен… должен выслушать меня… я всё расскажу… если кто и должен это знать… так это ты…
В душной комнате повисла тяжелая неловкая тишина, и старик, сбиваясь и кашляя, начал исповедь.
- В ту ночь в замке было жарко… Никто не думал, что выйдет из той мясорубки живым… Но, видать, раз в сто лет и монета подброшенная на ребро становится… Когда гарнизон глаза продрал и понял, что вокруг них творится, они злые стали… набросились на нас, как бешеные… Такое началось… Но Фалько с отрядом в пятьдесят человек ни во что не ввязывался… Они должны были принца до башни довести… живым… закоулками шли… по крышам… через заборы… Там ведь не замок - маленькая крепость… пока доберешься… Но нас Радетель сначала миловал… но потом уж, как к башне приблизились, дальше уж некуда стало… отряд там стоял… человек двести… может, больше… может, меньше… темно, считать ведь их не будешь… Да про это я тебе уж раз сто рассказывал…
- Но…
- Тихо, не перебивай, малый… дай сказать… пока могу… Заварушка там пошла - врагу не пожелаешь… мы ко входу когда пробились, оставалось нас трое, и принц… Амза… раненый уже был… Он вошел… а мы остались… Третьего-то почти сразу скосили… А Фалько… да я, дурак… держались… Потом меня в грудь да в ногу зараз как ударило… Охнуть не успел… Очнулся - словно заживо в преисподней меня в корыте изрубили да посолили… Глаза разлепил - кругом тихо… даже не стонет никто… и светло. Утро наступило… У меня первая мысль: кто победил? А спросить не у кого… И тут вторая мысль: Фалько где? Стал подниматься… от крови скользко… трупы кругом… нога не слушается… вздохнуть не могу - в груди булькает, словно кипятком… Дополз до входа в башню… Где симароновых падальщиков больше навалено - там он должен быть, рассудил… С грехом пополам растащил… тех…
Лимба умолк на несколько тягостных минут, то ли собираясь с мыслями, то ли заново переживая то жуткое солнечное утро в мертвом замке.